Высказывания дюма о дагестане
Обновлено: 22.12.2024
Все началось в далеком 1858 г., когда по приглашению графа Кушелева-Безбородко Александр Дюма приезжает в Россию. Писатель посещает Санкт-Петербург, Москву, путешествует по Волге, знакомится с Казанью, Астраханью, едет на Кавказ. Во время своего путешествия Дюма не прекращает работать и в 1859 г. публикует путевые заметки, где с присущим ему мастерством передает впечатления от своей восьмимесячной поездки по России. Издатель, главный редактор, единственный сотрудник и специальный корреспондент парижского журнала «Монте-Кристо», он отправлял в редакцию с дороги толстые пакеты, и свежие материалы вскоре попадали к читателям. Так сложились книги путевых очерков «De Paris а Astrakan. Nouvelles impressions de voyage» («Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию») и «Кавказ» («Le Caucase»), в которой он причудливо смешал реальность и вымысел, историю края и кулинарию горцев. Русский перевод «Кавказа» увидел свет в Тифлисе уже в 1861 году.
Исследователи по-разному относились к достоверности «Кавказа». Н. И. Берзенов (1831-1874) - один из первых авторов комментариев к первому изданию этой книги в России, саркастически восклицал: «. г-н Дюма то и дело твердит о своей исторической достоверности. Пленнопродавство в Кизляре, на городской площади, явное, составляющее будто бы одну из обычных статей торговли - и когда же? В 1858 г.? Да этой клевете даже в Турции не поверят!». Таких выпадов против автора «Кавказа» немало: Берзенов либо разоблачает Дюма, либо упрекает его «в авторском самолюбии, отзывающемся настоящим французским хвастовством». Не доверял романисту и автор «Трех Дюма» А. Моруа, который писал: «Дюма никогда не отличался точностью, однако его рассказы, по возвращении из России, своей невероятностью превзошли приключения Монте-Кристо». Термины типа «беспардонное завиратель-ство», «фокусник от литературы» вошли в фундаментальную статью исследователя С. Дурылина «Александр Дюма-отец и Россия».
Ф. Рубо. «Кто кого?»
7 ноября 1858 г в два часа пополудни, в сопровождении художника Жана Пьера Муане и переводчика В. И. Калино Александр Дюма прибыл в Кизляр. Свое знаменитое путешествие по Кавказу А. Дюма начинает с Кизляра, посвятив первые две главы «Кавказа» своему пребыванию в этом городе («Глава I. Кизляр» и «Глава II. Вечер у кизлярского городничего»). Им предшествует пространное вступление, в котором автор смело вводит собственную хронологию истории Кавказа, разделив ее на периоды от Прометея до Христа (Иса - а.с.), от Христа (Иса - а.с.) до Мухаммада (с.а.в.) и от Мухаммадада (с.а.в.) до Шамиля (р.а.).
Отправляясь в путешествие, Дюма обещал парижской публике рассказать наконец, подлинную историю Шамиля и даже встретиться с имамом лично. Ничего из этого, конечно, не вышло: Петербург, Москва, затем путешествие по Волге на юг. Нижний Новгород, Казань, Астрахань - он осматривает Ставрополье, Кавказскую линию, посещает русскую крепость Кизляр. Oтcюда, с Кизляра, по сути - в объезд владений Шамиля, начинается его путешествие по Дагестану: Хасавюрт - Андрей-аул (Эндирей) - Чир-юрт - Кумторкала (минуя Капчугай и Кафыркумух) - Темир-Хан-Шура - Параул - Гелли - Карабудахкент - Каранай - укрепление Ишкарты - Дженгутай - Параул - Гелли - Карабудахкент - Дербент. Отсюда он отправится в спокойный Баку и мирную Шемаху и далее - в еще более спокойный и мирный Тифлис. Правда, Дюма уверяет своих читателей в обратном: «Дорога привела меня в столицу Грузии через Темир-Хан-Шуру, Дербент, Баку и Шемаху, т. е. через те самые места, по которым, как правило, никто не ездит из-за трудностей и, особенно, опасностей». Ни о каком визите в Нагорный Дагестан, ни о какой встрече с Шамилем в чеченских горах не могло быть и речи. Все время пребывания в Дагестане Дюма со своими спутниками находится то под охраной казаков из оказии, либо, чаще - в сопровождении почетного эскорта боевых офицеров. И хотя на «дагестанских» страницах «Кавказа» вокруг писателя то и дело свистят пули и сверкают кинжалы, на самом дела путешествие Дюма по Дагестану прошло под звон бокалов и благоухание шашлыков.
К слову, к шашлыкам Дюма был особенно неравнодушен. Во время путешествия он запишет самые разные рецепты его отменного приготовления. Первый раз он приготовит его в Кизляре, по рецепту, записанному еще в Астрахани. Дюма спешит поделиться им и со своим читателем:
Русская пресса не обошла вниманием визит знаменитого романиста на Кавказ и его хвастливые обещания, не упустив случая по этому поводу дать волю иронии. В том же 1858 году в Петербурге вышел в свет альбом карикатур Н. Степанова «Знакомые», где в одном из сюжетов обыгрывалось неосторожное обещание писателя встретиться с Шамилем. Дюма крепко держит за одежду отбивающегося от него Шамиля, а тот молит его о пощаде: «М-р Дюма, оставьте меня в покое, я спешу отразить нападение русских». Но Дюма до этого нет дела, он отвечает: «Об этой безделице можно подумать после, а теперь мне нужно серьезно переговорить с вами: я приехал сюда, чтобы написать ваши записки в 25 томах и желаю сейчас же приступить к делу».
Ф. М. Достоевский в одной из своих статей откликнулся на выход в свет путевых записок А. Дюма. Со свойственным ему раздражением он нелестно отзывался о феноменальных способностях «парижского путешественника», который «. напишет свое путешествие в Париже еще прежде поездки в Россию, продаст его книгопродавцу, и уже потом приедет к нам - блеснуть, пленить и улететь. . Схватив первые впечатления в Петербурге, . затем путешественник едет далее, восхищается русскими тройками и появляется, наконец, где-нибудь на Кавказе, где вместе с русскими пластунами стреляет черкесов, сводит знакомство с Шамилем и читает с ним «Трех мушкетеров».
Действительно, обещания, данного своим читателям, писатель не сдержал - о встрече с Шамилем там нет ни строчки. Впрочем и образ грозного имама («Глава XXVIII. Шамиль, его жены и дети»), и ряд драматических эпизодов Кавказской войны отразились на страницах этих книг, представляющих собой увлекательное повествование, полное приключений, встреч, исторических экскурсов, легенд и разнообразных сведений, иногда даже достоверных, чаще - рожденных смелой фантазией французского романиста. Следующим после Кизляра местом остановки путешественников был Хасавюрт.
Н. Сверчков. «Шамиль на фоне Гуниба»
«. По прибытии в Хасавюрт мы находились в полумиле от аванпостов имама Шамиля и в пяти милях от его резиденции», - напишет Дюма, с небрежной смелостью путая рискованные расстояния. На самом деле имам находился в это время в Малой Чечне, в Ведено. Довольно короткое пребывание в Хасавюрте писатель отразит в двух забавных главах с очень зловещими названиями «Глава VIII. Татарские уши и волчьи хвосты» и «Глава IX. Головорезы». В них отразились представления писателя о Кавказской войне, которые, несомненно, Дюма составлял из бесед с командирами гарнизонов и полков, боевыми офицерами, никогда не упуская случая расспросить их, а потом и записать о самых ярких и памятных событиях войны. В частности, такой случай ему представился во время пребывания в «Орлином гнезде» - штаб-квартире Нижегородского драгунского полка в селе Чир-Юрт («Глава XIII. Нижегородские драгуны»).
Но прежде Дюма побывает в Эндирей-ауле, расположенном неподалеку от Хасавюрта. Здесь писателя ожидал блестящий прием у князя Али Султана («Глава XI. Князь Али»). Подъезжая к аулу, почетный эскорт, высланный навстречу Дюма, состоял из полутораста человек в красивых воинских одеждах, в их числе находились даже всадники-сокольники. Все они размахивали ружьями, гарцевали на конях и кричали «Ура!». Так горцы чествовали великого романиста. Дюма тронут, в восторге он пишет: «Признаюсь, при этом зрелище удовольствие мое граничило с гордостью. Интеллектуальный труд не есть тщетное занятие, а репутация - звук пустой. Тридцать лет служения искусству могут быть по-царски вознаграждены. Сделали бы для какого-нибудь государя более того, что сделали здесь для меня? . Я много страдал в своей жизни, но великий и милосердный Бог порой в одно мгновенье доставлял мне куда больше светлых минут, нежели мои враги сделали мне зла, и даже друзья». Дюма с грустью расставался с радушным хозяином Эндирея, невольно вопрошая себя:«. как можно разлучаться после того, как все были так довольны друг другом?»
В Чир-Юрте командир полка князь А. М. Дондуков-Корсаков устроил в честь Дюма, может, и не столь пышный, но не менее великолепный прием:«. стол был накрыт на двадцать пять - тридцать персон . на протяжении всего ужина гремела полковая музыка . начались танцы. Были приглашены лучшие плясуны полка и исполнены все национальные пляски: кабардинка, лезгинка и русский танец». Когда писатель отправился в дальнейший путь, его провожали командир полка и группа молодых офицеров.М. П. Хаккель, бывший личный секретарь князя А. М. Дондукова-Корсакова, позднее рассказывал: «У опушки князю пришла мысль позабавиться симуляцией нападения горцев, для чего было послано несколько солдат-драгун в лес разыграть стычку с воображаемым Шамилем. После перестрелки романисту рассказали разные небылицы о сражении в лесу и, в подтверждение, показали ему какие-то лохмотья, обмоченные в крови барана, заколотого к обеду.». Дюма был восторге, а своим французским читателям он храбро рапортовал: «Мы перерезали риторию Шамиля и дважды имели случай обменяться ружейными выстрелами знаменитым предводителем мюридов.
С нашей стороны убиты три татарина и один казак, а с его стороны - пятнадцать черкесов».
В следующей "Главе XIV. Песчаная гора" Дюма пребывает под впечатлением встречи с уникальным барханом Сарыкум в окрестностях Кумторкалы, в описании которого у Дюма даже проскальзывает несвойственный ему педантизм ученого «. вскоре мы заметили выделяющуюся на седоватом фоне желто-золотистую вершину. По мере нашего приближения она словно выходила из земли, росла на наших глазах, простираясь подобно небольшой цепи, служащей опорой последним склонам Кавказа, почти на две версты в длину. Гора имела три или четыре вершины, из которых одна выше остальных - та самая, что поднималась примерно на шестьсот-семьсот метров. После каждой бури гора меняет форму но буря, как бы сильна ни была, не развевает песка по равнине, гора сохраняет свою обычную высоту». Но и здесь Дюм верен себе - все величие гигантского бархана вмиг рассыпается под его следующими строчками: «Я вышел из экипажа: песок был самым мелким и самым красивым, каким только можно было бы снабдить письменный стол дивизионного командира».
В ожидании лошадей и оказии путешественники были вынуждены заночевать в Кумторкале, на простом казачьем посту («Глава XV. «Аул шамхала Тарковского»). Ночь была ужасна. Особенно досаждали французам насекомые. «Но какая бы ночь ни была и какой бы ни казалась долгой, все-таки должна она когда-нибудь кончиться», - философически держался Дюма. А с рассветом, шумно растолкав своих товарищей, подняв казаков, ямщиков, несмотря на туман, моросящий дождь, грозящий перейти в снег, Дюма поспешил прочь от этого места, в Темир-Хан-Шуру. Часа через два пути под проливным дождем тарантас путешественников прочно застрял, погрузившись в глину по самую ось. Расставшись с надеждой выбраться из этой грязи, в ожидании лошадей с Темир-Хан-Шуринского поста, озябшие и уставшие путешественники залюбовались неожиданно открывшимся чудесным видом близлежащего аула. Муане даже попытался его зарисовать: «. посреди домов видневшегося вдали аула возвышалась неприступная скала, и на вершине ее был выстроен дом-крепость, владелец которого, стоя на пороге у дверей, спокойно смотрел на наши муки в непролазной грязи». То был шамхал Тарковский.
Французы находились в Темир-Хан-Шуре всего сутки. Здесь спутника Дюма, художника Муане, свалила жестокая лихорадка. После принятия большой дозы хинина последний начал торопить спутников с отъездом из этого захолустья. Дюма отметил, что Темир-Хан-Шура - недавно отстроенное поселение, где пребывает Апшеронский полк, что Шамиль осаждал Шуру, а Хаджи-Мурат даже ворвался на ее улицы, но был отбит. «Предание гласит, - сообщал Дюма своим читателям, - что место, на котором в настоящее время находится Шура, было прежде озером. На другой же день . предание почти осуществилось. Весь город буквально превратился в огромную лужу». Город гостям совершенно не понравился, здесь их никто восторженно не принимал, и они, поблагодарив врача Апшеронского полка, выпросив у него про запас хинину, в восьмом часу утра выехали в направление Дженгутая. В полдень наши герои прибыли на скучную почтовую станцию Параул, откуда они, в сопровождении небольшого отряда казаков, смогли продолжить свой путь только на утро следующего дня. Через час езды путешественники подъехали к аулу Гелли. Здесь А. Дюма поджидала захватывающая дух история, которую он переложил в главу «Лезгины». В ней «есаул (так именуется командир сотни казаков или милиционеров. - Прим. А. Дюма) Магомет-Иман Газальев собрал всю свою татарскую милицию - около двухсот человек - и еще сто человек охотников» и вступает в бой с отрядом горцев «под предводительством известного абрека Гобдана, именуемого Таймас Гумыш-Бурун», которая заканчивается поражением последних. Дюма подоспел к окончанию сражения, он жадно и подробно расспрашивает о битве есаула Газальева, отправляется вместе с ним на поле сражения. В результате глава изобилует «широкими лужами крови», «обнаженными трупами», «раскроенными телами»: «. Иман Газальев передал нам эту историю по-русски. Калино переводил ее по мере возможности на французский». Дюма потрясен увиденным и услышанным. Он загорается желанием обладать кинжалом храброго есаула: «. Это был самый простой кинжал с костяной рукояткой. Только клинок был куплен им у хорошего мастера и прочно отделан. Все это ему стоило восемь рублей. Я дал ему десятирублевую бумажку, а он мне - кинжал, который вошел в коллекцию оружия, собранную мной на Кавказе».
Ф. Рубо. Фрагмент панорамы «Штурм Ахульго»
XVII глава «Кавказа» называется «Каранай». Она посвящена подполковнику князю Ивану Романовичу Багратиону - командиру Дагестанского конно-иррегулярного полка. На приглашение гостеприимного князя вернуться в Шуру, французы любезно сообщили, что они сыты Темир-Хан-Шурою, рассказали о вьюге, о болезни Муане и его желании поскорее покинуть Шуру. Но, когда Багратион пообещал показать им «нечто столь интересное, что подобное ему вы едва ли встретите во время всего вашего путешествия - панораму Караная с Гимринского хребта», «. и вы будете благодарить меня за этот принудительный вояж», французы заколебались. «Это далеко отсюда, князь?» - поинтересовался Дюма. «Сорок верст, т. е. десять миль. Вы оставьте здесь тарантас и телегу, мой слуга будет их караулить. Поедем в моем экипаже. Через два с половиной часа мы будем на месте, там поужинаем, вы ляжете спать тотчас после ужина. Вас разбудят в пять часов, мы поднимемся на высоту две тысячи метров на добрых конях, - это сущая безделица. А тогда. тогда вы увидите чудеса».
Через час Иван Романович со своими новыми спутниками двинулся в сторону Темир-Хан-Шуры. В 8 часов вечера в полной темноте экипаж Багратиона застучал колесами по улочкам Шуры. Через 10 минут после прибытия был подан ужин на французский лад. Пошел, естественно, разговор о Париже. Князь не был только слушателем. Оказалось, он два года назад посетил Францию, у него с Дюма нашлось много знакомых. Дюма восклицает:«. если бы сказали дамам, о которых мы разговаривали, что вблизи Каспийского моря. между Дербентом и Кизляром речь шла о них, то они, конечно, удивились бы». В пять утра французов разбудили. На улице было темно. На небе блистали звезды, у ворот было слышно ржание и топот коней. Выпили по чашке кофе и выехали из крепости в сопровождении ста всадников Дагестанского полка. Через 12 верст в лучах солнца забелели казармы Ишкартинской крепости. Была половина восьмого утра. Комендант крепости, предупрежденный Романом Ивановичем, ожидал гостей. Тут же подали завтрак.
П. Грузинский. «Штурм Гуниба»
Дальше, в сторону Каравая, почетный эскорт увеличился до 500 человек. Проехали мимо разрушенного в 1842 г. и покинутого всеми аварского селения Каранай. Теперь Дюма, Муане и Калино пересели на лошадей. Тропа шла все вверх и вверх, и через час с лишним вся экспедиция остановилась перед невиданной панорамой, открывшейся в сторону Кавказского хребта и Каспийского моря. Дюма сказал, что ничего подобного в своей жизни не ощущал: «. Охватившая меня нервная дрожь будто сливалась с сердцебиением земли: земля словно жила, двигалась, билась подо мною - на самом же деле так билось мое сердце. Я все-таки поднял голову. Нужно было сделать немалое усилие, чтобы заглянуть в пропасть. Сначала я заметил только одну долину, простирающуюся на беспредельное расстояние, в глубине которой змеились две серебряные нити. Эта долина и была вся Авария; две серебряные нити - Койсу Андийское и Койсу Аварское, соединение которых образует Сулак. . Примерно час мы пробыли на вершине Караная. Постепенно я мало-помалу пригляделся к этому грандиозному величию природы и, признаюсь, как и Багратион, что ничего не видел подобного ни с вершины Воллорна, ни с Риги, ни с Этны, ни с пика Баварии. Я испытал невыразимое чувство удовольствия, когда отвернулся от этой величественной пропасти».
В честь удачного восхождения пятьсот пехотинцев дали залп из ружей. Начали спускаться. Обедали в Ишкартах. Там же остались ночевать. В тот же вечер Дюма был принят в почетные члены Апшеронского полка. По этому поводу весь вечер гремела музыка, были устроены танцы.
На следующее утро, прибыв в Teмир-хан-шуру, отведав завтрак в обществе И. Р. Багратиона, гости yexaли - через Дженгутай, Параул, Гелли, Карабудахкент, Каякент - их путь лежал в Дербент.
В Дербенте экипажи остановились перед домом военного губернатора генерал-майора Дмитрия Кузьмича Асеева. Предупрежденный Иваном Романовичем, он ожидал своих именитых гостей. Дюма с удовольствием об этом пишет: «Багратион распростер свой магический жезл от Темир-Хан-Шуры до Дербента, и все было в порядке».
«И как же все это восхитительно!», - восклицает Дюма, любуясь "полуазиатским и полуевропейским городом", его мечетями, базарами, домами с плоскими крышами, крепостью, морем. Дербенту Дюма посвятит несколько чудесных глав, их надо читать - "Глава XVIII. Дербент", "Глава XIX. Ольга Нестерцова", "Глава ХХ. Великая Кавказская стена". Путешествие французского писателя по Кавказу завершилось в грузинском городе Поти на палубе парохода, отплывающего в Константинополь. «С того момента, как вас узнали или снабдили хорошими рекомендациями, путешествие по России становится одним из самых приятных и дешевых, какие я только знаю», - писал Александр Дюма, вспоминая свою поездку. Он писал это совершенно искренне.
Читайте также: