Аршак тер маркарьян стих юлия

Обновлено: 04.11.2024

Все улетает! Ну и пусть.
И сад представится
оленем,
И сквозь кору
услышу пульс
Румяных
Яблоко биений!
Еще сине. Толпится лето
Дождем у водосточных труб…
Кропает сторож заявленье,
Чтоб
выдали ему тулуп!
И, распахнув подвал,
мгновенно
Седеют, ахнув, мудрецы:
Ведь на жилплощадь Диогена
Вселились нагло огурцы!

РЫБНЫЙ БАЗАР
Виктору Бокову

Боков ходит по базару,
Примагнитил рыбный ряд.
Озорно
блестит глазами,
Ладным бабам,
рыбам рад.
И рублевою приманкой
Рыбы всякие
лежат.

Сазаны на
прилавках.
Будто в шубах сторожа.
А торговка
словами соленными
Загребла…
Балериною селедка
Замерла!
Удивительно кося,
Освещая метры,
Чешую на карасях,
Словно двор монетный!
Все на свете трын-трава.
Ситцевым утречком
Боков удит слова
Шуточкой, как удочкой.
Клев идет.
И очень бойко…
Для душевной прибыли
Авторучка над блокнотом
Поплавком
запрыгала.

Шел сорок третий. У болота
Война в окопы залегла.
Как цепи вражеской пехоты,
На город наступила мгла.
И бомбы
бахали.
Белели
В сугробах декабря кресты.
Обозы.
Баржи.
Батареи.
Бараки.
Беженцы.
Бинты.
И до сих пор я слышу крики
За рубежом взрывной волны.
И надо мною, словно крылья,
Шуршат погоны старшины.
Лежу. Вокруг – яры крутые.
Охрипший окрик: «Хлопчик, цел?»
И слезы матери скупые
На обмороженном лице.
Потом подводы нас качали,
Везя куда-то под Казань.
И стали от большой печали
У мамы –
черными глаза!
Уже какой
по счету город!
Нас письма ищут –
не найдут…
Шел сорок третий…
Очень скоро
Отца их бронзы отольют.

Третий год войны.
Снега
Вьюга закрутила…
На базаре петуха
Мать моя купила.
Объявила: «На завод
Можно и без валенок,
Но зато под Новый год –
Будет борщ наваристый!»
В нашей горнице давно
Голодно,
Не топлено.
Восемь душ. Одно окно.
Одеяло тонкое.
Так и жили.
Белых мух
Он клевал и кашу…
Инкубаторный петух –
Член семейства нашего.
На крыльце
скрипели
дни
В сапогах кирзовых…
Оставались мы одни
В комнате казенной.
Говорил ему слова,
Хвастался. Куда там.
Мой петух,
как самовар,
На окне кудахтал.
У него был голос,
слух.
Перья ярко-красные…
Третий год войны.
Петух
Жил у нас до праздника.
Занавешивал наш дом
Сумрак,
словно шторы…
Он вставал.
Гремел ведром.
Пол
царапал
шпорами!
И в голодной тишине
Он стучался в ставенки.
Пел петух
назло
войне
На буфете стареньком.
У печи рыдала мать,
Двигала горшками.
Пел петух.
А старший брат
Нож вострил
о камень.

Я стоял на крыльце. Галактика
Раззвездилась, в небо маня.
Из сарая петух горластый
Вышел,
шпорами чинно звеня.
Он так важно и горделиво
Опускал желтый клюв в медный таз,
Аж, малиновый гребень игриво,
Словно чуб,
прикрывал левый глаз!
Постоял средь воды в серых крагах,
Шею, вытянув в трубу…
И студеные зерна влаги
Перекатывались в зобу.
Ночь прощалась с теплыми снами,
Где-то щелкнул пудовый запор…
Он подумал.
Взмахнул крылами –
И взлетел тяжело на забор.
«Ку-каре-ку!-
Всходили злаки!
«Ку-каре-ку!» -
Проснулась река.
Очень я сожалел, что не знаю
Петушиного языка.
Шалый ветер в три пальца дунул,
Перепрыгнул через забор.
Я сказал бы ему: «Старый дурень,
Сам себе произнес приговор»..
Видел я, как хозяин вечером
Острый нож направил слегка…
Пой, красавец!
Гордись, что у певчих
Удивительно жизнь коротка!
Он, мотнув головою яркой,
Загорланил на весь колхоз,
Словно искры электросварки
Полыхал
Фиолетовый
Хвост.

Рейсовый автобус
За неделю
Столько километров
Намотал,
Что подумал я:
И в самом деле
Устают
И люди и металл!
В сумраке тревожно
Светят окна.
Мне опять сегодня
Не до сна,
Вижу:
Под открытым небом
Мокнет
У него железная спина!
И, конечно,
Не моя забота,
Но немного жаль тебя,
Старик.
Ты обут в резиновые боты,
В луже у обочины
Стоишь
Как хлыстом,
Стегает небо
Молния!
Я тебе ничем
Не помогу.
Мимо пронеслись
Машины модные,
Фарами
обидно
подмигнув.
И пропали…
Спал автобус мокрый.
А дорога
Вдаль текла, текла…
Было больно очень,
Что не мог я
Дать ему
Домашнего тепла…

Стекало
солнце
нам на робы,
В глазах веселый день рябил…
Был зной такой высокой пробы –
Бери
чекань себе рубли!
А нам грузить зерно в машины –
Не пить у бочек свежий квас.
Нам бригадир сказал: «Мужчины!
Покажем сельским людям класс!»
О грозы лета, где гремите?
Куда ушли дождем скучать?
Соль – на спине. Огородите
Меня –
и будет Баскунчак.
Был зной такой,
что травы немо
От жажды раскрывали рты.
Казалось, он не только небо,
А землю всю озолотил.
Всю – от былинки до деревьев,
Всю – от крыльца и до реки,
Где по тропе глухой деревни
Шли золотые старики…
Еще покуда не смеркалось,
И бронзовели горы дынь,
И роща вдалеке сверкала,
Как ювелирный магазин!
Еще на тихие ромашки
Садился
бабочкою
жар…
Как боцман в голубой тельняшке,
Закат у пристани лежал.
Но в молодом июльском звоне.
Где поднимался
терпкий пар.
Где был под стать червонным зернам
Донской
студенческий
загар,
Хороших песен не хватало.
А в остальном –
кого ругать.
Я, как подкошенный, устало
Валился
в пышные
стога!
И видел в дальнем полусне,
Как вся земля дремала…
Река лежала на спине
И звездочка считала…

Треплет шапку ветрила грубый
И швыряет песок из мглы…
Я вбиваю железные трубы
Мерзлый грунт казахстанской земли!
Ух!-
Целует металл кувалда…
Я такую работу чту!
Ух!-
И мне с большака кивает
Головой полынок за версту.
И впервые - так захотелось
Отдохнуть в теплом доме чуток…
Бью наотмашь –
Всем юным телом,
Чтоб трубу превратить в цветок.
Степь поет, словно домра бессонная
Будит эхом орлиный рассвет…
Под рубахой – звенит приглушенно
Горсть тяжелых соленых монет…
.Мне еще далеко до пенсии –
Рукавицей стирая пот,
Я кричу бригадиру весело:
«Не геолог я – цветовод!»
Бродит ветер за дюнами волком…
Телогреечку сбросив с плеч,
Хорошо бы на желтом войлоке
Семиреченских трав прилечь!
Эти степи не знали плуга –
Табуны да верблюжьи горбы…
Бью!
Танцует земля упруго
И заходит в горло трубы!
Ветер злой выжимает слезы
И швыряет песок из мглы…
А за мною железные розы
Среди первого снега цвели.

Гурьбой стояли вишенки,
румянясь в тишине…
Какие были вышивки
у мамы на стене!
Часы
счастливо
тикали,
И, в горнице кружа,
Тончайшей паутиною
Светились кружева.
При свете тусклой лампочки –
Нарядное жилье!
И руки,
словно ласточки,
Летали у нее.
Хотел бы жить у матери
Я вечно,
если б мог…
Чтоб детство не разматывать
Будто
клубок
дорог!
Под шаткий мостик
сгорбленный,
Как нить, издалека,
Через ушко игольное,
Продернулась
Река.

Степью горчит
Оказаченный месяц,
Осеребрив моей маме виски…
Моль и другая чердачная нечисть
Драпает прочь
За четыре версты!
…Я отослал его в синем конверте –
Маленький стебель…
Дышите сполна!
Запах полыни хранит беззаветно
Сабельный посвист
И пот табуна…
Дикие тропы.
Кулацкие пули.
Солончаковый шинельный туман.
Радость и горе…
…Рядом уснули –
Женские слезы
И руки крестьян.
…Майские травы возят в корзинах.
Кладут под кровать…
Лечит полынь из станицы Каргинской-
Я отвечаю за эти слова!

В ржавом желобе дождик булькал.
Возле тополя наискосок –
На углу, в старой диктовой будке,
При – тан – цо - вы – вал
Молоток!
Тук да тук – до вечера позднего:
Сапоги, ботинки – горой!
И – ныряли в подошвы гвоздики,
Как мальчишки с моста головой…
У сапожника - сто рук,
Очи – батины.
И подковки – тук да тук –
Разом присобачены!

(Артель «Восток» –
Шило, мыло, молоток!)

И сапожник – лез из кожи,
Приколачивая каблуки,
«Отсиделся…»
- били косо
Взглядами фронтовики…
Уходя, опрокинув маленькую, -
Вешал фартук на крюк.
И несли, качая, как маятник,
Два протеза его…
Тук..
Тук…

Прилавки южные кричали,
Народ сбивали в полукруг,
Где, словно стрелы из колчана,
Выглядывал
Упрямо лук.
И сонями стеклянных бус
Свисали кисти винограда.
И грудь матросскую
Арбуз
Выпячивал.
Как на параде!
…Сквозь уксусный
Шашлычный дым,
Пропахший перцем и петрушкой,
Увидеть можно
Горы дынь,
Как горки ядер у Царь–пушки.
…Когда грабаркою из кузова
Могучий грузчик
Греб
И скреб.
Горел початок кукурузный –
Как будто мини - небоскреб!
Месяц август!-
Краски яркие-
У неба,
У земли,
У дней…
Снабдил бесплатно ты,
Как яблоками,
Румянцем утренних детей.
Дал цвет – огурчикам,
Горошинам,
Свекле…
Всем травам целины.
Мне –
Подсказал слова хорошие,
Которым не было цены!

Мама моя,
Анаид Мкртычаевна! –
Холм оседает
В степной стороне…

Вряд ли твой след
На Кавказе отыщется,
Вот отчего
Мне печально вдвойне…

Криво свистят –
Как в ночи ятаганы –
Ветры
По колкой гуляя стерне.

Как вы сюда добежали,
Армяне?
Холм оседает
В донской стороне…

В поисках крова –
Голодные дрогли
(Память,
Она не сгорит на огне),

В спину вонзались ножами
Дороги! –
Холм оседает
В степной стороне…

Сколько лет нам с тобою отмерено?
Что нас ждет впереди – свет иль мрак?
Мы отчизне нужны, Юрий Мелихов,
Из станицы Мешковской казак.
Что ж не сядем на старого мерина,
Не уйдем от смертельных атак…
Постоим за себя, Юрий Мелихов,
Из станицы Мешковской казак.
На юру машет
крыльями
мельница
Журавлям вслед –
не может взлететь.
Будто тезка Григорий Мелихов,
Что из чаши испил огнь и медь…
Переменится,
перемелется,
Солнце полю отвесит поклон…
На боку
зазвенит, Юрий Мелихов,
Саблей
выгнутой
батюшка-Дон!

В рай ли, ад навеки будешь ввергнут,
Но об этом ведает Господь.
Бывший ростовчанин Петр Вегин,
Жизнь не отпускала тебе льгот.
Катера у пристани кричали,
Дребезжа, трамвай по рельсам шел…
До утра стихи мы сочиняли,
На спор, накурившись анашой…
За курганом табунились ветры,
Рвали горизонта постромки,
Мы с тобою безоглядно верили
В царское величие строки!
Мы родились под одной звездою,
Что пропахла горькой резедой,
Слава Богу, встретились с тобою
Возле телеграфа, на Тверской.
Молодой.
Отчаянный.
Красивый.
Но с венком терновым на челе…
Душу навсегда отдал России.
Тело подарил чужой земле.
На погосте жаркого Лос-Анджелеса,
Под тяжелой каменной плитой
Ты лежишь, как весточка без адреса,
В той земле, найдя себе покой…
Там в глаза никто не видел снега,
Там бушует Тихий океан…
Бывший ростовчанин Петр Вегин
По фамилии Мнацаканян,
Говорят, что ты рожден в рубашке,
(Ведомо лишь Богу одному),
Только две сестры твои – двойняшки
Плачут горько, горько на Дону.

На окне огонь герани
У крыльца свирепый дог,
Уезжает сын в Германию
В славный город Дюссельдорф.
Никуда уже не денешься,
Только, помни, дорогой,
Мой отец – твой смелый дедушка
На смерть бился с немчурой.
На закат уйдет рассвет,
Дни спешат на нерест…
А по матери твой дед –
Настоящий немец!
Жизнь мчит во весь опор,
Выбирая стойбище…
Оба дедушки, Егор,
Мужики стоящие!
Дюссельдорф, Дюссельдорф,
От фонтанов брызги…
Не давайте денег в долг
Даже самим близким.
Дюссельдорф, Дюссельдорф –
Свет реклам яркий,
Поселились десять дроф
В центре зоопарка.
Дюссельдорф, Дюссельдорф,
Сколько лет лгали нам!
Наломали столько дров,
Чтоб дружить с Германией.
В мире тишь, да благодать,
Как в ночном Кувейте,
Мы не будем воевать
В двадцать первом веке.

Читайте также: