Запечатленный ангел цитаты из книги

Обновлено: 06.11.2024

Я его пощунял, «какая там, говорю, благодать», а сам чувствую, что он меня правее, потому что он жаждет испытывать, а я чего не ведаю, то отвергаю, но упорствую на своем противлении и говорю ему самые пустяки.

Севастьяна были большущие, как грабли, и черные, поелику и сам он был видом как цыган черен.

– Ангел тих, ангел кроток, во что ему повелит господь, он в то и одеется; что ему укажет, то он сотворит. Вот ангел! Он в душе человечьей живет, суемудрием запечатлен, но любовь сокрушит печать…

ангел воистину был что-то неописуемое. Лик у него, как сейчас вижу, самый светлобожественный и этакий скоропомощный; взор умилен; ушки с тороцами, в знак повсеместного отвсюду слышания; одеянье горит, рясны златыми преиспещрено; доспех пернат, рамена препоясаны; на персях младенческий лик Эмануилев; в правой руке крест, в левой огнепалящий меч. Дивно! дивно. Власы на головке кудреваты и русы, с ушей ловились и проведены волосок к волоску иголочкой.

теперь уже того достигают, что Христа Спаса жидовином пишу

Англичанин не верит, а я выступил и разъясняю ему всю разницу: что ноне, мол, у светских художников не то искусство: у них краски масляные, а там вапы на яйце растворенные и нежные, в живописи письмо мазаное, чтобы только на даль натурально показывало, а тут письмо плавкое и на самую близь явственно; да и светскому художнику, говорю, и в переводе самого рисунка не потрафить, потому что они изучены представлять то, что в теле земного, животолюбивого человека содержится, а в священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, насчет коего материальный человек даже истового воображения иметь не может.

Дорог он, – отвечаем, – нам потому, что он нас хранил, а другого достать нельзя, потому что он писан в твердые времена благочестивою рукой и освящен древним иереем по полному требнику Петра Могилы, а ныне у нас ни иереев, ни того требника нет.

были-с эти два образа для нас все равно что для жидов их святая святых,

греческих переводов старых московских царских мастеров: пресвятая владычица в саду молится, а пред ней все древеса кипарисы и олинфы до земли преклоняются; а другая ангел-хранитель, Строганова дела. Изрещи нельзя, что это было за искусство в сих обеих святынях! Глянешь на владычицу, как пред ее чистотою бездушные древеса преклонились, сердце тает и трепещет; глянешь на ангела… радость! Сей ангел воистину был что-то неописуемое. Лик у него, как сейчас вижу, самый светлобожественный и этакий скоропомощный; взор умилен; ушки с тороцами, в знак повсеместного отвсюду слышания; одеянье горит, рясны златыми преиспещрено; доспех пернат, рамена препоясаны; на персях младенческий лик Эмануилев; в правой руке крест, в левой огнепалящий меч. Дивно! дивно. Власы на головке кудреваты и русы, с ушей ловились и проведены волосок к волоску иголочкой.Крылья же пространны и белы как снег, а испод лазурь светлая, перо к перу

против иконы лучше сияли не столько окладами, как остротою и плавностью предивного художества. Такой возвышенности я уже после нигде не видел!И что были за во имя разные и Деисусы, и Нерукотворенный Спас с омоченными власы, и преподобные, и мученики, и апостолы, а всего дивнее многоличные иконы с деяниями, каковые, например: Индикт, праздники, Страшный суд, Святцы, Соборы, Отечество, Шестоднев, Целебник, Седмица с предстоящими; Троица с Авраамлиим поклонением у дуба Мамврийского, и, одним словом, всего этого благолепия не изрещи,

Следующая цитата

Пимен же, напротив того, был человек щаповатый: любил держать себя очень форсисто и говорил с таким хитрым извитием слов, что удивляться надо было его речи; но зато характер имел легкий и увлекательный. Марой был пожилой человек, за семьдесят лет, а Пимен средовек и изящен: имел волосы курчавые, посредине пробор; брови кохловатые, лицо с подрумяночкой, словом, велиар. Вот в сих двух сосудах и забродила вдруг оцетность терпкого пития, которое надлежало нам испить.

Марой был совсем простец, даже неграмотный, что по старообрядчеству даже редкость, но он был человек особенный: видом неуклюж, наподобие вельблуда, и недрист как кабан – одна пазуха в полтора обхвата, а лоб весь заросший крутою космой и точно мраволев старый, а середь головы на маковке гуменцо простригал. Речь он имел тупую и невразумительную, все шавкал губами, и ум у него был тугой и для всего столь нескладный, что он даже заучить на память молитв не умел, а только все, бывало, одно какое-нибудь слово твердисловит, но был на предбудущее прозорлив, и имел дар вещевать, и мог сбывчивые намеки подавать

Главный строитель из англичан, Яков Яковлевич, тот, бывало, даже с бумажкой под окном стоять приходил и все норовил, чтобы на ноту наше гласование замечать, и потом, бывало, ходит по работам, а сам все про себя в нашем роде гудет: «Бо-господь и явися нам», но только все это у него, разумеется, выходило на другой штыль

И вот-с это место нам так жестоко полюбилось, что мы в тот же самый в первый день начали тут постройку себе временного жилища, сначала забили высокенькие сваечки, потому что место тут было низменное, возле самой воды, потом на тех сваях стали собирать горницу, и при ней чулан. В горнице поставили всю свою святыню, как надо по отеческому закону: в протяженность одной стены складной иконостас раскинули в три пояса, первый поклонный для больших икон, а выше два тябла для меньшеньких, и так возвели, как должно, лествицу до самого распятия, а ангела на аналогии положили, на котором Лука Кирилов Писание читал. Сам же Лука Кирилов с Михайлицей стали в чуланчике жить, а мы себе рядом казаромку огородили.

Крылья же пространны и белы как снег, а испод лазурь светлая, перо к перу, и в каждой бородке пера усик к усику. Глянешь на эти крылья, и где твой весь страх денется: молишься «осени», и сейчас весь стишаешь, и в душе станет мир. Вот это была какая икона! И были-с эти два образа для нас все равно что для жидов их святая святых, чудным Веселиила художеством изукрашенная. Все те иконы, о которых я вперед сказал, мы в особой коробье на коне возили, а эти две даже и на воз не поставляли, а носили: владычицу завсегда при себе Луки Кирилова хозяйка Михайлица, а ангелово

Изрещи нельзя, что это было за искусство в сих обеих святынях! Глянешь на владычицу, как пред ее чистотою бездушные древеса преклонились, сердце тает и трепещет; глянешь на ангела… радость! Сей ангел воистину был что-то неописуемое. Лик у него, как сейчас вижу, самый светлобожественный и этакий скоропомощный; взор умилен; ушки с тороцами, в знак повсеместного отвсюду слышания; одеянье горит, рясны златыми преиспещрено; доспех пернат, рамена препоясаны; на персях младенческий лик Эмануилев; в правой руке крест, в левой огнепалящий меч. Дивно! дивно. Власы на головке кудреваты и русы, с ушей ловились и проведены волосок к волоску иголочкой.

Крылья же пространны и белы как снег, а испод лазурь светлая, перо к перу, и в каждой бородке пера усик к усику. Глянешь на эти крылья, и где твой весь страх денется: молишься «осени», и сейчас весь стишаешь, и в душе станет мир. Вот это была какая икона!

Сей ангел воистину был что-то неописуемое. Лик у него, как сейчас вижу, самый светлобожественный и этакий скоропомощный; взор умилен; ушки с тороцами, в знак повсеместного отвсюду слышания; одеянье горит, рясны златыми преиспещрено; доспех пернат, рамена препоясаны; на персях младенческий лик Эмануилев; в правой руке крест, в левой огнепалящий меч. Дивно! дивно. Власы на головке кудреваты и русы, с ушей ловились и проведены волосок к волоску иголочкой.

приправил в крутой обруч, и… пошла эта пилка порхать. Мы все стоим и того и смотрим, что повредит! Страсть-с! Можете себе вообразить, что ведь спиливал он ее этими своими махинными ручищами с доски тониною не толще как листок самой тонкой писчей бумаги… Долго ли тут до греха: то есть вот на волос покриви пила, так лик и раздерет и насквозь выскочит! Но изограф Севастьян всю эту акцию совершал с такою холодностью и искусством, что, глядя на него, с каждой минутой делалось мирней на душе. И точно, спилил он изображение на тончайшем самом слое, потом в одну минуту этот спилок из краев вырезал, а края опять на ту же доску наклеил, а сам взял свою подделку скомкал, скомкал ее в кулаке и ну ее трепа

сумерки в эту пору, разумеется, ранние, и ночь, несмотря на вселуние, стояла претемная, настоящая воровская.

Следующая цитата

Запечатлённый ангел

В сборник рассказов Н. С. Лескова (1831-1895) вошли избранные произведения, в которых автор обращается к истории первых веков христианства ("Прекрасная Аза", "Лев старца Герасима", "Повесть о богоугодном дровоколе"), использует документальные свидетельства православного русского миссионера ("На краю света"), следует благочестивой литературной традиции своего времени (цикл "Святочные рассказы").

Следующая цитата

Лесков Николай Семенович. Запечатленный ангел

Запечатленный ангел

"Запечатлённый ангел" — рассказ русского писателя Н. С. Лескова (1831-1895), повествующий о том, как община строителей-старообрядцев лишилась своей святыни — старинной иконы ангела строгановского письма. В фокусе повествования — широкий круг тем: от духовно-нравственных исканий человека и борьбы за правду до исторических и художественных сведений об истории русской иконописи.
. Показать полностью Язык "Запечатлённого ангела" уникален; он содержит большое количество забытых ныне слов и выражений. Для их правильного понимания редактором книги сделаны комментарии в подстраничных сносках.
Для широкого круга читателей.

Лесков Николай Семенович. Запечатленный ангел. Очарованный странник

Запечатленный ангел. Очарованный странник

В книгу вошли две повести Николая Лескова (1831-1895), увидевшие свет почти одновременно, в 1873 году. Естественно, много общего оказалось и в движении мысли "самого русского из наших писателей" (Л. Н. Толстой). Лесков все дальше отходит от традиционного европейского романа, причем это движение вспять — к былине, к русскому сказу, к свободной форме с неоднозначными героями и открытыми финалами. Кто этот "очарованный . Показать полностью странник"? Убийца? Несомненно. Праведник? Да, конечно. Грехи и покаяние сплавлены в душе его — и, вероятно, это и есть то главное, что ценил в русском характере писатель. Герои обеих повестей — прообразы тех совсем не простых, но глубинно нравственных людей, которых Лесков пытался разглядеть в обществе и которых называл хорошими людьми. "Ужасно и несносно… видеть одну "дрянь" в русской душе, ставшую главным предметом новой литературы, и… пошел я искать праведных. но куда я ни обращался, все отвечали мне в том роде, что праведных людей не видывали, потому что все люди грешные, а так, кое-каких хороших людей и тот и другой знавали. Я и стал это записывать"

Сопроводительная статья Александра Федуты

Александр Иосифович Федута (р. 1964) — журналист и литературовед. Окончил филфак Гродненского пединститута. Доктор филологических наук, автор восьми научных книг и сборников эссе, почетный член Пен-центра Литвы, лауреат ряда литературных и журналистских премий Белоруссии и России.

Лесков Николай Семенович. Запечатленный ангел

Запечатленный ангел

В сборник рассказов Н. С. Лескова (1831-1895) вошли избранные произведения, в которых автор обращается к истории первых веков христианства ("Прекрасная Аза", "Лев старца Герасима", "Повесть о богоугодном дровоколе"), использует документальные свидетельства православного русского миссионера ("На краю света"), следует благочестивой литературной традиции своего времени (цикл "Святочные рассказы").

Читайте также: