Евгений курдаков стихи читать
Обновлено: 22.11.2024
23.04.2016
23.10.2012
КУРДАКОВ Евгений Васильевич (1940 - 2002) родился в Оренбурге, детство и юность прошли в городе Бузулук. Окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М Горького. Большая часть жизни связана с Казахстаном – сначала с Усть-Каменогорском, где работал фрезеровщиком на заводе, реставратором в этнографическом музее, а потом – с Алма-Атой, где был редактором отдела критики в журнале «Простор». Много занимался переводами с казахского. Поэтические сборники: «Сад мой живой» (1984), «Мой берег вечный» (1986), «Из первых рук» (1990), «Стихотворения» (200») и другие. Академик Петровской академии наук и искусств. Лауреат двух Всероссийских Пушкинских премий. Последние годы жил в Великом Новгороде.
Ледяной февральской ночью
Клочья памяти и клочья
Только ветер полунищий
Над холодным льдом
Зло и весело досвищет
Этих дней содом…
Где-то вдали или в юности где-то,
Там, где живая томится душа,
Иволга тихо окликнула лето,
Май встрепенулся, дождями шурша.
Где это, что это, как не забылось?
Как удалось, затаившись, сберечь
Этих дождей моросящую сырость,
Этой реки хлопотливую речь?
Как удалось не утратить надежду,
Вновь и навеки вернуться душой
К дальней тропе, пробредающей между
Явью и нами в пыли золотой?
К миру, где дождь шелестит, пролетая,
Вереск цветёт и в тумане речном
В дальней дали, не смолкая, взывая,
Иволга тихо свистит о былом.
Волнуются травы, и манят, и дразнят…
Что в солнечной ягоде проку? – а всё ж
Клубничной неделей венчается праздник,
Шмелиное лето, вселенский галдёж.
В волну зверобоя, ромашек и пижмы
Нырнуть без оглядки, склониться и плыть!
Пусть зной над тобой, пусть рубашку – хоть выжми,
Здесь некогда встать, оглядеться, остыть.
Клубничного плена волшебное действо,
Разливы щедрейших июльских щедрот!
Всё странно, как в сказке, всё просто, как в детстве:
Ссыпай это чудо и в вёдра, и в рот!
И в бой перепёлок, и в скрип коростелей,
В поляны, кулиги, в луга и поля
Бросается город, взволнован, растерян.
И лето звенит, и прекрасна земля!
Звёзды брызнули в зенит,
В сон усталый мой летит
Взмахом тьмы крылатой
Танец ночи закружил
Звёзды Рыбы и Стрельца
Затерялись в травах,
И касаются лица
Взмахи крыл шершавых.
Апрельский свет, реки струенье,
Необратимый миг, мгновенье,
Дрожащий отблеск невзначай,
Вы промелькнули – и прощай!
Прощай навек, весны страничка,
Травинка, бабочка, синичка,
Ледок под мокрою стеной,
Прощай, мой день, мой сон живой…
Прощай, скворец на старом клёне,
Сырой овраг, трава на склоне,
Детинец с зубчатой стеной,
Софии купол неземной.
Прощай, река в летящих бликах,
Небесный свод в гусиных кликах,
Бессмертной жизни холодок,
Травинка, бабочка, ледок…
В золотом, далёком, солнечном краю
Нарисуй, художник, милую мою!
Чтоб она в тельняшке с моего плеча
На велосипеде мчалась, хохоча!
И чтоб лето, лето – солнцем и листвой –
Мчалось бы навстречу девушке с косой!
Чтобы всё смеялось: ветер, солнце, я,
Юность, лето, радость, девушка моя.
В золотом, далёком, солнечном краю,
Нарисуй, художник, молодость мою.
И вновь наполнится февраль живым и лёгким свистом,
И станет мир как бы теплей, и станет день светлей,
Когда воссядут снегири на клён ясенелистый,
Осыпав снег с его ветвей, осыпав снег с ветвей.
И уж не страшно, что метёт, метёт, не уставая,
Который день, который день, который день подряд,
По мёрзлым улицам скользя, позёмка снеговая,
В той снежной мгле уже прорыв – там фонари горят.
Горят живые фонари в теченье серебристом,
И повествует тонкий свист, свеченьем обогрет,
Не о томленье вековом, не о затменье мглистом –
О свете, видном и тогда, когда просвета нет.
Ты застала меня на излёте,
На изломе судьбы и души,
На какой-то отчаянной ноте
В этой смутной, промозглой глуши, –
Где, прислушиваясь к отдаленьям
Отлетевших в безвременье дней,
Я не верил случайным мгновеньям,
Вдруг поверив улыбке твоей.
И опять что-то всплыло и длится,
Вновь на взлёт встрепенулась душа
Запоздалой предзимнею птицей,
Задыхаясь, волнуясь, спеша, –
Словно не было прежних сомнений
В том, что жизнь – бесконечно нова,
Даже в этой метели осенней,
От которой бела голова.
Я, к старости стихнув, фотографом стану
И в парке, раскинув треногу и зонт,
Душой осветлённой жалеть не устану
Закаты, летящие за горизонт.
Любить не устану ту зыбкую вещность
Теней, мимолётностей, полутонов,
Что раньше не видел, надеясь на вечность,
Что, в общем, и видеть-то был не готов.
Что, доски пластая, что, вирши верстая,
Сквозь юность спеша, разглядеть не успел,
Быть может, к концу рассмотрю, постигая
Любви этой вечно прощальный удел.
Чтоб с этой убогой и ветхой обскурой,
Бесстрастно смотрящей сквозь жизнь и сквозь вас,
Стать в парке том старом такой же фигурой,
Как эти обычные ясень и вяз.
А к вечеру по отдалённой аллее,
На плечи закинув треногу и зонт,
Неспешно уйти, ни о чём не жалея,
Навстречу закату за свой горизонт.
А дверь затворена. (Иез. 44,1)
Надпись на фреске церкви
Рождества-на-Красном поле
(XIV в., Великий Новгород)
За Окольным валом на подоле
Тихо дремлет в роще над рекой
Церковь Рождества-на-Красном поле,
Сторожа кладбищенский покой.
Тяжелы бугры валунной кладки,
Груб портал и окна без прикрас, –
Но иные тайны и загадки
В Божьем храме спрятаны от глаз.
Там внутри, под сенью низких сводов,
Где, струясь, мерцает полутьма,
Золотятся в охристых разводах
Фрески несказанного письма.
Вещий свиток развернул Исайя,
В седине лучисто серебрист,
И, фаюмским ликом потрясая,
Смотрит строго Марк-евангелист.
Серафимы, ангелы, пророки,
Лики Византии и Микен, –
Всё наследье мира, все уроки
Отразила роспись древних стен.
Кто ж ты, Русь? Наследница? Предтеча?
Где, каким порывом и судьбой
Эта красота всечеловечья
Так свободно принята тобой? –
Так, помимо доли и юдоли,
Что и впрямь не Господом ль дана?
Церковь Рождества-на-Красном поле, –
Тайна спит, а дверь – затворена.
ВОЛОТОВО ПОЛЕ
Тогда бо быша чудове на земли,
рекши волотове.
Хронограф 1494 г.
Здесь в поле древний есть погост с таинственным курганом,
В нём упокоен Гостомысл, начальный русский князь.
А рядом – низкий саркофаг над Волотовским храмом
Хранит развалины его, печально накренясь.
Всё дремлет здесь, как будто ждёт, что кто-нибудь разбудит,
Но не спешит никто будить весь этот ветхий тлен,
Прах неких волотов и прах навек забытой чуди,
Руины, камни, валуны, остатки древних стен.
Но, говорят, там иногда летает ангел странный
Он над руинами кружит, как облачко струясь.
Что ищет он над полем тем: скудель души туманной,
Или оборванных времён потерянную связь.
Всё занесло тоской времён и тайной первозданной,
Земля забыла, кем жила, о ком слагала сказ.
И только ангел вековой в печали несказанной
Парит, взыскуя и грустя, страдая и молясь.
Вечный октябрь над усталой страной.
Боже, на что свои силы растратили,
Маялись ямбом и каялись дактилем
Перед глухой неминучей бедой.
Вот и опять чресполосая мгла
Рваным трёхцветьем взметнулась воочию,
Мерзкая, как пулемётная очередь,
Мёртво стучащая из-за угла.
Так обживай же подполье своё
В русской привычной своей бессловесности,
Пережидая, пока на поверхности
Не отжирует родное жульё.
Окна пылают и стены горят.
Боже, зачем это, что они, спятили.
Дактилем, дактилем, дактилем, дактилем
Бьют пулемёты – и музы молчат.
Читайте также: