Играть про смерть прескверная примета а я ничтожный шут забыл про это
Обновлено: 22.12.2024
Идеи стать артистом не было. Что артист? Режиссер! Конница в две тысячи человек, я — в кепочке, свитерке, темных очках как Кончаловский, Тарковский, Вайда — командую в рупор: «Мотор!»
Приехал в Москву. На дворе июнь, а экзамены во ВГИК только в августе. Денег ни шиша. Все потратил на билеты, в Москве тогда как раз проходил Международный кинофестиваль. Кто-то из новых знакомых посоветовал «поступать на артиста». Я в ужасе: «Какой из меня артист с таким лицом?» Меня урезонили: «Артисты разные бывают». Я подал документы в Щукинское. Поступил на курс совершенно небесной Веры Константиновны Львовой.
Не надо думать, что это была какая-то богемная жизнь. Скорее нищенская. Богемность предполагает хотя бы наличие ванной. А мы ходили летом и зимой в одних дырявых кедах.
Поскольку поступил в артисты, то им и остался. Сказать, что эта была мечта моей жизни — нельзя. И до последних лет у меня нет уверенности, что я занимался тем, чем должен был. Поэтому сейчас у меня нет сожаления о том, что я не могу выходить на сцену.
Я удачливый артист, возможно, даже приличный. Сказать, что один из лучших в стране, нельзя: у нас слишком много талантливых, на несколько голов выше меня. Но кокетничать и говорить, что к этой профессии я не имею никакого отношения, я не вправе. Я свою профессию наработал. Мне повезло на талантливых режиссеров. Повезло с Театром на Таганке. Но у меня есть ощущение, что я мог быть артистом, а мог быть еще кем-то.
Сначала я вообще не рассчитывал, что мне что-то обломится. Какой там успех! Я довольно скептически относился всегда к собственной физиономии. Но так случилось, что киношная судьба все-таки состоялась.
О том, что моя жизнь — явление ослепительной яркости, что все, что я сделал, сыграл — качественно, на всем знак искусства, я с уверенностью могу сказать: «Нет». Ничто из того, что я сделал, не есть принадлежность бессмертия или вечности. К сожалению, ничто.
Первая картина, о которой я даже вспоминать не хочу, случилась очень давно. И после просмотра я практически заболел. Такое часто бывает с артистами, потому что первый раз в жизни без содрогания смотреть на свое лицо, величиной с двухэтажный дом, могут только очень большие нахалы. Я был настолько убит этой картиной, что решил раз и навсегда, что кино не для меня. И даже когда раздавались какие-то звоночки со студий, я не откликался. И довольно долго. Потом случилось телевидение, я стал потихоньку привыкать к своей внешности, то есть, выражаясь языком профессиональным, «копил лицо», учился им манипулировать. И только после выступлений по телевидению, да и то не сразу, согласился сыграть в картине Константина Худякова «Иванов, Петров, Сидоров», которую и считаю своей первой картиной. К счастью, этот фильм увидел Александр Митта и позвал меня к себе в «Экипаж». А уж после «Экипажа» я получил возможность выбирать роли сам.
«Экипаж» не вызывает у меня персонального уважения к самому себе, но уважение к Саше Митте, к команде.
Я в жизни не числил себя ничьей сексуальной грезой. Какой из меня супермен? До «Экипажа» я не на всяком пляже-то раздевался, а тут первый в нашем кино «голый» кадр, хоть и рыбка на первом плане. Первый постельный разговор.
Это сейчас мы уже рассмотрели, какие бывают голые женщины и даже мужчины, а тогда-то об этом никто не догадывался! Думаю, за то и полюбили, что первый.
Кино — это буквально опрокидывающее с копыт впечатление, когда видишь свое лицо два на три метра, ни в зеркале, ни на фото оно не кажется таким идиотским. Фальшивым.
Я все думал: неужели этот урод, и моральный тоже, может нравиться? Оказывается. Еще как!
Мало того, что все светофоры поразвинчивали на цветомузыку, письма шли потоком. Девушки слали фотографии усатых любимых и спрашивали: «Не правда ли, похож на вас?» Никого не хочу обидеть, но это действительно страна дураков.
Почувствовал ли я свой звездный час? Нет. Я всю жизнь мечтал сыграть Сирано де Бержерака, и трижды был в моей жизни случай, когда я мог бы это сделать. Но по разным причинам сорвалось. А сейчас перегорело.
Похожая примета
Играть про смерть — прескверная примета,
А я, ничтожный шут, забыл про это.
Главнейшая забота для творца -
Не заиграться в роли до конца.
Уж слишком я искусно притворялся
И заигрался, и перестарался.
В погоне за естественностью я
Переступил границу бытия.
А публика — хоть расшибись в лепешку -
Не уважает гибель понарошку.
Ты можешь довести толпу до слез
Лишь в случае, когда умрешь всерьез.
Похожая примета
Приехал в Москву. На дворе июнь, а экзамены во ВГИК только в августе. Денег ни шиша. Все потратил на билеты, в Москве тогда как раз проходил Международный кинофестиваль. Кто-то из новых знакомых посоветовал «поступать на артиста». Я в ужасе: «Какой из меня артист с таким лицом?» Меня урезонили: «Артисты разные бывают». Я подал документы в Щукинское. Поступил на курс совершенно небесной Веры Константиновны Львовой.
Не надо думать, что это была какая-то богемная жизнь. Скорее нищенская. Богемность предполагает хотя бы наличие ванной. А мы ходили летом и зимой в одних дырявых кедах.
Поскольку поступил в артисты, то им и остался. Сказать, что эта была мечта моей жизни — нельзя. И до последних лет у меня нет уверенности, что я занимался тем, чем должен был. Поэтому сейчас у меня нет сожаления о том, что я не могу выходить на сцену.
Я удачливый артист, возможно, даже приличный. Сказать, что один из лучших в стране, нельзя: у нас слишком много талантливых, на несколько голов выше меня. Но кокетничать и говорить, что к этой профессии я не имею никакого отношения, я не вправе. Я свою профессию наработал. Мне повезло на талантливых режиссеров. Повезло с Театром на Таганке. Но у меня есть ощущение, что я мог быть артистом, а мог быть еще кем-то.
Сначала я вообще не рассчитывал, что мне что-то обломится. Какой там успех! Я довольно скептически относился всегда к собственной физиономии. Но так случилось, что киношная судьба все-таки состоялась.
Закрыть Как отключить рекламу?О том, что моя жизнь — явление ослепительной яркости, что все, что я сделал, сыграл — качественно, на всем знак искусства, я с уверенностью могу сказать: «Нет». Ничто из того, что я сделал, не есть принадлежность бессмертия или вечности. К сожалению, ничто.
Первая картина, о которой я даже вспоминать не хочу, случилась очень давно. И после просмотра я практически заболел. Такое часто бывает с артистами, потому что первый раз в жизни без содрогания смотреть на свое лицо, величиной с двухэтажный дом, могут только очень большие нахалы. Я был настолько убит этой картиной, что решил раз и навсегда, что кино не для меня. И даже когда раздавались какие-то звоночки со студий, я не откликался. И довольно долго. Потом случилось телевидение, я стал потихоньку привыкать к своей внешности, то есть, выражаясь языком профессиональным, «копил лицо», учился им манипулировать. И только после выступлений по телевидению, да и то не сразу, согласился сыграть в картине Константина Худякова «Иванов, Петров, Сидоров», которую и считаю своей первой картиной. К счастью, этот фильм увидел Александр Митта и позвал меня к себе в «Экипаж». А уж после «Экипажа» я получил возможность выбирать роли сам.
«Экипаж» не вызывает у меня персонального уважения к самому себе, но уважение к Саше Митте, к команде.
Я в жизни не числил себя ничьей сексуальной грезой. Какой из меня супермен? До «Экипажа» я не на всяком пляже-то раздевался, а тут первый в нашем кино «голый» кадр, хоть и рыбка на первом плане. Первый постельный разговор.
Это сейчас мы уже рассмотрели, какие бывают голые женщины и даже мужчины, а тогда-то об этом никто не догадывался! Думаю, за то и полюбили, что первый.
Кино — это буквально опрокидывающее с копыт впечатление, когда видишь свое лицо два на три метра, ни в зеркале, ни на фото оно не кажется таким идиотским. Фальшивым.
Я все думал: неужели этот урод, и моральный тоже, может нравиться? Оказывается. Еще как!
Мало того, что все светофоры поразвинчивали на цветомузыку, письма шли потоком. Девушки слали фотографии усатых любимых и спрашивали: «Не правда ли, похож на вас?» Никого не хочу обидеть, но это действительно страна дураков.
Почувствовал ли я свой звездный час? Нет. Я всю жизнь мечтал сыграть Сирано де Бержерака, и трижды был в моей жизни случай, когда я мог бы это сделать. Но по разным причинам сорвалось. А сейчас перегорело.
Я старался никогда не хамить и не быть капризным. Надеюсь, что никто из тех, с кем мне довелось работать, не может пожаловаться на мой характер, на то, что я сходу говорил «нет», не выслушав резоны.
На мой взгляд, артист должен быть послушным. И, кроме того, ты видишь, к кому идешь сниматься и на какую роль. Либо не иди к откровенному дураку, чтобы потом не провоцировать его на скандал своим непослушанием, либо, если согласился, неважно, по каким причинам — за деньги или из страха перед простоем, терпи. Ты сам выбрал такое, ты читал сценарий, ты видел картины этого режиссера.
Мне, по счастью, везло. Меня привел в кино Костя Худяков, и первые пять картин я делал с ним. Он — человек мягкий, покладистый, талантливый, и вот на этом ощущении комфорта я и въехал в кинематограф.
Потом у меня был другой режиссер — Саша Митта — человек совершенно иного склада: взрывной, крикливый. Он иначе видит кино и совершенно по-другому снимает: выстраивает жесткую схему, расставляет людей. А заполнять оставленный вакуум ты должен сам. Репетиций у Митты почти нет, ему нужен результат: в конце концов, он пригласил профессионалов.
Сережа Соловьев, напротив, много ищет во время съемок, постоянно нащупывает какую-то мелодию. Он выстраивает свою киноживопись иначе. И если Митта работает такими грубыми, внятными мазками — ему прежде всего важна история, очень точная, американская, то Соловьев как бы импрессионист от кинематографа.
Все разные, но, по счастью, со всеми этими людьми я нашел общий язык, наверное, потому, что относился к ним ко всем с доверием. Устраивает меня или нет, комфортно я себя чувствую или неуютно — я не раздражался. Я понимал, что они мастера, я видел их картины.
Играть мерзавца явным мерзавцем легче, и сейчас вроде бы даже среди актеров непрестижно. По поводу моего Виктора в фильме «Грачи» раздавались голоса: как же можно делать негодяя обаятельным? И в «Экипаже», как же мой герой мог совершить подвиг, когда он в первой серии такой легкомысленный? То есть мы вроде бы сбиваем аудиторию с толку. Но ведь люди понимают, что природа человеческая очень сложная, и чем сложнее, тем интереснее. И чем сложнее силы, которые сталкиваются на экране, чем сложнее жизнь, тем тоньше можно проследить движение души человека. А полагаться только лишь на впечатление от внешности… Ведь иногда с лицом херувима такой негодяй появляется среди нас, его никогда не распознаешь. Вот и путаем, подменяем визуальные понятия на внутренние.
Артиста всегда видно — кто есть кто. Если ни судьбы, ни личности, то он просто лицедей, шут гороховый.
Похожая примета
Елена Смирнова перейти к странице
Елена Смирнова запись закреплена
Жванецкий
ЛЕОНИД ФИЛАТОВ
НА СТРАНИЦЕ МИХАИЛА ЖВАНЕЦКОГО
В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
О, не лети так, жизнь, слегка замедли шаг.
Другие вон живут, неспешны и подробны.
А я живу — мосты, вокзалы, ипподромы.
Промахивая так, что только свист в ушах
О не лети так жизнь, уже мне много лет.
Позволь перекурить, хотя б вон с тем пьянчужкой.
Не мне, так хоть ему, бедняге, посочуствуй.
Ведь у него, поди, и курева то нет.
О не лети так жизнь, мне важен и пустяк.
Вот город, вот театр. Дай прочитать афишу.
И пусть я никогда спектакля не увижу,
Зато я буду знать, что был такой спектакль
О не лети так жизнь, я от ветров рябой.
Мне нужно этот мир как следует запомнить.
А если повезет, то даже и заполнить,
Хоть чьи-нибудь глаза, хоть сколь-нибудь собой.
О не лети так жизнь, на миг хоть, задержись.
Уж лучше ты меня калечь, пытай, и мучай.
Пусть будет все — тюрьма, болезнь, несчастный случай.
Я все перенесу, но не лети так, жизнь.
ЦИТАТЫ ИЗ ЛЮБИМЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Читайте также: