Психология речевого высказывания и психология понимания речи

Обновлено: 21.11.2024

Речь, как и любое другое сложное явление, можно и нужно клас­сифицировать по разным основаниям. Во-первых, выделяют речь внешнюю и внутреннюю, о различии которых достаточно сказано в предыдущем параграфе. Собственно психология должна бы ис­следовать исключительно внутреннюю речь. Но, поскольку психика как предмет психологии реализует все формы материальной дея­тельности, в том числе внешней речи, психология, конечно, не может оставаться в стороне от их изучения. Все последующие градации речи относятся к ее внешней форме.

Во-вторых, речь подразделяют на устную и письменную по при­знаку ее физического исполнения, по виду материального носителя слова как единицы языка: звук либо письменный знак.

Рассмотрим разновидности устной речи в направлении их ус­ложнения и в очередности формирования в процессе психического развития личности.

1. Самой простой и ранней формой является аффективная речь, название которой обусловлено особенностями мотивации. Такая речь побуждается в основном острой эмоцией, аффектом. Она про­ста, потому что примитивен ее мотив, фактически отсутствует мысль. Это речь по типу междометий, не требующая сложных граммати­ческих конструкций и богатой лексики; существующая как словес­ный выход, прямая экспрессия острого и, как правило, кратковре­менного переживания. Положим, человек внезапно споткнулся, упал и разбил несомый предмет. Что он при этом скажет в первый мо­мент? Конечно же, не то, почему упал и как дорога ему разбитая вещь. Это потом — словесные объяснения, претензии, сожаления, слезы и т.п. Но вначале будут какие-то резкие, неосознанные, как бы взрывные и возмущенные «охи-ахи», односложные ругательства и прочая междометийная лексика. В подобных словах, собственно, нет обозначения конкретного предмета, отсутствует мысль. Это даже не слова, а наборы звуков, принятые людьми для обозначения вне­запной эмоции (позитивной или негативной). В аффективной речи не «срабатывают» ни значение, ни смысл слова. Остается только один речевой компонент — это «захватившая» человека эмоция.

В своем чистом виде аффективная речь встречается не так уж часто. Но ее вкрапления в другие виды речи распространены до­статочно широко. Они по-своему выразительны, незаменимы, эмо­ционально заразительны в смысле воздействия на других людей. Некоторые аффективные слова, обороты, фразы могут выступать даже в качестве индивидуально-психологической особенности личности или какой-то специфической группы людей. К этому виду речи близ­ка и так называемая нецензурная лексика.

2. Устная диалогическая речь предполагает наличие собесед­ника, партнера, т.е. какое-либо общение. Формы и вариации диалога могут быть очень разными, даже мало похожими по содержанию, целям, средствам, условиям, участникам, видам контакта. Это, напри­мер, и эмоционально насыщенное общение малыша с мамой, и раз­вернутый философский диалог трагедийных героев на театральной сцене, и стандартные и обыденные, зачастую формальные коммуни­кации по поводу состояния здоровья или погоды, равно как и сложные, специфические виды профессионального диалога педагога, юрис­та, психолога-консультанта, логопеда, руководителя.

Общим для диалогической речи остается то или иное разделе­ние распределение между участниками мотива общения и его со­держания, мысли, темы. В диалоге проявляются личности обоих участников совместной речи. Поделить побуждения и мысли мож­но по-разному, в разных количественных и качественных соотноше­ниях. Но в любом варианте в диалогической речи всегда присут­ствует ситуативный внеречевой контекст, задействованы неязыко­вые средства (мимика, жесты и др.), поэтому в диалоге возможны, допустимы, а иногда просто необходимы грамматические сокраще­ния, языковые упрощения.

Существует и такое схематическое разделение двух основных разновидностей диалогической речи:

• драматическая речь, которая обладает высокой эмоциональ­ной насыщенностью, богатством внеречевых средств, построена короткими фразами как прямая, разговорная речь;

• эпическая речь, возникающая в онтогенезе позднее и явля­ющаяся косвенной, грамматически развернутой.


Психологически важно то, что диалог реализуют всегда конкрет­ные, живые люди, поэтому особенности диалогической речи обуслов­ливаются (помимо объективных условий) психологическими особен­ностями ее исполнителей. Психологически решающим фактором может оказаться любой компонент известной нам психологиче­ской структуры личности: от устойчивой направленности до пере­менчивого настроения, от темпераментальных свойств до особенно­стей воображения, от уровня развития речевых способностей до результативности социальной перцепции.

Письменная речь формируется у ребенка позже всех видов уст­ной, на их основе и является психологически самой сложной. Это обусловлено тремя объективными обстоятельствами.

Вторая сложность письменной речи заключается в физическом отсутствии непосредственного собеседника, конкретного адреса­та речи. Будущий читатель так или иначе подразумевается, мыс­ленно присутствует в сознании автора письменного текста. Но одно дело, например, очередное письмо товарищу, другое — текст объяв­ления или приказа по учреждению, третье — учебник для школы, четвертое — литературное произведение определенного жанра. В обозначенной цепочке учет эффекта «наличия» предполагаемого читателя является в разной степени сложным. Адресат письмен­ной речи может быть и крайне обобщенным, почти абстрактным. Соответственно видоизменяется и письменная речь: от стереотип­ного перечисления семейных новостей и приветов до высокого сти­ля поэзии, до глубоких научных трактатов, «эзоповский» язык кото­рых могут понять только узкие специалисты данной профессии. Хотя следует сказать, что и простая переписка людей (письменный диалог) в профессиональном исполнении может приобрести жанр литературного произведения. Любую речь создают не объективные, одинаковые для всех языковые знаки, а живой, неповторимый субъект. Вовсе не нужно быть литературоведом, чтобы отличить, например, тексты И.С. Тургенева от текстов М.А. Шолохова.

Письменная, речь лишена процесса восприятия автором своего партнера, не учитывает конкретной ситуации реального чтения. Здесь нет прямого и живого контакта, исключены взаимодействие и воз­можность корректировки письменной речи, поскольку в ней отсут­ствует обратная связь «собеседников».

3. Наконец, сложность письменной речи обусловливает и то об­стоятельство, что ее содержание, тема, моделируемый в речи пред­мет, как правило, обобщенные, отвлеченные, научные. Отсюда необходимость полноты изложения, соблюдение грамматических пра­вил и логических законов, наличие доказательности, структурная организация текста, соответствие стиля и темы (как формы и со­держания).

Таким образом, письменная речь требует от исполнителя нали­чия осознанных, смыслообразующих мотивов, развернутости и чет­кости мысли, активной работы внутренней речи, соответствующего знания языка. Это не просто речь как общение, а сложный, комп­лексный вид психической, в том числе интеллектуальной, деятель­ности. Это мощное психологическое орудие не только мышления, но и всей психики, личности, поэтому письменной речи (равно как и ее пониманию — чтению) необходимо обучать всех детей и людей, независимо от будущей профессии. Это своего рода базисная со­ставляющая грамотности человека и возможностей дальнейшего расширения его знаний, личностного и профессионального роста. Письменная речь является основным хранителем и средством пе­редачи знаний, опыта предшествующих поколений. Возможности «устных преданий» в этом смысле значительно ограничены, преры­висты, нестойки. Письменная речь дает возможность возврата, не­однократного обращения к объективному первоисточнику. Это тем более значимо, что очевиден технический прогресс в совершенство­вании материальных средств и носителей результатов письменной речи: от наскальных зарубок и берестяных грамот до книги и со­временных информационно-компьютерных устройств и технологий, от гусиного пера до цветных лазерных принтеров.

Несколько особняком от перечисленных видов речи находится так называемая эгоцентрическая речь. Этот термин, введенный Ж. Пиаже, подчеркивает специфику речи дошкольника (в особен­ности трехлетнего возраста), который разговаривает как бы с са­мим собой, для себя и о себе, ни к кому не обращаясь, не стремясь к пониманию. Общепсихологический интерес представляют дискус­сии с позицией Ж. Пиаже ряда советский психологов (Л.С. Выгот­ского, С.Л. Рубинштейна и многих их последователей). Эгоцентри­ческая речь не первична у ребенка, а производна от его внешней устной речи; это как бы начало, определенная стадия формирова­ния внутренней речи, которая и у взрослого человека может быть «эгоцентричной», оставаясь при этом социализированной по проис­хождению. Любая речь ориентирована в конечном счете на реали­зацию того или иного взаимодействия и общения человека с други­ми людьми. Любое осмысленное человеческое высказывание имеет своего адресата, предполагает наличие понимания

Если не брать во внимание всевозможные отклонения и патоло­гии, потребность в общении, признании, понимании является у чело­века одной из ведущих. Человек стремится понять себя, окружа­ющих и быть понятым другими людьми. Понимание — это неотъ­емлемая часть человеческого бытия. И такое «понимание» есть комплексный психический макропроцесс, включающий в себя и восприятие, и память, и мышление, и переживание, и сознание — иными словами, всю человеческую психику.

Рассмотрим некоторые вопросы психологии понимания речи. Они чрезвычайно важны, практически значимы, поскольку среди всех объективных, поведенческих проявлений психики есть, по существу, два основных — это слово и дело, т.е. внешняя речь и конкретная предметная деятельность.

Понимание речи — это путь от объективного, знакового к субъективному, психическому. Это направление процесса интериоризации, обратного тому, который описан при рассмотрении психо­логии речевого высказывания. Чисто условно можно выделить три этапа понимания речи. Их проще, образнее представить, если иметь в виду иностранный язык, которым читатель еще не овладел. Для родного языка перечисляемые этапы обычно проходят как бы сра­зу, одновременно, не составляя особых внутренних трудностей и не становясь достоянием сознания личности.

Вначале необходимо расшифровать значение слова и выбрать ту его адекватную трактовку, которая называется смыслом. Дан­ный выбор, как отмечалось, обусловлен ситуацией, контекстом, са­мой личностью. Он создается, рождается в конкретной деятельнос­ти. Например, находясь в парикмахерской, мы без усилий поймем, что слово «коса» обозначает «устройство» волос (прическу). Тогда как то же слово во время речной прогулки мы однозначно понима­ем как желтую полосу песка у кромки воды вдоль берега.

Второй этап понимания заключается в декодировании значения фразы, предложения, целой мысли. Для этого недостаточно знать отдельные слова. Нужно знать порядок их связей и сочетаний, воз­можности перестановок. Необходимо владеть грамматическими конструкциями и правилами пунктуации. Взять, к примеру, извест­ную каждому российскому человеку фразу царева указа: «Казнить нельзя помиловать», смысл которой принципиально меняется от места постановки запятой.

Мысли складываются из слов не по правилам арифметики или формуле математических сочетаний. Здесь работают законы линг­вистики и «чувство языка». В качестве иллюстрации можно приве­сти лозунг, чрезвычайно распространенный в нашей стране в сере дине прошлого века: «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны». Попробуйте произвести с этими словами навязанные арифметические действия. Тогда выходит, что «электрификация — это коммунизм минус советская власть». С точки зрения содержания, заключенного в исходном лозунге, полу­чится полный абсурд.

Мысль требует осторожного обращения со словами. Косвенно, но доходчиво подтверждают это результаты, казалось бы, простого филологического исследования по многократному переводу текста с одного языка на другой. Был взят небольшой отрывок из повести Н.В. Гоголя «Нос», в котором описывалось, как герой, глядя в зерка­ло, с ужасом не обнаруживает на своем лице носа. Этот текст пус­тили по цепочке переводчиков, каждый из которых свободно владел двумя языками: русский — английский, английский — француз­ский и т.д. Когда текст вновь перевели на русский язык с очередно­го иностранного, он был совершенно неузнаваем. Например, нос из части лица превратился в корабельный нос, и сюжет, представлен­ный в тексте, стал совсем иным, чем в оригинале.

По-видимому, полностью адекватный, синонимичный перевод слож­ных, художественных текстов с одного языка на другой в принципе невозможен. Нельзя получить точной речевой копии иноязычного оригинала. Можно, конечно, «дословно», построчно передать содержание, но исчезнут специфические для каждого национального языка нюансы смыслов и эмоций. Пропадет живая речь первоисточника. Можно, вероятно, передать и адаптировать к другой культуре сами смыслы, но тогда нужны совсем другие слова, предложения, ситуа­ции, общекультурный контекст, потому полученный результат бу­дет столько же «переводом», сколько авторской (и не только рече­вой) работой.

Высший этап понимания речи состоит в осознании общего смысла высказывания, в понимании мотива говорящего человека, его отно­шения к содержанию собственной речи и к самой ситуации обще­ния (разговора, выступления, текста). Об одном и том же можно сказать совершенно по-разному. Человек выбирает слова, которые выражают не просто мысль, но и, в определенном плане, его исход­ную мотивацию. На этом «этапе» понимания мы осознаем, как че­ловек относится к тому, о чем говорит, почему использует именно эти слова, какой смысл все это имеет именно для него. Это значит, что мы воспринимаем не только мысль, заключенную в речи, но и в определенной мере узнаем самого человека. Конечно, «до конца» понять человека нелегко, скорее всего, просто невозможно. Но если к речевому пониманию удается добавить и все другие, ранее описанные аспекты психологии личности, образ любого человека ста­нет, по крайней мере, адекватнее, ближе к своему неповторимому оригиналу.

Читайте также: