Притча о блудном сыне старший сын

Обновлено: 22.12.2024

Эта притча чрезвычайно богата содержанием. Она лежит в самой сердцевине христианской духовности и нашей жизни во Христе; в ней человек изображен в тот самый момент, когда он отворачивается от Бога и оставляет Его, чтобы следовать собственным путем в "землю чуждую", где надеется найти полноту, преизбыток жизни. Притча также описывает и медленное начало, и победоносное завершение пути обратно в отчий дом, когда он, в сокрушении сердца, избирает послушание.

Прежде всего, это вовсе не притча об отдельном грехе. В ней раскрывается сама природа греха во всей его разрушительной силе. У человека было два сына; младший требует от отца свою долю наследства немедленно. Мы так привыкли к сдержанности, с какой Евангелие рисует эту сцену, что читаем ее спокойно, словно это просто начало рассказа. А вместе с тем, если на минуту остановиться и задуматься, что означают эти слова, нас поразит ужас. Простые слова: Отче, дай мне. означают: "Отец, дай мне сейчас то, что все равно достанется мне после твоей смерти. Я хочу жить своей жизнью, а ты стоишь на моем пути. Я не могу ждать, когда ты умрешь: к тому времени я уже не смогу наслаждаться тем, что могут дать богатство и свобода. Умри! Ты для меня больше не существуешь. Я уже взрослый, мне не нужен отец. Мне нужна свобода и все плоды твоей жизни и трудов; умри и дай мне жить!"

Разве это не самая сущность греха? Не обращаемся ли мы к Богу так же спокойно, как младший сын из евангельской притчи, с той же наивной жестокостью требуя от Бога все, что Он может нам дать: здоровье, физическую крепость, вдохновение, ум, - все, чем мы можем быть и что можем иметь - чтобы унести это прочь и расточить, ни разу не вспомнив о Нем? Разве не совершаем мы снова и снова духовное убийство и Бога и ближних - детей, родителей, супругов, друзей и родных, товарищей по учебе и по работе? Разве мы не ведем себя так, будто Бог и человек существуют только ради того, чтобы трудиться и давать нам плоды своей жизни, да и самую жизнь, а сами по себе не имеют для нас высшего значения? Люди и даже Бог - уже не личность, а обстоятельства и предметы. И вот, взяв с них все, что они могут нам дать, мы поворачиваемся к ним спиной и оказываемся на бесконечном расстоянии: для нас они безличны, мы не можем встретиться с ними взором. Вычеркнув из жизни того, кто нам дал что-то, мы становимся самоуправными обладателями и исключаем себя из тайны любви, потому что больше ничего не можем получить и неспособны давать сами. Это и есть сущность греха - исключить любовь, потребовав от любящего и дающего, чтобы он ушел из нашей жизни и согласился на небытие и смерть. Это метафизическое убийство любви и есть грех в действии - грех сатаны, Адама и Каина.

Получив все богатство, которым одарила его "смерть" отца, даже не оглянувшись, со свойственным молодости легкомыслием, младший сын покидает надоевшую ему безопасность родительского крова и с легким сердцем устремляется в края, где ничто не будет стеснять его свободы. Отделавшись от отцовской опеки, от всех моральных ограничений, он теперь может безраздельно отдаться всем прихотям своенравного сердца. Прошлого больше нет, существует только настоящее, полное многообещающей привлекательности, словно заря нового дня, а впереди манит безграничная ширь будущего. Он окружен друзьями, он в центре всего, жизнь радужна, и он еще не подозревает, что она не сдержит своих обещаний. Он полагает, что новые друзья льнут к нему бескорыстно; на самом деле люди относятся к нему точно так же, как он поступил по отношению к отцу: он существует для своих приятелей постольку, поскольку он богат и они могут попользоваться его мотовством. Они едят, пьют и веселятся; он полон радости, но как же далека эта радость от мирного и глубокого блаженства Царства Божиего, открывшегося на брачном пире в Кане Галилейской.

Но вот наступает время, когда иссякает богатство. По неумолимому закону, и земному и духовному (Мф.7, 2 - какою мерою мерите, такою и вам будут мерить), все оставляют его: сам по себе он никогда им не был нужен, и судьба его отражает судьбу его отца; он для друзей больше не существует, его удел - одиночество и нищета. Покинутый и отверженный, он терпит голод, холод и жажду. Его бросили на произвол судьбы, как сам он бросил своего отца. Но отец, хоть тоже покинут, богат своей несокрушимой любовью, ради которой он готов жизнь положить за сына, принять даже его отречение, чтобы сын мог свободно идти своим путем. Сына же ждет бесконечно большее несчастье - внутренняя опустошенность. Он находит работу, но это только увеличивает его страдание и унижение: никто не дает ему еды, и он не знает, как добыть ее. А что может быть унизительнее, чем пасти свиней! Для евреев свиньи символ нечистоты, как бесы, которых изгонял Христос. Его работа - образ его состояния; внутренняя нечистота соответствует обрядовой нечистоте свиного стада. Он достиг последнего дна, и теперь из этой глубины он начинает оплакивать свое несчастье.

Подобно ему, мы чаще оплакиваем свои несчастья, чем благодарим за радости жизни, и не потому, что выпадающие нам испытания чересчур суровы, а потому что мы встречаем их так малодушно и нетерпеливо. Оставленный друзьями, отверженный всеми, блудный сын остается наедине с самим собой и впервые заглядывает в свою душу. Освободившись от всех обольщений и соблазнов, лжи и приманок, которые он принимал за освобождение и полноту жизни, он вспоминает детство, когда у него был отец, и он не должен был, словно сирота, скитаться без крова и пищи. Ему становится ясно, что нравственное убийство, которое он совершил, убило не отца, а его самого, и что та беспредельная любовь, с которой отец отдал свою жизнь, позволяет ему сохранять надежду. И он встает, оставляет свое жалкое существование и отправляется в дом отца с намерением пасть к его ногам в надежде на милость. Но не только воспоминание картины домашнего уюта - огня в очаге и накрытого к обеду стола - заставляют его возвратиться; первое слово его исповеди не "прости", а "отец". Он вспоминает, что на него была безгранично излита любовь отца, а из нее проистекали и все блага жизни. (Христос сказал: Ищите же прежде Царства Божия. и это все приложится вам.) Он возвращается не к чужому человеку, который не признает его, которому придется говорить: "Разве ты не помнишь меня? Когда-то у тебя был сын, который предал и покинул тебя - это я". Нет, из глубин его вырывается слово "отец", оно подгоняет его и окрыляет надеждой. И в этом он открывает истинную природу раскаяния: в настоящем раскаянии сочетаются видение нашего собственного зла и уверенность, что даже для нас есть прощение, потому что подлинная любовь не колеблется и не угасает. При одном только безнадежном видении наших проступков раскаяние остается бесплодным; оно исполнено угрызений совести и может привести к отчаянию. Иуда понял, что совершил; увидел, что его предательство непоправимо: Христос был осужден и умер. Но он не вспомнил, что Господь открыл о Себе и Своем Небесном Отце; он не понял, что Бог не предаст его, как он предал своего Бога. Он потерял всякую надежду, пошел и удавился. Мысль его сосредоточилась только на его грехе, на нем самом, а не на Боге, Отце Иисуса - и его Отце.

Блудный сын возвращается домой, потому что память об отце придает ему силу вернуться. Его исповедь мужественна и совершенна: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Он осужден собственной совестью, для себя у него нет оправдания, но в прощении есть тайна смирения, который мы должны учиться снова и снова. Мы должны учиться принимать прощение актом веры в любовь другого, в победу любви и жизни, смиренно принимать дар прощения, когда он предлагается. Блудный сын открыл отцу свое сердце - и значит, был готов принять прощение. Когда он приближается к дому, отец видит его, бежит навстречу, обнимает и целует его. Как часто стоял он на пороге, всматриваясь в дорогу, по которой сын ушел от него! Он надеялся и ждал. И вот, наконец, день, когда его надежда исполнилась! Он видит своего сына, который покинул его богато разодетый, украшенный драгоценностями, ни разу не оглянувшись на дом своего детства, потому что все его помыслы и чувства были в неизведанном, манящем будущем; сейчас отец видит его нищим, в лохмотьях, совершенно подавленным бременем прошлого, которого он стыдится; и без будущего. как-то встретит его отец? Отче, я согрешил. Но отец не позволяет ему отречься от сыновства, он как бы говорит ему: "Вернувшись домой, ты вернул мне жизнь; когда ты пытался убить меня, ты убил себя самого; теперь, когда я вновь ожил для тебя, ты тоже вернулся к жизни!" И обернувшись к слугам, отец дает распоряжение: Принести лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги.

Многие переводы, в том числе русский, гласят "лучшую одежду", но в греческом и в славянском тексте говорится о "первой одежде". Разумеется, "первая одежда" могла быть лучшей в доме, но разве не более вероятно, что отец сказал слугам: "Пойдите и найдите ту одежду, которую мой сын носил в день, когда он ушел, ту, что он бросил на пороге, облекшись в ризу измены"? Если ему принесут лучшую одежду, бедняга будет чувствовать себя неуютно, словно ряженый; у него будет ощущение, что он не дома, а в гостях, и его принимают со всеми приличествующими гостеприимству знаками внимания и почета. В уютном домашнем кругу не надевают лучшую одежду. По контексту вернее думать, что отец посылает за одеждой, которую сын сбросил, а отец поднял, сложил и бережно спрягал, как Исаак хранил одежду, принесенную братьями Иосифа, - разноцветную одежду, испачканную, как он считал, кровью погибшего сына. Так и здесь, юноша сбрасывает свои лохмотья и снова надевает знакомую одежду, чуть поношенную, - она ему впору, по росту, уютна, она ему привычна. Он озирается: годы распутства, обмана и неверности, проведенные вне отчего дома, кажутся кошмаром, - словно их и не было вовсе. Он здесь, дома, как будто никуда и не отлучался; на нем одежда, к которой он привык. Отец рядом, только немного постарел, да морщины стали глубже. Вот и слуги, как всегда, почтительны и смотрят на него счастливыми глазами. "Он снова с нами, а мы думали, что он ушел навсегда; он вернулся к жизни, а мы боялись, что причинив смертельное горе отцу, он погубил свою бессмертную душу, уничтожил свою жизнь!"

Это возвращение изгладило пропасть, отрезавшую его от отчего дома. Отец идет и дальше - он вручает ему перстень, который не просто обычное кольцо. В древности, когда люди не умели писать, любой документ заверялся перстнем с печатью. Дать кому-то свой перстень означало отдать в его руки свою жизнь, свое имение, семью и честь - все. Вспомните Даниила в Вавилоне, Иосифа в Египте: дарованием перстня со своей руки передают им царь и фараон власть управлять от их имени. Подумайте об обмене обручальными кольцами; этот обмен как бы говорит: "Я верю в тебя и полностью вверяю себя в твои руки. Все, что у меня есть, все, что я есть, безраздельно принадлежит тебе". У Кьеркегора есть такие слова: "Когда я говорю - моя страна, моя невеста, это означает, что не я обладаю ими, но что я всецело принадлежу им".

В притче приведен и другой пример этой отдачи самого себя. Сын потребовал половину богатства своего отца, пожелал обладать тем, что получил бы после его смерти, - и ему-то отец сейчас доверяется. Почему? Просто потому, что тот вернулся домой. Отец не просит отчета в том, что сын делал на стране далече. Он не говорит: "Когда ты мне все расскажешь о себе, я посмотрю, стоит ли доверять тебе". Он не говорит, как постоянно, прямо или косвенно, делаем мы, когда к нам приходит кто-то, с кем у нас была ссора: "Что же, я возьму тебя на испытание; попробуем восстановить нашу дружбу, но если я увижу твою неверность, все твое прошлое припомнится, и я прогоню тебя, потому что прошлое будет свидетельствовать против тебя, явно доказывая твою постоянную неверность". Отец ничего не спрашивает. Он не говорит: "Посмотрим". Он как бы подразумевает: "Ты вернулся. Постараемся вместе загладить ужас твоего отсутствия. Видишь, одежда, которая на тебе, говорит о том, что ничего не произошло. Ты такой же, каким был до ухода. Перстень, который я вручил тебе, служит доказательством, что я не питаю сомнений на твой счет. Все принадлежит тебе, потому что ты мой сын". И он одевает обувь на ноги его, чтобы, как пишет в Послании к ефесянам апостол Павел, они были обуты в готовности благовествовать мир.

Для пира закалывают откормленного тельца; этот пир - пир Воскресения, уже пир жизни вечной, трапеза Агнца, пир Царствия. Сын, который был мертв, ожил; он, потерявшийся в земле чуждой, в безвидной пустыне, как говорится в начале книги Бытия, вернулся домой. Отныне сын в Царстве, потому что Царство это - Царство Любви, Царство Отца, Который любит его, спасает, восстанавливает и возвращает к жизни.

Но тут появляется старший сын. Он всегда был хорошим работником в доме отца, и жизнь его безупречна. Но он так и не понял, что главное в отношениях отцовства и сыновства - не работа, а сердце, не долг, а любовь. Он во всем был верен; но отец у него был, сам он был сыном - только внешне. И брата у него не было. Прислушайтесь к тому, что он говорит отцу. Услышав пение и ликование, он подзывает слугу и спрашивает, что все это значит, А слуга отвечает: Брат твой пришел, и отец твой заколол откормленною теленка, потому что принял его здоровым. Старший сын осердился и не хотел войти. Отец выходит звать его, но тот говорит: Вот, я столько лет служу тебе (слово "служить" по-гречески и по-латински сильное слово, оно означает рабскую обязанность выполнять всякого рода неприятную работу) и никогда не преступал приказания твоего. Он мыслит только в категориях приказаний и преступлений; он никогда не уловил за словами - содержания, в голосе - сердечности, теплоты совместной жизни, в которой и у него и у отца своя роль, - для него все это сводилось к приказаниям и обязанностям, которые он никогда не нарушал. Но ты, - продолжает он, - никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, растративший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Обратите внимание, что он говорит "сын твой", а не "брат мой": он не желает иметь ничего общего с этим братом. Я знал подобную семью: отец души не чаял в дочери, а сына считал своим несчастьем; он всегда говорил жене: "моя дочь", но "твой сын".

Итак, перед нами ситуация "сын твой". Если бы блудный был "брат мой", все было бы иное: он не преступал бы приказаний отца, но и не получил бы откормленного теленка. Как же отвечает отец? Сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. Отец считает его своим сыном. Да, он сын ему, они всегда вместе, рядом. Для сына же не так: они в полном согласии - а это не одно и то же. У них нет общей жизни, хотя нет и разделения, - они живут вместе, но без единства и глубины. (Все Мое Твое - слова из молитвы Христа Отцу перед предательством.) А о том надобно было радоваться и веселиться, - продолжает отец, - что брат твой сей был мертв и ожил; пропадал и нашелся.

Итак, путь ведет из глубин греха в отчий дом. Вот что предстоит нам, когда мы решаемся не зависеть больше от общественного мнения и избрать критерием поведения суд Божий, звучащий в голосе совести, открывающийся в Писании, явленный в личности Того, Кто есть Путь, Истина и Жизнь. Как только мы соглашаемся, чтобы Бог и совесть были нашим единственным судьей, пелена спадает с наших глаз; мы становимся способны видеть и понимаем, что такое грех: действие, отрицающее личную реальность Бога и тех, кто нас окружает, сводящее их до положения предметов, которые существуют лишь постольку, поскольку мы можем пользоваться ими без ограничений. Осознав это, мы можем вернуться в себя, освободиться от всего, что крепко держит нас, словно в плену, можем войти в себя и очутиться лицом к лицу с блаженством, которое для этого юноши представляло его детство, время, когда он еще жил в отчем доме.

Вы, наверное, помните то место в конце Евангелия от Матфея, где Христос велит Своим ученикам вернуться в Галилею. Они только что пережили самые ужасные, мучительные дни в своей жизни. Они видели своего Господа в кольце ненависти, видели, как Он был предан, сами по слабости изменили Ему: в Гефсиманском саду их одолел сон и они разбежались при появлении Иуды. Двое из них издали следовали за своим Господом и Богом до двора Каиафы, где они остались со слугами, а не с Ним, как Его ученики. Один из них, Петр, на тайной вечери сказал, что останется верным, если и все Ему изменят, - и он трижды отрекается от Учителя. Они видели Страсти Христовы. Они видели, как Он умирал. И вот они видят Его живым рядом с собой. Иудея олицетворяет для них пустыню, опустошенность, конец всякой жизни и надежды. Христос отсылает их обратно в Галилею: "Идите туда, где вы впервые увидели Меня, где мы близко общались в обыденной жизни, где не было еще боли, страдания, предательства. Вернитесь к тем дням, когда все было полно невинности и безграничных возможностей. Вернитесь в прошлое, в его глубины. Идите, научит все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам".

Когда мы возвращаемся в отчий дом, когда остаемся лицом к лицу с судом нашей совести и Бога, суд этот не основывается на глубине нашего богословского видения, он основывается не на том, что один только Бог может нам дать как путь приобщенности к Его жизни. Божий суд основывается на одном: "Ты - человек или ты ниже достоинства человека?" Вы, вероятно, вспомните в этой связи притчу об овцах и козлищах у Матфея (25,31-46): Господи! когда мы видели Тебя алчущим. или жаждущим. или странником. или нагим. или больным. или в темнице. Если мы не умеем вести себя, как человек, мы никогда не поймем, как вести себя по-Божьи. Если мы возвратились в Отчий дом, если мы должны облечься во Христа, если сияние Духа должно исполнить нас, если мы хотим совершить наше призвание и стать истинными детьми Божиими, Его сынами и дочерьми, мы должны прежде всего изо всех сил постараться добиться того, что в нашей власти - стать человечными, поскольку чувства товарищества, сострадания, милосердия заложены в нас, независимо от того, хороши мы или дурны.

Мы можем возвратиться к Отцу. Мы можем возвратиться с доверчивой надеждой, потому что Он - хранитель нашего достоинства. Он хочет нашего спасения. Он требует только одного: Сын Мой, отдай сердце твое Мне, все остальное Я сам приложу, - как говорит Премудрый. Эта дорога шаг за шагом ведет нас оттуда, где мы находимся, слепые, вне Царства, хотя страстно желаем увидеть его полноту внутри себя и победу его над всем вокруг; эта дорога ведет нас туда, где мы окажемся перед судом Божиим. Мы видим, как прост этот суд, как велика должна быть в нас надежда и как в этой надежде мы можем идти к Богу, твердо зная, что Он Судия, но в первую очередь Он - Искупитель наш, Тот, Кому человек настолько дорог, драгоценен, что мера, цена нашего спасения в Его очах - вся жизнь, вся смерть, все борение и богооставленность, весь ужас, который претерпел Единородный Сын Божий.

Похожая притча

В. Записанная в 15 главе Евангелия от Луки «притча о блудном сыне» была названа так в IV веке. Обычно под блудным сыном подразумевается сын младший. Но здесь есть еще один, старший, который, собственно, и является главным героем. Ведь притча сказана фарисеям, и на примере старшего блудного сына Христос хотел показать им их состояние, их духовную болезнь.
Лк. 15:1-3: «Приближались к Нему все мытари и грешники слушать Его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними. Но Он сказал им следующую притчу. » И далее следуют три притчи: о потерянной овце, драхме и о блудных сыновьях. Прочитаем вторую часть этой притчи, которая и описывает фарисеев, стихи с 25 по 32.
25 Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; 26 и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? 27 Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. 28 Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. 29 Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; 30 а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. 31 Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, 32 а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

На первый взгляд старший сын - замечательный человек. Он добросовестно и усердно выполняет свою работу, в отличие от младшего сына не позорит свою семью. Можно сказать старательный, жертвенный христианин, которому даже некогда повеселиться, некогда воспользоваться благодеяниями Отца; все время он тратит на работу, на служение.)
Но прилежного труда недостаточно. Есть скрытые проблемы, о которых не говорят, не пишут, за которые не ставят на замечание. Мытари и грешники были виновны в явных грехах плоти, но некоторые фарисеи – в грехах духа. Внешне безупречны, внутри — гниль.
Давайте обратимся к старшему сыну, внимательно посмотрим на него и определим диагноз.

1. Духовные болезни
1.1. Самоправедность
Первая болезнь старшего — самоправедность. Противопоставляя свое поведение поведению младшего сына, старший брат напоминает: «Вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего» (Лк. 15:29). Он думает о себе высоко, но в самоправедности, точнее, в духе самоправедности, есть очень серьезный изъян. Такому человеку Бог не нужен. Если мы ни в чем не согрешили, то зачем нужна жертва Христа? Если мы никогда не преступали заповедей, то Он нам еще и должен.
Друзья, мы не оправдываем грехи младшего и не отвергаем усердия старшего сына. Да будет анафема! Апостол Павел отвергает такую ересь, справедливо возмущаясь: «Ибо, если верность Божия возвышается моею неверностью к славе Божией, за что еще меня же судить, как грешника? И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых» (Рим. 3:7-8).

Здесь мы снова вспоминаем притчу о фарисее и мытаре. «Если мытарь со всей его греховностью оказывается перед богом праведнее, чем фарисей со всеми его действительно благими поступками (Лк. 18:9-14), то дело не в том, что грехи мытаря – не совсем грехи, а добрые поступки фарисея не благи. Христос не имеет в виду, будто человеческое добро перед Богом — совсем не добро, а зло — вовсе не зло. Суть в следующем: фарисей больше не осознает, что он виновен. Перед своей совестью он чист. Но тогда зачем просить прощения? Ему оно не нужно. А мытаря мучает совесть. Ему есть в чем исповедоваться. Вот он и сокрушается перед Богом.
Так и младший сын сознается в грехах, а старшему это не надо. Он чист. Он не нуждается в милости.

Но был ли старший сын таким уж безгрешным? Вероятно, он преувеличил свою добродетель, заявляя, что «никогда не преступал приказания отца». По крайней мере, именно сейчас он отца не слушает. Мы видим, что в сердце у него была язва, и вот она прорвалась. Все чувства в день торжества выплеснулись наружу, недобрые, злые чувства.
Грехи бывают разными. Он «не пил, не курил, не ругался, не ‘гулял’, не ходил на дискотеки», но разве отсутствие любви — не худший грех? Если две величайшие заповеди требуют возлюбить Господа Бога и ближнего больше и прежде всего, то разве отсутствие любви не будет самым великим грехом? А ведь старший сын не любит младшего. Вторую заповедь точно нарушил.

К сожалению, как и этот сын, мы часто не замечаем своих грехов.
Одна женщина долго ходила в собрание, но не каялась. Однажды она подошла к пресвитеру и сказала. «Я хочу на небо, но все говорят, что сначала надо покаяться. А я ничего плохого не сделала, не знаю, в чем каяться. Может, взять да согрешить, чтобы было в чем каяться?»
Пресвитер поговорил об этом с церковью и братья и сестры начали усиленно молиться об этой женщине. И скоро она сделал шаг к Богу. На обычном собрании, даже не было специального призыва, но Дух Святой коснулся ее сердца. Она просто выбежала вперед и не плакала, а рыдала. Она осознала свою греховность, увидела, что от подошвы ноги и до темени головы нет здорового места (Ис. 1:6), увидела, насколько она запачканная и грязная во свете Божьей святости.
Мы все грешны. Потому апостол Павел хочет «найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере» (Фил. 3:9).
1.2. Неправильное понимание служения
Еще одна серьезная болезнь — синдром наемника, неправильное понимание служения. Старший сын долго и усердно трудился (греческое слово δουλεύω — служил — имеет тот же корень, что и слово «раб»). Старший сын пахал, как раб. Но он не прилагал к служению сердца. Его больше интересовало имущество и награда. «Я столько служил, а ты не дал мне козленка повеселиться…», - жалуется он. (Для этого сына заколол теленка; а мне не дал даже козленка, что значительно меньше).

Как мы относимся к служению? Не ожидаем ли награды и похвалы от людей? Не огорчает ли нас, когда наши труды остаются непризнанными? Когда наоборот, после усердной работы нас еще и критикуют?
Один брат после конференции заходит ко мне и жалуется: «Не буду больше этим (т.е. организацией конференции) заниматься. Опять виноват. Зачем мне это надо?»
А что, приятно, когда работаешь, и еще и виноват? Лучше ничего не делать. Того, кто что-то делает, всегда можно в чем-то упрекнуть. Того, кто проповедует. Кто занимается евангелизацией. Не те методы, не те формы, не та музыка. А кто не занимается – не виноват. Он занимает удобное положение критика.

Но эти мысли – не от Бога. Это срабатывает «психология наемника». Бог нам что-то должен за усердный труд. Бог должен заплатить.
На самом деле, когда служишь Богу, даже благодарность не нужна. Когда с Богом пребываешь, даже какое-то специальное веселье не требуется. Даже козленок не нужен. В Боге, в служении Ему веселье. «Служите Господу с веселием; идите пред лице Его с восклицанием!» - призывает Давид (Пс.99:2).

А между тем, что плохого в том, чтобы получить какую-то награду, чтобы съесть козленка? Полагаю, старший сын просто не просил об этом отца, просто не пользовался правом. Разве такой отец не дал бы козленка?

2. Отношение к брату
2.1. Презрение
Но старший брат не просто болен. Он плохо относится к младшему, не хочет видеть его. (Наверное, он не молился и не постился за возвращение брата).
Я думаю, как может хороший человек плохо относиться к другим? Странно, но часто внешняя религиозность удаляет людей друг от друга, воздвигает барьеры. Тот, кто считает себя хорошим, склонен удаляться от «плохих». Смотрите, старший брат уже не может назвать младшего братом. Он говорит: «Этот сын твой». И рассказывает о Его грехах.

Приятно говорить и слушать о грехах других людей, напоминать о блудницах и расточении имения. Чем хуже брат – тем лучше он сам. Отец будет любить его еще больше. А тот любви не достоин.

Опять мы обращаемся к наибольшим заповедям в законе? «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10:27). Кто ближе брата? Что пользы служить человечеству, церкви, и не иметь любви к брату, сестре, родителям?

2.2. Не может радоваться с братом
Старший брат не может радоваться вместе с младшим.
А мы можем? Можем ли мы радоваться так, как к тому призывает апостол Павел? «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12:15). Второе второе намного легче, чем первое. Переживать с братом, если у него сломался компьютер или машина, не так трудно. А если он купил очень хорошую новую машину – радоваться труднее. Молиться вместе с братом за проблемы в его церкви – к этому мы готовы. Труднее благодарить за его успех.

А можем ли мы радоваться успехам других церквей? Даже других деноминаций? Радоваться благословениям, которые Бог изливает на других? Можем ли мы не завидовать той благодати, тем благословениям, которые получают другие? Нам же меньше не будет, у Бога хватит на всех.

Старший сын остался вне дверей, не захотел порадоваться прощению и принятию брата. Он не захотел войти. А ведь появилась хорошая возможность повеселиться. Отец приказал заколоть не козленка, а теленка, так что веселье может быть большим, чем он мечтал. Заходи. Там — пение и ликование. В греческом - συμφωνίαν και χορούς. Так — великая радость. Как в христианском гимне мы поем:
Радостную песнь воспойте в небесах!
Блудный сын навеки возвращен;
С Богом примиренный, в радостных слезах,
В вечные объятья заключен.

Увы, окончание притчи нас смущает. (Его можно сравнить с окончанием книги Ионы). Ничего не сказано о том, что старший покаялся и разделил радость возвращения младшего брата, не написано, что он вошел.
А вы бы вошли после всего, что произошло?

3. Отношения с отцом
Если у нас плохие отношения с ближними, у нас не может быть хороших отношений с Отцом. «А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1 Ин. 2:11).
3.1. Неуважение к отцу
Сын неуважительно относится к отцу. Отец зовет и его, а он не слушает. Он осердился! Таке впечатление, что у него самый худший брат и самый худший отец. Отец просил (не просто попросил). А он не идет. И теперь первый блудный сын радуется в доме, а этот остается вне дома. Все радуются — Он сердится?

3.2. Незнание милости отца
Надо уметь радоваться в Господе. Но если Бога не знаешь, не знаешь Его любви, Его милости, как будешь радоваться? А старший сын не знает как следует Отца, не знает его милости. Впрочем, и младший был в таком же положении. Он тоже не знал, каким любящим было сердце Отца, но, даже не понимая, принял прощение из Его рук. А старший не соглашается. «Как такое может быть? Как отец может простить такого грешника? За что?»

Мы тоже часто слышим обвинения в адрес Бога. «Вот этот негодяй столько преступлений совершил, столько зла. И тут, прибежал, покаялся, и все? Можно в небо? Пусть отработает. Пусть пострадает за свои грехи. Так не честно. И вообще, что это за Бог, Который может помиловать такого человека.
Но знает ли старший сын сердце Отца? Его любовь? Его расположение? Его доброту? Видел ли он, как Отец выходил на перекресток, ожидая сына, как он выглядывал в окно, как напрягал зрение, чтобы увидеть сына?
Слава Богу, Он любит нас… с нашими неудачами… несовершенством, как мы любим детей… И нам только не надо забывать. Сколько мы получили благ от Него.
Милости Господни вспоминай, считай, Все их до единой в сердце повторяй. Вспомни, как Он щедро наделил, Удивляться будешь, что Он совершил

У Него еще есть много благ. Ты думаешь, Господь не давал? Нет, ты просто не просил, не брал, не пользовался Божьими благословениями. Или пользовался, но не сознавал, как это много и прекрасно. Вот оно, самое великое благо. Отец говорит: «Ты всегда со Мной». Что может быть лучше? Благословение уже в том, что ты с Богом. Асаф восклицает: «Кто мне на небе? и с Тобою ничего не хочу на земле» (Пс. 72:25).

З. Радость любви Отца
Мы можем видеть себя на месте как младшего, так и старшего сына. Мы знаем, что такое восстание, уход, поиски наслаждений, разочарование и возвращение в отчий дом. Но мы знаем, что такое тяжкий труд, отвержение, зависть, жалость к себе, самоправедность. И мы радуемся тому, что Господь прощает как младших, так и старших сыновей. Потому что есть еще один Сын - Сын Божий, Иисус Христос.
Благодаря Его послушанию, благодаря Его жертвенности, благодаря Его любви и старший и младший могут быть прощены. Не по своим делам, а по Его любви и милости.

Только готовы ли мы принять Его любовь? Христос говорит, что младший сын пришел в себя. Ничего подобного не сказано о старшем. Мы так и не знаем, пришел ли он в себя. Увы, сколько есть таких добрых людей, которые в своем упрямстве не соглашаются с Божьей любовью, не делают этот последний шаг! А ведь Отец уже вышел навстречу. Он ждет возвращения блудных сыновей. Как старшего, так и младшего.

Похожая притча

По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно.

Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих.

Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться.

Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

Похожая притча

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Бог не осудил ни того, ни другого. О мытаре Он сказал: этот человек ушел более прощенным, более освященным, чем тот. Бог не сказал, что фарисей отошел без сопровождающей его любви Божией, что Бог не помнит его верности, его исполнительности.

Мы также стоим сегодня перед образом старшего сына. Всю свою жизнь он прожил бок о бок с отцом, вся его жизнь была попечением о том, что составляло интерес его отца: он работал усердно, преданно, забывая себя, не обращая внимания на усталость, не требуя вознаграждения, потому что чувствовал, что поступая так, он ведет себя правильно. Одного ему не хватало: тепла, ласки, радости о своем отце.

И как мы бываем жестоки, когда думаем, что он не заслуживает нашего сочувствия; и как мало кто из нас способен быть настолько преданным, так совершенно и неуклонно послушным зову долга, как был он, когда мы не встречаем признания, не слышим одобрения, не получаем ни малейшего вознаграждения, потому что подобно тому, как отец поступил по отношению к старшему сыну, те, кто окружает нас, те, кому мы служим, на кого мы, может быть, рабски трудимся, т.е. чьи интересы составляют сердцевину нашей жизни, принимают это, как должное: разве это не естественно?

Ведь он мне сын! Ведь он мне отец! Ведь он мне брат! Ведь он мне муж, жена! Не друг ли он мой? Не предполагает ли это полную, безграничную преданность, которая и есть свое собственное вознаграждение?

Как часто мы бываем жестоки к людям вокруг нас, которых мы ставим на положение старшего сына, никогда не признанного, всегда ожидая, что он сделает нужное, неуклонно и совершенно.

Да, у блудного сына было тепло, блудный сын вернулся с сокрушенным сердцем, он был готов стать новым, тогда как тот мог только продолжать работать в своем суровом постоянстве, разве что перед лицом отцовского сострадания он понял бы, что означает, что его младший брат действительно был мертвым и вернулся к жизни, действительно был потерян и нашелся.

Читайте также: