Известен жизненный девиз выдающегося россиянина святого доктора гааза спешите делать добро ф п
Обновлено: 24.04.2024
Двадцатитысячная толпа москвичей провожала 19 августа 1853 года к месту последнего упокоения на кладбище Введенских гор главного доктора московских тюремных больниц, действительного статского советника Федора Петровича Гааза. Полицмейстер Цинский, которого генерал-губернатор Закревский отрядил для организации порядка на похоронах, увидев Москву в скорби возле гроба святого доктора, вместе с отрядом своих казаков спешился и до самого кладбища шел в толпе простолюдинов.
Над могилой друга бедных москвичи стояли тихо, речей не произносили. Все вдруг поняли, что никакие слова не в силах передать печаль о кончине человека, которого любили без зависти и страсти, к которому привыкли, как к чему-то столь же необходимому, как хлеб и вода. Лишь позже, за домашними запорами, повторяли его предсмертные слова: «Я не знал, что человек может вынести столько страданий» и судачили: о себе он это сказал, о несчастных арестантах, которым помогал всю жизнь, или о всех нас. Выходило, как ни поверни, все правда.
В 1806 году началась в Москве врачебная карьера уроженца старинного немецкого городка Мюнстерейфел Фридриха Гааза точно так же, как у других лекарей-иноземцев, наезжавших в Россию практиковаться под покровительством знатных бар и наживать стотысячные капиталы, оставаясь чуждыми бедам и упованиям русского народа. Но насытившись «благородными» недугами господ, Гааз перешел на дорогу, не сулившую ни почестей, ни богатства, а только вечные заботы да никого не привлекавшую любовь бедняков и отверженных.
Постепенно исчезли у тюремного доктора карета с четырьмя белыми рысаками, запряженными цугом, городской особняк с модной мебелью, подмосковное имение с суконной фабрикой. Даже хоронить его пришлось на полицейский счет, потому как единственной пригодной для продажи вещью в опустевшей квартире доктора в здании Полицейской больницы оказалась недорогая подзорная труба. Федор Петрович был романтиком, любил по ночам любоваться звездами, уверяя себя, что в том далеком мире люди живут по справедливости: вразумляя беспорядочных, утешая малодушных, поддерживая слабых.
А наутро смешной чудак в поношенном черном фраке с длинными узкими фалдами, в стоптанных желтых башмаках, с Владимирским крестом в петлице вновь безбоязненно входил в камеры «опасных» — проклейменных, наказанных плетьми и приговоренных в рудники без сроку — и спрашивал: «Не имеете ли какой-нибудь нужды?»
Невозможно перечислить его разнообразные полезные начинания в «мрачные времена первой половины XIX века», когда многие русские люди, презирая всякую деятельность при существующем строе, привыкали к лени, равнодушию, пренебрежению к Отечеству. Гааз же непрестанно трудился и, благодаря его неутомимой деятельности, арестанты в Москве получили право подавать прошения на пересмотр их дел, перековывались в легкие, обтянутые кожей «гаазовские» кандалы, желающие могли трудиться в мастерских при Городском пересыльном замке и обучаться в школе. В московских тюрьмах была улучшена пища, детей и жен, следующих за своими осужденными кормильцами в Сибирь, стали снабжать деньгами и теплой одеждой, бесплатно раздавались книги. Гааз строил больницы и приюты, выпрашивал пожертвования, бегал по канцеляриям за справками для оправдания невинно осужденных. Арестанты сложили даже поговорку: «У Гааза нет отказа» и со слезами благодарности покидали старушку Москву.
Конечно, не многого мог бы добиться филантроп, будь он одинок, не имей поддержки в лице московских обывателей. Он с благодарностью писал о них: «В российском народе есть перед всеми другими качествами блистательная добродетель милосердия, готовность и привычка с радостью помогать в изобилии ближнему во всем, в чем он нуждается».
Сменявшие друг друга московские генерал-губернаторы вынуждены были смотреть сквозь пальцы на «беспорядки», чинимые в тюрьмах иноземным лекарем, так как борьба с ним была утомительна и непопулярна. Они и сами не брезговали помощью филантропа, когда Москву посещала холера или какое иное моровое бедствие. Одно появление на улицах города святого доктора могло успокоить безумную толпу и напомнить каждому, что у него есть разум и обязанности перед ближними.
«Такие люди, как Гааз, — по словам В. А. Жуковского, — будут во всех странах и племенах звездами путеводными; при блеске их что б труженик земной ни испытал, душой он не падает и вера в лучшее в нем не погибнет».
Гааза вместе с Суворовым и Кутузовым Ф. М. Достоевский назвал лучшими русскими людьми. В «Былом и думах» А. И. Герцен с надеждой писал, что память об этом преоригинальном чудаке не заглохнет «в лебеде официальных некрологов». О нем вспоминал А. П. Чехов во время поездки на Сахалин.
Федор Петрович, отправившись однажды в Городской пересыльный замок на Воробьевых горах, увидел на улице под забором умирающую женщину. Он посадил несчастную в свою карету и отвез в тюремную больницу. Затем немедленно отправился к тогдашнему московскому генерал-губернатору князю Щербатову и, рыдая, упал перед ним на колени.
— Что с вами, Федор Петрович? — спросил изумленный князь.
— Ваше сиятельство! Я не встану до тех пор с колен, пока вы не разрешите обратить тюремную больницу в убежище для всех бесприютных больных, не имеющих где преклонить голову, умирающих без врачебной помощи в ночлежных домах, углах и нередко на улице без одежды, обуви, пищи.
Так возникла в 1847 году в Малом Казенном переулке Полицейская больница, прозванная Гаазовской, и это название продолжало жить даже после официального ее переименования в больницу имени императора Александра III.
В 1909 году в середине двора Гаазовской больницы на пожертвования москвичей был сооружен памятник врачевателю тела и духа. На постамент из черного полированного гранита поставлен бронзовый бюст улыбающегося старика с крупными чертами доброго лица. Чуть ниже надпись: «Федор Петрович Гааз. 1780–1853». Еще пониже, в лавровом венке, девиз святого доктора: «Спешите делать добро» (копия бюста в дореволюционные годы стояла и в Бутырской тюремной больнице).
«Все минется! — писал выдающийся русский юрист и общественный деятель А. Ф. Кони. — Миновался и граф Закревский, собиравшийся выслать из Москвы Гааза, миновался и Капцевич, рекомендовавший сократить «утрированного филантропа», почил знаменитый московский иерарх митрополит Филарет, не раз споривший с Гаазом в Тюремном комитете, но признавший для себя нравственно обязательным разрешить православному духовенству служить молебен о выздоровлении Федора Петровича и сам посетивший его перед его кончиной для того, чтобы проститься по-братски; сошли в могилу далекие каторжники, молившиеся у сооруженной ими в память Гааза иконы Федора Тирона, а он… он остался. И отныне он останется не только запечатленный в сердцах всех, кто узнает, кто услышит о том, что такое он был, но и как отлитый в бронзе молчаливый укор малодушным, утешение алчущим и жаждущим правды и пример деятельной любви к людям».
Гааз, истинный христианин, убеждал людей не злословить ближнего, не смеяться над его несчастьями и уродством, не гневаться и никогда не лгать. «Самый верный путь к счастью, — писал он, — не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать других счастливыми».
Когда его хоронили, более 20 тысяч человек пришли проводить доктора в последний путь. А на могильном камне высекли слова: «Спешите делать добро», которым он всегда следовал и которые можно считать его завещанием всем нам.
В романе Ф. М. Достоевского «Идиот» один из персонажей рассказывает другому: "В Москве жил один «генерал», он всю свою жизнь таскался по острогам и по преступникам; каждая пересыльная партия в Сибирь знала заранее, что на Воробьевых горах ее посетит «старичок генерал».
Гааз (Фридрих-Иосиф Haas, Федор Петрович), старший врач московских тюремных больниц, родился 24 августа 1780 г. в г. Мюнстерэйфеле, недалеко от Кельна (Пруссия) в католической семье. Учился в Йенском и Гёттингенском университетах, а врачебную практику начинал в Вене.
Во время Отечественной войны 1812 г. работал хирургом в Русской армии. После этого некоторое время Ф.П. Гааз пробыл на родине, в Германии, а в 1813 г. решил окончательно поселиться в России.
В 1829 г. в Москве открылся Комитет попечительного о тюрьмах общества. Московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын призвал доктора Гааза войти в состав Комитета. С этого момента жизнь и деятельность доктора решительно меняется: он всей душой принял чужую беду, участь арестантов стала волновать его настолько, что он постепенно прекратил свою врачебную практику, раздал свои средства и, совершенно забывая себя, отдал все свое время и все свои силы на служение «несчастным», причём взгляды его на арестантов были сходны со взглядами простых русских людей, которые всегда жалели обездоленных, нищих, больных.
Он делал свое дело в высшей степени серьезно и набожно; он являлся, проходил по рядам ссыльных, которые окружали его, останавливался пред каждым, каждого расспрашивал о его нуждах, наставлений не читал почти никогда никому, звал их всех «голубчиками».
Он давал деньги, присылал необходимые вещи — портянки, подвертки, холста, приносил иногда душеспасительные книжки и оделял ими каждого грамотного, с полным убеждением, что они будут их дорогой читать и что грамотный прочтет неграмотному. Он говорил с ними как с братьями, но они сами стали считать его под конец за отца. Если замечал какую-нибудь ссыльную женщину с ребенком на руках, он подходил, ласкал ребенка, пощелкивал ему пальцами, чтобы тот засмеялся. Так поступал он множество лет, до самой смерти; дошло до того, что его знали по всей России и по всей Сибири, то есть все преступники.
Фёдор Петрович Гааз. Святой доктор. Человек бесконечной доброты. Став главным врачом московских тюремных больниц и членом московского тюремного комитета, он всю свою жизнь посвятил облегчению участи заключённых и ссыльных.
Вериги, которыми сковывали в те годы каждого каторжанина, весили без малого пуд - 16 килограмм. Гааз добился замены прежних пудовых кандалов на облегченные, которые сам разработал и испытал на себе. Они в половину были легче и имели кожаные или суконные подкладки, которые хоть как-то прикрывали металл от соприкосновения с кожей.
Добился того, что в кандалы перестали заковывать стариков, а заболевших освобождали от оков на время болезни.
В московских тюрьмах при отправлении каторжных перестали их приковывать дюжинами к одному стальному пруту.
Был в те годы такой способ бороться с побегами - приковывали по шесть человек с каждой стороны к здоровенной железной палке и отправляли пешком в Сибирь. При этом если человек ослабевал в дороге, а то и отдавал Богу душу, то мёртвых и больных приходилось остальным нести на себе, пока не появится на пути кузня, чтобы снять оковы.
Он добился открытия больницы и школы для детей заключённых. На свои собственные средства доктор Гааз снабжал лекарствами тех больных, коим не помогали родственники с воли. Он собирал для заключённых одежду, холстину на обмотки и портянки, теплые вещи, а также духовную литературу.
Раздавал собранное перед отправкой этапа в каторгу или отправлял за свой счёт в Сибирь. Фёдор Петрович считал, что многие из преступников стали таковыми в результате отсутствия у них религиозного и нравственного самосознания. Поэтому всегда среди вещей были книги религиозного просвещения и азбуки, чтобы могли обучаться грамоте неграмотные, а также дети арестантов.
Доктор Гааз боролся за отмену права помещиков ссылать крепостных. Он даже выкупал некоторых арестантов (74 человека), ходатайствовал об отпуске детей (более 200 случаев).
Он жил в полном одиночестве, весь преданный делу благотворения, не отступая ни пред трудом, ни пред насмешками и уничижением, ни перед холодностью окружающих и канцелярскими придирками сослуживцев. Его девиз «торопитесь делать добро» подкреплял его и наполнял своим содержанием всю его жизнь. В его жизни не было «чужой» боли и «плохих» людей. Не было и своей семьи, так как он считал, что не хватит времени на отверженных: каторжников, бедных, больных. Он был католиком, но строгий ревнитель православия святитель Филарет (Дроздов) благословил служить молебен о его здравии.
По приезде в Россию, Гааз, благодаря своей частной практике среди богатых пациентов, стал довольно таки состоятельным человеком. У него был собственный дом на Кузнецком мосту, довольно большое имение - деревенька и суконный заводик. Всё своё состояние, не задумываясь, он потратил на благотворительность. Когда личные сбережения закончились, продал имение. Это не спасло положения. Доктор стал банкротом. Жил в убогой каморке, заваленной книгами.
Высокий, с добрыми и вдумчивыми голубыми глазами, в поношенном платье и заштопанных чулках, он был вечно в движении и никогда не бывал болен, пока первая и последняя болезнь не сломила его. 16 августа 1853 г. он умер,
Ограду могильную увенчали те самые кандалы, а на надгробном камне вместо эпитафии начертали призыв апостола Павла: "Спешите делать добро!"
Московский доктор Фёдор Петрович Гааз родился
24 августа(4 сентября) в Германии, близ города Кёльна,(Бад-
Мюнстераль),католик,жил и работал в Москве.
Покоится на Введенском кладбище с 16 августа 1853 года.
Его жизненное кредо: "СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО!"
Есть имена в истории России
Без почестей особых и наград,
Есть имена воистину святые,
Которым поклониться каждый рад.
Я говорю о докторе народном,
Который Гиппократу клятву дал,
А в жизни трудной, в деле благородном
Присягу эту свято соблюдал.
Лечил людей он от болезней грозных
И по сословию больных не различал.
Пожертвовал имение, дом свой и серьёзно
Он арестантам участь облегчал.
Когда же его в этом укорили:
"Преступникам не стоит помогать!"
Он отвечал: "Христа-то вы забыли!"
И продолжал несчастных врачевать.
И никому не отказав ни разу,
Спешил на помощь в дождь,мороз и зной.
Все узнавали доктора Гааза:
От бедноты до знати городской.
В последний путь толпою проводили
Все те, чьё право доктор защищал,
Несчастные,что так его любили,
Кого лечил он и кого спасал.
Народ российский помнит и поныне
То бескорыстие доброты большой.
Великий ГААЗ- воистину Святыня -
Немецкий доктор с русскою душой!
Фёдор Петрович Гааз, ставший святым ещё при жизни, родился в Германии с именем Фридрих-Иосиф в семье медиков, и жизненный путь его был известен еще до рождения. Путь этот, однако, оказался извилистый.
Отучился Фридрих Гааз в знаменитом Йенском университете, где преисполнился новейших знаний о медицине и между прочим прослушал курс лекций по философии от Шеллинга. В 20 лет от роду имел уже свою практику в Вене, где успешно помог русскому князю с лечением недуга. Благодарный пациент пригласил молодого доктора к себе в Россию, и в 1802 Фридрих Гааз превратился в Фёдора Петровича. К слову, навестит свою родину он лишь однажды, но и то - чтобы проститься с ней навсегда.
В Российской Империи Гааза действительно ждала огромная практика, работы было хоть отбавляй, но практичный и трудолюбивый немец ее не боялся. Работал терапевтом сразу в трёх больницах, а во время Отечественной войны отслужил хирургом в армии.
После войны Гааз - уже главный врач Москвы. Главный и самый честный из всех настолько, что, посчитав предшественника уволенным несправедливо, отдал ему своё жалованье. Фёдор Петрович деятельно начал наводить порядок в древней столице. Именно по его инициативе была основана первая больница для неимущих. С утра до ночи доктор Гааз принимал больных и сам жил при этой больнице. Подчиненные, однако, были не в восторге от честности начальника и пачками строчили на него доносы.
В 1828 году Фёдор Петрович обращает своё внимание на ещё более бесправный и нуждающийся в помощи класс - заключённых. Действительно, вот уж у кого положение было в разы хуже, чем у бездомных. Заключённые жили в грязных бараках, питались помоями и были лишены права на мед помощь.
Первый шаг Гааза - изобретение облегчённой версии кандалов. Тестируя их, доктор отходил в них по комнате несколько часов. Также он хлопотал об утеплении и расширении пересыльных бараков, организации медицинских пунктов и навесов для отдыха на этапе. Не оставлял доктор и детей заключённых - на собственные деньги организовывал школы для них, помогал с едой и одеждой.
Будучи уже стариком, Фёдор Петрович сопровождал ссыльных, передавал им с собой пайки и книги. Видя несправедливость в отношение заключённых, сам не раз подавал в суд от их имени и. выигрывал. До конца жизни доктор Гааз прожил в комнате при больнице, тратя все свои деньги на помощь тем, кто, по его мнению, нуждался в них больше.
На 80-ом году жизни Фёдор Петрович сильно заболел, о чем узнали заключённые и просили тюремного священника помолиться за него. Несмотря на православные законы, молебен по чудесному доктору был проведён во всех московских церквях, а в последний путь его провожала 20-тысячная толпа.
А совсем недавно, в 2018 году, римско-католическая церковь причислила доктора Гааза к лику блаженных. Кстати, крылатую фразу «Спешите делать добро» приписывают именно Фёдору Петровичу.
Понравилась статья и хочешь узнать больше? Читай также интервью с охранником в колонии , рассказ океанолога и множество других уникальных историй на нашем канале.
Читайте также: