Ричард фрэнсис бертон цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Доинкское население, аймара, которые добывали золото и серебро, медь и олово, получали сплавы, практически игнорировали железо и сталь, которую называли «келла», как материал для своих «айри» — режущих инструментов. Слово «Анды» принято считать происходящим от слова «анта» из кечуа, означавшего «медь» [110]: природная руда встречалась в местах выше земель для возделывания и изобиловала в медноносных песчаниках боливийского Корокоро. Страна Гуаунанчуко, завоеванная девятым Инкой, предоставила прекрасное собрание каменных и медных топоров, зубил, иголок и щипцов. Блас Валера, один из первых авторов, которого все еще часто цитируют, свидетельствует о том, что «анта» использовалась вместо железа и что ее разрабатывали больше, чем другие руды, предпочитая ее золоту («хори») и серебру [111].

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Древние соглашаются с тем, что Кадмус (не «иностранец», а «старик», «эль-кадим», или «восточный человек», «эль-кадми») ввел металлургию в Грец

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Африканские весла, используемые обычно в лагунах и во внутренних водах, имеют широкие лопасти, либо закругленные, либо снабженные одним или больше короткими наконечниками на конце. У каждого племени они чем-то отличаются, и натренированному глазу легко различить народы по их веслам. Широкое весло, почти круглое и очень слабо заостренное, делают также и на Австраловых, Маркизовых островах и островах Кингсмилл.
Переход весла в меч хорошо иллюстрируется примером диких индейцев Бразилии. Тупи до сих пор используют «такапе», «тангапе» или «иверапема», что Ганс Стейд из Гессена описал как «иварапема» в своем очаровательно наивном отчете о путешествиях и пребывании в плену. Оно представляет из себя цельный кусок твердого, тяжелого и смолистого дерева, характерного для тех краев, различной формы, с ручками и без них.

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

От метательной палки происходит и чакра [74] — стальное колесо или боевое метательное кольцо, которое члены сикхской секты акали носили в прическе и бросали, раскрутив на указательном пальце.

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Метательную палку находят и в ассирийских памятниках: Немруд, душащий льва, держит в правой руке бумеранг. Оттуда это оружие распространилось на восток; и санскритская астара («рассекатель») широко использовалась доарийскими племенами Индии. Коли, старейшие из известных обитатели Гуджарата, называют его «катурье»; возможно, это слово происходит от «катея»; дравиды округа Мадрас знают его под именем «коллери», а тамулианские каллары и маравары (из Мадура), применяющие его для охоты на оленей, используют название «валай тади» («изогнутая палка»). В арсенале раджи Пудукоты всегда хранится запас этого оружия.
Длина их сильно изменчива, может различаться на локоть и более; в среднем, наверное, составляет три фута на ширину ладони. Где-то на расстоянии локтя идет изгиб; плоская поверхность с острым концом имеет ладонь в ширину.

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Рог, как и кость, еще используется и в наши дни — в качестве материала для рукояток ножей, кинжалов и шпаг. Существует множество его разновидностей, и стоят они по-разному, в зависимости от строения ткани, знаков на ней и прочих мелочей, известных торговцам [63].

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Ирландии. В Дублинском музее содержится рог марала, превращенный в ударно-дробящее оружие. Примером подобного рода является арабский джимбуйя (кривой кинжал), персидский и индийский ханджар [58], предтеча иберийского афганга («эль-ханджар») и нашего глупого «крюка», из формы и предназначения которого ясно, что изначально это была половина продольно расщепленного рога буйвола. У современного оружия, с металлическим лезвием и ручкой из слоновой кости, одна сторона последней — плоская, что и выдает его происхождение, оставляя за собой эту ничем более не обоснованную причуду.

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Следующим шагом было обматывание оружия тряпками и поджигание его; снабжение его кремневыми ножами, ракушками и прочими зубцами для превращения еще и в режущий инструмент, помимо ударно-дробящего; и в этом и есть одно из множества начал меча и его производных, кинжала и ножа. Заостренная на одном конце, дубинка могла стать пикой и копьем, шпагой и пальстабом, дротиком, метательным копьем и ассегаем.
Немало авторитетов считают, что самыми первыми видами оружия всегда и везде были копье и топор и что топор являлся результатом дальнейшего развития заостренного кельта [43], копье — листообразного или миндалеобразного инструмента. Но это касается, во-первых, лишь стран, где каменный век достиг больших высот в своем развитии [44]; во-вторых — камень в оружие такого рода мог бы превратиться гораздо позже, чем дубинка или заостренная палка.

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Дубинки, целью которых обычно является голова — в отличие от копий, которые обычно направляются в тело, легко сделать, вырвав с корнем молодое прямое деревце или отломав сук от ствола и оборвав с него веточки и листья. На дубинках из Австралии (континента, который мы так любим за присущие ему оригинальные формы) основания сучков, от ходящих от ствола дубинки, не удаляют и расщепляют, а специально оставляют, чтобы они служили шипами; более того, для остановки или отбивания оружия противника дубинка была превращена в булаву с утолщением на конце. Д

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

Простейший шар на шнуре, известный еще в Древнем Египте, все еще сохранился в виде боласов южноамериканских гаучо. В то же время был изобретен и еще один метательный снаряд — метательная дубинка и ее модификация — бумеранг, о котором я еще скажу. А использование гибкости и упругости, ныне хорошо известное, привело к изобретению лука и стрел [38].

Динара Шагирова цитирует 2 года назад

В более цивилизованные времена нож, как метательный снаряд, занял место камня. Мы знаем, что древние египтяне тренировались на деревянном чурбане, а германские чемпионы, сидя на скамьях, вели дуэли путем метания друг в друга трех ножей, которые следовало отбить щитом. Современные испанцы с детства начинали учиться искусству метания ножа-кучильо или фальчиона [37].
«Жнецы» Римской Кампании, будучи просто цивилизованными варварами, тоже «метали» серп с удивительной точностью.
Обычай швырять камни в конце концов не мог не привести к изобретению пращи, которая, как пишет Меррик в «Критическом исследовании древнего оружия» (1842), является «самым ранним и самым простым оружием античности». В самой грубой форме это пастушеское оружие использовалось только на открытых пространствах и представляло собой шар и шнур; позже последовали различные усложнения в виде струнных или ременных — пращей. Последняя — раздвоенная палка, задерживавшая камень до момента собственно броска, мог

„Words, words that gender things!“

„Both propose a reward for mere belief, and a penalty for simple unbelief; rewards and punishments being, by the way, very disproportionate. Thus they reduce everything to the scale of a somewhat unrefined egotism; and their demoralizing effects become clearer to every progressive age.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: Christianity and Islamism have been on their trial for the last eighteen and twelve centuries. They have been ardent in proselytizing, yet they embrace only one-tenth and one-twentieth of the human race. Hâjî Abdû would account for the tardy and unsatisfactory progress of what their votaries call "pure truths," by the innate imperfections of the same. Both propose a reward for mere belief, and a penalty for simple unbelief; rewards and punishments being, by the way, very disproportionate. Thus they reduce everything to the scale of a somewhat unrefined egotism; and their demoralizing effects become clearer to every progressive age.

Следующая цитата

Капитан сэр Ричард Фрэнсис Бёртон — британский путешественник, писатель, поэт, переводчик, этнограф, лингвист, гипнотизёр, фехтовальщик и дипломат. Прославился своими исследованиями Азии и Африки, а также своим исключительным знанием различных языков и культур. По некоторым оценкам, Бёртон владел двадцатью девятью языками, относящимися к различным языковым семьям.

Наиболее знаменитыми свершениями Бёртона являются его путешествие переодетым в Мекку, перевод сказок «Тысячи и одной ночи» и «Камасутры» на английский язык и путешествие вместе с Джоном Хеннингом Спиком в Восточную Африку в поисках истоков Нила. Он был плодовитым писателем, из-под пера которого вышло множество как художественных произведений, так и статей, посвящённых географии, этнографии и фехтованию.

Служил в Индии в чине капитана в войсках британской Ост-Индской компании, а впоследствии на короткое время принял участие в Крымской войне. По инициативе Королевского географического общества возглавил экспедицию в Восточную Африку, в ходе которой было открыто озеро Танганьика. В разные годы он исполнял обязанности британского консула в Фернандо-По, Дамаске и Триесте, где и скончался. Он был членом Королевского географического общества, а в 1866 году стал рыцарем-командором ордена Святого Михаила и святого Георгия, что дало ему рыцарское звание.

При жизни Бёртон был весьма неоднозначной фигурой. Хотя многие почитали его как героя, другие видели в нём беспринципного авантюриста и аморальную личность. Его свободные взгляды на сексуальность шокировали современников и порождали почву для слухов. Wikipedia

Фото: Frederic Leighton, 1st Baron Leighton / Public domain

„Presently our fire being exhausted, and the enemy pressing on with spear and javelin, the position became untenable; the tent was nearly battered down by clubs, and had we been entangled in its folds, we should have been killed without the power of resistance.“

A brief account of the attack that left him scarred from a spearhead that entered one side of his face and exited the other, in "Narrative of a Trip to Harar" (11 June 1855); published in The Journal of the Royal Geographical Society <!-- Vol. 25, pp.136-150 --> (June 1855)
Контексте: Presently our fire being exhausted, and the enemy pressing on with spear and javelin, the position became untenable; the tent was nearly battered down by clubs, and had we been entangled in its folds, we should have been killed without the power of resistance. I gave the word for a rush, and sallied out with my sabre, closely followed by Lieut. Herne, with Lieut. Speke in the rear. The former was allowed to pass through the enemy with no severer injury than a few hard blows with a war club. The latter was thrown down by a stone hurled at his chest and taken prisoner, a circumstance which we did not learn till afterwards. On leaving the tent I thought that I perceived the figure of the late Lieut. Stroyan lying upon the ground close to the camels. I was surrounded at the time by about a dozen of the enemy, whose clubs rattled upon me without mercy, and the strokes of my sabre were rendered uncertain by the energetic pushes of an attendant who thus hoped to save me. The blade was raised to cut him down: he cried out in dismay, and at that moment a Somali stepped forward, threw his spear so as to pierce my face, and retired before he could be punished. I then fell back for assistance, and the enemy feared pursuing us into the darkness. Many of our Somalis and servants were lurking about 100 yards from the fray, but nothing would persuade them to advance. The loss of blood causing me to feel faint, I was obliged to lie down, and, as dawn approached, the craft from Aynterad was seen apparently making sail out of the harbour.

„With him suspension of judgment is a system.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: The Hâjî regrets the excessive importance attached to a possible future state: he looks upon this as a psychical stimulant, a day dream, whose revulsion and reaction disorder waking life. The condition may appear humble and prosaic to those exalted by the fumes of Fancy, by a spiritual dram-drinking which, like the physical, is the pursuit of an ideal happiness. But he is too wise to affirm or to deny the existence of another world. For life beyond the grave there is no consensus of mankind… Even the instinctive sense of our kind is here dumb. We may believe what we are taught: we can know nothing. He would, therefore, cultivate that receptive mood which, marching under the shadow of mighty events, leads to the highest of goals, — the development of Humanity. With him suspension of judgment is a system.

Следующая цитата

Вся вера ложна, вся вера верна. Истина - это разбитое зеркало, разбитое в бесчисленных битах, в то время как каждый верит, что его кусочек принадлежит целому.

От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Все так называемые раскрытые религии состоят в основном из трех частей: космогонии, более или менее мифической, истории, более или менее фальсифицированной, и морального кодекса, более или менее чистого.

  • три цитаты
  • моральные цитаты
  • кодовые кавычки
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Сломанное - это временное состояние, плохое - это состояние души.

  • котировки денег
  • цитаты из ума
  • цитаты богатства
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Перестань, мужик, чтобы оплакивать, плакать, рыдать; Наслаждайся своим сияющим солнечным часом; Мы танцуем вдоль ледяного края Смерти, Но разве танец менее полон веселья?

От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Побеждай себя, пока не сделаешь это, ты лишь раб; ибо почти так же хорошо быть подверженным чужому аппетиту, как и своему.

  • художественные цитаты
  • готовые цитаты
  • завоевывать цитаты
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Делай то, что велит тебе твоя мужественность, только от собственных ожиданий аплодисментов. Он благороднейший и благороднейший умирает, создавая и соблюдая свои самодельные законы.

  • жизненные цитаты
  • сам кавычки
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Ибо каждый считает, что его мерцающая лампа - великолепный свет дня.

  • легкие цитаты
  • верь цитатам
  • великолепные цитаты
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Друзья моей юности, последнее прощание! К счастью, когда-нибудь мы встретимся снова. И все же ни один и тот же человек не встретится; годы сделают нас другими людьми.

  • сам кавычки
  • возрастные цитаты
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Дом там, где книги

От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Как меланхолична вещь, так это успех. Хотя неудача вдохновляет человека, достижение говорит о грустном прозаическом уроке о том, что вся наша слава - это тени, а не существенные вещи». Поистине сказал сказавший, «разочарование - это соль жизни», спасительный горький который укрепляет разум для новых усилий и придает двойную ценность призу .

  • цитаты из ума
  • разочарование цитаты
От Аноним сент. 13 Ричард Фрэнсис Бертон Copy text

Я хотел бы родиться сыном герцога с 90 000 фунтов в год в огромном поместье . И я хотел бы иметь самую огромную библиотеку, и я хотел бы думать, что я мог бы читайте эти книги навсегда и навсегда и умрете без плача, неизвестного, невоспетого, без чести - и наполненного информацией .

„The Pilgrim holds with St. Augustine Absolute Evil is impossible because it is always rising up into good.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: The Pilgrim holds with St. Augustine Absolute Evil is impossible because it is always rising up into good. He considers the theory of a beneficent or maleficent deity a purely sentimental fancy, contradicted by human reason and the aspect of the world.

„But my individuality, however all-sufficient for myself, is an infinitesimal point, an atom subject in all things to the Law of Storms called Life.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: I am an individual … a circle touching and intersecting my neighbours at certain points, but nowhere corresponding, nowhere blending. Physically I am not identical in all points with other men. Morally I differ from them: in nothing do the approaches of knowledge, my five organs of sense (with their Shelleyan "interpenetration"), exactly resemble those of any other being. Ergo, the effect of the world, of life, of natural objects, will not in my case be the same as with the beings most resembling me. Thus I claim the right of creating or modifying for my own and private use, the system which most imports me; and if the reasonable leave be refused to me, I take it without leave.
But my individuality, however all-sufficient for myself, is an infinitesimal point, an atom subject in all things to the Law of Storms called Life. I feel, I know that Fate is. But I cannot know what is or what is not fated to befall me. Therefore in the pursuit of perfection as an individual lies my highest, and indeed my only duty, the "I" being duly blended with the "We." I object to be a "self-less man," which to me denotes an inverted moral sense. I am bound to take careful thought concerning the consequences of every word and deed. When, however, the Future has become the Past, it would be the merest vanity for me to grieve or to repent over that which was decreed by universal Law.

Help us translate English quotes

Discover interesting quotes and translate them.

Цитаты Ричард Фрэнсис Бёртон

„Do what thy manhood bids thee do, from none but self expect applause;
He noblest lives and noblest dies who makes and keeps his self-made laws.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870)
Контексте: Do what thy manhood bids thee do, from none but self expect applause;
He noblest lives and noblest dies who makes and keeps his self-made laws.
All other Life is living Death, a world where none but Phantoms dwell,
A breath, a wind, a sound, a voice, a tinkling of the camel-bell.

„Is not man born with a love of change“

an Englishman to be discontented — an Anglo-Indian to grumble?
Goa, and The Blue Mountains; or, Six Months of Sick Leave (1851)

„The Hâjî regrets the excessive importance attached to a possible future state: he looks upon this as a psychical stimulant, a day dream, whose revulsion and reaction disorder waking life.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: The Hâjî regrets the excessive importance attached to a possible future state: he looks upon this as a psychical stimulant, a day dream, whose revulsion and reaction disorder waking life. The condition may appear humble and prosaic to those exalted by the fumes of Fancy, by a spiritual dram-drinking which, like the physical, is the pursuit of an ideal happiness. But he is too wise to affirm or to deny the existence of another world. For life beyond the grave there is no consensus of mankind… Even the instinctive sense of our kind is here dumb. We may believe what we are taught: we can know nothing. He would, therefore, cultivate that receptive mood which, marching under the shadow of mighty events, leads to the highest of goals, — the development of Humanity. With him suspension of judgment is a system.

„Of the gladest moments in human life, methinks is the departure upon a distant journey to unknown lands.“

Journal Entry (2 December 1856)
Контексте: Of the gladest moments in human life, methinks is the departure upon a distant journey to unknown lands. Shaking off with one mighty effort the fetters of habit, the leaden weight of Routine, the cloak of many Cares and the Slavery of Home, man feels once more happy. The blood flows with the fast circulation of childhood. afresh dawns the morn of life.

Следующая цитата

Минутка истории: Ричард Фрэнсис Бёртон

Жил-был Ричард Фрэнсис Бёртон. Родился он 19 марта 1821, в Девоншире. Взглянув на огненно-рыжего младенчика, папа Джозеф пробормотал:
— О пиздец, не к добру это.

Всем известно: рыжие — главные распиздяи, и у любого народа существует куча мифов по этому поводу.

Со временем волосы Ричарда потемнели, стали черными, и родня вздохнула с облегчением. Рано радовались, в душе Ричард навсегда остался рыжим. Семья Бёртонов часто переезжала, жила в разных странах. И вот когда они жили во Франции, в Босежуре, в соседнем Туре случилась эпидемия холеры. Ричарду было 7, его брату Эдварду 4. Однажды ночью детишкам не спалось, и они съебались из дома. Шлялись по городу, и встретили мрачных мужиков, которые куда-то ехали на телегах.

— Вы кто, дяденьки? — спросил Ричард.
— Мы сборщики трупов, — ответили мрачные мужики. — Едем в Тур, заразных покойничков убирать.
— Ух ты, как интересно! — обрадовались дети. — А можно с вами?
— Ахаха, прикольные пиздюки! — заржали мрачные мужики, и усадили их на телегу.
Только на следующий день поседевшие и охуевшие родители отловили чадушек, которые радостно занимались уборкой холерных трупов.

За время, что семья путешествовала, Ричард внезапно сумел заговорить на французском, итальянском и латыни.

— Как так? — охерели родители.
— Да это просто, — ответил Ричард.
Когда Бёртоны вернулись в Англию, парень отрастил шикарные усы и поступил в колледж при Оксфорде. Тут же один студент нарвался на неприятности, спросив:

— А что это за пизда у тебя под носом?
Ричард вызвал его на дуэль, отхуярил, как следует, получил выговор, и колледж невзлюбил. Он забил на все дисциплины, которые ему не нравились — особенно на теологию, потому что решил: бога нет. Занимался языками, фехтованием, охотой и скачками. А также безудержно трахался. Однажды он принял участие в скачках, что студентам было запрещено. Его вызвали в деканат, и стали отчитывать.

Ричард немного послушал, и заявил:

— Вы какого хуя себе возомнили вообще? С хера ли вы тут со мной, как с дитем неразумным, разговариваете? Да у меня баб было больше, чем у вас всех, вместе взятых. И языков я знаю столько, что вам не снилось.
Декан залупился, отчислил его без права восстановления.

Ричард только обрадовался, завербовался в войска Вест-индской компании и отбыл в Бомбей. Там он заболел, попал в госпиталь, а когда выписался, уже свободно разговаривал на хинди. Он тут же завел индийскую бабу, стал с ней усиленно трахаться. К тому же, купил на рынке «Камасутру», и залип. Все свободное время он со своей бабой изучал этот эпохальный труд.

— Хули ты делаешь? — спрашивали сослуживцы, заглядывая в его бунгало.
— Не видите, что ли, мудаки пиздоглазые? Изучаю культурные особенности Индии, — отвечал Ричард, пыхтя на бабе в позиции, мало совместимой с жизнью.
И вызывал сослуживцев на дуэль. Перебил кучу народу.

— В Англии ебаться не умеют, — сделал он вывод, когда вся «Камасутра» была освоена.
Но тут же завел новое увлечение: поселил в своем бунгало стаю диких обезьян.
— Ты с ними тоже «Камасутру» изучаешь? — ехидно спрашивали сослуживцы.
— Идиоты, я их язык изучаю, — злился Ричард, и вызывал шутников на дуэль.
Действительно, он пытался составить словарь обезьяньего языка. Но этот его эпохальный труд был утерян.

— Совсем чувак отуземился, — решили сослуживцы, и прозвали его белым негром.
— Долбоёбы, блядь, — пожал плечами Ричард. — Какие негры в Индии?
Конечно, опять вызывая европейцев на дуэль.

Неизвестно, как, но может, с помощью «Камасутры», он в совершенстве овладел хинди, маратхи, гуджарати, персидским и арабским. Через семь лет ему стало скучно, он получил в Королевском географическом обществе разрешение на исследования территории. И отправился в Мекку.

— Ты понимаешь, что тебя грохнут за кощунство? — спрашивали сослуживцы.
— А я в мусульманина переоденусь, — ответил Ричард.
Потом задумался, пробормотал: «А если в штаны заглянут?» — и сделал обрезание.

Он совершил хадж, надел зеленый тюрбан, написал книгу «Паломничество в Аль-Медину и Мекку».
— Ну раз ты такой крутой, ступай в Африку, — сказали Ричарду в Ост-Индской компании. — Будешь шпионом, хоть какая польза от твоих переодеваний.

В Африку отправилась большая экспедиция. Там Ричард подружился с лейтенантом Джоном Спиком, с тех пор путешествовали они вместе.

Бёртон снова переоделся в мусульманина, на этот раз в арабского купца, совершил путешествие в Харрар. исламский центр и священный город Эфиопии. Он стал первым европейцем, который сумел туда проникнуть.

Пошпионив, Ричард собрал экспедицию, снова в Харрар. Существовало поверье, что, когда в Харрар попадет немусульманин, город погибнет. Поэтому на белых напал отряд эфиопов. Половину народу перебили, а Бёртона ранили дротиком — так, что он в одну щеку вошел, из другой вышел. Пришлось ему убегать от разъяренных туземцев с дротиком в ебле.

— Хуйня какая-то происходит, — сказал Ричард, подлечился, вернулся в армию, и отправился на Крымскую войну.
Там его определили в турецкий корпус башибузуков. Но башибузуки внезапно взбунтовались, дали всем пизды, а командование сочло виноватым Бёртона.

Он вернулся в Англию, там влюбился в Изабель Арунделл, и тайно обручился.

— Ты ебанулась, — сказали девушке родители. — Он небогатый, ненадежный, вообще, распиздяй.
— Вы не понимаете, — вздохнула Изабель. — Зато ебёт, как бог.
Пришлось родителям идти на уступки, Ричард с Изабель поженились.

— Точно, вспомнил: в Англии не умеют ебаться, — сказал неутомимый Бёртон, и решил издать свой перевод «Камасутры».
— Вы пизданулись, сэр? — ответили из всех издательств. — У нас вообще-то действует закон о непристойных публикациях. Это что такое в вашей книге происходит? Вы считаете, нормально для почтенной англичанки, матери семейства, ебаться, стоя на одной ноге, закинув вторую за ухо? Да как вас земля после этого носит?

— Белопальтошники хуевы, — обиделся Ричард, создал «Общество Камасутры», занялся самиздатом. Там он публиковал переводы запрещенных книг о сексе: «Камасутру», «Тысячу и одну ночь», «Сад ароматов».
В 1856 году Бёртон со Спиком отправились в новую экспедицию, изучать Великие озера в Африке. Экспедиция вышла из Занзибара. Сначала стали трахаться с негритянками. Ричард, конечно, таким образом изучал культуру народа, а Спик даже влюбился в черную женщину. В итоге заболели всеми возможными тропическими болезнями — не знаю уж, от баб или нет. Потом Спику в ухо залез жук. Его никак не могли достать, потом занесли инфекцию, и Спик почти ослеп и оглох.

Наконец вышли к озеру Танганьика.

— Охуенная красота! — обрадовался Бёртон. — Правда же, друг?
— Вообще-то, блядь, я слепой, — ответил Спик. — Хули мне та красота?
Оборудование растащили местные, так что карту они не составили, проблуждали по Африке, нашли озеро Виктория, заспорили, там исток Нила или нет. В итоге посрались страшно, и вернулись в Англию. Там опять долго срались, обвиняли друг друга во всех грехах, потом Спик от злости застрелился.

А Бёртон поступил на дипломатическую службу, и отправился в Западную Африку.

— Я не могу с тобой поехать, там плохой климат, — сказала жена.
— Конечно, дорогая. — ответил Ричард. — Так даже лучше. Буду ебать африканок… ой, то есть, скучать о тебе каждую секунду.
Так и поступил. А заодно написал книгу «Две поездки в страну горилл и водопадов Конго». Вернувшись в Англию, учредил антропологическое общество, чтобы «поведать о социальных и сексуальных вопросах Африки».

— Я научу англичан ебаться! — упрямо говорил он.
Но англичане учиться не хотели, многие Бёртона не любили, считали порнографом, безнравственным чуваком и вообще распиздяем.

— Хм, — сказала Изабель, и в следующую дипломатическую миссию уже поехала с мужем.
Отправили их в Бразилию. Но присутствие Изабель не помешало Ричарду изучать культурные особенности страны на страстных бразильянках.

Потом их перекинули в Дамаск. Там Бёртон умудрился посраться сначала с еврейским населением, потом и с мусульманским. Зато подружился с лидером алжирской революции абд Аль-Кадиром и знаменитой аферисткой Джейн Дигби. В конце концов он так всех заебал, что на его уничтожение отправили отряд всадников.

— Охуеть я польщен, — сказал Бёртон. — Аж триста человек меня убивать будут!
Но английский МИД решил его спасти, и перевести консулом в Триест.
— Это, блядь, изгнание какое-то, — возмутился Ричард.
Делать ему в цивилизованном Триесте было нехуй: ни диких туземцев, ни стычек, ни дуэлей. Так что он активно занялся новыми переводами и написанием книг о своих приключениях. Издал их уйму.

Умер Бёртон в 1890 году, от сердечного приступа. Изабель привела священника, и над Ричардом был совершен католический обряд.

— Пиздец ты дура, — сказал с небес Ричард. — Я атеист.
Еще Изабель сожгла некоторые его рукописи, которые Бёртон не успел опубликовать. В том числе, новый перевод книги «Сад ароматов», где были главы, посвященные мужеложеству. Типа, защитить репутацию мужа.

— Вдвойне дура, — заметил с небес Ричард. — Ебаться так нормально не научилась, и другим не даешь.
Он знал в совершенстве 29 языков, написал и перевел огромное количество книг и статей, посетил хуеву тучу стран.
Но так и не сумел научить англичан ебаться.

„Is not the highest honour his who from the worst hath drawn the best;
May not your Maker make the world from matter, an it suit His hest?“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870)

„Hâjî Abdû has been known to me for more years than I care to record.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: Hâjî Abdû has been known to me for more years than I care to record. A native, it is believed, of Dârabghird in the Yezd Province, he always preferred to style himself El-Hichmakani, a facetious "lackab" or surname, meaning "Of No-hall, Nowhere." He had travelled far and wide with his eyes open; as appears by his "couplets."

„Christianity and Islamism have been on their trial for the last eighteen and twelve centuries.“

The Kasîdah of Hâjî Abdû El-Yezdî (1870), Note I : Hâjî Abdû, The Man
Контексте: Christianity and Islamism have been on their trial for the last eighteen and twelve centuries. They have been ardent in proselytizing, yet they embrace only one-tenth and one-twentieth of the human race. Hâjî Abdû would account for the tardy and unsatisfactory progress of what their votaries call "pure truths," by the innate imperfections of the same. Both propose a reward for mere belief, and a penalty for simple unbelief; rewards and punishments being, by the way, very disproportionate. Thus they reduce everything to the scale of a somewhat unrefined egotism; and their demoralizing effects become clearer to every progressive age.

Читайте также: