И началась самая увлекательная из охот охота на человека откуда эта фраза
Обновлено: 21.11.2024
«И началась самая увлекательная из охот – охота на человека. » Это изречение приписывают Киплингу, но на самом деле великий романтик позаимствовал его у кого-то из более ранних. Тем не менее, отталкиваясь от этого известного изречения, я хочу рассказать одну небольшую историю, в которой охота на человека происходила не где-нибудь в джунглях колониальной Индии и не в прериях Дикого Запада, а происходила она у нас, в стране победившего социализма, на шестьдесят девятом году советской власти.
Итак.
Как я уже говорил, солдаты срочной службы время от времени пьют. Но, кроме того, солдаты срочной службы ещё время от времени и бегут.
Причина солдатского дезертирства в военное время проста и понятна – солдат не хочет умирать.
Причина же солдатского дезертирства в мирное время гораздо сложнее и неоднозначнее.
Очень редко, особенно в последнее время, солдат бежит ОТ чего-то. Рукоприкладство по отношению к нижним чинам в армии сейчас практически отсутствует, дедовщина, по большому счёту, тоже искоренена. Да и служить, по сравнению с прошлыми годами, стало не в пример легче. Поэтому солдат нынче бежит не «от. », а «к. ».
К маме. К любимой девушке. К друзьям. К свободной, нерегламентированной жизни. К возможности, сунув руки в карманы и подняв воротник, просто пройтись по городу, никому не отдавая честь. Ну и, опять же, – к винно-водочному магазину или пивбару.
Поэтому, как бы ни упрощали солдату жизнь, какие бы послабления по службе не вводили в армии, каким бы комфортом не окружало государство своего славного защитника Отечества, как бы ни целовали солдата отцы-командиры в его, увы, далеко не белую попу, – солдат из армии бежал, бежит и будет бежать. И остаётся только радоваться, что подавляющее большинство нынешних призывников являются людьми адекватными и находят в себе силы дотерпеть до конца службы, почему и явление дезертирства носит нынче в армии не массовый, а штучный характер.
Бежали солдаты и из Орловки.
К радости орловского командования, бежать «зольдатен» из Орловского гарнизона мог только в одном направлении – в райцентр Серышево, где его обычно через несколько часов и отлавливали. Либо в местной рюмочной, носящей вполне соответствующее название «Встреча», либо на вокзале. Лишь редкие, особо одарённые особи умудрялись сесть в Серышево на поезд, и тогда уже снимались с оного на одной из ближайших станций нашей бравой транспортной милицией. В общем, особых хлопот беглецы командованию не доставляли. Но случались посреди этой повседневной рутины и редкие исключения. Об одном таком случае, по-своему вполне уникальном, я и хочу поведать ниже.
Летом 86-го из батальона авиационно-технического обеспечения сбежал солдат. Пикантность ситуации заключалась в том, что солдат сбежал из караула, прямо с поста и, соответственно, имел при себе автомат и два полностью снаряжённых магазина к нему. Это был первый (и как в дальнейшем оказалось, единственный) случай в Орловском гарнизоне, когда солдат подался в бега со своим личным оружием.
Организованные по горячим следам – вначале силами караула, а затем и всего батальона – поиски не увенчались успехом. Посланные в Серышево патрули вернулись ни с чем. Транспортная милиция тоже ничего утешительного сказать не могла. И тогда командование заволновалось.
Собственно, на поверхности лежало два вопроса. Во-первых, куда делся солдат? И, во-вторых, зачем этому солдату оружие?
Примерно за год до этого в Орловке произошёл аналогичный случай – солдат тоже сбежал прямо из караула. Но тогда беглец благоразумно оставил своё оружие прямо на посту, и на следующий день был в расслабленном полурастёкшемся состоянии тихо и мирно повязан прямо за столиком всем известной серышевской рюмочной. А тут. Короче, бродящий где-то в окрестностях гарнизона «зольдатен», имеющий при себе автомат с шестьюдесятью патронами и неизвестно что имеющий на уме, заставлял орловское командование сильно нервничать. А нервничающее командование, как известно, всегда чревато неадекватными приказами. И не следует удивляться, что такие приказы в скором времени начали исправно поступать.
Для начала в гарнизоне отменили полёты. Затем отменили все занятия и работы. Заодно отменили утверждённый регламент рабочего дня. А когда среди поисковой суеты незаметно подкрались выходные, то без особых раздумий были отменены и они. Весь личный состав гарнизона, не задействованный на боевом дежурстве, был кинут на поиски сбежавшего солдата. Поиски были тщательно спланированы и образцово организованы.
Выглядело это примерно так.
В шесть часов утра полк со всеми частями обеспечения строился на аэродроме, напротив той самой караулки, откуда сбежал солдат. Командиры подразделений получали свои, утверждённые штабом, зоны поиска и распределяли личный состав по группам. Группы – на машине или пешим порядком – убывали вначале в казарму для получения личного оружия, а оттуда, вооружившись, отправлялись каждая в свой обозначенный на карте квадрат, чаще всего в чисто поле, где, построившись в цепь, принимались прочёсывать местность, «. уделяя особое внимание заброшенным строениям, нежилым объектам невыясненного назначения и скрытым складкам местности».
Зона поиска имела своим центром всё то же караульное помещение, и её радиус был вначале определён командованием в десять километров, а затем, когда поиски в ней не принесли никаких результатов, был расширен до двадцати километров. Таким образом, площадь зоны поиска превысила тысячу квадратных километров, то есть на каждого военнослужащего, задействованного в розыске сбежавшего солдата, приходилось более двух квадратных километров территории, изобилующей заброшенными строениями, нежилыми объектами невыясненного назначения и, самое главное, скрытыми складками местности, куда не особо внимательные поисковики регулярно, с шумом и руганью, падали.
Поиски продолжались весь световой день. Перерывов на отдых или приём пищи не предусматривалось, так что командир каждого подразделения решал эти задачи для своего личного состава по-своему – одни организовывали работу посменно, другие предписывали личному составу брать пищу с собой в виде сухого пайка.
Доклады о результатах поисков стекались в оперативный штаб, который был развёрнут под открытым небом (в Орловке, как обычно летом, стояло вёдро), прямо на перекрёстке дорог возле той самой злосчастной караулки. К 22 часам, утомлённые солнцем и многокилометровыми переходами по пересечённой местности, поисковики, в пропылённых и пропотевших комбезах, сдав личное оружие, строились на том же самом месте и после недолгих – тридцати-сорокаминутных – «ободряющих» слов командира распускались по домам. Спать им оставалось менее шести часов.
На следующий день всё повторялось с удручающей однообразностью.
Розыски беглеца продолжались почти неделю. И если в первые дни мы ещё действительно занимались поисками: мы чутко и настороженно – дабы не получить от вооружённого автоматом солдата пулю в лоб – шарили по кустам, заглядывали в какие-то ямы и спускались в подвалы заброшенных строений; то через три дня мы уже просто бестолково и шумно – с разговорами, общим трёпом и анекдотами – ломились через колючие кусты или устало шли гурьбой по пыльным просёлкам, мечтая лишь об одном – добраться поскорее до обозначенной точки сбора и хотя бы пару часиков вздремнуть где-нибудь в тени под кустом.
В один из таких длинных и жарких дней произошло забавное происшествие.
Время близилось к вечеру. Солнце, намаявшись за день в зените, медленно стекало по раскалённому небосклону.
Наша эскадрилья прочёсывала участок поля, поросшего частыми островками высокого густого кустарника. Цепь наша давно уже рассыпалась на отдельные разновеликие группы, которые медленно – нога за ногу – брели, уже не помышляя ни о каких поисках, а лишь придерживаясь указанного направления движения. Общий разговор уже тоже давно иссяк. Время от времени мы лишь перебрасывались ничего не значащими, пустыми фразами. Под ногами хрустела трава. Было жарко. Хотелось пить. Пот застилал глаза.
И тут прямо по курсу следования нашей группы, метрах в пятидесяти, затрещали кусты, и послышался приглушённый, но достаточно отчётливый рык.
Мы замерли, напряжённо прислушиваясь и стараясь хоть что-то разглядеть в густом кустарнике.
Спустя несколько секунд над тем же местом вновь закачались верхушки кустов, потом хрустнула ветка, и раздалось низкое утробное ворчание.
– Медведь! – ахнул кто-то из нас.
Этого нам только ещё не хватало!
Реакция с нашей стороны последовала мгновенная: вжикнули «молнии» расстёгиваемых карманов, клацнули передёргиваемые затворы, и с десяток табельных «пээмов» уставились своими кургузыми стволами в опасном направлении. Мы, конечно, понимали, что против медведя ПМ – всё равно, что против разъярённого пса мухобойка, но всё-таки надеялись на то, что залп из десяти пистолетов если и не остановит, то хотя бы удивит и, стало быть, притормозит атакующего зверя. Да и, скажите на милость, что нам ещё оставалось в этой ситуации делать?!
– По моей команде! – громким шёпотом сказал старший группы. – На счёт «три». Раз.
– Мужики! – вдруг подал голос из кустов медведь. – Не стреляйте! Это – я!
– Кто «я»?! – обалдело переспросил старший.
– Я – Вова Супрун!
Голос и вправду показался нам знакомым. Но мало ли чего!
– Выходи! – приказал старший группы. – Только без дураков! Руки – над головой!
Кусты закачались, затрещали, и на поляну на четвереньках выполз действительно наш сослуживец. Ползти Вове было неудобно: двигался он в трёхточечном положении, держа одну руку – в соответствии с отданным приказом – поднятой над головой.
– Супрун!! Твою ж в бога, в душу мать!! – «обрадовался» его появлению старший группы и принялся запихивать не пригодившийся ПМ обратно в карман. – Ты что творишь?! Что ты забыл в этих кустах?! Мы ж из тебя, дурака, чуть дуршлаг не сделали!
– Я. это. – пробормотал Супрун, поднимаясь с пыльных колен; по бледному лицу его бежали грязные ручейки пота. – Я. пошутить хотел. – и вдруг звучно икнул.
Оказалось, что намерения у Вовы действительно были благими. Он просто захотел внести некое разнообразие в изматывающую рутину бесконечных и бесплодных поисков. Выдумка изобразить медведя и тем самым слегка попугать своих товарищей показалась ему в тот момент весьма удачной. Претворяя в жизнь свой замысел, Вова незаметно отстал от своей группы, а потом по большой дуге обогнав поисковиков, спрятался в кустах на пути их следования. Импульсивный Супрун, как всегда, не подумал о последствиях. Его истомлённый жарой мозг не учёл одну маленькую, но существенную деталь – мы все были вооружены.
Вове ещё долго припоминали его неудавшуюся шутку. Нет, никто, конечно, не злословил и не показывал пальцем. Просто теперь при встрече, после обычного приветствия, офицеры взяли за правило похлопывать по плечу неудачливого медвежьего имитатора и по-дружески, доброжелательно, негромко рычать ему в ухо.
«А как же солдатик?! – взволнованно воскликнет читатель. – Нашли ли пропавшего солдатика. » Нашли, нашли, мой добросердечный друг, успокойся. Точнее, он сам нашёлся.
Оказалось, что беглец, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор, на самом деле никуда особо и не убегал. Нет, он действительно задумал побег, но, зная, что особенно интенсивно поиски дезертиров ведутся в первые сутки-двое, решил пересидеть это опасное время в укромном месте. Таким местом он избрал ливневую трубу, проходившую под дорогой буквально в двадцати метрах от караульного помещения.
По иронии судьбы именно этот отрезок дороги и прилегающий к нему перекрёсток избрало командование для разворачивания своего оперативного штаба и для регулярных построений личного состава, задействованного в поисках сбежавшего. Таким образом, все пять суток, которые длилась операция, командование совещалось, давало указания и принимало доклады, стоя прямо над головой объекта своих исканий.
А солдатик, укрывшись в трубе, терпеливо ждал, когда закончится вся эта кутерьма. Днями он отсыпался, а по ночам выходил размяться. Вода в трубе была – через неё протекал тоненький, но чистый ручеёк. Питался дезертир тут же, неподалёку – в караулке, тягая пищу из мисок караульных собак. Собаки знали его в лицо и особо не возражали. Солдатику же тоже было не привыкать – пища в солдатской столовой ненамного отличалась от того, чем кормили в караулке сторожевых псов.
В день шестой, осознав, что командование и не думает прекращать поиски, солдатик, не выдержав скуки поддорожного жития, вышел на свет божий.
Когда зашевелился придорожный бурьян и из канавы на дорогу выбрался, волоча за собой автомат, грязный и помятый объект поиска, начальник оперативного штаба, сидевший в этот момент за уставленными рациями и полевыми телефонами столом, над разложенной перед ним, уже затрёпанной, испещрённой многочисленными цветными значками, картой, несмотря на то, что был старым коммунистом, осенил себя крестным знаменем. Преподобный Лютер в такой ситуации швырялся чернильницей. Начальник штаба метнул в чумазого пришельца курвиметр.
Впрочем, солдатика даже особо не наказали. Командование было радо-радёшенько, что беглец не только оказался жив-здоров, но и вернулся в часть пусть и с испачканным, но исправным и не разукомплектованным автоматом. Неудачливого дезертира только многократно, хотя и вяло, поругали и отправили до конца службы на батальонный хоздвор, который, за неимением в гарнизоне гауптвахты, являлся местом ссылки всех нерадивых и провинившихся.
Так что не прав оказался неизвестный автор слов об увлекательности охоты на человека. Совсем не прав. По крайней мере, в орловском исполнении охота эта оказалось скучной, утомительной и, самое главное, безрезультатной.
Читайте также: