Виссарион григорьевич белинский цитаты

Обновлено: 22.12.2024

Ревность без достаточного основания есть болезнь людей ничтожных, которые не уважают ни самих себя, ни своих прав на привязанность любимого ими предмета; в ней выказывается мелкая тирания существа, стоящего на степени животного эгоизма. Такая ревность невозможна для человека нравственно развитого; по таким же точно образом невозможна для него и ревность на достаточном основании: ибо такая ревность непременно предполагает мучения подозрительности, оскорбления и жажды мщения. Подозрительность совершенно излишня для того, кто может спросить другого о предмете подозрения с таким же ясным взором, с каким и сам ответит на подобный вопрос. Если от него будут скрываться, то любовь его перейдет в презрение, которое если не избавит его от страдания, то даст этому страданию другой характер и сократит его продолжительность; если же ему скажут, что его более не любят, — тогда муки подозрения тем менее могут иметь смысл. Чувство оскорбления для такого человека также невозможно, ибо он знает, что прихоть сердца, а не его недостатки причиною потери любимого сердца и что это сердце, перестав любить его, не только не перестало его уважать, но еще сострадает, как друг, его горю и винит себя, не будучи в сущности виновато. Что касается до жажды мщения, – в этом случае она была бы понятна только как выражение самого животного, самого грубого и невежественного эгоизма, который невозможен для человека нравственно развитого. И за что тут мстить? – за то, что любившее вас сердце уже не бьется любовью к вам! Но разве любовь зависит от воли человека и покоряется ей? И разве не случается, что сердце, охладевшее к вам, не терзается сознанием этого охлаждения, словно тяжкою виною, страшным преступлением? Но не помогут ему ни слезы, ни стоны, ни самообвинения, и тщетны будут все усилия его заставить себя любить вас по-прежнему… Так чего же вы хотите от любимого вами, но уже не любящего вас предмета, если сами сознаете, что его охлаждение к вам теперь так же произошло не от его волн, как не от нее произошла прежде его любовь к вам?

Пояснение к цитате:

Сочинения Александра Пушкина. Статья седьмая. Поэмы: «Цыганы», «Полтава», «Граф Нулин».

Следующая цитата

Без глубокого нравственного чувства человек не может иметь ни любви, ни чести, — ничего, чем человек есть человек.

Без здоровья невозможно и счастье.

Без стремления к бесконечному нет жизни, нет развития, нет прогресса.

Борьба есть условие жизни: жизнь умирает, когда оканчивается борьба.

В важных делах жизни всегда надо спешить так, как будто бы от потери одной минуты должно было все погибнуть.

В русский язык по необходимости вошло множество иностранных слов, потому что в русскую жизнь вошло множество иностранных понятий и идей. Подобное явление не ново. Изобретать свои термины для выражения чужих понятий очень трудно, и вообще этот труд редко удается. Поэтому с новым понятием, которое один берет у другого, он берет и самое слово, выражающее это понятие. [. ] неудачно придуманное русское слово для выражения понятия не только не лучше, но решительно хуже иностранного слова.

В словах бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут.

Вдохновение не есть исключительная принадлежность художника: без него не далеко уйдет и ученый, без него немного сделает даже и ремесленник, потому что оно везде, во всяком деле, во всяком труде.

Величайшее сокровище — хорошая библиотека.

Видеть прекрасно изданную пустую книгу так же неприятно, как видеть пустого человека, пользующегося всеми материальными благами жизни.

Всякая любовь истинна и прекрасна по-своему, лишь бы только она была в сердце, а не в голове.

Всякие бывают люди и всякие страсти. У иного, например, всю страсть, весь пафос его натуры составляет холодная злость, и он только тогда и бывает умен, талантлив и даже здоров, когда кусается.

Всякое достоинство, всякая сила спокойны — именно потому, что уверены в самих себе.

Глупо для переезда через лужу на челноке раскладывать перед собою морскую карту.

Дело не в слове, а в тоне, в каком это слово произносится.

Деньги — это солнце жизни, без которого жизнь тяжка, мрачна и холодна.

Для низких натур ничего нет приятнее, как мстить за свое ничтожество, бросая грязью своих воззрений и мнений в святое и великое.

Если б выбор в любви решался только волею и разумом, тогда любовь не была бы чувством и страстью.

Если до сих пор человечество достигло многого, это значит, что оно еще большего должно достигнуть в скорейшее время. Оно уже начало понимать, что оно — человечество: скоро захочет оно в самом деле сделаться человечеством.

Есть много родов образования и развития, и каждое из них важно само по себе, но всех их выше должно стоять образование нравственное.

Женщина мыслит сердцем, а мужчина любит головой.

Жить — значит чувствовать и мыслить, страдать и блаженствовать; всякая другая жизнь — смерть.

Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году стоящую во главе образованного мира, дающею законы и науке и искусству и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещённого человечества.

Из всех дурных привычек, обличающих недостаток прочного образования и излишества добродушного невежества, самая дурная — называть вещи не настоящими их именами.

Из всех критиков самый великий, самый гениальный, самый непогрешимый — время.

Кто не идёт вперёд, тот идёт назад: стоячего положения нет.

Кто не принадлежит своему отечеству, тот не принадлежит и человечеству.

Любовь имеет свои законы развития, свои возрасты, как жизнь человеческая. У нее есть своя роскошная весна, свое жаркое лето, наконец, осень, которая для одних бывает теплою, светлою и плодородною, для других — холодною, гнилою и бесплодною.

Любовь часто ошибается, видя в любимом предмете то, чего нет, но иногда только любовь же и открывает в нем прекрасное или великое, которое недоступно наблюдению и уму.

Люди обыкновенно не столько наслаждаются тем, что им дано, сколько горюют о том, чего им не дано.

Мерою достоинства женщины может быть мужчина, которого она любит.

Мещане-собственники — люди прозаически-положительные. Их любимое правило: всякий у себя и для себя. Они хотят быть правы по закону гражданскому и не хотят слышать о законах человечества и нравственности.

Много людей живет не живя, но только собираясь жить.

Можно не любить и родного брата, если он дурной человек, но нельзя не любить отечества, какое бы оно ни было: только надобно, чтобы эта любовь была не мертвым довольством тем, что есть, но живым желанием усовершенствования.

Мужчины с женоподобным характером есть самый ядовитый пасквиль на человека.

Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем.

Над обществом имеют прочную власть только идеи, а не слова.

Найти свою дорогу, узнать свое место — в этом все для человека, это для него значит сделаться самим собой.

Нападки на недостатки и пороки народности есть не преступление, а заслуга, есть истинный патриотизм.

Наша публика — мещанин во дворянстве: ее лишь бы пригласили в парадно освещенную залу, а уж она из благодарности, что ее, холопа, пустили в барские хоромы, непременно останется всем довольною.

Не преступление любить несколько раз в жизни и не заслуга любить только один раз: упрекать себя за первое и хвастаться вторым — равно нелепо.

Не хорошо болеть, еще хуже умирать, а болеть и умирать с мыслью, что ничего не останется после тебя на свете, — хуже всего.

Нет ничего опаснее, чем связывать свою участь с участью женщины за то только, что она прекрасна и молода.

Нет ничего святее и бескорыстнее любви матери; всякая привязанность, всякая любовь, всякая страсть или слаба, или своекорыстна в сравнении с нею.

Ничего нет приятнее, как оборвать с вороны павлинные перья и доказать ей, что она принадлежит к той породе, которую вздумала презирать.

Ограничен разум человека, но зато безграничен разум человеческий, то есть разум человечества.

Отец любит свое дитя, потому что оно его рождение; но он должен любить его еще как будущего человека. Только такая любовь к детям истинна и достойна называться любовью; всякая же другая есть эгоизм, холодное самолюбие.

Подлецы потому и успевают в своих делах, что поступают с честными людьми, как с подлецами, а честные люди поступают с подлецами, как с честными людьми.

Пьют и едят все люди, но пьянствуют и обжираются только дикари.

Разум дан человеку для того, чтобы он разумно жил, а не для того только, чтобы он видел, что неразумно живет.

России нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение.

А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей.

(1847 год, из переписки Белинского и Гоголя)

Смех часто бывает великим посредником в деле отличения истины от лжи.

Создает человека природа, но развивает и образует его общество.

Создать язык невозможно, ибо его творит народ; филологи только открывают его законы и приводят в систему, а писатели только творят на нем сообразно с сими законами.

Социальность, социальность — или смерть! Вот девиз мой. Что мне в том, что живет общее, когда страдает личность? Что мне в том, что гений на земле живет в небе, когда толпа валяется в грязи?

Суеверие проходит с успехом цивилизации.

Только труд может сделать человека счастливым, приводя его душу в ясность, гармонию и довольство самим собою.

Труд облагораживает человека.

У всякого человека есть своя история, а в истории — свои критические моменты: и о человеке можно безошибочно судить только смотря по тому, как он действовал и каким он является в эти моменты, когда на весах судьбы лежали бы его и жизнь, и честь, и счастье. И чем выше человек, тем история его грандиознее, критические моменты ужаснее, а выход из них торжественнее и поразительнее.

У души, как и у тела, есть своя гимнастика, без которой душа чахнет, впадает в апатию бездействия.

У истинного таланта каждое лицо — тип, и каждый тип для читателя есть знакомый незнакомец.

Убеждение должно быть дорого потому только, что оно истинно, а совсем не потому, что оно наше.

Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, — значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус.

Ученик никогда не превзойдёт учителя, если видит в нём образец, а не соперника.

Человек всегда был и будет самым любопытнейшим явлением для человека.

Человек не зверь и не ангел; он должен любить не животно и не платонически, а человечески.

Человек страшится только того, чего не знает, знанием побеждается всякий страх.

Человек ясно выражается, когда им владеет мысль, но еще яснее, когда он владеет мыслию.

— Вот что придумали, — отвечал Белинский, — разве я способен на такие дела? Тут надо уменье: без кредита, типографии и бумаги нельзя приступить к делу, надо вести с разными лицами разговоры и коммерческие переговоры. Я вот до сих пор не сумел и с одним-то сладить, чтобы за свой труд получить прибавку в месяц. Да и я буду мучеником от мысли: вдруг издание не окупится, и у меня на шее очутятся долги. Благодарю покорно, недоставало ещё, чтобы я испытал эту пытку. Кому что на роду написано, то и будет; мне, вероятно, выпала доля весь век остаться батраком в литературе и работать на хозяев, чтобы они разживались да и подсмеивались надо мной — ишь какой вахлак: жарит каштаны, а мы у него из под носу тащим, оставляем ему одну шелуху.

Следующая цитата

Сохранилось 327 писем Виссариона Белинского (в том числе 62 В. П. Боткину, 20 М. А. Бакунину, 11 А. И. Герцену), известно примерно о 150 утраченных (за 1835, 1836, 1844 и 1845 годы сохранилось лишь по несколько).

Содержание

В Москве на сто рублей можно купить такое число книг, которое по настоящей цене стоит 500 руб.

Будущее представляется мне в какой-то ужасной перспективе, а в настоящем я также не слишком много нахожу для себя утешительного… Но, несмотря на всё это, я скорее соглашусь приклеить себе ослиные уши и написать на своём лбу, что я дурак, нежели предаваться безвременному отчаянию.

Что касается до детского журнала, — это такая комиссия, которая хоть кого так поставит
в тупик. У нас два издания в этом роде — «Библиотека для воспитания» (в Москве) Семена и «Звёздочка» (в Питере) Ишимовой.— Которое же из них лучше? <…> — Оба хуже <…>. «Библиотека» сначала пошла было не дурно; но теперь ею заправляет Шевырёв с братиею, и из неё вышло пономарское издание. «Звёздочка» всегда была дрянью.

… «Граф Нулин». Не говоря о верности изображений, волшебной живости рассказа, удивительном остроумии, [Пушкин] он и в этой шутке, в этой карикатуре не изменяет своему характеру, который составляет грустное чувство:
Кто долго жил в глуши печальной…

Не слишком много ума и проницательности нужно для того, чтобы знать, что ни в одном русском университете нельзя положить молодому человеку прочного основания для будущих его занятий наукою и что для человека, посвящающего всю жизнь свою знанию, время, проведённое им в университете, есть потерянное, погубленное время. Исключение останется разве только за математическими факультетами, и то по части чистой математики, да разве ещё может он с успехом заняться медициною.

Литература наша теперь хромает, как никогда не хромала: сам Полевой, этот богатырь журналистики, сам он только портит дело и добросовестно вредит ему хуже Сенковского.

Нет ли, брат, лишних сапог? Завтра жду своих от сапожника, а нынче не в чем выйти. Одолжи также и фрака.

Ты был пошл и идеален не меньше нас, но ты всегда носил в душе живое сознание своей пошлой идеальности и идеальной пошлости и живую потребность выхода в простую, нормальную действительность.

Помнишь ли, Николенька, мои дикие вопли против скульптуры и вообще греческого искусства? Порадуйся — я поумнел. Новый свет озарил меня, и греки предстали мне в лучезарном блеске, как народ, который больше евреев имеет право на название божиего народа.

У меня очень верен инстинкт в литературных явлениях; издалека узнаю птицу по полёту и редко ошибусь…

… я обещал тебе описать подробно всю мою ссору с Б. Я было и думал приняться за него, но каково было мое изумление, когда, взявшись за перо, увидел, что ссоры не было, что я не знаю, за что я ссорился и за что сердился на этого человека. Всё дело было в том, что у нас никогда не было дружбы, потому что природы наши враждебно противоположны. <…> Время есть поверка всех склонностей, <…> а мы принялись грызться, а когда перегрызлись, то увидели, что совсем не ив чего было грызться, и, как умные люди, теперь разошлись мирно, с уважением друг к другу. <…>
Из старых друзей только добрый, благородный, любящий Аксаков всё так же хорош со мною, как и прежде. Он давно уже стал выходить из призрачного мира Гофмана и Шиллера, знакомиться с действительностию, и в числе многих причин особенно обязан этому здоровой и нормальной поэзии Гёте.

Мне доступна и сфера религии, но более родная мне сфера — искусство, — и хороший гипсовый снимок с Венеры Медицейской стоит в глазах моих больше того глупого счастия, которого я некогда искал в решении нравственных вопросов. Боже мой, какая это была ужасная жизнь! Нравственная точка зрения погубила было для меня весь цвет жизни, всю её поэзию и прелесть.

Стихотворение Лермонтова «Три пальмы» чудесно, божественно. <…> Какой роскошный талант! Право, в нём таится что-то великое.

Если увидишь К. А. Полевого, скажи ему от меня поклон и уверь его, что я его глубоко уважаю, как человека умного, честного и благородного, что я дорожу его уважением <…>. Также я всегда буду помнить, что был обязан многим его ко мне расположению. Оставил я его вот почему: он слишком любит своего брата, которого я от всей моей души и ненавижу и презираю, как подлеца, негодяя и мерзавца…

Гадкое государство Китай, но ещё гаже государство, в котором есть богатые элементы для жизни, но которое спеленано в тисках железных и представляет собою образ младенца в английской болезни.

Всякий кружок ведёт к исключительности и какой-то странной оригинальности: рождаются свои манеры, свои привычки, свои слова, любезные для кружка, странные, непонятные и неприятные для других. Но это бы ещё ничего: хуже всего то, что люди кружка делаются чужды для всего, что вне их кружка, а всё это — им.

Уродина Кетчер, чудовище нелепости! Собери все ругательства, которыми так богат русский язык, все проклятия, какими когда-либо попы поражали еретиков и вольнодумцев, — всё это будет ничто в сравнении с потоками брани, которую недавно изрыгал я на тебя! Кто так глупо принимался за такое умное и великое дело, как издание Шекспира? Краевский разделяет моё негодование и клеймит тебя ругательным прозвищем «москвича». Во-первых, надо было общими силами сочинить крикливую программу, потом прокричать уши нашей глупой публике, надоесть ей и пр. и пр. Мы бы, с своей стороны, приложили и руку и старание; тогда ты смело мог бы печатать 1200 экземпляров и пустить выпуск по три гривенника или уже много-много по два двугривенных — издание разошлось бы, Шекспир разлился бы по великому болоту святой Руси, лягушки, волею или неволею, но расквакались бы, да и ты был бы хотя и не в большом, но в верном вознаграждении. <…> а кричать начать за полгода.

Через 4 года мы будем ездить в Москву по железной. В Питере об этом все толкуют — ибо в нём всех это интересует; в Москве никто не говорит, ибо железная дорога — факт, а не фраза; если ж говорят — то весьма глупо. Москва гниёт в патриархальности, пиэтизме и азиатизме. Там мысль — грех, а предание — спасенье. Там все Шевырёвы. Исключение остаётся слишком за немногими людьми.

… жалкий, заживо умерший романтик Шеллинг.

О, будьте уверены, что это новое примирение не порыв, не вспышка, что оно вышло из жизни, что я глубоко, свято люблю М<ишеля>, что моё уважение к нему походит на восторг. Наши прошедшие ссоры — не глупые дрязги — в них глубокий смысл — и потому я на стыжусь, но скорее горжусь ими.

Я в Москве всё умнею, т. е. всё подвигаюсь вперед в способности скучать и зевать и ставить 2 x 2=4, зевая и скучая.

Панаев далеко не глуп всегда, а иногда и умён положительно <…>: во всём остальном лёгкость характера и никакими инструментами не измеримая внутренняя пустота. Видя, как он иногда, положив огромную книгу на колена, пишет при говоре и смехе нескольких человек, я думал, что он пишет не торопясь, но легко, без всякого напряжения. Последняя повесть его открыла мне глаза: писание этого человека — самые трудные роды. А что за абсолютное отсутствие всякой самодеятельности ума! Н. недавно рассказывал мне с некоторым видом удивления, как, составляя для смеси известия о литературных новостях во Франции, П. не умел от себя ни прибавить суждения, ни слова, ни переменить фразы, и если что по этой части сделал, то почти под диктовку Н-ва. Так как [я] уверен, что он уже выписался и порядочной повести написать не в состоянии, то и смотрю на [него] скорее, как на вредного, нежели как на бесполезного сотрудника журнала.

Следующая цитата

Виссарио́н Григо́рьевич Бели́нский — русский мыслитель, писатель, литературный критик, публицист, философ-западник.

Род деятельности: философ , писатель , литературный критик , . публицист Дата рождения: 11.06.1811 Дата смерти: 07.06.1848 (36) Книги:

Дело не в слове, а в тоне, в каком это слово произносится.

Добавила Мопс_Джимми 05.07.11
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Смешно было бы требовать, чтоб сердце в восемнадцать лет любило, как оно может любить в тридцать и сорок, или наоборот.

Добавила LeeJ 26.10.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Умные среди дураков всегда странны.

Добавила Cентиментальная осень 26.11.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Любовь часто ошибается, видя в любимом предмете то, чего нет. но иногда только любовь же и открывает в нём прекрасное или великое, которое не доступно наблюдению и уму.

Добавила Lika 10.10.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Человек влюбляется просто, без вопросов, даже прежде нежели поймет и осознает, что он влюбился. У человека это чувство зависит не от головы, у него оно — естественное, непосредственное стремление сердца к сердцу.

Добавила Brooke 24.01.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Нет преступления любить несколько раз в жизни и нет заслуги любить только один раз: упрекать себя за первое и хвастаться вторым — равно нелепо.

Добавила Кристинэль 14.01.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

. можно сильно, живо и пламенно чувствовать и вместе с тем не уметь выражать своих чувств.

Добавила mari4igo 12.12.11
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Всякая любовь истинна и прекрасна по-своему, лишь бы только она была в сердце, а не в голове.

Добавила A6pakaga6pa 26.09.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Мне хочется любви, оргий, оргий и оргий, самых буйных, самых бесчинных, самых гнусных, а жизнь говорит: это не для тебя — пиши статьи и толкуй о литературе.

Пояснение к цитате:

В. Г. Белинский в письме В. П. Боткину

Добавила blacksun92 05.05.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Жить значит — чувствовать и мыслить, страдать и блаженствовать; всякая другая жизнь — смерть.

Добавил T-34 07.05.08
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Кто не идёт вперёд, тот идёт назад, стоячего положения нет.

Добавила Аня Впонарошку 07.01.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Теперь я понимаю, что поэту совсем не нужно влюбляться, чтобы хорошо писать о любви. Теперь я понял, что мы лучше всего умеем говорить о том, чего бы нам хо­телось, но чего у нас нет, и что мы совсем не умеем говорить о том, чем мы полны.

Пояснение к цитате:

В.Г. Белинский — М.В. Орловой
Сентябрь 1843 года

Добавил Quasar 15.02.13
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Когда любят человека, любят его всего, не как идею, а как живую личность, любят в нем особенно то, что не умеют определить, ни назвать

Добавила sestrichka 12.01.10
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Во всякую пору человека сердце его само знает, как надо любить ему и какой любви должно оно отозваться. И с каждым возрастом, с каждою ступенью сознания в человеке изменяется его сердце. Изменение это совершается с болью и страданием.
Сердце вдруг охладевает к тому, что так горячо любило прежде, и это охлаждение повергает его во все муки пустоты, которой нечем ему наполнить, раскаяния, которое все-таки не обратит его к оставленному предмету, — стремления, которого оно уже боится и которому оно уже не верит.

Читайте также: