Объясните значение выражений культурная матрица архетип культуры

Обновлено: 22.12.2024

Інстытут па вывучэнні беларускай гісторыі, культуры і ментальнасці

Культурная матрица как способ выявления национальной ментальности

Представляем вам доклад кандидата культурологии (Минск) Ирины Шумской, который был представлен на конференции «Трансфармацыі ментальнасці беларусаў у XXI ст.», которая прошла в Минске 24 ноября 2013 года, и который вошел в одноименный сборник.

Понятие культурной матрицы стало фигурировать в научной среде сравнительно недавно. Как правило, под ним подразумевают своего рода полярность, осевую структуру, задающую направление индивидуальному и групповому поведению людей в рамках того или иного культурного пространства на различных уровнях его интерпретации (локальном, региональном, национальном, глобальном). При помощи культурной матрицы удобно исследовать механизмы, влияющие на трансформацию историко-культурной памяти каждого конкретного социума.

В свою очередь конструкция/деконструкция различных элементов так называемой мемориальной парадигмы (memory studies) непосредственно взаимосвязана с процессом формирования национальной идентичности. Большинство теоретиков популярного ныне концепта «культурная память» (в числе которых Я. Ассман, П. Нора, А. Эрл, А. Нюннинг, Э. Уайтхед, А. Васильев, К. Разлогов и др.) отмечают избирательный характер этой памяти, а также наличие сопряжённости её содержательного состава с действующими социально-коммуникативными нарративами.

Ещё в 70-х гг. ХХ века британский лингвист Роджер Фаулер внедрил термин “mind style”, который можно отождествить с понятием ментальности. Позднее учёный отмечал, что “формы языка кодируют социально сконструированное представление о мире”, подчёркивая тем самым убедительность пресловутой гипотезы Сепира-Уорфа.

Фактически, опираясь на актуальную модель культурной матрицы, можно не только получить общую характеристику ментальности некоей этнической группы, но и определить перспективный вектор развития историко-культурной памяти последней.

Далее предлагается оценить разработанную нами структуру культурной матрицы, базис которой сформирован шестью основными и двенадцатью дополнительными компонентами, связываемыми в единое целое посредством категории “тропос” (от греч. τρόπος – путь, способ, модус).

Табуирование Совокупность ключевых запретов и ограничений, находящих отображение в публичной сфере и медиа-пространстве Смерть
Власть
Ритуалистика Порядок осуществления почитательных практик, связанных со сферами бытия и небытия. Праздники
Погребения
Ортодоксия Доминирующие постулаты в сфере ценностных и духовных ориентаций большинства населения Религия
Идеология
Паттерналистика Набор идейных и языковых шаблонов-установок, наиболее часто используемых в обществе на данном этапе его развития Архетипика
Узус
Ономастика Механизм формирования наименований различных типов (от имён собственных до названий улиц и районов) Антропонимика
Топонимика
Семиотика Система базисных знаков, наделенных особым смысловым значением и используемых в групповой коммуникации Символика
Атрибутика

Для упрощения восприятия эта структура представлена в виде визуальной модели “снежинки”, где каждый из шести основных связан с двумя вспомогательными компонентами и одновременно определенным образом взаимодействует с оставшимися частями матрицы.

Рис. 1. Модель культурной матрицы.

Теперь рассмотрим вкратце каждый элемент матрицы применительно к социокультурной ситуации в Беларуси. Поскольку нас в первую очередь интересует современное состояние ментальности белорусских граждан и особенности её изменения на протяжении последнего десятилетия, при анализе существующих тенденций мы будем опираться на динамику общественного мнения, зафиксированную в проводимых Независимым Институтом социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ) опросах.

Итак, к числу ключевых элементов, обсуждение которых в белорусском публичном пространстве строго ограничено, можно отнести проблематику смерти и верховной власти (причем не только государственной). В целом, эти шопенгауэровско-ницшеанские категории являются ключевыми применительно к практике табуирования. Разговоры о смерти в белоруском обществе по умолчанию считаются почти неприличными, а вопрос отмены смертной казни в публичной сфере всячески отодвигается на задний план. Вероятно, отчасти поэтому в республике сохраняется столь высокий процент тех, кто выступает против отмены смертной казни. Тем не менее, после громкого дела обвиненных в терроризме Д. Коновалова и В. Ковалёва, общественное мнение изменилось: если в сентябре 2008 г. против отмены смертной казни выступало почти 48 % населения, то в марте 2012 г. это число составило 40,8 % и здесь превалируют граждане среднего и пожилого возраста.

Жёстко табуируется и спектр вопросов, связанных с обсуждением любых провластных структур. К примеру, личная жизнь, реальный уровень доходов и некоторые особенности карьерного роста ряда весомых политических и общественных фигур в РБ не только являются “закрытыми темами”, но и в противном случае могут даже повлечь за собой, согласно действующему законодательству, вполне реальный тюремный срок. Объясняется это, на наш взгляд, высоким уровнем дистанции власти (согласно методологии Г. Хофстеде, сохраняющемся и культивирующемся в белорусском обществе ещё со времен его существования в рамках Российской Империи, а позднее Советского Союза.

Сложность обсуждения вопросов, связанных с уходом из жизни, удивительным образом сочетается с модернизированным культом предков, присущим современным белорусам. Помимо традиционно христианских дат поминовения усопших (3-й, 9-й и 40-й дни, годовщины), повсеместно отмечаются также особые поминальные дни, имеющие языческие корни (Радуница, Деды).

В целом, что касается праздничной ритуалистики, то тут значительное место отведено памятным датам, сформированным на социалистическом этапе развития страны (8 марта, 1 мая, 7 ноября), а искусственно установленный, согласно итогам референдума 1996 г., 3 июля День Независимости по характеру проводимых мероприятий, по сути, полностью дублирует День Победы, отмечаемый 9 мая. Ставка на культивирование в массовом сознании итогов Великой Отечественной войны и вознесение образа Победы на главный пьедестал в исторической памяти белорусов была сделана не случайно – по данным соцопросов, более 80 % населения считают её основным поводом для гордости и выделяют из числа событий ХХ века.

Рассматривая такой элемент культурной матрицы как ортодоксия, мы обращаем внимание в первую очередь на степень влияния на массовое сознание системы религиозных институтов и государственной идеологии. Применительно к Беларуси в обоих случаях это влияние довольно высокое.

По данным исследований, из числа существующих государственных и общественных институтов наибольший процент доверия вызывают различные представительства православной церкви (им доверяют две трети разновозрастных респондентов). Что же касается необходимости внедрения единой государственной идеологии, то эту идею поддерживают в основном люди пенсионного возраста, с невысоким уровнем образования и проживающие в сельской местности. Соответственно, меньше всего почитателей идеологии находится среди людей в возрасте от 30 до 50 лет с высшим образованием, проживающих в столице и областных центрах.

Говоря о паттерналистике (не путать с патернализмом), следует обратиться к анализу типовых поведенческих шаблонов-паттернов, характерных для данного общества, а также наиболее значимых архетипов, проявляющихся в коллективном бессознательном народа. В 1905 году русский этнограф Федот Кудринский после долгих путешествий по Беларуси дал характеристику её жителям. К положительным чертам были отнесены те, что характерны всем славянам: доброта, семейственность, сердечность. А отличаются белорусы от братских народов, по его мнению, такими чертами, как неопределенность, угрюмость и молчаливое трудолюбие.

Примечательно, что спустя более чем сто лет основные черты национального характера, зафиксированные Кудринским, почти не изменились, а на уровне публичной ретрансляции архетипических образов по сей день продолжается подпитка идей жертвенности, терпимости, скрытых врагов и партизанщины, причём как из уст рупоров государственной идеологии, так и со стороны диссидентов. Неудовлетворённость условиями жизни в РБ и существующей системой ценностей наиболее ярко выражена сейчас среди молодёжи, 54 % которой выражает желание уехать из родной страны на ПМЖ за границу.

Вызывает обеспокоенность специфика эволюции узуса, т.е. порядка употребления людьми сленговых выражений. Широкое распространение лексики из уголовного жаргона, «олбанского йазыка» Интернет-пользователей, нецензурных выражений и эвфемизмов повсеместно происходит не только среди обывателей, но и становится коммуникативной нормой на уровне известных артистов, писателей и влиятельных политиков. На наш взгляд, на примере активной вербализации вульгаризмов тоже можно проиллюстрировать негативные изменения в современном белорусском менталитете. По данным НИСЭПИ, только 6,5 % граждан Беларуси умудряются вообще не слышать матерных выражений. По много раз в день их слышат 23,4 %, ежедневно – 34,2 %, несколько раз в неделю – 20,2 %. На этом фоне трагикомично выглядит часто используемый властями механизм привлечения к административной ответственности оппозиционных активистов за якобы «нецензурную брань в общественном месте».

Печально выглядит и статистика относительно употребления белорусского языка: если в ноябре 2000 года на вопрос: «Каким языком в основном Вы пользуетесь в повседневном общении?» русский назвали 37,6 % граждан, русский и белорусский – 25,7 %, только белорусский – 4,2 %, то в марте 2013 г. картина выглядела иначе: русский – уже 57,5 %, русский и белорусский – 15,9 %, только белорусский – 3,3 %.

Обращаясь к сфере ономастики, отметим, что белорусская топонимика по-прежнему сохраняет ярко выраженную постсоветскую направленность (вплоть до того, что до сих пор в каждом городе, райцентре или посёлке всегда можно найти улицу Советскую) и почти не отображает национальные историко-культурные особенности. То же касается и антропонимики – белорусы предпочитают давать детям имена греко-римского и древнееврейского происхождения, получившие распространение в период существования СССР, и крайне редко выбирают традиционные белорусские имена, такие как Алесь, Богумил, Вышемир, Радослава, Павлина, Янина и др.

Приверженность к советскому наследию сохраняется и в семиотической плоскости: согласно опросу, проведенному в июне 2013 г., 51,5 % населения одобряет действующую государственную символику; однако феномен «расколотой нации» всё же даёт о себе знать – почти 40 % граждан хотели бы вернуть исторический герб «Погоня» вместе с бело-красно-белым флагом. При этом, что характерно, 38 % людей считают, что национальное сознание у белорусов развито слабо либо очень слабо). И это, увы, но является достаточно объективной констатацией социокультурной ситуации, сложившейся в Республике Беларусь в начале ХХI столетия.

Читайте также: