Алена басилова стихи читать
Обновлено: 04.11.2024
Вчера 5 сент. 2018 г.
Проводили в последний путь Алёну Басилову. Отпевание прошло в морге больницы им. братьев Бахрушиных. Отпевали ее вместе с совершенно посторонним человеком. Так уж вышло. Последние лет 20 ее никто не видел. Как-то я пытался ее найти по музейным делам. Она не подходила к телефону и мне сказали, что она ведет ночной образ жизни и, вообще, очень больна. Ночью я не стал звонить. Алёну Басилову из ее старых знакомых пришел проводить только Игорь Дудинский и Алла Рахманина. Я тоже ее знал, но шапочно. Знаменита Алёна не только своими диссидентскими и литературными делами, описанными в википедии достаточно подробно. Главное, что эта та самая женщина, которой были посвящены многие, потрясающие стихи ее мужа Леонида Губанова. В этих стихотворениях ни с чем несравнимый накал страсти. Я хотел прочитать эти стихи у ее гроба, но мне не разрешили. Не разрешали и снимать. Но что значит, не разрешить снимать или читать стихи старому диссиденту и в прошлом тёртому поэту. Я только усмехнулся и сделал несколько снимков. Представьте себе, что запретили бы делать снимки на похоронах Лили Брик… Отойдя подальше в уголок морга, я прочитал вот это стихотворение. Наверное, это было целью моей жизни, читать у гроба Алёны Басиловой, посвященные ей стихи. Собственно, я ощущаю себя, исполнившим свой главную в жизни миссию.
Но не все так плохо. Пока я читал, ко мне приблизилась не старая женщина и сделала реплику: «а через три дня и у Губанова годовщина». То есть она в курсе и стихов Губанова (узнала) и дат его жизни. Умер Губанов, как считается (точную дату никто не знает) 8 сентября 1983. (То есть годовщина - 35 лет со дня смерти.)Кто эта незнакомка, неизвестно. Поминки по Алёне состоялись на квартире Игоря Дудинского. Присутствовало 3 человека. Говорили об эпохе. Читали стихи. Кстати «Мама-вишенка» в этом стихотворении – так называл Лёня Аллу Рустайкис (маму Алёны)
Эта женщина не дописана,
Эта женщина не долатана,
Этой женщине не до бисера,
А до губ моих — Ада адова.
Этой женщине — только месяцы,
да и то совсем непорочные.
Пусть слова ее не ременятся,
Не скрипят зубами молочными.
Вот сидит она, непричастная,
Непричесанная, ей без надобности,
И рука ее не при часиках,
И лицо ее не при радости.
Как ей хмурится, как ей горбится,
Непрочитанной, обездоленной.
Вся душа ее в белой горнице,
Ну а горница недостроена.
Вот и все дела, мама-вишенка,
Вот такие вот, непригожие.
Почему она просто — лишенка,
Ни гостиная, ни прихожая?
Что мне делать с ней, отлюбившему,
Отходившему к бабам легкого?
Подарить на грудь бусы лишние,
Навести румян неба лётного?
Ничего-то в ней не раскается,
Ничего-то в ней не разбудится.
Отвернет лицо, сгонит пальцы,
Незнакомо-страшно напудрится.
Я приеду к ней как-то пьяненьким,
Завалюсь во двор, стану окна бить,
А в моем пальто кулек пряников,
А потом еще — что жевать и пить.
Выходи, скажу, девка подлая,
Говорить хочу все, что на сердце.
А она в ответ: «Ты не подлинный,
А ты вали к другой, а то хватится!»
И опять закат свитра черного,
И опять рассвет мира нового.
Синий снег да снег, только в чем-то мы
Виноваты все, невиновные.
Я иду домой, словно в озере,
Карасем иду из мошны.
Сколько женщин мы к черту бросили —
Скольким сами мы не нужны!
Эта женщина с кожей тоненькой,
Этой женщине из изгнания
Будет гроб стоять в пятом томике
Неизвестного мне издания.
Я иду домой, не юлю,
Пять легавых я наколол.
Мир обидели, как юлу, —
Завели, забыв, на кого.
11 ноября 1964
(Еще небольшой коммент. Это стихотворение называется "Стихотворение о брошенной поэме". Посвящение Алёне автором было снято и написано: Александру Галичу. Но кроме "мамы-вишенки" - Аллы Рустайкис здесь все узнаваемо. Например, двор, в который заваливается пьяненький Губанов и кидает камень в окно и кричит. Алёна с мамой жили на втором этаже, и кричать им с улицы, что подтверждает в мемуарах Генрих Сапгир, было даже принято. Так что весь разговор, весь скандал, описанный в стихотворении, - подлинный!
Кричать снизу было необходимо, потому что Алёна оказалась свидетельницей защиты по процессу Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова. К ней часто захаживали милиционеры, проверяли устроилась ли она на работу. Поэтому на звонки дверь не открывали. Открывали на "крики" со двора. "на радость соседям", как пишет Сапгир. Светила статья за "тунеядку". Но спас К. Чуковский, оформив ее своей помощницей. А КГБ установила за ней постоянную слежку. Вызванная на допрос в КГБ, Алена Басилова отказалась подписывать протокол и давать подписку о неразглашении тайны следствия. За Аленой и ее мужем, поэтом Леонидом Губановым было установлено наружное наблюдение. В целях психологического давления оно велось открыто — в течение десяти дней за ними медленно ездили по улице черные «Волги».
И обстановка квартиры описанная одним словом: "горница" - очень точно. Квартира была обставлена в русском стиле. Иконы, прялки, мебель в стиле Александра III. Деревянное абрамцевское кресло с топорами в виде подлокотников. Сам этот дом давно снесли, он стоял на "острове", на бульваре Садового кольца, между двумя противоположными потоками машин, и тянулся от Триумфальной площади до ул. Чехова. Такой он был длинный. В их квартиру часто захаживали Булат Окуджава, Андрей Битов. В повести «Улетающий Монахов» Битов вывел Лёню под собственным именем и впервые опубликовал в ней его стихотворение. Там конечно, и весь антураж квартиры.)
И грустно так, и спать пора,
но громко ходят доктора,
крест-накрест ласточки летят,
крест-накрест мельницы глядят.
В тумане сизого вранья
лишь копны трепетной груди,
зеленоглазая моя,
ты сероглазых не буди!
Хладеет стыд пунцовых щек
и жизнь, как простынь, теребя,
я понял, как я много сжег, -
крест-накрест небо без тебя!
***
Я с тихой мельницей дружу,
Слов для тебя не нахожу,
Но знаешь ты, что я нежданный,
Негаданный и первозданный.
Пойду пожалуюсь ручью,
Что ты ручная чересчур,
Но я услышу звон ручья,
Что ты ничья, ничья, ничья.
Зачем бродить, за что платить,
Слов для тебя не находить?
Пусть скажет и тебе ручей,
Что я ничей, ничей, ничей.
Но вот, настала наша ночь.
Настала ночь, и ты не плачь.
Ничей – ничья, чем нам помочь?
Тем, что ты жертва, я - палач.
(Меня так раззадорили, запрещая читать стихи, что тут же в голове сложилось стихотворение, которое я записал, уже дома и не точно:
С неба шум с неба гром: там сложился палиндром. Молниею раскаленной к Лёне движется Алёна.)
И еще коммент. Забыл. А он то самый главный.
"Этой женщине из изгнания будет гроб стоять в пятом томике неизвестного мне издания".
Это пророчество! И оно сбылось. Как известно, при жизни у Губанова напечатали только один отрывок 12 строчек. Какое уж -"в пятом томике". Читать это в те годы было немного смешно. Какая-то дешевая самонадеянность и бравада. При жизни не пригодился, а после смерти то, уж точно забудут. Ан нет. Не забыли. В наши дни, действительно, вышло уже 5 "томиков" Лёни Губанова.
29 сентября урну с прахом определили в могилу к маме Алёны, Аллы Рустайкис. Могила на Ваганьково, в виду памятника Сергею Есенину. Из Лиссабона приехал Антонио (второй муж) с сестрой. Они так и не были разведены, хотя вместе прожили всего 5 лет. Они поженились когда ей исполнилось 22 года, это значит, в 1968 году. Женитьба на иностранце давала безопасность. Уже не могли посадить по «тунеядке».
Собралось много народа, из музея Цветаевой, друзья Аллы Рустайкис. Решили не расходиться, а пойти в какое-нибудь кафе. Помянуть. Добрались до кафе "Петрович". Разговоры, перебивая и перетекая друг в друга, не утихали. Сумели пересказать множество историй из прошлой жизни. Дам небольшой конспект, что запомнилось.
Антонио пообещал не разводиться с Алёной и сдержал обещание. И второй жены у него не могло быть. Так одиноким он и прожил жизнь в Португалии. Это, я думаю, настоящий подвиг. Ведь КГБ носом рыло, чтобы посадить Алёну. Весь облик Антонио, а видели его мы впервые, вызывал благоговение. И его слезы на могиле, и его рассказы – все удивительно. Он жил с Алёной еще на старой квартире, снесенного дома, на Садово-Каретной, из окна этого дома она выпрыгивала, когда разговор ей не нравился, а гости надоедали. Он сохранил для нас множество необъяснимых эпизодов ее жизни. Как в Троице-Сергиевой лавре, повинуясь минутному настроению она снимает обручальное кольцо и выбрасывает в пруд. А потом это кольцо, на глазах Антонио, берет со стола и одевает на палец назад. Как оно могло оказаться вновь обретенным?
Алёна, как рассказывают близкие ей люди, позднее стала вести ночной образ жизни и умудрялась по ночам собирать на московских помойках выброшенную мебель 19 и даже 18 века. И все несла на другую уже квартиру, складывала в общем коридоре, и соседи мужественно это терпели, не смея все эти ломберные столы выбросить.
Была у нее какая-то старая машина, история с которой попала на страницы «Литературной газеты». Машину украли милиционеры с Петровки, где она жила. И даже прятать не стали. Алёна сама нашла ее, ночью, во время прогулки с собакой. Собака и учуяла. Но машину так и не удалось вернуть.
Не менее удивительной была жизнь ее мамы, Аллы Рустайкис. Она после войны на пароходике, по реке Каме,приехала в Елабугу и приобрела вещи Марины Цветаевой, оставшиеся у хозяйки дома, где Марина жила. Там была куплена знаменитая волчья шкура. ("Кому достанется волчий мех?" - вопрошала Марина Цветаева.)
Личнавя жизни у Аллы Рустайкис тоже оказалась не простой. С мужьями ссорились, разводились, мирились и сходились. Бывший муж Аллы как-то заявился к ней с пистолетом и предложил вместе застрелиться. Вот это была любовь!
Потом ей являлся призрак другого ее мужа, - Кирилла Молчанова, и они подолгу беседовали.
Конечно, читали стихи, посвященные Алёне, пронзительные стихи Лёни Губанова.
«Крест-накрест небо без тебя!»
Несмотря на огромное количество знакомых и друзей, рассыпанных по всему миру, умерла она совершенно одинокой. И только благодаря братьям Каретниковым последние годы, полные болезней, стали сносными.
Поминки, как и собственно, вся жизнь, тоже оказались невероятными. Собрались не сговариваясь, не планируя, отложив все дела в ресторане "Петрович". На клеенчатом столе стояла бутылка водки и чашка нарезанных кубиками черных сухарей. Так поминали "недописанную и недолатанную женщину".
Кстати, кафе "Петрович" принадлежит Андрею Петровичу Бильжо, художнику-карикатуристу, бывшему психиатру. Именно он в Кащенко "лечил" Лёню Губанова. О чем написаны воспоминания. К нему приезжала Алёна, навещая своего гениального первого мужа.
1995 год. 28 января (день рождения В. Алейникова). Библиотека №33, им. Фурманова, ул. Беговая. Отмечали 30 лет СМОГа. Участвуют В. Алейников, А. Пахомов, Н. Недбайло, В. Сергиенко. В. Бережков. Вел Вечер Ю. Крохин, автор книги о Леониде Губанове «Профили на серебре». В центре сидела Мария Марковна Шур с портретом Лёнечки Губанова в руках. Библиотекарь. В 60-е годы она в этой библиотеке вела поэтический кружок, гуда ходил и Губанов. Здесь, в 1965 году состоялся первый вечер СМОГа. Николай Недбайло повторил оформление зала, развесив где только возможно свои картины и рисунки. Повторил он и знаменитый плакат «СМОГ – самое молодое общество гениев. Приглашаем на похороны Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского… (остальные давно умерли)».
Сидели за длинным столом, читали по очереди стихи. Пили вино, разливая под столом.
Немногочисленные зрители сидели напротив. Ни малейшего ажиотажа не наблюдалось. В основном присутствовали старенькие женщины, - пенсионерки из соседних домов. Был Н. Климонтович, работавший тогда в «Коммерсанте». Потом в газете появилась его заметка. Пришла на вечер и Алёна Басилова, но ее никто не заметил и даже не поздоровался. Она сидела напротив выступавших и после того, как Мария Марковна рассказала о Губанове и была прочитаны стихи «О брошенной поэме», тут Алёна не выдержала и стала громко говорить с места, стыдить «смогистов», которые ее не признали. Говорила, что поэма ей посвящена. Но Крохин ее быстро прервал. Полетело еще несколько горьких слов… «А как же «мама-вишенка», - всхлипнула Алёна. (Так Губанов называл Рустайкис).
Дело в том, что Юрий Крохин беспощадно растоптал публикации Аллы Рустайкис стихов Леонида Губанова. Во многом отредактированной и где всюду были восстановлены, снятые Губановым, посвящения Алёне Басиловой. Алёна скоро ушла. А было еще и второе отделение. Тоже на редкость скучное. Недбайло целый час читал свои юношеские стихи.
Очевидцы вспоминают - СМОГ зарождался на квартире Аллы Рустайкис и Алёны Басиловой. СМОГ придумал муж Алёны - Губанов. Алейников пишет, что СМОГ – это он. Возразить некому. Все умерли. Остальным все равно. Явление развеялось, как смог. Каждый сам за себя. Кублановский воспоминания не пишет, Владимир Батшев написал свои, на документальной основе и потрясающие. «СМОГ. Поколение с перебитыми коленями». У него был свой СМОГ.
Был и второй вечер, в ЦДЛ, на Большой сцене. На этот раз всё, наоборот. На сцене Алёна, Андрей Битов, Юрий Кублановский, в партере все остальные.
Помню Андрей Битов рассказывал, как Лёня учил его пить водку у памятника Пушкину. Алёна читала стихи, но не «вопленницей». Потом был фуршет. Пригласили только Аркадия Пахомова.
Читайте также: