Антон бахарев черненок стихи
Обновлено: 04.11.2024
Замерев в позе выпи,
Под ногой чую лёд.
Я б с Куимовым выпил,
Показать полностью.
Но Куимов не пьёт.
А ещё бы напился,
Потому что поёт,
Я с Андрюхой Лапицким.
Но Лапицкий не пьёт.
Снова пахнет зимою,
Удлиняется миг.
Шелестит за спиною
Сухопарый тростник.
И, едва различимый
В этом бедном строю,
Без особой причины
Я до лета стою.
Обходи стороною,
Имярек дорогой,
Я бы выпил с тобою,
Но не пью я с тобой.
Не представить, - дохера
Выли песни выпью дикой
Пили самогон с утра. Нравится Показать список оценивших
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
на улице минус
рассыпался август
мутирует вирус
сжимается анус
Показать полностью.
комический образ
космический ребус
набитый автобус
набитый троллейбус
блистающий офис
скукоженный фикус
душевная окись
духовная сикось
кому тут за радость
скажите на милость
пониженный градус
пожизненный минус
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
Показать полностью.
А у ворот стоит петух-буян
И смотрит на меня с таким азартом,
Как будто я потомок обезьян,
Как будто он потомок динозавров.
Он мне по пояс, я его боюсь,
И невозможно сделать шаг от дома.
Я сдался в том невидимом бою —
И не пошёл. И жизнь сложилась по-другому.
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
Переставляя знаки, разум гонит
ракету, как карету: гоминоид
придумал палку раньше колеса.
В итоге ничего не происходит.
Как будто кроме света ничего нет.
Один лишь свет без края и конца.
Но всё же возникает временами
мгновенное иное между нами —
быстрей, чем нас соединяет свет.
И едем мы к звезде Аинальрами,
влекомые, как водится, конями
и тем, чему пока названий нет.
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
Точка, линия, точка, линия…
Высоко самолётик летит.
Майский день. Небо синее-синее.
Даже тёплое небо на вид.
Показать полностью.
Пух откуда-то, чайка, ласточка,
Чайка, ласточка, облака.
А земля с небес — фотокарточка
Пожелтевшая, на века.
Задремав у иллюминатора,
На цветущие смотришь сады.
Просыпаешься в лапах диктатора —
И не знаешь, проснулся ли ты.
Или это, как в детском видении,
Самолётик догнал свою тень —
И полезли из тьмы привидения
В майский день, в майский день, в майский день.
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
Нравится Показать список оценившихАНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
День замирает так, как будто нас
для верности компаундом залили:
вдруг тишина, и сколько видит глаз —
ни человека, ни автомобиля;
Показать полностью.
сию секунду был такой бедлам —
теперь ничто нигде не шевелится;
и лишь по синегубым облакам
определяешь верхнюю границу
события; и думаешь, ну как
такое может выдаться, о боже?
И тут же понимаешь, что не может,
по взгляду птицы, делающей взмах.
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
Леса ещё стоят в снегу,
но от небес — одни лохмотья.
Ты на весеннем берегу,
считаешь дни до половодья.
Показать полностью.
Наверно, снова до ворот
вода поднимется на майских —
и зимний мусор заберёт
с собою до последней маски.
Потом москиты, на крыло
истошно встав, как камикадзе,
дадут недолгое тепло,
и можно будет искупаться.
А в середине ноября
пройдут последние туристы,
и всё вернётся на своя,
но ничего не повторится.
АНТОН БАХАРЕВ | черновик запись закреплена
Жил Виталя, где вырос, а рос — где родился.
В детстве хулиганом был и артистом,
что с юности, по обычаям русской глубинки,
Показать полностью.
лечится водкой и милицейской дубинкой;
ну, и Виталий, не будучи исключением,
посовмещал физиотерапию с самолечением.
Откуда-то была любовь к гитаре. Кто знает,
может, это в другие миры дорога сквозная,
может и нет. Его приглашали в местный ансамбль,
но он отказался, со смехом сказав “да я сам, бль”,
потому что в те годы Виталика
интересовала только “Металлика”,
песни Кинчева и Егора Летова,
а остальное всё фиолетово.
(Тогда мы ещё не дружили, поэтому я как слышу
заполнил сейчас эту информационную нишу
о детстве и юношестве Витали:
взял слова, что вокруг витали,
и они могут быть неправдою о Виталии,
впрочем, как и всё, что написано далее)
Река, разделявшая летом наши посёлки,
зимой — соединяла их, шумели-звенели ёлки,
вода и небо рифмовались сверху и снизу,
и по высокому берегу, как по карнизу
красной строки, если продолжать о говорении,
мы ходили, как два плавающих ударения.
Стихами была сама жизнь, а не слова, упаси боже:
например, я не помню, как мне дали по роже,
а наутро сломанным носом отлип от подушки —
и язык был деревяннее колотушки.
И чтобы дышать, перегородку желательно
было вернуть на место, а это переживательно,
поэтому я немедленно позвонил Веталу
и спросил, что бы он мне посоветовал.
Ветал пришёл с родным братом и звякающим пакетом,
говорит, не боись, щас тебе вправим всё это,
брат у меня и мастер-ломастер и чинитель-мастер.
Только ты на него, пожалуйста, больше не поднимайся,
разные у вас всё-таки весовые категории,
несмотря на все твои вчерашние аллегории.
. Летом Виталик с Санею и Костяном
заезжали за мной на моторке с пиратским стягом,
мы летели в верха, на берег бывшей деревни,
и пели песни с видом на прибрежные скальные гребни,
пока не опускались сумерки комариные
на чёрную воду, на тропы звериные,
на костры с дымами-туманами
и на туристов с катамаранами.
Подсушив на ветру купюры, найденные в карманах,
мы пошли в магазин — нас гнали, как наркоманов,
но мы убедили всех, что свои и нам нужна водка,
чтобы прийти в себя, ведь у нас кувыркнулась лодка.
Нам сказали, что вы бы одежду хоть выжали,
а мы ответили спасибо хоть выжили.
И это был рефрен, с заменой некоторых деталей.
Потому что лет пять назад мы с Виталей
уже переворачивались — только внутри “Камаза” —
в таёжной геопартии, разведывающей алмазы,
под началом, как говорят на Урале, баского
Владимира Владимировича Куртлацкова.
В отсутствие ВВ, оценив сложившуюся обстановку,
лукаво не мудрствуя прямо на буровой установке
Виталя приехал к нашему лагерю, вылез с гитарой
и спел популярную песню “Варвара”.
Я подпевал, но сказал, что люблю “Алису”,
и этого стало достаточно, чтобы пластмассовая канистра,
бликуя остатками спирта, из-под водительского сидения
поплыла по осеннему лесу, как привидение.
Конечно, она иссякла, и мы вчетвером поехали за добавкой
в чёрный лес и алый закат — ближайшая лавка
была в двадцати километрах от нас в таёжном посёлке.
Там мы добыли что надо, но появились какие-то тёлки,
какие-то чуваки, какой-то костёр на окраине,
у которого мы песни до звёзд горланили.
Уезжали без сил. Ночью глиняная дорога
замерцала алмазами заморозков, мы немного
полюбовались на это дело — и задремали.
Позабыв крутить руль и нажимать педали.
Очнулись от того, что кто-то невидимый люлей нам отвешивал
и в темноте друг с другом нас перемешивал.
Потом, выбив стекло, мы вылезли из кабины,
матерясь и держась за головы, плечи, ноги и спины,
у меня текла кровь по лицу, кто-то потерял обувь,
ребята пошли назад, а я, глядя в оба,
побежал в лагерь, поделив расстояние
на скорость передвижения при среднем лунном сиянии.
Но не учтя предшествующие возлияния.
Поэтому на первой же лесной развилке
пришлось, вспоминая дорогу, чесать в затылке.
В тайге не так много, в общем-то, поворотов —
тем ценней верный. В отсутствие какого-либо народа
я растерялся, звёздочки мне мигали,
но ни фига, конечно, не помогали,
а тайга так шуршала, что от этого стерео
я полез ночевать на дерево.
Примерно в это же время горели американские башни,
а я сошёлся с холодом в рукопашной:
обхватив ствол, дрожал и выдвигал во тьму руки,
потом жёг записную книжку, прожёг рабочие брюки,
к утру окончательно протрезвел — чёрный и скособоченный,
слез с дерева и выхромал на обочину…
Далее некоторые катрены утеряны, пунктирами многоточий
эти места заполнены в памяти, что, впрочем,
если приглядываться, напоминает ноты,
словно ты напеваешь мелодию. Прошли годы,
Виталик рыбачил со старой пристани, глядя в Вишеру,
курил сигаретку, вспоминал бывшую:
у обеих глазища цитринового оттенка.
(эх, Ленка, Ленка)
Или это я, залечивающий душевные раны,
приписал тут своё. Мы были друг другу рады,
как два брата, выросшие в разных фамилиях,
кстати, его фамилия — Лира — в общих линиях
совпадает с моей, хоть и не фонетически.
Можно сказать, генетически.
Мы даже немного выпили и поржали,
что все уже переженились и детей нарожали,
что началась та самая проза жизни
и нет больше таких поэтов в родной отчизне,
которые бы эту жизнь писали,
как мы с Виталей.
Читайте также: