Дмитрий быков с испанского стих
Обновлено: 04.11.2024
Десять лет дон Педро Гомес…
Козьма Прутков
Дон Хосе де Мосэнергос…
Новелла Матвеева
Дон Алонсо,
тот, что вырос
На брегах Гвадалквивира,
Современников задумал
Превзойти в познанье мира.
Лучшим способом познанья
Счел он дальние дороги,
Чтобы эти впечатленья
Описать в высоком слоге.
Десять лет по окончаньи
Католического вуза
Он блуждал неутомимо
По путям Евросоюза,
По Анголе и Андорре,
По Канаде и Панаме,
По родной Гвадалахаре
И чужой Одессе-маме,
По предгорьям Эвереста
И по скалам Мачу-Пикчи*,
С непривычки задыхаясь,
Но потом уже привыкши.
Слушал ропот Ниагары
И акустику Ла Скала,
Потому что, слава богу,
Состоянье позволяло;
На мечети и соборы
Он взирал благоговейно,
Не задерживаясь, впрочем,
Ибо формулы Эйнштейна,
Как часы на круглой башне
На бердичевском вокзале,
В общий блок пространство-время
Недвусмысленно связали.
Он как раз прочел Эйнштейна —
И публично подытожил:
Если больше ты проехал,
Значит, больше ты и прожил!
По сравнению с коллегой,
Окопавшимся в квартире, —
Можно прожитые годы
Умножать на три-четыре.
Постепенно всю планету
Так объехал дон Алонсо:
Был он в детстве слаб здоровьем —
Но откуда что берется!
Поднимался на высоты,
Опускался на глубины,
Перевалы, перепады
Чуть его не погубили;
Был газетным репортером,
А отчасти и поэтом, —
Но особых озарений
Он не чувствовал при этом.
Ведь от холода трепещешь
Иль от жара пасть оскалишь —
По долинам и по взгорьям
Все равно себя таскаешь.
Сочинял он что-то вроде
«Та-та-ти-та, та-та-та-та» —
Что ни образ, то заемный,
Что ни строчка, то цитата.
Много стран и континентов
Посетил испанский гений,
Даже, кажется, в России
Пробыл несколько мгновений.
Посмотрев на тихих граждан
Этой сумрачной России,
О ненужности движенья
Он задумался впервые.
Вот она лежит большая —
От урюка до абрека, —
Неизменная, по сути,
С восемнадцатого века,
Неподвижно отдается
Однотипному герою,
Распадается порою,
Расширяется порою,
Но не движется при этом
Ни налево, ни направо,
Сохранив гомеостазис,
Потому что сверхдержава.
У любого региона
Есть набор своих специфик:
У Британии — овсянка,
У Италии — понтифик,
У Австралии — вомбаты,
У Америки — монеты,
А Россия — позвоночник,
Становой хребет планеты.
Неподвижность — высший статус,
А не способ суицидства.
И, вернувшись, дон Алонсо
Молвил: хватит суетиться.
После долгих приключений
Добровольного изгнанья
Он признал уединенье
Лучшим способом познанья.
Впав надолго в неподвижность,
Он задумался о Боге,
Начитался Кастанеды,
Наглотался агни-йоги,
Созерцая в гордом раже
С фанатическим упорством
Не роскошные пейзажи,
А единственный пупок свой.
Десять лет он углублялся
Сам в себя, подобно Свану,
Десять лет он погружался
В неподвижность и нирвану,
Стал недвижней бегемота,
Столь стремительный когда-то, —
И писал при этом что-то:
«Та-та-ти-та, та-та-та-та», —
Но не слишком отличался
От банального невежи,
Ибо как ни углубляйся,
А скитаешься в себе же.
Десять лет он углублялся
Под родным испанским небом,
Но подъел свои запасы
И с утра пошел за хлебом.
Тут увидел он девчонку
В красной юбочке короткой,
Там он встретился глазами
С этой наглою молодкой, —
И увел в родную келью,
Где молился и постился,
И к заветному ущелью
Обстоятельно спустился.
С той поры под перезвоны
Барселонского трамвая
По долинам и по взгорьям
Он скитался, не вставая.
Ни на час не поднимаясь
С прочной койки обветшалой,
Он прошел за это время
Два экватора, пожалуй,
Два экватора прошел он
Вместе с нею, вероятно, —
Не в конкретном направленьи,
А туда-сюда-обратно.
Так, с девчонкой неученой,
В красной юбочке гитаньей,
Он узнал гораздо больше,
Чем за десять лет скитаний,
Только так, в чужие бездны
Научившись углубляться,
Он проник гораздо глубже,
Чем за годы медитаций,
Так что все его дороги
И глубокие тоннели
Привели в края, что люди
От рождения имели;
Так, катаясь вместе с нею
На бессмертной карусели,
Он познал глубокий смысел
И достиг высокой цели.
Ненадолго отвлекаясь
От веселого разврата,
Сочинял он что-то вроде
«Та-та-ти-та, та-та-та-та»,
Это было монотонно
И звучало очень слабо,
Ибо если ты бездарен —
Не спасет тебя и баба;
Но серьезное такое
Он при этом делал дело,
Что поэзия значенья
Никакого не имела,
И хоть этого не знают
Расфуфыренные дуры, —
Есть понятья и занятья
Поважней литературы.
* Автор без вас знает, что
Мачу-Пикчу не склоняется,
но какой спрос с испанца?
Читайте также: