Волны гасят ветер продолжение цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Блага богов – это ветер, он надувает паруса, но и подымает бурю.

Пояснение к цитате:

Тойво приводит Каммереру цитату "из Верблибена".

Добавил T-34 15.03.12 в 17:35

Скопировать
Сообщить об ошибке

Следующая цитата

Наверное, это были трудные для него дни, когда он приспосабливался к своей новой роли – роли Алеши Поповича, перед которым вместо объявленного Идолища Поганого возник вдруг сам злобный бог Локи.

– Ты удивительно красивая, – сказал Тойво. – У тебя соболиные брови. Я не знаю точно, что эти слова означают, но это сказано про что-то очень красивое. Про тебя. Ты даже не красивая, ты прекрасная. Миловзора. И заботы твои милые. И твой мир милый. И даже Бруно твой милый, если подумать…

Если я в это поверил, я обязан бросить все, пожертвовать всем, что у меня есть, от всего прочего отказаться… Постриг принять, черт подери! Но жизнь-то наша многовариантна! Каково это – вколотить ее целиком во что-нибудь одно… Хотя, конечно, иногда мне становится стыдно и страшно, и тогда я смотрю на тебя с особенным восхищением… А иногда – как сейчас, например, – зло берет на тебя глядеть… На самоистязание твое, на одержимость твою подвижническую… И тогда хочется острить, издеваться хочется над тобою, отшучиваться от всего, что ты перед нами громоздишь…

что на родной его, теплой Земле не все может оказаться в порядке… Затем

словно их разбудили грубым пинком, просыпаются «злобные псы воспоминаний» – весь ужас тех дней, все отчаяние тех дней, все бессилие тех дней – ужас, отчаяние, бессилие, которые испытывал я тогда один, потому что мне не с кем было ими поделиться.

И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флюктуациях – мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах. И слава богу, если окажется, что это была всего лишь флюктуация, и над нами будет хохотать весь Всемирный совет и все школяры в придачу…

Но вы, я вижу, не фольклорист. – Нет, – честно признался журналист Каммерер. – Я гораздо хуже. Я журналист.

– Другой мир, другой мир… – ворчит Щекн. – Разве вам тесно в этом? – Как тебе сказать… Тесно, должно быть, нашему воображению.

Впрочем, опыт показывает, что пациент склонен идти косяком. Например, вчера я понадобился. Спрашивается: почему бы и не сегодня? Вы уверены, что я вам не нужен? – Только как приятный собеседник, – сказал я искренне. – Ну что ж, и на том спасибо, – отозвался он с готовностью. – Тогда пойдемте пить чай. И мы пошли пить чай.

Следующая цитата

В последней части трилогии о Максиме Каммерере («Обитаемый остров», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер») братья Стругацкие размышляют над одним из основных вопросов научной фантастики: что будет делать «сверхразум», столкнувшись с человеческой цивилизацией? И дают на него несколько парадоксальный ответ: ему на человеческую цивилизацию будет глубоко наплевать.
***
Сюжет повести «Волны гасят ветер» логически вытекает из структуры мира, созданного Стругацкими. Земляне, помня об упущенных возможностях в своей истории, решили заняться «прогрессорством» среди народов других планет, сея, со своей точки зрения, умное, доброе, вечное (повесть «Трудно быть Богом»). А далее, встал вполне закономерный вопрос. Если мы занимаемся прогрессорством у других, то почему кто-то не может этого делать с нами?
Проблемой занялись знаменитые КОМКОНы, первый и второй – некое подобие отдела «Секретных материалов», также отслеживающие всяческие аномалии.
Задача перед начальником отдела Чрезвычайных происшествий сектора «Урал» КОМКОНа-2 Максимом Каммерером и его командой стояла, в общем-то, неопределенная – найти неизвестно кого (условное название «Странники»), делающих на Земле неизвестно что. И единственный удобоваримая методика в такой ситуации – анализировать большие массивы данных на предмет выявления необъяснимых аномалий.
Внимание комконовцев привлекало буквально все. Например, «синдром пингвина» - возникновение у некоторых людей одного и того же сна, будто они в скафандре висят посреди космоса и уже никто и никогда не прилетит за ними. Все видевшие его, испытывали неописуемый ужас, но были и те, которых такое состояние не пугало. Или случай в Малой Пеше, когда в коттеджном поселке появилась масса аморфных чудовищ, явно искусственного происхождения, единственной целью которых, казалось, было только испугать окружающих.
В конечном итоге Каммерер и его подопечный – Тойво Глумов, приходят к неожиданному выводу, что множество странных явлений получает свое логическое объяснение, если предположить, что некто «сортирует» человечество, выявляя людей с нестандартными реакциями.
И как только мысль двинулась в новом направлении, сразу же появился объект пристального внимания - Институт метапсихических исследований или Институт Чудаков. Все логично. Если мы создали организацию, то и «они» должны ее тоже создать.
Предположение Каммерера, на удивление, оказалось верным. Только вот, неуловимые Странники, увы, никогда не существовали. И все происходящее – дело рук люденов, редких особей (в том числе и людей), у которых имеется спящая третья сигнальная система (а есть еще четвертая, пятая и прочие). И если ее пробудить, то у людена появляются сверхспособности. А человечеству после Большого Откровения приходится свыкнуться с мыслью, что оно теперь во Вселенной далеко не главное, и больше похоже на инкубатор, иногда рождающий гениев.
***
Вот такая, немного грустная повесть. Впрочем, как всегда у Стругацких. Слишком уж им не нравилось окружающее их человечество, да и будущее, по большому счету, тоже не вызывало особых восторгов.

Вердикт: обязательное чтение для любителей творчества Стругацких (желательно, в составе трилогии).
Другие рецензии на книги братьев Стругацких:
«За миллиард лет до конца света»,
«Гадкие лебеди»,
«Улитка на склоне».

1 ноября 2014

Стругацкие иногда мне самому кажутся некими сверхлюдьми, но не за какие-то нереальные таланты, а за фирменное послевкусие и обдумывание, длящееся днями после прочтения их произведений. Вопросы, теснящиеся в голове, иногда могут спонтанно привести к перечитыванию некоторых горячо любимых их вещей, приходится быть аккуратным.
Для читателя важно начало книги, цепляющее, настраивающее на определенный лад. С этим у братьев полный порядок - "Стояли звери около двери" - хрестоматийное начало "Жука в муравейнике" врезается в память если не навсегда, то очень надолго. "Понять — значит упростить". С этих слов начинается наша текущая история, от которой невозможно оторваться. Короткая, хлесткая фраза, перифраз известного выражения, задающее тон произведения. Всё понять — стать нереально снисходительным, или же чем старше становишься, тем больше хочется упростить свою жизнь? Или ваш вариант.

В отличие от остальных книг трилогии о Каммерере эту лучше отдельно не читать на мой взгляд. Авторы расставляют здесь все точки над i , станут понятны предтечи прогрессорства, фантастическая живучесть Мак Сима в Обитаемом острове. Для этого используется экспериментальная для братьев форма документов и рапортов, создающая эффект мозаики. Частично это уже использовалось во второй книге цикла, но в качестве дополнений к основе, так сказать. Здесь же нет единой позиции — документы в хронологическом порядке, но от лица разных героев, а потому позволят читателю прочувствовать масштабы происходящего как бы объёмно, а также следить за логическими умозаключениями Каммерера. За счёт подобной формы кажется, что наблюдаешь за работой импрессиониста. Герои рисуются широкими мазками, сначала намечается контур, а потом если внезапно отходишь от картины, то видишь больше, чем показалось сначала. Особенно после определённой работы над текстом, обдумывание каждого документа. С учетом того, что экшена нет от слова совсем, логично, что читатель начинает снимать смысловые уровни послойно, форма подталкивает заниматься именно этим.

Всё произведение насквозь пронизано узнаваемыми и не очень цитатами. Очень люблю такие пасхалочки, доставляло у Дмитрия Скирюка, например. Смею надеяться, что распознал в "Волнах" довольно многое. Некоторые вещи Стругацкие называют сами, типа отсылке к рассказу Джека Лондона "Мексиканец" или ловля человечества "Над пропастью во ржи". В других приходится улавливать аллюзии по построению фразы: ". из тех сапиенсов, которым капли воды достаточно, чтобы сделать вывод о существовании океанов", - это же Конан Дойль с мыслями Холмса о существовании Атлантического океана по одной капле в "Этюде в багровых тонах". В третьих случаях - это достаточно бесящая формулировка: "как всем известно". Мне, например, запомнилось, что фраза "всегда была в запасе пара слов" - это из рассказа Бабеля об Одесском Короле, но я бы честно назвал подобные утверждения снобизмом братьев. Также здесь много упоминаний и взаимодействий с персонажами других книг о Полудне. Так как "Волнами" закрывается цикл мира Полудня, справедливо понаблюдать, что происходит с теми, кто встречал его рассвет. Пионеры уходят: Горбовский, Сидоров (Атос), Сикорски (Странник), Камилл. много их. Особняком стоит Майя Тойвовна Глумова - непростой персонаж, прошедшая путь от "Малыша" до "Волн". Кто же придёт им на смену? По первоначальному плану - сын Майи Тойво Глумов, в итоге ставший не сменой, а отдельной ветвью развития человечества. Не хочу пересказывать сюжет и поворот, приводящий к подобному, не буду лишать вас удовольствия. Особенно с учётом того, что сам сюжет построен сходно с американским детективом - два полицейских (Максим и Тойво) ищут доказательства существования вмешательства Странников в ход развития земной цивилизации. Это крайне логично, если проводить аналогии с земным институтом прогрессорства. К чему приведут поиски, и что станет ясно, когда выложат все карты на стол - вот любопытный момент.

Почему человечество по Стругацким оказалось в тупике? Почему в мире Полудня наступает закат? Для себя я частично вижу объяснение в институте семьи, а также в акцентах авторов не на личной жизни персонажей, а на работе. В рецензии на Стажёров я уже размышлял о том, что её величество Работа является основной валютой и инструментом. Она затмевает и делает неважной личную жизнь, а жаль. Ребята. сделанные из титана, как Быков или Жилин; прогрессоры-исследователи как Горбовский или Максим Каммерер - они либо одни, либо довольствуются случайными связями, либо с трагичной влюбленностью (Юрковский, Майя Глумова). Тойво должен был получаться счастливым исключением из правил - любящая жена, каждодневный созвон с матерью (чего не понимают его коллеги, кстати). Тем ярче его драма, когда восприятие меняется столь радикально. Одиночки по натуре не способны создавать счастливое общество, и Стругацкие это демонстрируют читателям, когда новая группа сверхлюдей из 433 существ не может объединиться, а расползается кто куда по космосу, оставляя человечество как инкубатор для появления новых одиночек.

Попытался припомнить сцены секса или чего-то похожего у Стругацких, но кроме "Ваши ковры прекрасны, сударыня" или "Я страстно и длинно обнял её…Всю", - в голову ничего не приходит. Шутки, чтобы скрыть неловкость от описания моментов или неумение? Очередная любопытная мысль, пришедшая во время написания рецензии. Обнимаю вас. всех.

Следующая цитата

Сейчас я перечитал все, уже написанное выше, и у меня возникло опасение, что переживания мои в связи с Большим Откровением могут быть поняты неправильно. Может возникнуть впечатление, будто я испытал тогда страх за судьбы человечества. Разумеется, без страхов не обошлось – ведь я тогда абсолютно ничего не знал о люденах, кроме того, что они существуют. Так что страх был. И были краткие панические мысли-вопли: «Всё, доигрались!» И было ощущение катастрофически крутого поворота, когда руль, кажется, вот-вот вырвет у тебя из рук и полетишь ты неведомо куда, беспомощный, как дикарь во время землетрясения… Но над всем этим превалировало все-таки унизительнейшее сознание полной своей профессиональной несостоятельности. Прошляпили. Прохлопали. Проморгали. Профукали, дилетанты бездарные… И вот теперь все это отхлынуло. И между прочим, совсем не потому, что Логовенко хоть в чем-то убедил меня или заставил себе поверить. Дело совсем в ином.

В наших обстоятельствах она звучит довольно жестоко, но я ее приведу. «Медведя можно научить ездить на велосипеде, но будет ли медведю от этого польза и удовольствие?» Простите меня, ради бога. Но вы сами сказали: наши интересы нигде не пересекаются.

Кроме того, существует полушутливый термин: «хомо луденс»… ЛОГОВЕНКО. Да. «Человек играющий». И есть еще антишутка: «люден» – анаграмма слова «нелюдь». Тоже кто-то пошутил… Так вот, Максим список люденов заполучил и очень ловко продемонстрировал его мне, дав понять, что мы для вас уже не тайна. Откровенно говоря, я испытал облегчение. Это был прямой повод вступить наконец в переговоры. Ведь я уже больше месяца чувствовал у себя на пульсе чью-то руку, пытался осторожно прощупать Максима…

Ага, ты еще здесь! – с радостным удовлетворением произнес он, обращаясь к обомлевшему Тойво. – Все впереди, мой мальчик! Все впереди! Ты прав! И произнеся эти загадочные слова, он устремился, слегка пошатываясь, к ближайшему окну и поднял штору. Стало ослепительно светло, и мы зажмурились, а Горбовский повернулся и уставился на Тойво, замершего у торшера по стойке «смирно». Я поглядел на Комова. Комов откровенно сиял, сверкая сахарными зубами, довольный, как кот, слопавший золотую рыбку. У него был вид компанейского парня, только что отмочившего славную шутку. Да так оно и было на самом деле.

Он был как из сказки: всегда добр и поэтому всегда прав. Такая была его эпоха, что доброта всегда побеждала. «Из всех возможных решений выбирай самое доброе». Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и, уж конечно, не самое эффективное – самое доброе! Он никогда не произносил этих слов, и он очень ехидно прохаживался насчет тех своих биографов, которые приписывали ему эти слова, и он наверняка никогда не думал этими словами, однако вся суть его жизни – именно в этих словах.

Либо Странники – сверхцивилизация, и тогда нет им дела до нас, это существа с иной историей, с иными интересами, не занимаются они Прогрессорством, и вообще во всей Вселенной одно только наше человечество занимается Прогрессорством, потому что у нас история такая, потому что мы плачем о своем прошлом… Мы не можем его изменить и стремимся хотя бы помочь другим, раз уж не сумели в свое время помочь себе… Вот откуда все наше Прогрессорство! А Странники, даже если их прошлое было похоже на наше, так далеко от него ушли, что и не помнят его, как мы не помним мучений первого гоминида, тщившегося превратить булыжник в каменный топор…

Максик прислал ему свой встревоженный запрос. Бромберг, который до того сроду на эти темы не думал, уселся в удобное кресло, уставился на свой указательный палец и мигом высосал из него гипотезу Монокосма. Это заняло у него один вечер. А назавтра он об этом забыл… У него же не только великая фантазия, он же знаток запрещенной науки, у него же в башке хранилось невообразимое число невообразимых аналогий…

Никто не любит Прогрессоров, – пробормотал Горбовский. – Даже сами Прогрессоры…

Надо же, сколько я себя помню, с самого детства, столько идут разговоры об этих Странниках…

Читайте также:

Волны гасят ветер продолжение цитаты

Похожие цитаты

Следующая цитата

Следующая цитата

Следующая цитата