Руками не трогать цитаты
Обновлено: 22.12.2024
Мамы тащили их в буфет, где продавались петушки на палочке – самых ходовой товар, – и покупали сразу два. Пока ребенок держал во рту петушок, можно было не переживать – он будет послушно ходить по залам. Но без леденца за щекой управлять ребенком не представлялось возможным.
Почему для него ее измена, о которой она и думать давно забыла, стала концом их жизни. И почему его уход и измены не вызывают в ней ни злости, ни раздражения – никаких сильных чувств.
Она пыталась убедить себя в том, что не принимали ни ее совесть, ни душа, ни сердце. Ее Гера, гениальный, идеальный. Неужели он оказался таким ничтожеством?
…с Ильей Снежана прожила не год, а двадцать лет. В законном, спокойном, размеренном браке. Давно не было страсти, чувств и даже любви. Ничего не было, говоря откровенно. Но было куда большее – предательство.
…вот что я вам посоветую, уже по-человечески – держитесь подальше от этих музыкантов, перебежчиков, так сказать. Они же изнутри гнилые – то у него одна родина, то другая. Не говоря уже о женщинах.
…все вниз. Грудь, живот, подбородок. А надо, чтобы вверх. Все вверх. Собрала все мысленно в узелок на макушке и пошла!
– Если у вас нет настоящего жемчуга, не унижайте себя подделкой,…
Она обладала редким качеством, которое практически не наблюдается у женщин, встречается лишь у детей, стариков и гениев, – полным отсутствием здравомыслия.
У нее была не алкогольная, а телефонная зависимость. С тех пор как ушел Илья, она готова была закодироваться от звонков ему. И если бы была такая анонимная группа – женщин, которые звонят своим бывшим мужьям или любовникам, она бы в нее немедленно вступила. Ходила бы на собрания и рассказывала, что не звонит уже два дня или уже три дня. Усилием воли Снежана заставляла себя не брать телефон в руки, особенно после двух бокалов вина.
Следующая цитата
Конечно – как проницательный читатель! – я понимаю, что автор немного иронизирует и посмеивается надо мной, рассказывая о событиях и явлениях такого грандиозного масштаба, разобраться в которых, не рискуя сломать себе шею, может только очень хорошо образованный человек (это из Булгакова, помните?). Зороастрийское вероучение, огнепоклонники, археологические экспедиции, древние города и еще более древние поэты, короли Турана и даже могущественный персидский божок, отлитый из чистого золота, – в этом романе есть все, чтобы я не только мчалась через него на всех парах, но и задумалась бы о мире, в котором живу. Он ведь на самом деле огромен, прекрасен и непостижим, знать о нем все невозможно, и автор рассказывает мне, читателю, нечто такое, чего я, наверное, никогда не узнала бы. А это важно для меня, я же хочу… развиваться и двигаться дальше, а не топтаться на месте, изнывая от скуки.
его окончательно вспомнила – в жизни он выглядел даже привлекательней, чем в том малышевском фильме. Хотя все равно, что-то в его внешности было не так… может, само выражение лица, какое-то извиняющееся и уныло-усталое, с таящимся внутри раздражением. «Зануда», – подумала Катя, вспомнив про голос из автомобильного навигатора, и тотчас изобразила на лице вежливую улыбку. – Все-таки я не понимаю, зачем вы пришли. Я же сказал, что при всем желании сделать уже ничего не смогу! Было три пересдачи с одним и тем же плачевным результатом. Я специально их выписал, – посмотрев поверх очков, со вздохом произнес хозяин кабинета. – Простите… – Катины брови поползли наверх, но востоковед стал вещать, как лектор с трибуны, слова не вставишь. – Посмотрите! Убедитесь, пожалуйста, сами, если вы мне не верите – у него одни «неуды», что прикажете делать… вот летняя сессия, вот пересдача в конце августа и сейчас… – В подтверждение он помахал в воздухе каким-то листком бумаги и продолжил: – Тут, как говорят столь не любимые вашим сыном персы, куда ни пойдешь, небо везде одного цвета! – Простите, какие персы… вы меня, наверное, с кем-то путаете… – Кате удалось наконец вклиниться в разговор. – Что значит путаю? А вы разве не мать студента Бельцева? – растерялся востоковед, светло-голубые глаза его с недоумением уставились на Катю. – Вынуждена вас разочаровать, но к студенту Бельцеву я не имею никакого отношения. Моя фамилия Насонова, Катерина Насонова. Помните, мы утром с вами разговаривали? Востоковед смущенно кашлянул и нахмурился: – Прошу простить. Обознался. Сегодня у меня просто сумасшедший день. Присаживайтесь, – он закрутил головой по сторонам в поисках свободного стула, засуетился и в конце концов ткнул Кате на стул, на котором лежали какие-то книги. – Давайте, давайте это сюда, я уберу. – Мельгунов проворно встал. Он был худощав, высокого роста и немного сутулился. Водрузив книги на самый край стола, он
– Тайну доверить и другу нельзя, ибо у друга… – …есть тоже друзья. Это Саади, прекрасные стихи, я совершенно с вами согласен, – с напором произнес Кир, теряя терпение, – Фархад Фуадович, вы так мне и не ответили.
Меняем реки, страны, города… Иные двери, новые года… Но никуда нам от себя не деться, А если деться – только в никуда.
Следующая цитата
«Руками не трогать!» (на английском: Hands Off ) — ироничный фантастический рассказ Роберта Шекли 1954 года. Вошёл в авторский сборник «Гражданин в космосе» 1955 года.
… крохотное, прямоугольной формы существо высотой около двух футов, шириной в фут и толщиной примерно два дюйма. Головы у пришельца не было. незнакомец был гуманоидом. Во всяком случае он обладал четырьмя конечностями: две, скрытые травой, служили для передвижения, а ещё две торчали вертикально вверх. Посередине прямоугольного корпуса помещались два крошечных глаза и рот.
… the tiny figure into a rectangular shape, about two feet high by a foot wide. The alien was less than two inches thick and had no head. the alien was roughly humanoid. That is, it had four limbs. Two, almost hidden by the grass, were being used for walking, and the other two jutted stiffly into the air. In its middle two tiny eyes and a mouth.
<Кален> обнаружил, что его конечности теряют подвижность. Движения сковывала наружная оболочка, кожа постепенно отвердевала и превращалась в роговую броню. Когда этот процесс завершится, Кален полностью утратит подвижность и погибнет от удушья…
Поборов нахлынувшее отчаяние, Кален приказал себе шевелить мозгами. Еда подождет — в первую очередь необходимо спасать кожу. На борту собственного корабля он бы принял душ из особой, смягчающей кожу жидкости, но едва ли подобная жидкость была здесь, у инопланетян.
Выход один — содрать наружную оболочку. Правда, потом придётся выждать несколько дней, пока затвердеет внутренняя нежная кожица, но зато он обретет подвижность!
His chilled outer hide was hampering his motions. The skin was hardening slowly into impervious horn. Once the hardening was completed, he would be immobilized. Frozen in position, he would sit or stand until he died of suffocation.
Kalen fought back a wave of despair and tried to think. He had to treat his skin without delay. That was more important than food. On board his own ship, he would wash and bathe it, soften it and eventually cure it. But it was doubtful whether the aliens carried the proper cleansers.
The only other course was to rip off his outer hide. The second layer would be tender for a few days, but at least he would be mobile.
Он вспомнил про тетнитовую бомбу.
Если незаметно подложить её под корпус захваченного чужаками корабля, то легкий взрыв не причинит кораблю никаких повреждений, только подбросит его футов на тридцать в воздух.
А вот инопланетяне безусловно погибнут.
Кален ужаснулся. Как мог он придумать такое? Законы мабогийской этики запрещали любое убийство.
«Но разве это не будет оправдано? — коварно нашептывал Калену внутренний голос. — Пришельцы — скверные создания. Избавив от них Вселенную, ты окажешь ей бесценную услугу, а заодно невзначай поможешь и себе. Считай, что это не убийство, а очищение от скверны».
Он вынул бомбу из своей сумки и посмотрел на неё, а затем быстро спрятал. «Нет!» Огромным усилием воли Кален заставил себя прекратить даже думать об этом.
He remembered the thetnite bomb in his pouch.
The aliens, however, would undoubtedly be killed.
Kalen was horrified. How could he think such a thing? The Mabogian ethic, ingrained in the fiber of his being, forbade the taking of intelligent life for any reason whatsoever. Any reason.
He refused to think any more.
Он вытащил одну бутыль. На ней был изображен странный белый символ, показавшийся Калену знакомым. Он напряг память и вспомнил — это череп гуманоида. В Мабогийский союз входила одна гуманоидная цивилизация, и Кален видел в музее муляжи черепов. Но зачем рисовать эту штуку на бутыли?
Он открыл бутыль и принюхался. Запах был приятный и смутно напомнил Калену… запах питательной жидкости, очищающей кожу!
Кален быстро вылил на себя содержимое бутыли и принялся ждать, затаив дыхание. Если только ему удастся восстановить кожу…
Так и есть, жидкость оказалась слабым очистителем! К тому же, душистым.
Он опорожнил ещё одну бутыль, чувствуя, как живительный раствор впитывается оболочкой.
Некоторое время Кален расслабленно лежал на спине, позволяя жидкости рассасывать роговой панцирь. Вскоре кожа полностью восстановила эластичность, и Кален ощутил необыкновенный прилив сил и энергии.
Kalen lifted one <bottle> and examined it.
It was marked with a large white symbol. There was no reason why he should know the symbol, but it seemed faintly familiar. He searched his memory, trying to recall where he had seen it.
Then, hazily, he remembered. It was a representation of a humanoid skull. There was one humanoid race in the Mabogian Union and he had seen replicas of their skulls in a museum. But why would anyone put such a thing on a bottle?
To Kalen, a skull conveyed an emotion of reverence. This must be what the manufacturers had intended. He opened the bottle and sniffed. The odor was interesting. It reminded him of—
Without further delay, he poured the entire bottle over himself. Hardly daring to hope, he waited. If he could put his skin back into working order …
Yes, the liquid in the skull-marked bottle was a mild cleanser! It was pleasantly scented, too.
He poured another bottle over his armored hide and felt the nutritious fluid seep in. His body, starved for nourishment, called eagerly for more. He drained another bottle.
For a long time, Kalen just lay back and let the life-giving fluid soak in. His skin loosened and became pliable. He could feel a new surge of energy within him, a new will to live.
— Хороший инопланетянин — мёртвый инопланетянин, — произнёс Виктор. — парафраз «хороший индеец…»; ср. с мыслями Калена
Перевод
А. В. Санин, 1978 (с некоторыми уточнениями)
О рассказе
В худшем случае, глупость героев Шекли настолько удивительна, что полностью затмевает чудеса, автор рассчитывает на ваше ротозейство. Так, в «Руками не трогать!» двум межзвёздным грабителям понадобилось 17 кровожадных страниц, чтобы обнаружить то, что каждый читатель знал с первой — космический корабль, построенный с комфортом для инопланетян, очевидно, не очень подойдёт людям.
At its worst, the stupidity of Sheckleymen is so astonishing, it completely overshadows the marvels the author is expecting you to gawp at. Thus, in “Hands Off,” two interstellar burglars take 17 gory pages to discover—what every reader knew on page 1—that a spaceship built for the comfort of aliens is not likely to work very well for people.
Следующая цитата
Бойся своих желаний, ибо они исполняются.
Терпение – прекрасное качество, Но жизнь слишком коротка, чтобы долго терпеть.
В одно окно смотрели двое: Один увидел – дождь и грязь. Другой – листвы зеленой вязь, Весну и небо голубое! …В одно окно смотрели двое…
Пусть будет новым всё, что есть вокруг, но будет исключеньем старый друг. Персидская пословица
Меняем реки, страны, города… Иные двери, новые года… Но никуда нам от себя не деться, А если деться – только в никуда.
О как невыразимо гадко Все сознавать, все понимать, И знать, что жизни всей разгадка — Необходимость умирать!
эту ночь в городе было тихо, нигде не стреляли. На морозном черном небе зажглись звезды. Федор стоял во дворе у парадного, задрав голову, изумленно глядя на далекий мерцающий свет, который все эти долгие месяцы, казалось, был тоже под запретом, как и многое другое из той прежней привычной и такой далекой жизни. Все закончилось, оборвалось, осталось в прошлом, а страшное настоящее диктовало свои, недоступные
прошлом, а страшное настоящее диктовало свои, недоступные для его, Федора, понимания правила игры. Каждый прожитый день преподносил что-то совершенно новое, еще более чудовищное, чем было вчера. Это как Дантовы круги ада, когда, преодолев первый, страшишься подумать о том, что ждет тебя дальше.
С моей – читательской! – точки зрения, книги делятся не только на интересные и неинтересные, это само собой, но и еще так: закрывая некоторые из них, я бодро думаю о том, что умнее всех, и отправляюсь работать или готовить ужин, а есть такие, после которых я чувствую: автор рассказал мне столько всего нового, чего я никогда не знала и не догадывалась даже, что об этом стоит подумать.
Читайте также: