Алексей машевский стихи читать
Обновлено: 17.05.2024
* * *
Что добавилось к знанию юности: ты умрешь,
ты когда-нибудь перестанешь ходить и ждать
(потому что мечта любая — в конечном итоге ложь,
и ничем ее не приблизить, не оправдать)?
Так банально! Одни и те же слова, одни —
повторюсь — и те же, известен итог любой.
Что ж тогда случилось? — Да просто настали дни,
когда это, все это, все это теперь с тобой.
Я лежу в постели, и утро вливает свет
сквозь окно распахнутое, сквозняка струя.
Что с задачкой делать, в которой тебе ответ
хорошо и давно известен, — не знаю я.
* * *
Там, в памяти моей, еще живут миры,
Еще горят огни, которых нет давно,
И голоса звучат дворовой детворы,
И ленты мельтешат советского кино.
Но только ли они? — А как же смутный гул
Всех канувших веков, всех сочиненных строк?
Я Канту подвигал тяжелый старый стул,
И с Гамлетом в толпе я не был одинок.
Сквозь тьму пустынных вод, загубленных времен
Той памяти живой еще плывет ковчег.
К неведомой земле он тайно устремлен,
Где все, что есть во мне, останется навек.
* * *
Ничего не осталось от прежней дачи —
Как-то пусто-гостинично в новом доме,
Но легко, и, кажется, жизнь иначе
Тут пойдет от города в автономе.
Здесь с вещами не связано то и это,
Все сгорело — хорошее и дурное…
И как будто первое наше лето
Мы проводим вместе, томясь от зноя.
Неужели заново, неужели
Можно просто сбросить сухую кожу?
Но стоят вокруг тополя и ели,
И стыдится память убавить ношу.
И хотя меняется, зарастая
Мир бурьяном буйным на пепелище,
Та же схема жизни моей, простая —
Направленья — Луга или Калище.
* * *
Памяти Василия Русакова
Если свидеться снова, то только в Афинах:
В померанцевых рощах созрели плоды,
В море волны крутые, как спины дельфинов,
В небе солнечных стрел огневые следы.
Хорошо, что мы заживо здесь побывали,
Что Акрополь над нами, как лебедь, проплыл,
Что и в сне непробудном забудем едва ли
Шелест белых, победно ликующих крыл.
Всех богов, что ушли на покой и уснули,
Всех героев, чей скован улыбкою рот,
Лирник Гипербореи и Ultima Thule
Своей песней последнею здесь помянет.
* * *
Видишь: жизнь и смерть в одном флаконе,
Как сулил нам тот рекламный бренд.
Ап — и сувениром на ладони
Мой нерукотворный монумент.
Словно фетиш Эйфелевой башни —
Всех размеров и на вкус любой.
Нет уж, заводить с бессмертьем шашни
Может только глупый да слепой.
Я не весь умру, не весь, я знаю,
Потому что будет течь река,
Потому что к западному краю
Побегут по небу облака,
Потому что в августе закатом
Будет снова тихий лес объят,
Потому что мир мне этот братом
Был и я любил его, как брат.
* * *
Я заметил: сидеть, погружаясь в сон,
И о чем-то своем мечтать
Мне комфортней, чем слушать, что там в ООН
Происходит, читать, писать,
Заниматься делом, болтать в гостях,
Даже Рембрандта дивный зал
Посещать в Эрмитаже… О новостях
И о книгах уже сказал…
Если жизнь течет, как в реке вода,
Здесь — запруда. И мне спешить
Не с руки, отсчитывая года.
Лучше чай на веранде пить,
Лучше на зеленых стрекоз смотреть,
Зависающих над прудом,
Лучше тихо с домом своим стареть,
Не тревожась, что там потом.
Может быть, обвалились все рынки разом,
Марсиан напала на Землю рать…
Ты читаешь книгу и ходишь с тазом
Огурцы созревшие собирать.
Бабочка над ирисом желтым вьется,
Облепиха лепится у межи.
В сущности, что смертному остается
В этой жизни делать еще, скажи?
Нити, на которых висим, так тонки,
Хрупок даже синий небесный свод.
Просто мы стояли пока в сторонке,
Но и нас коснется, и нас вот-вот.
* * *
Возвратишься в город — дышать нельзя,
Оглушенный в толпе стоишь.
Мимо — транспорт, жителей увозя, —
Мимо тени мелькают лишь.
И уже при жизни в загробный край
Попадаешь как будто ты:
Миллионы образов — выбирай! —
Но размазаны все черты.
Ибо ближних нет, лишь тела, тела,
Что по ленте метро гурьбой.
Словно Дант, в воронку глядишь жерла,
Но Вергилия нет с тобой.
И посланец ярый из горних сфер
Бесам не преградит пути.
Меж циклопов-зданий, огней-химер,
Замирая, вперед иди!
* * *
Вот Фет или Кузмин умели воскрешать
Возлюбленных своих через года разлуки.
Ты в памяти моей опять бы мог дышать,
Смеяться, пожимать протянутые руки.
И ты, и те, кого еще не скрыла мгла,
Но развела судьба со мною, дав свободу.
Душа б хоть целый мир восстановить могла,
Да стоит ли входить в одну и ту же воду?
И если вспоминать, то всех, и тех, поверь,
Кого любил и знал чрез голову столетий.
Хотя они как раз со мною и теперь,
Не то, что эти.
* * *
Ночью в деревне пожар опять:
Зарево, шифера треск взрывной.
К черту! Укроюсь и буду спать,
Что б там ни делалось надо мной,
Сколько бы ни нагоняло туч
Волей недоброй слепой судьбы.
Самое важное я на ключ
Запер от трусости и алчбы,
И от надежды, что как-то там
Все утрясется само собой.
Нет, я же чувствую: по пятам
Годы крадутся, из них любой
С легкостью может последним стать,
Но не расторгну души живой,
Буду, как прежде, дышать, гулять,
Глядя на звезды над головой.
* * *
Я сидел и смотрел, как колышет кроной
Тополь, листьями на ветру
Шелестя, серебряный и зеленый,
В алых пятнах солнечных поутру.
Он хватался за пустоту ветвями,
Рвался прочь и с места сойти не мог,
Заключенный словно в воздушной яме —
Сгусток жалоб, сетований, тревог.
А листва кипела и трепетала.
Но был глух к мольбам (он всегда таков)
Небосвод, лоскутное одеяло
Расстилая перистых облаков.
Читайте также: