Британишский владимир львович стихи
Обновлено: 25.12.2024
Вот он, город возлюбленный, скачущий по холмам,
перепрыгивающий пригорки.
Вот извилистая Вильня-Вилейка, сверкающая тут и там.
Вот все улицы, дворцы и задворки.
Вот он, город возлюбленный, прятавшийся в лесах
от недоброго ока.
Я люблю его готику, люблю его ренессанс,
его барокко.
Я люблю этот город, прекраснейший средь городов,
как яблоня средь лесных деревьев,
что роняет тень свою и сладость своих плодов
на осенний берег.
Я смотрю и смотрю: от Высокого Замка, от Трех Крестов,
от костела Миссионеров.
Я все снова и снова его осязать готов
и глазами и пальцами и остриями нервов.
Я стучу по булыжнику, я касаюсь стен и оград,
вхожу в подворотни,
вижу в двориках южный, вьющийся виноград
багрянородный.
Мой прапращур ходил по дорогам, не имел ни вола, ни осла,
ни места в целой вселенной,
и эта столица место ему дала,
впустила в тесные стены.
Он любил этот город, сжился, сроднился с ним,
он, бродивший в вечном сиротстве,
ощутил отечество, то есть саднящий душу дым,
а не только щиплющий ноздри.
Крестоносцы, казаки, французы, голод, чума
и пожары, пожары.
Но вставали дома, что в руинах лежали вчера,
а прабабки рожали.
Я люблю этот город и землю эту, Литву,
и все города в ней,
и костями погибших вскормленную траву,
и надгробные камни.
Я чужой человек, не живет здесь моя родня,
что было, сплыло.
Но все кажется мне: этот город встречает меня,
будто блудного сына.
Вот вино. Вот яблоки. Дом торговли и дом молитв.
Кровли красных крыш… Колокольня…
Вот он, город, в который бросила предков моих
рука господня.
2. ПОЖАР В ВИЛЬНЕ В 1748 ГОДУ
3. ВИЛЬНЮС. ЛЕТО 1948 ГОДА
Все прошло. Излечилось. Зарубцевалось. Забылось.
Исцелившийся чудом, я жажду и дальше чудес.
Воздух жадно глотаю. Загораю (аж кожа лупилась!).
И брожу по горам (после хлеба и жиденьких щец).
Лето выздоровленья и молниеносного роста
(сантиметров пятнадцать за месяц, ей богу, не вру!).
Вот старинное кладбище. Ощущаю особенно остро:
прошлый год я не умер, а уж теперь не умру!
Лето первых поллюций и первого поцелуя
(на сыпучем теплом песке в сухом сосновом лесу).
Лето “синей купальщицы” (взглядом по склону ползу я,
а она на вершине подставила солнцу лицо).
Помню теплый песок, тонкий-тонкий, как пепел погибших,
льнущий к плоти живых, летним зноем разнеженных тел…
Ничего не поделаешь тут. Ничего не попишешь.
Ни тогда, ни теперь, даже если б ты очень хотел.
Читайте также: