Бывают странные сближенья откуда фраза
Обновлено: 05.10.2024
Среди моих знакомых, с восхищением говоривших об этом романе и впервые тогда задумавшихся о Боге, многие стали со временем воцерковлёнными людьми, некоторые даже священнослужителями. Сейчас почти все они пересмотрели свое отношение к роману с однозначно позитивного и даже восторженного на более или менее негативное, как правило, забыв или не желая вспоминать, что именно он дал им первоначальный толчок к вере в Бога. Критики романа часто предъявляют претензии к его автору за то, что он исказил события Нового Завета и написал свое произведение с позиции Воланда, т.е. сатаны. Вызывает сожаление, даже неприятие сам тон большинства таких «критических» текстов, чёрно-белое восприятие художественного произведения, профанация глубокой и вечной проблематики, плоскостность мышления критиков. При этом несомненно, что такое выдающееся литературное произведение, как роман «Мастер и Маргарита», с его многозначным и отчасти зашифрованным контекстом, дает почти неисчерпаемые возможности для различных интерпретаций и расшифровок как авторского замысла в целом, так и определённых сюжетных линий и понятий.
На мой взгляд, ключевым для Булгакова в его последнем романе является понятие «покой», и здесь я хочу предложить свою расшифровку того значения, которое вкладывал сам автор в это понятие, рассказать об одной догадке, которую мне удалось подтвердить. Мне представляется даже, что именно это скрытое значение понятия «покой» вдохновляло Булгакова, когда он писал свой последний роман.
Апостол Матфей мытарь, он же Левий Алфеев Апостол Матфей мытарь, он же Левий Алфеев. Что же такое этот булгаковский «покой», находящийся в ведении «духа зла и повелителя теней» и являющийся между тем не наказанием, а наградой?
Прежде всего, меня смущало одно обстоятельство: в духовном пространстве ад и рай, по учению Церкви, противоположны и по местоположению, и по своей сути. В ад после смерти попадают грешники, в рай – праведники. Попасть в ад – это наказание, а в рай – награда. В молитвенном прошении за умершего во время отпевания или панихиды звучат слова: «Со святыми упокой». Подразумевается, что души святых, т.е. праведников, безгрешных людей находятся в раю, и это место «упокоения». Но если в раю находятся души святых людей, безгрешных праведников, то рай должен быть синонимом Света. И рай является наградой, а наказанием – ад. Между тем в романе Булгакова есть такое место в аду, обозначенное как «покой», которое тоже является наградой и не подразумевает адские мучения, предназначенные для грешников. Но Мастер и Маргарита – всё-таки грешники, они не заслужили Света, но, как подчеркивает Булгаков, «заслужили покой». Получается, «покой» в романе «Мастер и Маргарита» является областью, куда души грешных людей, которые не заслужили Света, могут попасть после смерти в качестве награды за свои страдания, будучи в какой-то мере уже очищенными этими страданиями. Это те грешные души, которым не чуждо милосердие и которые могут быть избавлены от посмертных адских мучений. Следовательно, по Булгакову, «покой» – это нечто промежуточное между преисподней как зоной мучений и Светом, куда попадают души людей безгрешных. Есть богословские и святоотеческие тексты, где прямо говорится, что обычно души умерших, не отягощённые смертными грехами, но и не праведные, не могут выдержать Света, чистого сияния от Божьего присутствия, и потому, по милосердию Божьему, они находятся в более комфортных для них духовных областях, вдали от Источника Света.
Область «покоя», куда попадают души Мастера и Маргариты, очень комфортна и соответствует их представлениям о счастье. Маргарита уже заранее это знает (вероятно, своим женским чутьём). Сначала она восклицает: «Гори, страдание!», а потом говорит, что грусть естественна перед дальней дорогой, «даже тогда, когда человек знает, что в конце этой дороги его ждет счастье». Так что действительно «покой» является наградой для главных героев романа. Перед тем как попасть в предназначенное для них место, Мастер и его подруга видят Понтия Пилата, и милосердная к грешникам Маргарита восклицает: «Отпустите его!», а Воланд отвечает ей: «Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать», а Мастеру говорит: «Ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!» И Мастер ставит последнюю точку в своем романе – не на бумаге, а в духовной реальности, освобождая Понтия Пилата от длящихся почти две тысячи лет мучений, крикнув ему: «Свободен! Свободен! Он ждет тебя!». Здесь опять возникает «просьба» – Иешуа «попросил» освободить Понтия Пилата от мучений. Значит ли это, что Воланду как господину преисподней нельзя приказывать в подвластной ему духовной сфере, а можно только просить? Ведь ему не приказывает даже столь авторитетный в глазах Воланда Иешуа, но остается открытым вопрос: потому что не имеет права, или же потому, что не хочет приказывать, а предпочитает попросить? Вполне вероятно, это такие просьбы, которые Воланд не может не выполнить, однако в романе Булгакова он выполняет их даже с радостью, ведь это совпадает с его желанием: он с симпатией относится к героям романа, за которых просит Иешуа. Это тоже своего рода странность, но такое поведение Воланда может объясняться и тем, что это для него не потеря, а приобретение: ведь души Мастера и Маргариты, награжденные «покоем», попадают в его владения и он остается их хозяином, в данном случае весьма гостеприимным.
Воланд говорит Мастеру и Маргарите, указывая им путь к их вечному пристанищу: «…неужели вы не хотите днем гулять… под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? […] Там ждет уже вас дом…» Вот что такое «покой», предназначенный героям романа. Это место действительно напоминает райский уголок, хотя там и нет ангелов.
Здесь уместно сделать краткое отступление, впрочем, не уводящее нас далеко от основной темы. В этом же монологе, рассказывая Мастеру и Маргарите об ожидающей их счастливой посмертной судьбе, Воланд упоминает имя Фауста, олицетворяющего образцового исследователя, целиком преданного науке. Таким образом, вновь, как и в эпиграфе к своему роману, Булгаков ведет перекличку с Гёте, но по-своему расставляет акценты в судьбах героев.
Гёте описывает рай традиционно, как Свет. Вот в завершающей части «Фауста» (в переводе Б. Пастернака) отрывок из монолога, обращенного к Богоматери: « Одна из кающихся, прежде называвшаяся Гретхен: Собраньем духов окруженный, / Не знает новичок того, / Что ангельские легионы / В нем видят брата своего. … Позволь мне быть его вожатой, / Его слепит безмерный свет». Итак, мы видим, что у Гёте однозначно рай приравнен к Свету, куда попадают не только души праведников, но и кающихся грешников (именно такова детоубийца Гретхен, жертва трагических обстоятельств).
Булгаков, как мне это представляется, дает свою версию посмертной судьбы Фауста. Он достаточно прозрачно намекает, что Воланд, говоря о Фаусте (который сидит над ретортой в надежде «вылепить нового гомункула»), явно имеет в виду не историю чернокнижника во время его земной жизни, но вечную обитель Фауста. С точки зрения Булгакова, душа великого грешника, продавшего свою бессмертную душу, не может удостоиться Света. Не соглашаясь в этом вопросе ни с Гёте, ни с народной легендой о Фаусте, он помещает вымоленную Гретхен душу Фауста в область «покоя» – промежуточное место между Светом и зоной адских мучений, которое находится во владениях Воланда. Сюда же, как мы знаем, попадают души Мастера и Маргариты, наградить которых «покоем» просит Иешуа, прочитавший и высоко оценивший произведение Мастера.
В результате таких размышлений я пришла к выводу, что в романе Булгакова «покой», находящийся во владениях Воланда, является достаточно привлекательным местом, «наградой» для грешных, но не злых душ, у которых пороки искупаются добродетелями, которые способны на беззаветную любовь, на милосердие, творческое самозабвенное служение или по молитвам близких людей могут быть избавлены от посмертных мучений.
Значит, если попытаться окончательно сформулировать этот парадокс, получается (о чем уже было сказано выше), что «покой» – владение Воланда, и, следовательно, часть ада, но это такое место, которое является наградой, а не наказанием. Однако именно рай традиционно – место упокоения душ, и попасть туда после смерти – награда, залог спасения в вечной жизни. В романе Булгакова «покой» однозначно противопоставлен Свету, но противопоставлен ли он раю (если допустить, что Свет и рай – все-таки не одно и то же и не всегда синонимичны)? По версии Булгакова получается, что не противопоставлен, наоборот, у этих понятий много общего. Можно предположить, что, награждая своих героев «покоем», Булгаков фактически посылает их в рай, но не тот, который является синонимом Света, а в некую райскую область, находящуюся в ведении Воланда. Но возможно ли такое парадоксальное толкование, ведь это опровергает все привычные и узаконенные представления?
Я до тех пор не находила нигде ответа на этот вопрос, пока, уже в середине 1970-х, в двухтомном собрании сочинений П. Я. Чаадаева (изданном М. О. Гершензоном в 1913-1914 гг.) не прочитала «Мистический дневник». И там я неожиданно наконец-то нашла ответ, который до этого долго и безуспешно искала. В этом «Мистическом дневнике» (состоящем всего из нескольких страниц) одна из записей гласила, что рай – это верхняя часть ада. Так я нашла подтверждение своей догадке. И, по моему мнению, именно такую трактовку рая имел в виду Булгаков, узнавший об этом нетрадиционном представлении из эзотерической литературы, а возможно, из того же «Мистического дневника» в двухтомнике сочинений П. Я. Чаадаева, изданном М. О. Гершензоном.
Но у этой истории о возникновении и подтверждении парадоксальной догадки о нетрадиционной смысловой взаимосвязи понятий «покой», «рай» и «ад» есть и свое парадоксальное завершение. Когда после выхода в 1991 году нового двухтомного собрания сочинений П. Я. Чаадаева я начала его просматривать, то не обнаружила там «Мистического дневника», который помог подтвердить мою догадку. Как выяснилось, к этому времени исследователями было обнаружено, что «Мистический дневник» был написан не Чаадаевым, а его приятелем, мистиком Д. А. Облеуховым, и М. О. Гершензон ошибочно поместил в первое издание сочинений Чаадаева этот найденный в архиве философа текст. И если бы не было этой ошибки с авторством «Мистического дневника» в издании М. О. Гершензона, я, возможно, и по сей день искала бы подтверждение своей догадке. Не исключено, что удастся определить источник этого тайного знания у мистика Дмитрия Облеухова, но пока можно принять как данность, что понятие «рай» может иметь разное смысловое наполнение. Именно поэтому Булгаков мог с внутренней убежденностью заменить понятие «рай» как верхнюю часть ада синонимичным понятием «покой», таким способом зашифровав, по моему мнению, то традиционное название вечной обители, куда, он надеялся, сможет попасть и его душа после завершения земной жизни.
Вот такие странные сближенья имён в этом сюжете (М. А. Булгаков, М. О. Гершензон, П. Я. Чаадаев и Д. А. Облеухов) помогли мне подтвердить догадку, что в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» слово «покой» является заменой слова «рай» и что между понятиями «покой», «рай» и «ад» тоже существуют странные сближенья.
Римма Запесоцкая
(Статья публикуется в сокращении. Полный текст - на сайте "Мнемозина")
Читайте также: