Выражение козел на саксе
Обновлено: 22.11.2024
В конце 1970-х он сразил всех наповал фразой, которая стала легендарной: «И Козёл на саксе. » Филиппенко был и физиком, и лириком, и участником известной команды КВН. А потом стал артистом. Амплуа – «злодей». «Вы только слово «злодей» в кавычки возьмите», – просит актёр. Он вообще любит кавычки. Встречу Александр Георгиевич назначил напротив памятника Ивану Крылову на Патриарших прудах. И поздоровавшись, сразу указал на баснописца: «А вы знаете, на этом месте в своё время должны были поставить памятник Михаилу Булгакову. Так хотела общественность. Но власти быстро заняли место Крыловым, чтобы Булгаковым здесь и не пахло».
– Наверное, мы не случайно здесь встретились? Ведь вы сыграли аж в двух фильмах «Мастер и Маргарита».
– Да-да. В фильме Юрия Кары сыграл Коровьева, а в сериале Владимира Бортко – Азазелло. Кстати, с Бортко мы познакомились именно здесь, на Патриарших. В один тёплый летний день – прямо как в романе Булгакова – я показывал друзьям, где проходили съёмки того, первого, фильма «Мастер и Маргарита». Заметил, что параллельно с нами движется ещё некая группа и высокий мужчина так же, как я, размахивает руками и что-то объясняет своим друзьям. Это и был Бортко. Он подошёл, мы познакомились. Тогда же и пригласил меня в свой сериал.
– А вас никогда не пугали все эти разговоры о мистике вокруг романа Булгакова?
– Думаю, всё это лишь разговоры. В моей колоде ролей после Смерти («Звезда и смерть Хоакина Мурьеты»), Кощея Бессмертного («Там, на неведомых дорожках…»), убийцы Копчёного («Приступить к ликвидации») и другой нечисти только Азазелло и не хватало. Эта работа вполне укладывается в формулу, которую я часто слышу: «Филиппенко – яркий представитель «тёмных сил». Именно в кавычках. Помню, сыграл в сериале «Бедная Настя» ещё одну отрицательную роль – Андрея Забалуева. Так после этого на одном из концертов подошёл мальчик с цветами: «Это вам, Андрей Платонович, «злодей» вы наш!» (Смеётся.) Кстати, многие сценарии, пьесы для фильмов или спектаклей, где я играл «тёмные силы», написали очень хорошие авторы. Всё не просто так. Например, «Там, на неведомых дорожках…» – это Эдуард Успенский. И там ведь масса интересных подтекстов. Я с удовольствием играл этого странного Кощея Бессмертного, у которого тогда было много неприятностей в комитете по кино. Мы даже по их рекомендации переснимали и переозвучивали некоторые реплики. Особенно запомнилась мне реплика, когда Кощея схватили и ведут. Он поворачивается в кадре и так многозначительно говорит: «Эх, значит, наше время ещё не пришло». Через много лет на солнцевском рынке меня увидели два здоровых парня, подошли и с уважением сказали: «Ну, как ты сказал эту фразу, братан!»
Ещё вспомнил… Мой сын Паша рассказывал, как застал своих детей – моих внуков, Полину и Егора, – за просмотром сказки «Там, на неведомых дорожках…». Как раз в том месте, где Кощей Бессмертный убегает от погони. Полина и Егор вскочили и стали кричать: «Деда, беги, беги, деда!» Не боятся моего Кощея, а переживают за него! (Смеётся.)
– Александр Георгиевич, а вы не жалеете, что из-за сложившегося амплуа какие-то роли прошли мимо вас?
– Ни о чём не жалею. Честное слово. Хотя иногда думаю, если бы в своё время цензоры не искромсали фильм «Синие зайцы», где я играл клоуна, то моя кинокарьера сложилась бы совсем по-другому. Не всегда же меня злодеем представляли. Например, первая моя кинороль – обаятельный шофёр Володя Харламов в фильме «Я его невеста». В это трудно поверить, но у меня тогда ещё шевелюра была.
– Старшее поколение помнит вас с шевелюрой и в играх КВН.
– Да-да, в начале шестидесятых я играл в команде Московского физико-технического института. Помню первую междугородную игру: наш Физтех и команда Киевского института инженеров гражданской авиации. И мы проиграли. Нас просто засудили. Было задание «построить» студенческий городок. И мы его «построили» на Луне. Ведь там все предметы весят в шесть раз меньше, чем на Земле, а значит, все предметы на экзаменах сдавать было бы в шесть раз легче! И вот за эту красивую шутку нас обозвали абстракционистами. В те годы это было самое страшное обвинение.
– А почему же вы оказались в Физтехе? Я читал, что школьные годы провели в драматическом кружке.
– Начнём с того, что родился я почти в театре. (Смеётся.) Как-то мои родители (мама была в положении) пошли на спектакль «Царская невеста». И в антракте мама почувствовала, что пора. Они уехали домой – семья тогда жила в Москве на Калужской заставе, а ночью отправились в больницу, где на свет появился я. Потом родители несколько лет жили и работали в Алма-Ате, где я играл на самодеятельной сцене. Вёл радиопередачу «Пионерская зорька», выступал в телевизионном театре «Лёгкая кавалерия». Но знаете, в то время физики были в почёте, а лирики – в загоне. Мы с другом долго думали и решили – только в Физтех. Это был 1961 год. К счастью, в институте я немедленно попал в знакомую атмосферу самодеятельности. Помню, на одном вечере с успехом читал «Василия Тёркина»: «По дороге прифронтовой, Запоясан, как в строю, Шёл боец в шинели новой, Догонял свой полк стрелковый, Роту первую свою». И наш ректор – генерал Петров – меня отметил. Мне сразу были даны некоторые послабления в учёбе.
– После закрытия КВН вы оказались не у дел?
– Нет. Меня пригласили в эстрадную студию МГУ «Наш дом». Там я познакомился с творчеством Михаила Зощенко. Мы ставили его «Голубую книгу». Тогда это было настоящим сумасшествием. Михаил Зощенко, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Сергей Есенин, Осип Мандельштам – все они считались какими-то полулегальными. Помню, мы с ребятами из института поехали на могилу Бориса Пастернака. Это сейчас там всё цивильно, а раньше стояла скамеечка и росли три сосны. А вокруг бескрайнее поле. Так мне постоянно казалось, что под скамеечкой торчат какие-то проводки и запрятана розетка, куда включается подслушивающая аппаратура. Было жутковато. В 1968 году советские войска вошли в Прагу, и началась у нас по стране настоящая чистка. Закрыли почти все студенческие театры. И нас тоже. К тому времени я уже работал старшим инженером в Институте геохимии. Но снова оказался на сцене – Юрий Любимов пригласил в Театр на Таганке. Тогда же поступил в Училище имени Щукина на заочное отделение.
– «Таганка» в те годы была чрезвычайно популярна.
– Ну что вы! Популярна – это слабо сказано! Народ ломился на «Таганку»! Я не входил в основную десятку актёров театра, но в концертных бригадах бывал на ведущих позициях. Борис Хмельницкий, Владимир Высоцкий, Зоя Пыльнова, Татьяна Сидоренко – вот наша небольшая команда с очень качественным «товаром». Мы свой «товар» продавали, а за нами по пятам – люди из ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. – Ред.).
– Это были «левые» концерты?
– Что ж вы так грубо? «Левые»! Скажем так: это были выступления, не до конца оформленные в финансовом отношении. (Смеётся.)
– Почему вы ушли из такого популярного театра?
– Это случилось в 1975 году. Дело в том, что в Щукинском училище мы выпустили дипломный спектакль «Игроки», где я играл главную роль. И вахтанговцы, которые преподавали в училище, решили перенести этот спектакль на сцену театра. Пригласили меня. Был трудный разговор с Любимовым. Но я ушёл. И следующие двадцать лет выходил на сцену театра имени Вахтангова. Это была для меня не просто школа, а высшая аспирантура.
– Параллельно с театральной работой вы не забывали об эстраде. До сих пор мы помним ваше выступление в программе «Вокруг смеха» по фразе «…и Козёл на саксе!».
– (С возмущением.) Я и не ожидал, что так всё получится. Настроение у меня в день съёмок было ужасное – неприятности в личной жизни. Я ни о каких съёмках и думать не мог. В одной руке у меня портфель, в другой – авоська, из которой торчит пачка стирального порошка. Помню, операторы попросили меня ни в коем случае не показывать в кадре изображённое на пачке лицо какой-то иранской девушки. Вот так я и выступал, думая лишь о личной травме и пачке стирального порошка. А фразу «…и Козёл на саксе!» вспоминать вообще неудобно. Она случайно выскочила, в тексте её не было. Видимо, навеяло: Физтех, юность, джаз, концерты квартета Алексея Козлова – сейчас знаменитого саксофониста. И ведь никто и никогда его Козлом не называл. Меня потом все стыдили. Я Алексею Семёновичу сразу же позвонил, извинился. Он промолчал. Но фраза стала так популярна… И Козлов, в конце концов, даже свою книгу назвал «Козёл на саксе». (Смеётся.) И подбросил мне в монолог некоторые фразы. (Напевает.) «Раз стилягу хоронили, плакали подруги, на могиле два оркестра дули буги-вуги» или «Папаша спит, по нём кирная бродит муха».
– Александр Георгиевич, вы уже лет двадцать как находитесь в свободном плавании: не служите в репертуарном театре, даёте сольные концерты. Так удобнее, чем раньше?
– Ну, иногда я участвую в каких-то спектаклях разных театров. По договору. А вообще, мне это нравится. В своё время, в 1990-х, я почувствовал, что уже накопил, что мне уже есть что сказать людям самому. Сложный разговор, помню, у меня состоялся с руководителем Вахтанговского театра Михаилом Ульяновым, которого бесконечно уважаю и которому благодарен за всё, что он сделал для меня. Тогда я уже решил открыть свой театр «Моно-Дуэт-Трио». И не жалею об этом. Я очень этого хотел. Как говорил Жванецкий: «Надо хотеть. Не очень хочешь – не очень получается». На выступлениях я читаю и Михаила Зощенко, и Сергея Довлатова, и Аркадия Аверченко, и Николая Васильевича Гоголя, других хороших авторов. Люди тянутся к этим произведениям, им нравится. Я этому рад.
– Когда репетируете, кто становится первым слушателем?
– Друзья! Я их просто терроризирую! Но всегда прислушиваюсь к их мнению.
– А супруга вам в этом помогает?
– Конечно. Марина – она всю жизнь посвятила телевизионной режиссуре – и выслушает, и посоветует. И трое моих детей помогают. По очереди ездят со мной и работают у меня на концертах звукорежиссёрами. Они мои талисманы на выступлениях. Все – творческие люди. Вот никогда бы не подумал, что книги по театральному искусству, которые у меня остались со времён учёбы в Щукинском училище, понадобятся моему сыну Паше – он в своё время учился в Российской академии театрального искусства. Сейчас известен как Паштет – музыкант альтернативной группы «F.A.Q.». Книги по философии, которые были запрещены в шестидесятых и сохранились у меня, пригодились дочери Александре – она окончила МГИМО, переводчик, пишет диссертацию. Старшая дочь, Мария, – филолог, журналист, преподаёт иностранные языки. Помощь от семьи большая. Помню, как меня наградили в Кремле Государственной премией. Но достойно отметить столь значимый успех оказалось некогда – в день вручения у меня был давно запланированный сольный концерт. Я выступил и приехал домой. А Марина всё организовала сама, собрала всех детей, что казалось мне невозможным. Они же такие все занятые. В тот вечер я был самым счастливым человеком на свете!
– В прошлом году вы отметили семидесятилетие. Как пережили юбилейный ажиотаж?
– Я начал отмечать до дня рождения и продолжаю до сих пор. (Смеётся.) Получается такой юбилейный год. Например, прошли три моих трёхчасовых вечера в Зале имени Чайковского. Это для меня – как докторская диссертация. Каждый из вечеров я посвятил кому-то из дорогих мне людей. Например, Ролану Быкову, которого уважаю и который мне помог однажды получить Государственную премию. Михаилу Ульянову, Станиславу Рассадину… Я рассказывал о нашем знакомстве, совместной работе. Параллельно читал произведения. В новом сезоне начал выступать в театре «Практика» раз в месяц с концертами. Ещё играю в спектаклях «Современника» и Театра Моссовета. И намечаются поездки с юбилейными вечерами по стране. Так что юбилей и работа продолжаются.
Читайте также: