Гостиные сплетни балы тщеславие автор высказывания
Обновлено: 22.12.2024
В 1855 году появилось объявление об издании «Полярной звезды». На обложке книги в круге восходящего солнца были изображены пять портретов казненных декабристов; под портретами топор и подписано: «25 июля 1826 года». Том помечен днем казни декабристов.
Над заглавием в тучах звезда.
Объявление было целым манифестом. Герцен говорил о восстании декабристов и о севастопольской кампании; спрашивал, неужели «севастопольский солдат, израненный и твердый, как гранит, испытавший свою силу, так же подставит свою спину палке, как и прежде?»[1].
В 1860–1861 годах Толстой совершил заграничную поездку и познакомился с Герценом.
В 1861 году 14 (26) марта Толстой пишет из Брюсселя Герцену, что он теперь только прочел шестую книгу «Полярной звезды» и в восторге: «Превосходная вся эта книга, это не мое одно мнение, но всех, кого я только видел»[2].
Крах николаевской России был очевиден для всех. Толстой пишет Герцену о сомневающихся людях — говорит и о новых силах, и о людях робких: «…эти люди — робкие — не могут понять, что лед трещит и рушится под ногами — это самое доказывает, что человек идет; и что одно средство не провалиться — это идти не останавливаясь».
Толстой вспоминает в письме имя Рылеева: «Ежели мыльный пузырь истории лопнул для вас и для меня, то это тоже доказательство, что мы уже надуваем новый пузырь, который еще сами не видим. И этот пузырь есть для меня твердое и ясное знание моей России, такое же ясное, как знание России Рылеева может быть в 25 году. Нам, людям практическим, нельзя жить без этого».
В письме Толстого не все решено — здесь много неясного. Николаевская эпоха оказалась мыльным пузырем, но отзвук разочарования попал и в характеристику нового мировоззрения.
Дальше он пишет: «Я затеял месяца 4 тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист. Я хотел поговорить с вами об этом, да так и не успел. Декабрист мой должен быть энтузиаст, мистик, христианин, возвращающийся в 56 году в Россию с женою, сыном и дочерью и примеряющий свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России».
От романа «Декабристы» осталось только начало; оно несколько пародирует либеральные увлечения эпохи «великих реформ». В длинном зачине, написанном периодами, говорится, что «все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге» (17, 8).
Торжественные периоды и слово «россияне» звучат пародией на высокий стиль «Истории Государства Российского», написанной Карамзиным.
Ирония Толстого горька. Он говорит об этом восторге:
«Состояние, два раза повторившееся для России в XIX-м столетии: в первый раз, когда в 12-м году мы отшлепали Наполеона I, и во второй раз, когда в 56-м году нас отшлепал Наполеон III» (17, 8).
Толстой говорит о себе: «Пишущий эти строки не только жил в это время, но был одним из деятелей того времени. Мало того, что он сам несколько недель сидел в одном из блиндажей Севастополя, он написал о Крымской войне сочинение, приобретшее ему великую славу, в котором он ясно и подробно изобразил, как стреляли солдаты с бастионов из ружей, как перевязывали на перевязочном пункте перевязками и хоронили на кладбище в землю» (17, 8–9).
Так Толстой кратчайшими автобиографическими сведениями усиливает свою иронию и недоверие к эпохе «великих надежд».
Но ирония относится не столько к надеждам, сколько к робости надежд. Толстой идет к новому осмысливанию истории. Лед трещит, но Толстой идет в будущее.
Читая «Декабристов» сейчас, невольно удивляешься появлению знакомой для нас семьи Пьера Безухова. Пьер и Наташа, посланные Николаем на каторгу, возвращены после крымского поражения Александром II. Та характеристика, которую им дает Толстой, своей сочувственной ироничностью совпадает с раскрытием характеров в «Войне и мире».
Софья Андреевна Толстая в дневнике писала о том, что Ростовы — это семья Толстого, что Наташа — это Татьяна Кузминская. Сходство героев Толстого доходило, по словам его жены, до совпадения.
Но Толстой в романе «Декабристы» дал характеристику героям, как бы увидев их уже стариками. Действие романа как бы начато с конца. Но предположить, что Толстой в девочке Татьяне Берс увидал старуху Наталью Безухову (в «Декабристах» она носит имя Лабазовой), невозможно.
Судьба Пьера показана в «Декабристах» в конце, но это тот самый Пьер, который самоуверенно и восторженно пошел против Аракчеева, в то же время боясь Пугачева. Это тот самый Пьер, который будет разбит благоразумным помещиком, упрямым хозяином Николаем Ростовым.
Наметки будущего романа, вернее, разведка его будущего в то время шла и другим путем.
В юбилейном для Отечественной войны 1862 году Толстой напечатал в журнале «Ясная Поляна» три статьи под названием «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы». Заглавие статьи и деление ее на три части тогда напоминали о трех «Севастопольских рассказах»: «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае» и «Севастополь в августе 1855 года».
Во второй статье Толстой описывает урок истории. Дело начинается с рассказа о Крымской кампании: «Я рассказывал историю Крымской кампании, рассказывал царствование императора Николая и историю 12-го года. Все это в почти сказочном тоне, большею частию исторически неверно и группируя события вокруг одного лица. Самый большой успех имел, как и надо было ожидать, рассказ о войне с Наполеоном. Этот класс остался памятным часом в нашей жизни. Я никогда не забуду его» (8, 100–101).
Толстой собирался напечатать этот рассказ и поэтому сократил его, передавая только впечатления слушателей. Дети были потрясены. Урок затянулся до ночи. Конечно, это не было конспектом «Войны и мира», но это был разговор человека, который в то время задумывал книгу. Это как бы предисловие к книге, причем в нем явственно сказываются и воспоминания о двенадцатом годе — о победе народа, и воспоминания о крымском поражении. Это та же тема, которая легла в основу недописанного романа «Декабристы». Декабристы и народ, судьба народа, которую подытоживают войны, народ и революция — была одной из тем «Войны и мира» в момент создания произведения.
«Я того мнения, что сила России не в нас, а в народе», — говорит в романе «Декабристы» состарившийся Пьер (17, 36). Толстой чем дальше, тем больше понимал силу народа и слабость декабристов, которым он сочувствовал, считая их железом среди мусора своего общества.
Силу народа, разбившего Наполеона, можно было понять, изучив эпоху 1812 года. Толстой от замысла «Декабристов» приходит к великому построению о борьбе народа с завоевателями.
ПОСТРОЕНИЕ «ВОЙНЫ И МИРА»С эпохой Отечественной войны у Толстого разнообразные и близкие связи. Отец Толстого принимал участие в войне с Наполеоном, попал в плен, среди друзей отца были участники боев с Наполеоном; Толстой находился в таком расстоянии от наполеоновского нашествия, как нестарый писатель нашего времени от эпохи Великой Октябрьской революции. Он писал о не прошедшем прошлом.
В 1852 году в станице на берегу Терека молодой Толстой читал «Описание войны 1813 года» А. И. Михайловского-Данилевского. Он записал в дневнике: «Есть мало эпох в истории столь поучительных, как эта, и столь мало обсуженных» (46, 142).
Читайте также: