Социализм или варварство роза люксембург цитата
Обновлено: 21.11.2024
5 Варварство как итог либеральной контрреформы
8 КРИЗИС КАПИТАЛИЗМА
Николай Вилонов
Социализм как историческая возможность
40 Василий Колташов
Что заменит неолиберализм?
49 Борис Кагарлицкий
Эпоха войн и революций
59 ИНТЕРВЬЮ
Сергей Соловьёв
Точка невозврата пройдена
72 АНАЛИЗ
Валерий Паульман
Нравственность и социальная революция
89 Иван Овсянников
Евангелие от Мамоны
96 Анна Очкина
Незнайки на коне
108 ИНТЕРВЬЮ
Ирина Глущенко
Модернизация на кухне
117 ДИСКУССИЯ
Круглый стол «Школы экспертов»
Глобализация, СССР, Россия.
119 Максим Козырев
Глобализация, опыт СССР и сценарии развития экономики России
139 Елена Ведута
От варварства к планированию через разделение труда
150 Борис Кагарлицкий
Наши перспективы и кризис буржуазной цивилизации
163 Вячеслав Игрунов
Упадок и шанс России
169 КНИГИ
Александра Яковлева
В чём состоит наше «общее» благо?
173 Василий Колташов
Империализм от зародыша до титана
178 Авторы
Варварство как итог либеральной контрреформы
В начале XX века Роза Люксембург произнесла знаменитую фразу: «Социализм или варварство!» Может быть, это было несколько несправедливо по отношению к историческим варварам, тем самым, от которых ведут своё происхождение большинство граждан сегодняшних европейских государств. В конце концов, именно из варварских нашествий на Европу родился новый мир, породивший современную цивилизацию. В этом была своя закономерность. Не варвары разрушили цветущую цивилизацию Рима, а сама эта цивилизация на определённом этапе развития уничтожила себя. В этом отношении логика Розы Люксембург более чем понятна: буржуазная цивилизация идёт по пути античной, разрушая собственные основания. И она либо рухнет, уступив место новому варварству, которое восторжествует на её руинах, либо уступит место социализму, который является логическим завершением процесса демократизации, начатого буржуазными революциями прошлого.
В XX веке пророчество «красной Розы» сбылось в обеих своих частях. Социализм стал из теоретической идеи практической возможностью. Он не восторжествовал — вопреки советской пропаганде — «полностью и окончательно» на одной шестой части суши и в других местах, где были провозглашены коммунистические принципы, но он вышел за рамки идеологических построений и утопических мечтаний, его пытались реализовать, за него боролись. Социалистические отношения, пусть и непоследовательно, но получали возможность для развития в самых разных уголках мира от Сибири до Швеции. С одной стороны, социал-демократические правительства внедряли в западное общество элементы солидарности, коллективного принятия решений и нетоварной экономики. Их демократический социализм был не более чем дополнением к капитализму, корректировкой системы, сохранявшей прежние основания. С другой стороны, советский общественный строй, провозглашая социализм в идеологии, был далёк от этого идеала на практике, но не был он и полностью чужд ему. Огромное влияние, которое СССР оказал на историю человечества, связано именно с героической попыткой прорыва к новым общественным отношениям. Эта попытка потерпела крах, но даже в виде трагической неудачи советский опыт остаётся главным содержательным, идеологическим «стержнем» истории XX века. Социализм присутствовал в мире как реальная практика, даже если он не сложился в качестве победоносной системы.
Но и варварство продемонстрировало в XX веке свои возможности — мировые войны, фашистские диктатуры, атомные бомбы, напалм, сталинские лагеря и стадион в Сантьяго-де-Чили, новые технологии массового уничтожения людей, не менее изощрённые и жестокие технологии их массового оболванивания — вот ещё один вклад ушедшего столетия в историю человечества.
Начало нового века выглядит в идеологическом плане совершенно иначе, чем начало века прошлого. Итогом потрясений ушедшего столетия должно было стать благополучие потребительского общества в политической оболочке стабильной либеральной демократии. И то и другое было предложено в качестве нового светлого будущего всего человечества, даже если изрядная его часть пока не имела доступа ни к плодам демократии, ни к радостям потребления.
Следующая цитата
Угнетение, произвол, несправедливость, нищета, зависимость, а также ведущее к односторонней специализации разделение труда как постоянные институты общества определенным образом моделируют духовный облик людей, причем на обоих полюсах: как угнетатель, так и угнетенный, как тиран, так и лизоблюд, как надменный вельможа, так и паразит, как безудержный карьерист, так и инертный лежебока, как педант, так и паяц — все они равным образом продукты и жертвы условий их жизни.
Нравится! 9 Сохранить 1 Опубликовал Alex Sneg 23 мая 2021 1 комментарийБыстрее и лучше всего учишься , когда учишь других.
Нравится! 10 Сохранить Опубликовал товарищ Нищеброд 17 мая 2019 КомментироватьУ человечества есть два пути — варварство или социализм …
. а мы размашисто идем по первому. И, возможно, пока не наедимся варварства, взаимного уничтожения и ограбления, не почувствуем необходимости в альтернативном развитии. Но если не хотим сгореть в адском пламени, превратиться в радиоактивный пепел, мы вернемся к социализму. © Константин Сёмин
Следующая цитата
5 Варварство как итог либеральной контрреформы
8 КРИЗИС КАПИТАЛИЗМА
Николай Вилонов
Социализм как историческая возможность
40 Василий Колташов
Что заменит неолиберализм?
49 Борис Кагарлицкий
Эпоха войн и революций
59 ИНТЕРВЬЮ
Сергей Соловьёв
Точка невозврата пройдена
72 АНАЛИЗ
Валерий Паульман
Нравственность и социальная революция
89 Иван Овсянников
Евангелие от Мамоны
96 Анна Очкина
Незнайки на коне
108 ИНТЕРВЬЮ
Ирина Глущенко
Модернизация на кухне
117 ДИСКУССИЯ
Круглый стол «Школы экспертов»
Глобализация, СССР, Россия.
119 Максим Козырев
Глобализация, опыт СССР и сценарии развития экономики России
139 Елена Ведута
От варварства к планированию через разделение труда
150 Борис Кагарлицкий
Наши перспективы и кризис буржуазной цивилизации
163 Вячеслав Игрунов
Упадок и шанс России
169 КНИГИ
Александра Яковлева
В чём состоит наше «общее» благо?
173 Василий Колташов
Империализм от зародыша до титана
178 Авторы
Варварство как итог либеральной контрреформы
В начале XX века Роза Люксембург произнесла знаменитую фразу: «Социализм или варварство!» Может быть, это было несколько несправедливо по отношению к историческим варварам, тем самым, от которых ведут своё происхождение большинство граждан сегодняшних европейских государств. В конце концов, именно из варварских нашествий на Европу родился новый мир, породивший современную цивилизацию. В этом была своя закономерность. Не варвары разрушили цветущую цивилизацию Рима, а сама эта цивилизация на определённом этапе развития уничтожила себя. В этом отношении логика Розы Люксембург более чем понятна: буржуазная цивилизация идёт по пути античной, разрушая собственные основания. И она либо рухнет, уступив место новому варварству, которое восторжествует на её руинах, либо уступит место социализму, который является логическим завершением процесса демократизации, начатого буржуазными революциями прошлого.
В XX веке пророчество «красной Розы» сбылось в обеих своих частях. Социализм стал из теоретической идеи практической возможностью. Он не восторжествовал — вопреки советской пропаганде — «полностью и окончательно» на одной шестой части суши и в других местах, где были провозглашены коммунистические принципы, но он вышел за рамки идеологических построений и утопических мечтаний, его пытались реализовать, за него боролись. Социалистические отношения, пусть и непоследовательно, но получали возможность для развития в самых разных уголках мира от Сибири до Швеции. С одной стороны, социал-демократические правительства внедряли в западное общество элементы солидарности, коллективного принятия решений и нетоварной экономики. Их демократический социализм был не более чем дополнением к капитализму, корректировкой системы, сохранявшей прежние основания. С другой стороны, советский общественный строй, провозглашая социализм в идеологии, был далёк от этого идеала на практике, но не был он и полностью чужд ему. Огромное влияние, которое СССР оказал на историю человечества, связано именно с героической попыткой прорыва к новым общественным отношениям. Эта попытка потерпела крах, но даже в виде трагической неудачи советский опыт остаётся главным содержательным, идеологическим «стержнем» истории XX века. Социализм присутствовал в мире как реальная практика, даже если он не сложился в качестве победоносной системы.
Но и варварство продемонстрировало в XX веке свои возможности — мировые войны, фашистские диктатуры, атомные бомбы, напалм, сталинские лагеря и стадион в Сантьяго-де-Чили, новые технологии массового уничтожения людей, не менее изощрённые и жестокие технологии их массового оболванивания — вот ещё один вклад ушедшего столетия в историю человечества.
Начало нового века выглядит в идеологическом плане совершенно иначе, чем начало века прошлого. Итогом потрясений ушедшего столетия должно было стать благополучие потребительского общества в политической оболочке стабильной либеральной демократии. И то и другое было предложено в качестве нового светлого будущего всего человечества, даже если изрядная его часть пока не имела доступа ни к плодам демократии, ни к радостям потребления.
На деле, однако, утопия нового либерализма оказалась самой недолговечной и неубедительной из всех утопий, покорявших умы людей за последние столетия. В отличие от либерализма классического, неолиберализм не смог предложить людям сколько-нибудь внятного набора духовных ценностей или яркой, вдохновляющей перспективы. В отличие от своего именитого предшественника он был явно не в ладах с идеей прогресса, даже если время от времени говорил о прогрессивных методах или людях, демонстрирующих своё превосходство над отсталой массой наиболее эффективными способами добывания денег. Не случайно единственный философский текст неолиберализма был посвящён «концу истории». Эта идеология не видела будущего и боялась его.
Однако закономерное разложение неолиберализма (сперва как идеологии, а потом и как экономического порядка) в условиях исторического поражения социализма привело не к возвращению левых идей на авансцену общественной борьбы, а к распространению ещё более реакционных и мрачных воззрений и практик. И дело не только в возрождении ультраправых сил, которые казались полностью разгромленными в военном и политическом плане после Второй мировой войны. Дело не только в национализме, расизме и ксенофобии, которые вышли из подполья (что случилось с политкорректными европейцами — они резко изменились под влиянием кризиса или просто «перестали притворяться»?). В конечном счёте самую большую опасность устоям современной демократической цивилизации представляет сам неолиберализм, стремительно утрачивающий всякую, даже внешнюю связь с прогрессивным либерализмом прошлого. Избавившись от социалистического вызова, справившись с угрозой революции, капитализм начал дичать на глазах. Ведь именно эта угроза восстания и свержения делала правящие классы социально ответственными, а капиталистические отношения «цивилизованными». Партии организованного пролетариата выступали на протяжении XX века в роли дрессировщика рынка. Но этого дрессировщика в одних странах к концу столетия съели, а в других случаях он сам присоединился к хищникам, надеясь на участие в разделе добычи.
Неолиберализм не находит ответа на вопросы, порождённые противоречиями его собственной модели, но он сохраняет политическое и идейное господство в условиях, когда ему нет альтернативы. Правящие классы не могут ничем эффективно управлять, но не могут и быть отстранены от управления. Власть разлагается. Её практика становится всё менее рациональной, а итоги подобной деятельности — всё более разрушительными. Идёт наступление на социальную сферу, разрушение пенсионной системы, здравоохранения, образования. Рынок распространяется на те сферы жизни, которые были тщательно защищены от него — ради стабильности и воспроизводства самого же капиталистического общества — на протяжении предыдущих столетий буржуазного развития.
Социализм потерпел поражение, варварство торжествует.
Но является ли подобное торжество варварства окончательным и необратимым? Или перед нами лишь драматический и страшный момент истории, за которым последует новый подъём освободительного движения? Быть может, угроза нового варварства заставит нас мобилизовать все свои силы и ресурсы для нового рывка, для того, чтобы самим подняться на борьбу и поднять за собой окружающее общество? И может ли Россия — страна, пережившая после падения «советского коммунизма» один из самых радикальных и разрушительных неолиберальных экспериментов в Европе, стать страной, где в конечном счёте новое варварство потерпит такое же решающее поражение, как фашистское варварство потерпело под Сталинградом?
Следующая цитата
Елена Ведута: Вот вы говорили о накоплении капитала, а есть ещё такое понятие как капитализация. Вы видите различия? Накопление — это реальный сектор экономики?
Борис Кагарлицкий: Да, конечно. Это как прописано у Маркса, Розы Люксембург и позднее у Аригги, который ничего нового не писал, просто по-новому историю прописал.
Елена Ведута: Замечание по поводу заявления об ограниченности трудовых ресурсов. На самом деле исходным пунктом планирования экономики являются наличные трудовые ресурсы в стране и законодательство по поводу режима труда и отдыха. Исходя из фонда рабочего времени и средней заработной платы определяется фонд заработной платы, который будет задействован в плановом периоде. Поэтому такие вопросы миграции, как ввоз работников из Китая или из Киргизии, перед нами не стояли. И надо ещё подчеркнуть, что дело не в ограниченности трудовых ресурсов. Просто мы исходим из того, каким их количеством мы располагаем. Проблема заключается в эффективности управления, в частности во внедрении новой техники или тех же самых инноваций, которые позволят повысить эффективность.
Борис Кагарлицкий: Я понял, что вы мне дали повод для ответа. Я использую его для обращения к Максиму, с которым у нас давно идёт дискуссия. Когда Максим говорит об оплате труда как факторе конкуренции, это бесспорно и лежит на поверхности, но есть ряд факторов, которые тоже сюда входят. Эффективность российской продукции на мировом рынке определяется не только в кавычках дороговизной рабочей силы. Дороговизна и дешевизна рабочей силы связана ещё и с обменным курсом. Вот вынужден Китай сейчас девальвировать юань, и мы вспомним 98 год, август. Как у нас угольная промышленность была настолько неэффективной, что она проигрывала конкуренцию Новой Зеландии, это было на 15 августа. А на 30 августа она уже выигрывала у новозеландского угля. То есть там конкретные шахты были уже на грани затопления, было принято решение их затапливать, но произошла девальвация рубля и эти шахты стали бешено прибыльными. Та же технология, те же люди, та же зарплата.
Реплика из зала: Решение о девальвации было абсолютно политическим.
Борис Кагарлицкий: Я говорю о том, что вот при девальвации вы сменили несколько правила игры и вот результат. Но есть ещё другие факторы. Есть проблема энергоёмкости, никакие светодиодные лампочки её не решают. Качество управления, простите меня. Безумное количество людей с ложками, которые сидят на каждом человеке с сошкой. Даже на Украине такого нет. Качество инфраструктуры. Тоже немаловажное обстоятельство. И последнее — производительность труда. И вот мы берём табличку по производительности и смотрим, где у нас США и где у нас Индия.
Реплика из зала: Россия — тридцать процентов от США. Но в целом это сравнение несравнимых вещей.
Борис Кагарлицкий: Если мы возьмём поотраслевую картину, то она не будет такой драматической. Но даже и с этой корректировкой я считаю, что проблема имеет место быть. Если мы проведём корректировки, то американцы съедут слегка вниз, Индия поднимется наверх, но я вас уверяю, место России в этой картинке радикально не изменится, и это место достаточно плачевно. И никто не докажет мне, что у нас нет никакой возможности использовать местные ресурсы, даже такой простой ресурс, как головы людей, для того, чтобы повысить производительность труда, повысить энергоэффективность и просто эффективность управления на конкретном предприятии. Вопрос в том, что для этого нужно создавать соответствующие условия. А вот экономика, которую мы сейчас имеем, ресурсная экономика, таких условий не создаёт. Эта экономика ориентирована на ренту, она не нуждается в подобного рода стимулах.
Вопрос из зала: Когда закончится финансовый кризис?
Борис Кагарлицкий: Мы можем считать, что кризис в острой форме рецессии. Закончится не позднее двенадцатого года. Только я считаю, что после окончания рецессии будет депрессия. Депрессия с некоторым подъёмом.
Был такой замечательный период поздневикторианской депрессии с 1870-х годов до 1890-х, опять же, какой был выход найден в использовании викторианской депрессии? Рецессий удавалось избежать тяжёлых, но там были рецессии, но по выходу из рецессии подъёмы были очень маленькими. 1–2 процента, на таком уровне экономика держалась. За счёт чего был найден выход?
Читайте также: