Рождественская ночь станюкович цитаты
Обновлено: 22.12.2024
«Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.
Фрагмент иллюстрации к книге «Девочка со спичками» издательства «Азбука» Ганс Христиан Андерсен: Девочка со спичками
В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера «Забияка», стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, — дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.
В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик. Матросы притихли. Кто-то сказал:
Жалобный, беспомощный плач не прекращался.
— Сходил бы кто посмотреть, что ли? — заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.
— Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! — строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.
— И я с ним, Егорыч! — вымолвил Ефремов.
И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.
Около не было ни души. Матросы удивленно переглянулись.
— А что же мы с ним будем делать?
Велико было изумление на катере, когда минут через десять вернулись оба матроса с плачущим ребенком на руках и рассказали, как его нашли.
Унтер-офицер не знал, как ему и быть.
— Зачем вы его принесли? — строго спрашивал он, хотя сам в душе и понимал, что нельзя же было оставить ребенка.
— То-то принесли! И ты бы принес! — мягко и весело отвечал Ефремов. — Ребята, нет ли у кого хлеба. Он, може, голоден.
Все матросы смотрели с жалостью на мальчика лет пяти. У кого-то в кармане нашелся кусок хлеба, и Ефремов сунул его малайчонку в рот. Тот жадно стал есть.
— А все-таки, ребята, нас за этого мальчонка не похвалят! Ишь пассажир объявился какой! — снова заметил унтер-офицер.
— Там видно будет, — спокойно и уверенно отвечал Ефремов. — Может, и похвалят!
Ребенок скоро заснул на руках у Ефремова. Он прикрыл его чехлом от парусов. И его некрасивое, белобрысое, далеко не молодое лицо светилось необыкновенной нежностью.
Скоро приехали с берега в двух колясках офицеры. Веселые и слегка подвыпившие, они уселись на катер.
— Какой мальчонка? Где он?
И унтер-офицер объяснил, как нашли мальчонку.
Паруса были поставлены, и шлюпка ходко пошла в полветра на клипер. Ефремов уложил найденыша в свою койку и почти не спал до утра, поминутно подходя к нему и заглядывая, хорошо ли он спит.
Наутро доложили о происшествии капитану, и он разрешил оставить мальчика на клипере, пока клипер простоит в Батавии. В то же время он дал знать о ребенке губернатору, и маленького малайца обещали поместить в приют.
Неделю прожил маленький найденыш на клипере, и Ефремов пестовал его с нежностью матери. Мальчику сшили целый костюм и обули. И когда накануне ухода полицейский чиновник приехал за мальчиком, матросы через боцмана просили старшего офицера испросить у капитана разрешение оставить найденыша на клипере. И Ефремов, успевший за это время привязаться к мальчику, ждал капитанского ответа с тревожным нетерпением.
Капитан не согласился. Долго потом Ефремов вспоминал рождественскую ночь и этого чуть было не погибшего мальчика, успевшего найти уголок в его сердце.»
Следующая цитата
Константин Михайлович Станюкович
Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией [1] и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.
В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера «Забияка», стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, – дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.
Эта нижняя, «деловая» часть города с конторами, пакгаузами [2], лавками, складами и тесно скученными домами, исключительно населенная туземцами – малайцами и метисами, да пришлыми китайцами, ютилась почти у самого моря, кишащего акулами и кайманами, в нездоровой, сырой и болотистой местности. Настоящие хозяева острова Явы, голландцы, жили наверху, на горе, в европейской Батавии, роскошном, чистом городке изящных домов, вилл и гостиниц, тонувшем в густой зелени садов и парков, в которых высились гигантские пальмы. Оттуда с ранней зари деловые люди спускались в малайский квартал и в десять часов утра уже возвращались домой в свои прохладные дома. Адская жара заставляла прекращать занятия, возобновлявшиеся снова за несколько часов до заката и оканчивающиеся часов в десять вечера.
Оживленная и шумная днем жизнь в малайском квартале затихла. Огоньки в маленьких домах потухли, и узкие и грязные, прорезанные смертоносными каналами, улицы нижнего города опустели. Даже не видно было шныряющих у пристаней ночных темнокожих фей-малаек, чтобы смущать матросов всевозможных национальностей, давно не бывших на берегу, и своим более чем откровенным нарядом, и выразительными пантомимами, и острым, неприятным запахом кокосового масла, которым малайки расточительно пользуются, смазывая им и волосы, и руки, и шею. Пусто везде. Изредка лишь мелькнет громадный бумажный фонарь запоздалого разносчика всяких товаров, китайца – этого еврея почти всего востока, возвращающегося из верхнего города, от варваров, к себе домой на отдых.
Где-то вблизи на рейде, на каком-то судне пробило шесть склянок – одиннадцать часов. Туземец спит. У пристани и далеко кругом стоит мертвая тишина с однообразным шепотом морского прибоя, который нежно лижет береговой вязкий песок. Только по временам эта торжественная, полная какой-то таинственности, тишина тропической ночи нарушается вдруг шумными всплесками, когда крокодил, после дневного крепкого сна на отмелях под отвесными лучами солнца, забавляется в воде, ловя добычу.
Русские матросы с «Забияки», катерные гребцы, в ожидании господ, находились все на катере. Лунный свет падал на их белые рубахи и захватывал некоторые лица. Несколько человек, растянувшись под банками, сладко спали. Один чернявый молодой матросик задумчиво и как-то вопросительно поглядывал то на мерцающие звезды, то на сверкающую серебром полосу моря и видимо думал какую-то думу, судя по его напряженно-строгому лицу. По временам, когда раздавались всплески, он вздрагивал и пугливо озирался на товарищей. А человек шесть или семь собрались около кормы и, рассевшись по бортам на сиденьях, вели беседу как-то особенно тихо, почти шепотом, словно бы боясь нарушить тишину этой волшебной ночи и точно несколько пугаясь ее жуткой таинственности. Дымок нескольких курящихся трубочек с острым запахом махорки приятно щекотал обоняние беседующих гребцов.
Кроме русского катера, у пристани не было ни одной шлюпки.
Матросы вспоминали о России, о празднике на родине, высказывали желание поскорей вернуться домой, особенно те, которые по возвращении рассчитывали на отставку или, по крайней мере, на бессрочный отпуск. Вот уж третье Рождество они встречают в «чужих» и «жарких» местах… Опротивело… Скорей бы вернуться!
И несмотря на жизнь, хотя полную опасностей, но все-таки относительно сносную (на клипере и командир, и офицеры были люди порядочные и матросов не теснили) и сытую, каждого из матросов тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами, соснами и елями, снегом и морозами.
После этих воспоминаний все как-то притихли. Несколько минут длилось молчание.
– Гляди… Звезда упала… Еще… И куда она падает, братцы? – тихо спросил чернявый матрос.
– В окиян, известно. Опричь окияна ей некуда упасть! – отвечал пожилой здоровый матрос уверенным тоном.
– А ежели на землю? – спросил кто-то.
– Нельзя, потому все как есть расшибет. По самой этой причине бог и валит звезду в море… Туда, мол, тебе место…
Чернявый матросик, видимо неудовлетворенный этим объяснением, снова стал глядеть на небо.
И необыкновенно приятный грудной голос загребного Ефремова заговорил:
– Это бог виноватую звезду наказывает… Потому звезды тоже бунтуют… И особенно много, братцы, падает их в эту ночь…
– По какой такой причине, братец? – задорно спросил пожилой, плотный матрос.
– А по такой причине, милый человек, что в эту ночь не бунтуй, а веди себя смирно, потому как в эту самую ночь Спаситель родился… Великая эта ночь… Нашему рассудку и не понять… И как ежели подумаешь, что родился он в бедности, пострадал за бездольных людей и принял смерть на кресте, так наши-то все горя ничего не стоят… Ни одной полушки. Да, братцы, великая эта ночь. И кто в эту ночь обидит младенца, – тому великое будет наказание… Так старик один божественный мне сказывал, странник. В книгах, говорит, все показано…
– Ишь ты, подлый. Так и мутит воду! – проговорил кто-то, когда послышался вблизи всплеск воды…
– Кому другому… Гляди – башка его над водой…
Все глаза устремились на одну точку. На освещенной светом луны полосе воды видна была отвратительная черная голова каймана, тихо плывшего неподалеку от шлюпки к берегу.
– Погани-то всякой в этих местах. И крокодил, и акула проклятая… Сказывают, на берегу, в лесах и тигра… Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы… Скоро и полночь… А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! – проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.
В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик.
Матросы притихли. Кто-то сказал:
– А ведь это дите плачет…
– Дите и есть… По ближности где-то… Ишь, горемычный, заливается… Заплутал, что ли…
– Кто-нибудь при ем должен быть…
Жалобный, беспомощный плач не прекращался.
– Сходил бы кто посмотреть, что ли? – заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.
– Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! – строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.
– И то правда! – сказал плотный матрос.
– Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? – раздался приятный тенорок загребного Ефремова. – А ежели он один да без помощи. Это, Егорыч, не того… неправильно…
– Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! – взволнованно проговорил чернявый матросик. – Дозвольте…
– Ну, ступай… Только смотри, Живков, не заблудись…
– И я с ним, Егорыч! – вымолвил Ефремов.
И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка…
И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.
Около не было ни души.
Матросы удивленно переглянулись.
– Эка идолы. Эка бесчувственные. Бросили ребенка… Это, брат Живков, неспроста… Погубить хотели младенца… Тут бы его крокодил и сожрал. Гляди… Ишь плывет… Почуял, видно…
И Ефремов взял на руки ребенка.
Батавия – город на северо-западном побережье острова Ява (ныне – столица Индонезии, Джакарта).
Пакгауз – специальный склад для хранения грузов при железнодорожных станциях, портах и т.п.
Следующая цитата
XIX век, остров Ява, город Батавия, «волшебная тропическая ночь» накануне Рождества Христова. У берега на рейде стоит русский клипер (парусник) «Забияка». Город разделен на 2 части. В нижней части, у моря и акул, малайский квартал. Тут в грязи и нищете живут местные жители (туземцы). Здесь же – все склады и конторы голландцев. Сами они, хозяева Явы, живут наверху, на горе, в чистой и красивой части города.
Тихо, скоро полночь. Только крокодилы охотятся. Русские матросы на пристани ждут в катере офицеров с берега. Три года они в чужих краях. Надоело. Тянет в Россию, особенно в Рождество. Хотя офицеры у них хорошие, кормят тоже досыта. «Чернявый матросик» Живков глядит, как падают звезды. Белобрысый некрасивый гребец Ефремов объясняет, что в эту ночь Бог сбрасывает с неба в море мятежные звезды. «Велика эта ночь». Спаситель родился в бедности и пострадал за всех. В такую ночь грех обидеть ребенка.
Матросы слышат с берега детский плач. Пожилой унтер-офицер Андрей Егорыч нехотя отпускает Живкова и Ефремова узнать, в чем дело. Те приносят брошенного пятилетнего мальчонку-малайца «в одной рубашонке». Ефремов с ним, как нежная нянька. Хлебушка дал, спать уложил. Ждали реакции офицеров на «пассажира». Офицеры разрешили взять найденыша на клипер. Но дали знать о нем губернатору острова. Неделю мальчик был на корабле. Сшили ему костюмчик, дали обувку. Ефремов прикипел к нему всей душой. Матросы просили капитана оставить мальчика насовсем. Но тот передал его в местный приют. Долго потом Ефремов вспоминал и ночь под Рождество, и спасенного от беды ребенка.
Читательский дневник по рассказу «Рождественская ночь» Станюковича
Сюжет
Русские матросы на острове Ява в рождественскую ночь подбирают на берегу брошенного мальчика-малайца. Гребец Ефремов неделю заботится о нем. Потом офицеры передают ребенка в приют. Ефремов скучает, но радуется, что в святую ночь спас малыша от крокодилов и акул.
Следующая цитата
Жизненные условности, чистосердечные порывы и обыкновенные человеческие чувства рассматриваются в разрезе простого повествования, помогая читателю задуматься об их важности. Умение делать добро же в самых непростых обстоятельствах – важная тема, которая не теряет своей актуальности в любое время и при любых условиях.
Замысел автора и рассматриваемые проблемы в рассказе
И хотя в итоге одинокий малыш все же оказался в приюте, а команда клипера была вынуждена пойти на такое решение губернатора, все же при прочтении рассказа остается приятое послевкусие. Ведь стремление сделать доброе дело, помочь слабому и сообща не допустить жестокости уже следует назвать важным шагом на пути к улучшению общества в целом, что в рассказе представляется на примере команды клипера.
Развитие сюжетной линии
События разворачиваются в особо звездную рождественскую ночь. Матросы рассказывают друг другу о волшебстве ночи, о том, что именно сегодня в море сбрасываются Господом самые мятежные звезды. И, вероятно, для экипажа судна мальчик и стал такой волшебной звездой. Когда на борт возвращаются офицеры, новость о новом члене команды воспринимается ими спокойно, и мальчик остается на клипере.
Отзыв
Рассказ о том, как важно сохранить в себе отзывчивое, сострадательное сердце. Тема добра, милосердия, совести, веры. Автор пишет о нравственных качествах русских моряков: взаимовыручка, неравнодушие, жалость к слабому, маленькому, бедному, несчастному. Матросы были на службе, но нарушили правила, чтобы спасти ребенка. Они были готовы к наказанию за это. Рассказ учит быть добрее к людям, не проходить мимо чужой беды.
Читайте также: