Степан головлев характеристика с цитатами
Обновлено: 07.11.2024
Роман Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы» - мозаика из типичных образов помещиков того времени. Одним из центральных героев является Степан Владимирович Головлев. Он дворянин по происхождению, рожденный в семье властной помещицы Арины Петровны и ветреного помещика Владимира Михайловича.
Этот персонаж – старший сын семейства Головлевых. Всего же было трое сыновей и одна дочь.
Степан очень походил на отца, был таким же озорником. Владимир Михайлович видел в старшем сыне свое истинное продолжение и искренне любил его. Арина Петровна по этой же причине презирала сына. Она считала мужа бестолковым человеком - и поэтому расстроилась, что ребенок унаследовал его характер.
Герою в начале романа около 40 лет. Вот только выглядит он старше. Он истрепан жизнью до такой степени, что в нем уже сложно разглядеть дворянского сына. Степан учился в университете, но сейчас он не производил впечатления образованной личности.
Внешность у Степана отталкивающая: длинная худая фигура, впалая грудь, большие руки, распухшее лицо, взлохмаченные волосы с уже сильно заметной сединой. Говорил герой всегда громким, но сиплым голосом. Воспаленные от частого нахождения на ветру и потребления водки глаза словно пытались выкатиться из орбит. Одежда героя очень старая и грязная.
У Степки было два прозвища: балбес и озорник. Так его часто называли родственники. Он любил с детства озорничать, как и его отец. Но с возрастом превратился в обычного шута. Из-за частых принижений герой теряет к себе уважение и становится моральным рабом, нахлебником и приживальщиком. Единственной формой взаимодействия с обществом для него становится кривляние, презрение к себе и другим.
Степан по своей природе ленивый, бесполезный. Но вместе с тем было в его натуре что-то творческое, но заглушенное. Он быстро угадывал слабости других людей, охотно воспринимал разные впечатления, которые вырабатывает мир. Будучи от природы одаренным, герой так и не смог себя реализовать. Кто в этом виноват? Мать Арина Петровна не любила сына, вся семья воспринимала его только как шута. Среда, в которой он вырос, не привила ему любовь к труду и саморазвитию. Но и сам он виновен, потому что не боролся.
Степан Владимирович не любит одиночество, поэтому охотно и много болтает, не придерживаясь одной темы. Но сам не умеет вслушиваться в слова своего собеседника. Именно по этой причине и слова Иудушки, его брата, не действовали на него никак, в отличие от других людей.
Герой не умеет и не хочет самостоятельно зарабатывать, и поэтому поселяется в семейном имении. Арина Петровна не проявляет к нему ни малейшей симпатии, вызывая у сына вопрос: чем он заслужил такую ненависть? В конце романа Степан спивается - и его жизнь заканчивается трагедией, как и у других членов семьи.
Господа Головлевы в романе так и не стали семьей. Все они представляют собой худшие качества дворянства.
Следующая цитата
В этой статье представлен цитатный образ и характеристика Иудушки Головлева в романе "Господа Головлевы": описание в цитатах Порфирия Владимировича Головлева.
Смотрите:
- Краткое содержание романа "Господа Головлевы"
- Все материалы по роману "Господа Головлевы"
Образ и характеристика Иудушки Головлева в романе "Господа Головлевы": описание в цитатах (Порфирий Владимирович)
Порфирий Владимирович Головлев, он же "Иудушка", является сыном помещицы Арины Петровны Головлевой. Он является средним из трех сыновей помещицы. Возраст Порфирия Головлева - около 40 лет (в начале романа).
Следующая цитата
Головлев Степан Владимирыч — персонаж романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы», старший сын Арины Петровны и Владимира Михалыча Головлевых. В семье имел два прозвища: Степка-балбес и Степка-озорник. « Он очень рано попал в число «постылых» и с детских лет играл в доме роль не то парии, не то шута. К несчастию, это был даровитый малый, слишком охотно и быстро воспринимавший впечатления, которые вырабатывала окружающая среда ».
Отец выделял его из всех детей. Степан был его любимцем, «что еще больше усилило нелюбовь к нему матери. ». «Часто, во время отлучек Арины Петровны по хозяйству, отец и подросток-сын удалялись в кабинет, украшенный портретом Баркова, читали стихи вольного содержания и судачили, причем в особенности доставалось “ведьме”, то есть Арине Петровне. Но “ведьма” словно чутьем угадывала их занятия: неслышно подъезжала она к крыльцу, подходила на цыпочках к кабинетной двери и подслушивала веселые речи. Затем следовало немедленное и жестокое избиение Степки-балбеса».
Талантливый, живой от природы Степан особенно остро ощущал деспотическую власть матери: угрозы, оскорбления следовали одно за другим. «Убить тебя надо! – постоянно твердила ему Арина Петровна. – Убью — и не отвечу! И царь меня не накажет за это!»
Переняв у отца «неистощимую проказливость», он по-своему пытался противодействовать жестокому домашнему угнетению: «. был нечувствителен ни к побоям, ни к увещаниям и через полчаса опять принимался куролесить. То косынку у девки Анютки изрежет в куски, то сонной Васютке мух в рот напустит, то заберется на кухню и стянет там пирог ».
Так прошло безрадостное, полуголодное детство Степана, лишенное каких бы то ни было духовных интересов. «Оно имело в результате не озлобление, не протест, а образовало характер рабский, повадливый до буффонства, не знающий чувства меры и лишенный всякой предусмотрительности».
Двадцати лет Степан поступил в университет, перед этим успешно закончил курс одной из московских гимназий. Несмотря на скупость, Арина Петровна не жалела средств на образование детей, хотя и «давала ему денег ровно столько, сколько требовалось, чтоб не пропасть с голода». Выросший в среде, где царило лицемерное пустословие и паразитизм, где вожделенной мечтой каждого был даровой жирный кусок, Степан не имел ни твердой нравственной опоры, ни « малейшего позыва к труду ». «Поэтому он остановился на легкой роли приживальщика. и скоро сделался фаворитом богатеньких студентов. к концу четвертого курса вышутился окончательно». «Тем не менее, благодаря способности быстро схватывать и запоминать слышанное, он выдержал экзамен с успехом и получил степень кандидата».
Началась самостоятельная жизнь. Четыре года провел Степан в департаментских канцеляриях Петербурга, но «протекций у него не было, охоты пробить дорогу личным трудом — никакой. Праздная мысль молодого человека до того отвыкла сосредоточиваться, что даже бюрократические испытания, вроде докладных записок и экстрактов из дел, оказывались для нее непосильными. » По грозному требованию Арины Петровны он переехал в Москву и был определен в надворный суд под надзор подьячего, который занимался головлевскими делами. Тут он кое-как продержался три года.
Совершенная неприспособленность к жизни, постоянное желание «кутнуть», пожить «в свое удовольствие» быстро привели к катастрофе. Через несколько лет Степан промотал и «родительское благословение», «выброшенный» матерью «кусок» («Кусок этот состоял из дома в Москве, за который Арина Петровна заплатила двенадцать тысяч рублей»).
Чтоб как-то существовать, «он был рад-радехонек поступить в качестве заместителя в ополчение, которое в это время формировалось. Ополчение, впрочем, дошло только до Харькова, как был заключен мир, и Головлев опять вернулся в Москву». Степан опустился окончательно, постоянно жил в хмельном угаре, сделался попрошайкой, ходил по зажиточным крестьянам матери в Москве, «. наконец наступила минута, когда он. очутился лицом к лицу с глухой стеной ».
Степану не было к этому времени еще и сорока лет, однако « жизнь до такой степени потрепала его, что не оставила на нем никакого признака дворянского сына, ни малейшего следа того, что и он был когда-то в университете и что и к нему тоже было обращено воспитательное слово науки ». Это был «чрезмерно длинный, нечесаный, почти немытый малый, худой от недостатка питания, с впалой грудью, с длинными, загребистыми руками. Лицо у него распухшее, волосы на голове и бороде растрепанные, с сильной проседью, голос громкий, но сиплый, простуженный, глаза навыкате и воспаленные, частью от непомерного употребления водки, частью от постоянного нахождения на ветру. На нем ветхая и совершенно затасканная серая ополченка, галуны с которой содраны и проданы на выжигу; на ногах — стоптанные, порыжелые и заплатанные сапоги навыпуск; из-за распахнутой ополченки виднеется рубаха, почти черная, словно вымазанная сажей, рубашка, которую он с истинно ополченским цинизмом сам называет “блошницею”. Смотрит он исподлобья, угрюмо, но эта угрюмость не выражает внутреннего недовольства, а есть следствие какого-то смутного беспокойства, что вот-вот еще минута, и он, как червяк, подохнет с голоду».
Годы для Степана прошли бессмысленно и бесследно, у него нет прошлого, нет ни семьи, ни близких людей, нет даже места, которое он мог бы назвать домом. И нет будущего — «оставался один путь — в Головлево».
В минуты горького прозрения «вся его жизнь, исполненная кривлянья, бездельничества, буффонства, вдруг словно осветилась перед его умственным оком. Он идет теперь в Головлево, он знает, что ожидает там его, — и все-таки идет, и не может не идти. Нет у него другой дороги».
Способный, талантливый от природы, он рано понял и оценил семейную обстановку в Головлеве, именно он прозвал среднего брата Иудушкой, кровопивушкой, проницательно угадал трагическую судьбу матери, которую кровопивушка «со временем порешит», а «капитал и именье из нее высосет». «Он припоминает свою старую головлевскую жизнь, и ему кажется, что перед ним растворяются двери сырого подвала, что, как только он перешагнет за порог этих дверей, так они сейчас захлопнутся — и тогда все кончено».
Степан подводит трагический итог жизни: «Самый последний из людей может что-нибудь для себя сделать, может добыть себе хлеба — он один ничего не может».
И он действительно ничего уже не смог изменить. « Признаки нравственного отрезвления, появившиеся было в те часы, покуда он приближался проселком в Головлево, вновь куда-то исчезли. Легкомыслие опять вступило в свои права ».
Степан примирился с «маменькиным положением», проводил дни в «пустоутробной» болтовне и добывании еды, потому что «с утра до вечера он голодал и только об том и думал, как бы наесться».
С нетерпением ждал он приезда братьев, но совсем не связывал их приезд со своей дальнейшей судьбой, лишь мечтал, что добрый Павел привезет ему табаку.
Его судьбу решил Иудушка, отговорив Арину Петровну «выбросить» Степану еще «кусок» — вологодскую деревеньку, часть папенькиного наследства — и заставив Степана подписать все отказные бумаги. Даже Арина Петровна внутренне содрогнулась: «Неужто он в самом деле такой кровопивец, что брата родного на улицу выгонит?»
Запой сопровождался угнетающей тоской, отвращением к миру, к окружающим людям. Все было кончено: «. черное облако окутало его с головы до ног, и он всматривался в него, в него одного, следил за его воображаемыми колебаниями и по временам вздрагивал и словно оборонялся от него. В этом загадочном облаке потонул для него весь физический и умственный мир ».
Следующая цитата
Головлева Арина Петровна — персонаж романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы», глава головлевского дома. В начале романа «. женщина лет шестидесяти, но еще бодрая и привыкшая жить на всей своей воле. Держит она себя грозно; единолично и бесконтрольно управляет обширным головлевским имением ».
В уезде Арина Петровна слывет одной из самых богатых помещиц, но живет «уединенно, расчетливо, почти скупо, с соседями дружбы не водит».
Семейная жизнь ее сложилась несчастливо, Арина Петровна « охотно говорит о себе, что она ни вдова, ни мужняя жена ». После свадьбы как-то сразу обнаружилось, что никаких общих чувств и помыслов они с мужем не имеют, потому «размолвки не заставили долго ждать себя. Постепенно разрастаясь и ожесточаясь, размолвки эти кончились со стороны жены полным и презрительным равнодушием к мужу-шуту, со стороны мужа — искреннею ненавистью к жене, ненавистью, в которую, однако ж, входила значительная доля трусости. Муж называл жену «ведьмою» и «чертом», жена называла мужа — «ветряною мельницей» и «бесструнной балалайкой». Так они прожили более сорока лет и нажили четырех детей.
Со временем Арина Петровна окончательно отстранила мужа от управления имением, Владимир Михалыч «совсем одичал. а ежели изредка и выходил из спальной, то единственно для того, чтоб просунуть голову в полурастворенную дверь жениной комнаты, крикнуть: “Черт!” — и опять скрыться».
« С тех пор, сказавши себе раз навсегда, что муж ей не товарищ, она все внимание свое устремила исключительно на один предмет: на округление головлевского имения, и действительно в течение сорокалетней супружеской жизни, успела удесятерить свое состояние ». Предприимчивость и расчет головлевской барыни вызывали невольное уважение и даже страх местных помещиков: «С изумительным терпением и зоркостью подкарауливала она дальние и ближние деревни, разузнавала по секрету об отношениях их владельцев к Опекунскому совету и всегда как снег на голову являлась на аукционах».
Погоня за « благоприобретением » становится смыслом жизни Арины Петровны, центром всех ее духовных и нравственных запросов: «. бывало, ночью не спишь, все тебе мерещится, как бы так дельцо умненько обделать, чтоб до времени никто и пронюхать об нем не мог!» Часто рассказывала она детям о первых шагах на пути «округления» головлевских имений. В холод и распутицу, в крестьянской кибитке приезжала молодая головлевская барыня в Москву, останавливалась в самых дешевых номерах в грязном постоялом дворе. «На извозчика, бывало, гривенничка жаль, — на своих на двоих от Рогожской до Солянки пру! Даже дворники — и те дивятся: барыня, говорят, ты молоденькая и с достатком, а такие труды на себя принимаешь!»
Слово «семья» не сходит с языка Арины Петровны, все силы этой умной, «одаренной творчеством», волевой женщины направлены на процветание семьи, и внешне семья благоденствует: «Припасла я детям свой пай. Шутка сказать, четыре тысячи душ!» Но это внешнее благополучие обернулось злом для окружающих ее людей, а семья постепенно распадается, вымирает, окончательно гибнет.
Так намечается то трагическое противоречие в жизни Арины Петровны, которое приведет ее к страшному и жалкому концу.
Духовная атмосфера головлевского дома становится все более угнетающей, подавляются живые человеческие чувства, искажаются родственные связи, «умертвия» следуют одно за другим. «Вот дяденька Михаил Петрович. которого дедушка Петр Иваныч заточил к дочери в Головлево, где он жил в людской и ел из одной чашки с собакой Трезоркой». «Вот тетенька Вера Михайловна, которая из милости жила в головлевской усадьбе у братца Владимира Михайлыча и которая умерла “от умеренности”, потому что Арина Петровна корила ее каждым куском, съедаемым за обедом, и каждым поленом дров, употребляемым для отопления ее комнаты». Жестокость и равнодушие прикрываются лицемерными рассуждениями о семейных «святынях», пустословие заменяет сочувствие.
В этом мире росли и воспитывались дети, но даже они «не затрагивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства». Арина Петровна «только тогда дышала свободно, когда была одна со своими счетами и хозяйственными предприятиями, когда никто не мешал ее деловым разговорам с бурмистрами, старостами, ключницами и т.д.».
Из экономии она кормила детей впроголодь и требовала послушания, «чтобы при каждом поступке спрашивали себя: что-то об этом маменька скажет?». Но Степка-балбес «из постылых» все-таки забирался на кухню, чтоб «стянуть пирог» и разделить его с братьями, за что подвергался самым жестоким избиениям. В сознании Арины Петровны дети были одной из «фаталистических жизненных обстановок», поэтому все внешние родительские обязанности она выполняла как тяжелый, но неотвратимый долг.
Дочь ее Анна Владимировна получила образование и воспитание в благородном институте, старший сын Степан закончил университет, двое младших сыновей служили в Петербурге. Но мать никогда не задумывалась над тем, что рядом с ней живые люди со своим миром чувств, интересов, страданий. Рассуждая о будущем детей, Арина Петровна только « все старалась угадать, который из них ей злодеем будет ». Когда старшие «постылые дети» действительно не оправдали ее надежд, она поступила решительно: выбросила им «кусок», который, впрочем, в то же время должен был изображать собой и «родительское благословение». При этом ее успокаивало и тайное сознание того, что «. оба эти случая. не только не произвели ущерба в финансах. но косвенным образом даже способствовали округлению головлевского имения, сокращая число пайщиков в нем».
К смерти дочери, а затем и старшего сына Арина Петровна отнеслась равнодушно, цинично сообщив Порфирию Владимирычу: «Как жила твоя сестрица беспутно, так и умерла, покинув мне на шею своих двух щенков».
Но как бы ни «оцепенела» Арина Петровна « в апатии властности », она все чаще ощущает смутную тревогу: что-то неладное происходит в ее жизни. Процветание головлевского дома все более ожесточает его обитателей, дети превращаются в «извергов». Не раз из души ее вырывался трагический вопль: «И для кого я всю эту прорву коплю! для кого я припасаю! ночей недосыпаю, куска недоедаю. для кого?!»
Отмена крепостного права окончательно подорвала внутренние силы властной барыни. В экономическом отношении ее имение не пострадало, но размышления о пустяках, о грязных мелочах быта (а они давно уже составляли главное содержание ее жизни) породили целую «фантасмагорию будущего». «То представится: ходит она по пустому дому, а людишки в людскую забрались и жрут! То покажется, что заглянула она в погреб, а там Юлька с Фешкой так-то за обе щеки уписывают, так-то уписывают! Хотела было она реприманд им сделать — и поперхнулась. теперь они вольные, на них поди и суда нет!»
Управлять огромным имением Арине Петровне становится тяжелее, теперь ей хотелось опоры и поддержки, и она решается на раздел имения, отделив среднему «ласковому» Порфирию лучшую часть, Павлу — похуже.
Арина Петровна внутренне ощущала лицемерие Порфирия, видела, что глаза у него «словно петлю закидывают». Но ведь никто из детей не мог так ласково ободрить «милого друга маменьку», столь преданно выполнить все родственные обязанности почтительного сына. Впервые в жизни Арина Петровна поверила, дала волю материнскому сердцу, желая «. выставить во всем блеске свои способности перед ласковым сыном». Порфиша умолил маменьку управлять его имением «безотчетно, получать с него доходы и употреблять по своему усмотрению».
«С этих пор на Арину Петровну нашло затмение. Тот внутренний образ Порфиши-кровопивца, который она когда-то с такой редкой проницательностью угадывала, вдруг словно туманом задернулся. Казалось, она ничего больше не понимала, кроме того, что, несмотря на раздел имения и освобождение крестьян, она по-прежнему живет в Головлеве и по-прежнему ни перед кем не отчитывается. Тут же, под боком, живет другой сын — но какая разница! Тогда как Порфиша и себя и семью — все вверил маменькиному усмотрению, Павел не только ни об чем с ней не советуется, но даже при встречах как-то сквозь зубы говорит!».
Пробуждение было жестоким. Когда Иудушка увидел, что капитал маменькин уменьшился на столько, что жить на проценты с него «сделалось почти невозможным», он потребовал самый жесткий отчет, в котором рядом с главными хозяйственными предметами стояли малина, грибы, крыжовник. Оскорбленная и негодующая Арина Петровна вместе с внучками-сиротами переселилась в Дубровино к «подлецу Павлушке». «Из бесконтрольной и бранчливой обладательницы головлевских имений Арина Петровна сделалась скромною приживалкой в доме младшего сына, приживалкой праздною и не имеющею никакого голоса в хозяйственных распоряжениях. Голова ее поникла, спина сгорбилась, глаза потухли».
Вынужденное бездействие приводит к горьким раздумьям: «. в о имя семьи она подвергала себя лишениям, истязала себя, изуродовала всю свою жизнь — и вдруг выходит, что семьи-то именно у нее и нет! »
Но давние тяжелые предчувствия вскоре сбылись: приходят старческие немощи, «потянулось удручающее однообразие тусклых дней и вечеров». Пережитые страдания, горькие разочарования наконец-то заставили ее по-другому взглянуть на близких людей. «Она поняла, что в человеческом существе кроются известные стремления, которые. раз проснувшись, уже неотразимо влекут человека туда, где прорезывается луч жизни». Она не удерживает внучек, Анниньку и Любиньку, которые стремятся покинуть постылую Погорелку.
«. Чем больше она дряхлела, тем сильнее сказывалось в ней желание жизни. Или, лучше сказать, не столько желание жизни, сколько желание «полакомиться», сопряженное с совершенным отсутствием идеи смерти».
Ради «сладкого куска» она готова простить Иудушке все обиды и предательства. «Все наклонности завзятой приживалки — празднословие, льстивая угодливость ради подачки, прожорливость — росли с изумительной быстротой».
Все было забыто, и «Арина Петровна зачастила в Головлево. Отведывала с Иудушкой и индюшек, и уток, спала всласть и ночью, и после обеда и отводила душу в бесконечных разговорах о пустяках».
Но и этому «сказочному житью» приходит трагический конец. Неожиданный приезд Петеньки, отказ Иудушки в помощи сыну еще раз жестоко обнаруживают всю суть изуродованной жизни Арины Петровны, всецело поглощенной скопидомством. «И сдается ей, что она все ту же знакомую повесть слышит, которая давно, и не запомнит она когда, началась. Закрылась было совсем эта повесть, да вот и опять нет-нет возьмет да и раскроется на той странице. <. > Настала минута, когда перед умственным ее оком предстали во всей полноте и наготе итоги ее собственной жизни».
Душевный порыв, нравственное прозрение заставили Арину Петровну решиться на страшный шаг — проклясть родного сына. Но это уже ничего не могло изменить.
Духовные и физические силы ее были подорваны, через несколько месяцев когда-то властная головлевская барыня «умерла, опутанная со всех сторон праздностью, пустословием, пустоутробием».
Читайте также: