Отцов и прадедов примета
Обновлено: 21.11.2024
© Твардовский А.Т., насл., 2019
© Ил. на обл. Савченков И. Ю., 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
«Велика страна родная…»
Велика страна родная,
Так раскинулась она,
Что и впрямь – война иная
Для нее как не война.
Но в любой глухой краине,
Но в любой душе родной
Столько связано отныне
С этой, может, не войной.
Пусть прибитый той зимою
След ее травой порос,
И прибой залива моет
Корни сосен и берез,
Пусть в тот край вернулись птицы,
И пришло зверье в леса,
И за старою границей
День обычный начался, —
Там…
Там, в боях полубезвестных,
В сосняке болот глухих,
Смертью храбрых, смертью честных
Пали многие из них.
Мы с ними шли дорогою войны
Лучшие стихотворения Твардовского о войне
Твардовский «В тот день когда окончилась война»
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
В конце пути, в далекой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мертвыми прощаются живые.
До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учетный.
Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалеку.
И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Еще в строю стояли вместе с нами;
И с теми, что ее великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Еще у Волги обтекали глиной;
И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В ее предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
И с теми, что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.
Со всеми — пусть не равен их удел, —
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел —
Такой был срок ему отпущен малый.
Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамен, склоненных, как велит приказ, —
Со всеми, до единого со всеми.
Простились мы.
И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Березы, вербы, клены и дубы
В который раз листву свою сменили.
Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.
И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.
И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были, —
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.
К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.
Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.
В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Как у живых, — я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых, —
Я ваш укор услышу бессловесный.
Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
Я убит подо Ржевом (отрывок)
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облачком пыли
Ходит рожь на холме;
Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, —
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Отец и сын
Быть может, все несчастье
От почты полевой:
Его считали мертвым,
А он пришел живой.
Живой, покрытый славой,
Порадуйся, семья!
Глядит — кругом чужие.
— А где жена моя?
— Она ждала так долго,
Так велика война.
С твоим бывалым другом
Сошлась твоя жена.
— Так где он? С ним по-свойски
Поговорить бы мне.
Но люди отвечают:
— Погибнул на войне.
Жена второго горя
Не вынесла. Она
Лежит в больнице. Память
Ее темным-темна.
И словно у солдата
Уже не стало сил.
Он шопотом чуть слышно:
— А дочь моя? – спросил.
И люди не посмели,
Солгав, беде помочь:
— Зимой за партой в школе
Убита бомбой дочь.
О, лучше б ты не ездил,
Солдат, с войны домой!
Но он еще собрался
Спросить: А мальчик мой?
— Твой сын живой, здоровый,
Он ждал тебя один.
И обнялись, как братья,
Отец и мальчик-сын.
Как братья боевые,
Как горькие друзья.
— Не плачь, – кричит мальчишка,
Не смей, тебе нельзя!
А сам припал головкой
К отцовскому плечу.
— Возьми меня с собою,
Я жить с тобой хочу.
— Возьму, возьму, мой мальчик,
Уедешь ты со мной
На фронт, где я воюю,
В наш полк, в наш дом родной.
Мать и сын
На родного сына
Молча смотрит мать.
Что бы ей такое
Сыну пожелать?
Пожелать бы счастья —
Да ведь счастлив он.
Пожелать здоровья —
Молод и силен.
Попросить, чтоб дольше
Погостил в дому, —
Человек военный,
Некогда ему.
Попросить, чтоб только
Мать не забывал, —
Но ведь он ей письма
С полюса писал.
Чтоб не простудиться,
Дать ему совет?
Да и так уж больно
Сын тепло одет.
Указать невесту —
Где уж! Сам найдет.
Что бы ни сказала —
Ясно наперед.
На родного сына
Молча смотрит мать.
Нечего как будто
Пожелать, сказать.
Верит – не напрасно
Сын летать учен.
Как ему беречься, —
Лучше знает он.
Дело, что полегче,
Не ему под стать.
Матери, да чтобы
Этого не знать!
Он летал далеко,
Дальше полетит.
Трудно – перетерпит.
Больно – промолчит.
А с врагом придется
Встретиться в бою —
Не отдаст он даром
Голову свою.
Матери – да чтобы
Этого не знать…
На родного сына
Молча смотрит мать.
Родное
Дорог израненные спины,
Тягучий запах конопли…
Передо мной знакомые картины
И тихий вид родной земли…
Я вижу – в сумерках осенних
Приютом манят огоньки.
Иду в затихнувшие сени,
Где пахнет залежью пеньки.
На стенке с радостью заметить
Люблю приклеенный портрет.
И кажется, что тихо светит
В избе какой-то новый свет.
Еще с надворья тянет летом,
Еще не стихнул страдный шум…
Пришла «Крестьянская газета»,
Как ворох мужиковских дум.
А проскрипит последним возом
Уборка хлеба на полях —
И осень закует морозом
В деревне трудовой размах.
Придет зима. Под шум метелей
В читальне, в радостном тепле,
Доклад продуманный застелет
Старинку темную в селе…
А за столом под шум газетный
Улыбки вспыхнут в бородах,
Прочтя о разностях на свете,
О дальних шумных городах.
Рассказ танкиста
Был трудный бой. Все нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас, как дорогих гостей,
Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду ведрами – не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…
Шел бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперед.
А он гвоздит – не выглянуть из башен, —
И черт его поймет, откуда бьет.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, – столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
– Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
– Да где же, где?… – А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждет. – Влезай сюда, дружище!
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка – мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырем.
Подъехали. – Вот здесь. – И с разворота
Заходим в тыл, и полный газ даем.
И эту пушку, заодно с расчетом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозем.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шел большой пожар.
И, помню, я сказал: – Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал…
Был трудный бой. Все нынче, как спросонку.
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
Я знаю, нет моей вины…
Александр Твардовский. Короткие стихи о войне, которые легко учатся
Я знаю, никакой моей вины…
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,
Речь не о том, но все же, все же, все же…
Война — жесточе нету слова.
Война — печальней нету слова.
Война — святее нету слова
В тоске и славе этих лет.
И на устах у нас иного
Ещё не может быть и нет.
Ночлег
Разулся, ноги просушил,
Согрелся на ночлеге,
И человеку дом тот мил,
Неведомый вовеки.
Дом у Днепра иль за Днепром,
Своим натопленный двором, —
Ни мой, ни твой, ничейный,
Пропахший обувью сырой,
Солдатским потом, да махрой,
Да смазкою ружейной.
И, покидая угол тот,
Солдат, жилец бездомный,
О нем, бывает, и вздохнет,
И жизнь пройдет, а вспомнит!
Есть имена и есть такие даты…
Есть имена и есть такие даты,
Они нетленной сущности полны.
Мы в буднях перед ними виноваты,
Не замолить по праздникам вины.
И славословья музыкою громкой
Не заглушить их памяти святой.
И в наших будут жить они потомках,
Что, может, нас оставят за чертой.
Все в мире сущие награды
Благословите светлый час!
Отгрохотали эти годы,
Что на земле застигли нас.
Еще теплы стволы орудий
И кровь не всю впитал песок,
Но мир настал. Вздохните люди,
Переступив войны порог…
Всех, кого взяла война, каждого солдата
Проводила хоть одна женщина когда-то.
Александр Твардовский
Матери
Я помню осиновый хутор
И детство – разбегом коня…
Я помню, ты каждое утро
Корову пасла за меня.
Покуда я спал, улыбаясь,
С сухим армяком в головах,
Ты – тихая и простая —
Корову кормила в кустах…
Ногами росу обсыпала,
Сбирала грибы на заре…
А с солнышком все просыпалось
На вызолоченном дворе.
И шел я на позднюю смену,
Спешила ты печь затоплять…
И пахло подкошенным сеном,
И тихо дымились поля.
«Пускай до последнего часа расплаты…»
Пускай до последнего часа расплаты,
До дня торжества – недалекого дня —
И мне не дожить, как и многим ребятам,
Что были нисколько не хуже меня.
Я долю свою по-солдатски приемлю,
Ведь если бы смерть выбирать нам, друзья,
То лучше, чем смерть за родимую землю,
И выбрать нельзя.
Похожая примета
You are using an outdated browser. Please upgrade your browser to improve your experience.
Вы используете устаревший браузер. Пожалуйста обновите ваш браузер
«В пилотке мальчик босоногий…»
В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки —
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони крошки
С великой бережностью – в рот.
Стремглав попутные машины
Проносят пыльные борта.
Глядит, задумался мужчина.
– Сынок, должно быть, сирота?
И на лице, в глазах, похоже, —
Досады давнишняя тень.
Любой и каждый все про то же,
И как им спрашивать не лень.
В лицо тебе серьезно глядя,
Еще он медлит рот открыть.
– Ну, сирота. – И тотчас: – Дядя,
Ты лучше дал бы докурить.
Я убит подо Ржевом
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
И не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я – где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я – где с облаком пыли
Ходит рожь на холме;
Я – где крик петушиный
На заре по росе;
Я – где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, —
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю —
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?…
Этот месяц был страшен,
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за ним уже Дон,
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, – как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она – спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам – отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, —
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.
Это грозное право
Нам навеки дано, —
И за нами оно —
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной.
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить.
Та черта глубины,
За которой вставало
Из-за вашей спины
Пламя кузниц Урала.
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы,
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже!
Может быть… Да исполнится
Слово клятвы святой! —
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
«Кружились белые березки…»
Кружились белые березки,
Платки, гармонь и огоньки.
И пели девочки-подростки
На берегу своей реки.
И только я здесь был не дома,
Я песню узнавал едва.
Звучали как-то по-иному
Совсем знакомые слова.
Гармонь играла с перебором,
Ходил по кругу хоровод,
А по реке в огнях, как город,
Бежал красавец пароход.
Веселый и разнообразный,
По всей реке, по всей стране
Один большой справлялся праздник,
И петь о нем хотелось мне.
Петь, что от края и до края,
Во все концы, во все края,
Ты вся моя и вся родная,
Большая родина моя.
«В поле, ручьями изрытом…»
В поле, ручьями изрытом,
И на чужой стороне
Тем же родным, незабытым
Пахнет земля по весне:
Полой водой и – нежданно —
Самой простой, полевой
Травкою той безымянной,
Что и у нас под Москвой.
И, доверяясь примете,
Можно подумать, что нет
Ни этих немцев на свете,
Ни расстояний, ни лет.
Можно сказать: неужели
Правда, что где-то вдали
Жены без нас постарели,
Дети без нас подросли?…
«Отцов и прадедов примета…»
Отцов и прадедов примета, —
Как будто справдилась она:
Таких хлебов, такого лета
Не год, не два ждала война.
Как частый бор, колосовые
Шумели глухо над землей.
Не пешеходы – верховые
Во ржи скрывались с головой.
И были так густы и строги
Хлеба, подавшись грудь на грудь,
Что, по пословице, с дороги
Ужу, казалось, не свернуть.
И хлеба хлеб казался гуще,
И было так, что год хлебов
Был годом клубней, землю рвущих,
И годом трав в лугах и пущах,
И годом ягод и грибов.
Как будто все, что в почве было, —
Ее добро, ее тепло —
С великой щедростью и силой
Ростки наружу выносило,
В листву, в ботву и колос шло.
В свой полный цвет входило лето,
Земля ломилась, всем полна…
Отцов и прадедов примета, —
Как будто справдилась она:
Гром грянул – началась война…
1942«Перед войной, как будто в знак беды…»
И тяжко было сердцу удрученному
Средь буйной видеть зелени иной
Торчащие по-зимнему, по-черному
Деревья, что не ожили весной.
Под их корой, как у бревна отхлупшею,
Виднелся мертвенный коричневый нагар.
И повсеместно избранные, лучшие
Постиг деревья гибельный удар…
Прошли года. Деревья умерщвленные
С нежданной силой ожили опять,
Живые ветки выдали, зеленые…
Прошла война. А ты все плачешь, мать.
Стихотворения
Похожая примета
Александр Твардовский с раннего детства начал читать, подростком сам уже писал стихи, и к 15 годам были изданы его первые сборники. В годы войны пишет для фронтовой газеты «Красная Армия», официально работая в ней. Тогда-то он и создаёт одно из своих великих произведений про Василия Тёркина, который стал символом всего русского народа.
Все стихи Твардовского отличаются тем, что их можно легко понять и запомнить, как взрослым, так и детям. Во всех его произведениях – история войны от начала и до полной победы, где главный герой – именно русский народ. Мы подобрали лучшие стихи о войне Александра Твардовского.
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку…
Александр Твардовский. Стихи о войне для школьников
Рассказ танкиста
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.
Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.
Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен, —
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
— Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
— Да где же, где. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.
Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал…
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
Две строчки
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал…
Среди большой войны жестокой,
С чего — ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
В пилотке мальчик босоногий…
В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки —
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони крошки
С великой бережностью — в рот.
Стремглав попутные машины
Проносят пыльные борта.
Глядит, задумался мужчина.
— Сынок, должно быть сирота?
И на лице, в глазах, похоже,-
Досады давнишняя тень.
Любой и каждый все про то же,
И как им спрашивать не лень.
В лицо тебе серьезно глядя,
Еще он медлит рот открыть.
— Ну, сирота. – И тотчас: Дядя,
Ты лучше дал бы докурить.
Отцов и прадедов примета…
Отцов и прадедов примета, —
Как будто справдилась она:
Таких хлебов, такого лета
Не год, не два ждала война.
Как частый бор, колосовые
Шумели глухо над землей.
Не пешеходы — верховые
Во ржи скрывались с головой.
И были так густы и строги
Хлеба, подавшись грудь на грудь,
Что, по пословице, с дороги
Ужу, казалось, не свернуть.
И хлеба хлеб казался гуще,
И было так, что год хлебов
Был годом клубней, землю рвущих,
И годом трав в лугах и пущах.
И годом ягод и грибов.
Как будто все, что в почве было, —
Ее добро, ее тепло —
С великой щедростью и силой
Ростки наружу выносило,
В листву; в ботву и колос шло.
В свой полный цвет входило лето,
Земля ломилась, всем полна…
Отцов и прадедов примета, —
Как будто справдилась она;
Гром грянул — началась война…
Когда пройдешь путем колонн
В жару, и в дождь, и в снег,
Тогда поймешь,
Как сладок сон,
Как радостен ночлег.
Когда путем войны пройдешь,
Еще поймешь порой,
Как хлеб хорош
И как хорош
Глоток воды сырой.
Когда пройдешь таким путем
Не день, не два, солдат,
Еще поймешь,
Как дорог дом,
Как отчий угол свят.
Когда – науку всех наук –
В бою постигнешь бой,
Еще поймешь,
Как дорог друг,
Как дорог каждый свой –
И про отвагу, долг и честь
Не будешь зря твердить.
Они в тебе,
Какой ты есть,
Каким лишь можешь быть.
Таким, с которым, коль дружить
И дружбы не терять,
Как говорится,
Можно жить
И можно умирать.
Что русскому — подмога, то немцу — нет!
Александр Твардовский. Стихи о войне 1941-1945 годов
Зима на фронте
Посеребрив щиты орудий,
Штыки, постромки, провода,
Идет зима по мерзлой груде, —
Кому — зима, кому — беда.
По фронтовым идет дорогам,
Рядит войска в единый цвет.
И то, что русскому — подмога,
То немцу — нет!
Шуршит поземка, ветер резок,
Мороз в новинку, что огонь.
Особо зол вблизи железа —
Гляди, без варежки не тронь.
Зима всем ровно пригрозила,
Ее закон для всех один.
Но то, что русскому — под силу,
То немцу — блин!
Морозы русскому знакомы,
Зимует он в родных местах,
Он — у себя, он, русский, — дома,
А дома лучше, чем в «гостях».
Мы с детства любим наши зимы,
Мороз силен — денек хорош.
Итак: что русскому терпимо,
То немцу — нож!
Дыши, фашист, морозным паром,
Дрожи среди глухих полян.
Еще в тылу тебя пожаром
Прогреет русский партизан.
Учись в снегах сыпучих ползать,
Боясь чужих, враждебных стен,
И знай: что русскому на пользу,
То немцу — хрен!
Все ближе, ближе срок расправы,
Сжимай оружие, боец.
Безумный враг, бандит кровавый
У нас в снегах найдет конец.
И прозвучит урок суровый
В веках — потомкам помнить чтоб,
Урок: что русскому здорово,
То немцу — гроб!
У славной могилы
Нам памятна каждая пядь
И каждая наша примета
Земли, где пришлось отступать
В пыли сорок первого лета.
Но эта опушка борка
Особою памятью свята:
Мы здесь командира полка
В бою хоронили когда-то.
Мы здесь для героя отца,
Меняясь по-двое, спешили
Готовый окопчик бойца
Устроить поглубже, пошире.
В бою — как в бою. Под огнем
Копали, лопатой саперной
В песке рассекая с трудом
Сосновые желтые корни.
И в желтой могиле на дне
Мы хвои зеленой постлали,
Чтоб спал он, как спят на войне
В лесу на коротком привале.
Прости, оставайся, родной.
И целых и долгих два года
Под этой смоленской сосной
Своих ожидал ты с восхода.
И ты не посетуй на нас,
Что мы твоей славной могиле
И в этот, и в радостный час
Не много минут посвятили.
Торжествен, но краток и строг
Салют наш и воинский рапорт.
Тогда мы ушли на восток,
Теперь мы уходим на запад.
Над этой могилой скорбя,
Склоняем мы с гордостью знамя:
Тогда оставляли тебя,
А нынче, родимый, ты с нами.
Перед войной, как будто в знак беды…
И тяжко было сердцу удрученному
Средь буйной видеть зелени иной
Торчащие по-зимнему, по-черному
Деревья, что не ожили весной.
Под их корой, как у бревна отхлупшею,
Виднелся мертвенный коричневый нагар.
И повсеместно избранные, лучшие
Постиг деревья гибельный удар…
Прошли года. Деревья умерщвленные
С нежданной силой ожили опять,
Живые ветки выдали, зеленые…
Прошла война. А ты все плачешь, мать.
Немые
Я слышу это не впервые,
В краю, потоптанном войной,
Привычно молвится: немые, —
И клички нету им иной.
Старуха бродит нелюдимо
У обгорелых черных стен.
— Немые дом сожгли, родимый,
Немые дочь угнали в плен.
Соседи мать в саду обмыли,
У гроба сбилися в кружок.
— Не плачь, сынок, а то немые
Придут опять. Молчи, сынок…
Голодный люд на пепелище
Варит немолотую рожь.
И ни угла к зиме, ни пищи…
— Немые, дед? — Немые, кто ж!
Немые, темные, чужие,
В пределы чуждой им земли
Они учить людей России
Глаголям виселиц пришли.
К столу кидались, как цепные,
Спешили есть, давясь едой,
Со свету нелюди. Немые, —
И клички нету им иной.
Немые. В том коротком слове
Живей, чем в сотнях слов иных,
И гнев, и суд, что всех суровей,
И счет великих мук людских.
И, немоты лишившись грозной,
Немые перед тем судом
Заговорят. Но будет поздно:
По праву мы их не поймем…
Не случалось видеть мне
Дружбы той святей и чище,
Что бывает на войне.
Александр Твардовский «Василий Тёркин»
У славной могилы
Нам памятна каждая пядь
И каждая наша примета
Земли, где пришлось отступать
В пыли сорок первого лета.
Но эта опушка борка
Особою памятью свята:
Мы здесь командира полка
В бою хоронили когда-то.
Мы здесь для героя отца,
Меняясь по двое, спешили
Готовый окопчик бойца
Устроить поглубже, пошире.
В бою – как в бою. Под огнем
Копали, лопатой саперной
В песке рассекая с трудом
Сосновые желтые корни.
И в желтой могиле на дне
Мы хвои зеленой постлали,
Чтоб спал он, как спят на войне
В лесу на коротком привале.
Прости, оставайся, родной.
И целых и долгих два года
Под этой смоленской сосной
Своих ожидал ты с восхода.
И ты не посетуй на нас,
Что мы твоей славной могиле
И в этот, и в радостный час
Не много минут посвятили.
Торжествен, но краток и строг
Салют наш и воинский рапорт.
Тогда мы ушли на восток,
Теперь мы уходим на запад.
Над этой могилой скорбя,
Склоняем мы с гордостью знамя:
Тогда оставляли тебя,
А нынче, родимый, ты с нами.
Читайте также: