И такое выражение ласки и простоты
Обновлено: 22.11.2024
выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
- Э, соколик, не тужи, - сказал он с той нежно-певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. - Не тужи, дружок: час терпеть, а век
жить! Вот так-то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, - сказал он и, еще говоря, гибким движением
перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда-то.
- Ишь, шельма, пришла! - услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. - Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. - И солдат, отталкивая
от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что-то завернуто в тряпке.
- Вот, покушайте, барин, - сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных
картошек. - В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
- Что ж, так-то? - улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. - А ты вот как. - Он достал опять складной ножик, разрезал на своей
ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
- Картошки важнеющие, - повторил он. - Ты покушай вот так-то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
- Нет, мне все ничего, - сказал Пьер, - но за что они расстреляли этих несчастных. Последний лет двадцати.
- Тц, тц. - сказал маленький человек. - Греха-то, греха-то. - быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его
и нечаянно вылетали из него, он продолжал:
- Что ж это, барин, вы так в Москве-то остались?
- Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, - сказал Пьер.
- Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
- Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
- Где суд, там и не правда, - вставил маленький человек.
- А ты давно здесь? - спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
- Я-то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
- Ты кто же, солдат?
- Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
- Что ж, тебе скучно здесь? - спросил Пьер.
- Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, - прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. -
Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам
прежде того пропадае: так-то старички говаривали, - прибавил он быстро.
- Как, как это ты сказал? - спросил Пьер.
- Я-то? - спросил Каратаев. - Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, - сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал:
- Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? - спрашивал он, и хотя
Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это.
Читайте также: