Павел флоренский столп и утверждение истины цитаты
Обновлено: 06.11.2024
Содержание
Только опираясь на непосредственный опыт можно обозреть и оценить духовные сокровища Церкви. Только водя по древним строкам влажною губкой можно омыть их живою водою и разобрать буквы церковной письменности. Подвижники церковные живы для живых и мертвы для мертвых.
Все кружится, все скользит в мертвенную бездну. Только Один пребывает, только в Нем неизменность, жизнь и покой.
Так или иначе, но между Триединым христианским Богом и умиранием в безумии tertium non datur. Обрати внимание: я пишу это не преувеличенно, а до точности; у меня даже слов не хватает выразиться еще резче. Между вечною жизнью в недрах Троицы и вечною смертью второю нет промежутка, хотя бы в волосок. Или то, или другое.
Обе стороны церковной жизни, т, е. сторона агапическая и сторона филичеcкая, братство и дружество, во многом протекают параллельно друг другу…
Согласно житейскому пониманию, ревность есть вредный для любви и безобразный нарост ее; причины ревности чужды сущности любви, и потому ревность обычно признается устранимой из любви.
Об этой книге трудно спорить. Я помню, один архимандрит в «Миссионерском журнале» назвал её печатно «букетом ересей». Один духовный старец на мой боязливый вопрос, как он относится к Флоренскому, ответил: «Как же отношусь — конечно хорошо. Он был только ещё юный, ещё что-то не договорил». Нас тогда эта книга подвела к живому касанию церковных стен.
Сделана полная апология христианской веры как единственной истины и сделана тем путем и в той сфере мысли, в какой полагают последний резон всякой истины поклонники человеческого рассудка, и все сказано на родном для них языке рассудка, логики и философии. — По публикации «Путь „Утверждения Истины“ священника Павла Флоренского»
Следующая цитата
“СТОЛП И УТВЕРЖДЕНИЕ ИСТИНЫ. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах” — сочинение П.А. Флоренского. В основном было написано в годы его второго студенчества в Московской духовной академии (1904—08). Первая редакция под названием “Столп и утверждение Истины (Письма к Другу)” появилась в сборнике “Вопросы религии” (в. 2. M., 1908). Вторая редакция издана в виде книги “О Духовной Истине. Опыт православной теодицеи” (в. 1—2. M., 1913). Третья редакция “О духовной Истине” была защищена как магистерская диссертация, в нее не вошли главы “София”, “Дружба”, “Ревность” и все разъяснительные разделы. Четвертая редакция вышла под заглавием “Столп и утверждение Истины. Опыт православной теодицеи” (M., 1914). Последним прижизненным фототипическим изданием является берлинское издание 1929. Книгу следует считать юношеским произведением Флоренского.
“Столп и утверждение Истины” содержит разделы: “К читателю”, 12 “писем” (“Два мира”, “Сомнение”, “Триединство”, “Свет Истины”, “Утешитель”, “Противоречие”, “Грех”, “Геенна”, “Тварь”, “София”, “Дружба”, “Ревность”) и “Послесловие”, а также “Разъяснение и доказательство некоторых частностей, в тексте предполагавшихся уже доказанными”, и 1056 примечаний.
При переводе в электронный вид в тексте сохранено авторское написание сложно-сочиненных слов через тире (перво-родный, перво-образный) и некоторых других, свойственных автору, слов и выражений.
Следующая цитата
существуют зерна, которые прорастают в нашей душе только под дождем слез, пролитых из за нас; а между тем, эти зерна приносят прекрасные цветы и целительные плоды. — и я не знаю, решился бы я полюбить человека, который никого не заставил плакать. Очень часто те, кто наикрепче любил, наиболее заставлял страдать, ибо неведомо какая нежная и застенчивая жестокость обычно бывает беспокойною сестрою любви
Мари Альбицкая цитирует в прошлом году
только целостный опыт указывает каждой грани её место: связь отдельных аспектов есть синтетическая, но не аналитическая, и она дается только а posteriori, в виде откровения, т. е. как факт духовного опыта
Дмитрий Володин цитирует 5 лет назад
Убеждаясь в правде Божией, мы тем самым открываем сердце свое для схождения в него благодати. И наоборот, отверзая[1062] сердце навстречу благодати, мы осветляем свое сознание и яснее видим правду Божию. Как нельзя разделить полюсов магнита, так нельзя обособить и путей религии.
Дмитрий Володин цитирует 6 лет назад
по существу дела, грех, все равно, есть огрех, есть «дать мимо». Но мимо чего́ же ведет нас грех? Во что́ не попадаем мы? — Мимо той нормы бытия, которая дана нам Истиною. Не попадаем в ту цель, которая преднамечена нам Правдою, — одним словом, не желая подвига, сходим с ис
Дмитрий Володин цитирует 6 лет назад
ведь так именно бывает после долгой молитвы с поклонами.
Дмитрий Володин цитирует 6 лет назад
чтобы никогда не прийти ни к какой цели. Разумный критерий есть направление, а не цель.
Дмитрий Володин цитирует 6 лет назад
Скажу по–просту: слепая интуиция — синица в руках, тогда как разумная дискурсия — журавль на небе.
Дмитрий Володин цитирует 6 лет назад
Знание ограничено суждениями условными» или, по–просту: «Молчи, говорю тебе!»
maximpaladin цитирует 3 месяца назад
Живой религиозный опыт, как единственный законный способ познания догматов
Nasche цитирует 7 месяцев назад
Если мудрый наставник и трудное делает как бы шутя, то неопытный ученик и в пустяках принимает торжественный тон.
Alla Moore цитирует 10 месяцев назад
«Господь не сказал: «Дай» или «Доставь», или «Благодетельствуй», или «Помоги», но — «Сделайся дру<стр. 430>гом», потому что дружба выражается не в одном даянии но в полном самопожертвовании и продолжительном сожительстве».стр.>
Alla Moore цитирует 10 месяцев назад
Вот как толкует этот загадочный аграф сам Климент:
«"Два же одно есть", когда бы говорили друг другу правду и в двух телах нелицемерно была одна душа. И "наружное как внутреннее", это значит: душу называет (Христос) внутренним, наружным же называет тело. Каким образом, значит, является — φαίνεται — твое тело так и душа твоя будет явною в прекрасных делах твоих (έν τοις καλοίς έργοις. — Ν. В.: сказано καλοίς, прекрасных, а не αγαθοις, благих, добрых). И "мужеское с женским — не мужеское и не женское", это значит: чтобы брат, увидев сестру, не помыслил о ней женского (относящегося до женщины, θηλυκόν, т. е. как о женщине), ни она не помыслила чего о нем мужеского (αρσενικόν, т. е. как о мужчине) [765]. "Это когда будете вы делать, — говорит, — то придет Царство Отца Моего"»
Alla Moore цитирует 10 месяцев назад
По замечательному преданию, сохраненному в так называемом «Втором послании св. Климента римского к Коринфянам»,
«Сам Господь, спрошенный кем–то: «Когда придет Его Царство», ответил на этот вопрос: «Когда будет два — одним, и наружное, — как внутреннее, и мужеское вместе с женским — не мужеским и не женским
Alla Moore цитирует 10 месяцев назад
Между любящими разрывается перепонка самости и каждый видит в друге как бы самого себя, интимнейшую сущность свою, свое другое Я, не отличное, впрочем, от Я собственного. Друг воспринимается в Я любящего, — оказывается в глубоком смысле слова приятным ему, т. е. приемлемым им, допустимым в организацию любящего и нисколько не чуждым ей, не извергаемым из неё. Любимый, в изначальном смысле слова, — приятель, «приятелище» [776] для друга своего, ибо, как мать младенца, так любящий приял его в недра свои и под сердцем носит.
Alla Moore цитирует 10 месяцев назад
Дружба — это видение себя глазами другого, но пред лицом третьего, и именно Третьего. Я, отражаясь в друге, в его Я признает свое другое Я. Тут естественно возникает образ зеркала, и он вот уже много веков стучится за порогом сознания. Пользуется им и Платон: друг, — по утверждению величайшего из знатоков των ερωτικών, Платоновского Сократа, — «в любящем, как в зеркале, видит самого себя — ώσπερ δέν κατόπτρω έν τω έρώντι εαυτόν όρων» [790]. А через дважды двенадцать веков почти дословным отзвуком вторит ему Шиллеp: «Поза видел, — говорит он, — в этом прекрасном зеркале (т. е. в друге своем Дон Карлосе) себя самого и радовался собственному изображению» [791]. Это обретение и узнание себя в созвучном чувстве друга конкретно изображено в словах Карлоса к Филиппу
Следующая цитата
Я бы хотел привести несколько цитат из книги, написанной священником Павлом Флоренским, опубликованной в Москве в 1914. Книга называется Столп и утверждение истины.
Это очень "заумная" книга, но некоторые главы начинаются с изумительных лирических строк, которыми захотелось тут поделиться. Флоренский близок к тому, что в наше время мы бы назвали "гением" - он был, помимо православного священника, еще философом и ученым.
Он написал исследования в области лингвистики и семиотики, искусствознания, философии культа и иконы, математики, экспериментальной и теоретической физики.
Павел Флоренский был арестован в 1930-е годы и, скорее всего, расстрелян в 1937.
В продложение недавнего поста о пассеизме - эти цитаты возвратят в личное "прошлое" наверное любого читателя. Многие не любят описания природы в книжках и специально пролистывают их, ожидая действия. Но именно эти моменты, о чем бы ни была книга, талантливо описанные автором - дают нам почувствовать то исходное, бессловестное, что сидит в воспоминаниях каждого из нас, что бывает так сложно выразить. Когда человек становится старше, то именно эти - "скучные", "низкособытийные" воспоминания обретают новый вес и по своей значительности даже вытесняют "яркие".
Вспоминалось что-то знакомое, – вечно знакомое, – знакомое от далекой вечности, – вечно родное, дорогое и задушевно-зовущее.
"..Помнишь ли ты. наши долгие прогулки по лесу – по лесу умирающего августа. Как стройные пальмы стояли серебряные стволы берез, и золотисто-зеленые маковки прижимались к багровым и пурпурным осинам. А над поверхностью земли, как зеленый газ, ветвился сквозящий орешник. Священною торжественностью веяло под сводами этого храма.
Помнишь ли ты. наши проникновенные беседы. мы шли на закате озимыми, упивались пылающим западом и радовались. мысли текли пылающими, как небосвод, струями, и мы ловили мысль с полу-слова.
Помнишь ли ты. тростник над черными заводями? Молча стояли мы у обрывистого берега и прислушивались к таинственным вечерниим шелестам. Несказанно-ликующая тайна наростала в душе, но мы безмолствовали о ней, говоря друг другу молчанием. ”
“. На огненном поле пылающего неба четко виднелись верхи колоколен. Ветром приносило хлебный дух зрелой ржи. Вспоминалось что-то знакомое, – вечно знакомое, – знакомое от далекой вечности, – вечно родное, дорогое и задушевно-зовущее. ”
“. мое тоскливое одиночество сладко ноет в груди. Порою кажется, что я обратился в один из тех листов, которые кружатся ветром на дорожках.
. за одну ночь лето надломилось. В ветряных вихрях кружились и змеились по земле золотые листья. Стаями загуляла птица. Воздух напитался прохладным осенним духом, запахом увядающих листьев, влекущую вдаль тоскою.
Один за другим падали листья. Как умирающие бабочки медленно кружились по воздуху, слетая на землю. На свалявшейся траве играл ветер «жидкими тенями» сучьев. Как хорошо, как радостно и тоскливо! . Кажется, вся душа исходит в сладкой истоме. ”
“. Темнело. Начинал накрапывать дождик, постукивая по крыше. Потом вдруг, стучало сильно, – заглушая сухой стук маятника. И дождь шел взрыдами. Крыша вздрагивала в последнй тоске и холодном отчаянии. Казалось, грудь открыта, и холодный дождь течет прямо в меня, в усталое и тоскующее сердце. Во всем доме было лишь два живых существа: я да часы, а еще изредка, безсильно жужжала муха в чернеющем, – словно пасть! –, окне. Ах, и мухе я был рад. ”
“Теперь на дворе зима. Заниамюсь при лампе, и вечереющий свет в окне кажется синим, величавым, как Смерть. И я, как перед смертью, снова пробегаю все прошлое, снова волнуюсь вне-мирною радостью. ”
Хочу также заметить, насколько "дзенской" является эта книга в своих ключевых вопросах.
Из Википедии:
Флоренский начинает с апологии православной церковности, суть которой в опыте и переживании духовной жизни. Этот экскурс необходим для того, чтобы преодолеть кантовский агностицизм, к которому приводит несовершенная человеческая мудрость. Сам по себе и из себя разум неспособен постичь истину. На основании лингвистических данных Флоренский выводит русское слово истина из глагола есть: «истина—естина». Далее он возводит глагол «есть» к глаголу «дышать» и приходит к выводу, что истина — это «живое существо». Это особенность именно русского языка, так как в греческом языке акцентирован момент памяти и вневременности, поскольку «время есть форма существования всего, что ни есть». Разбирая переводы слова истина на разные языки Флоренский отмечает, что славяне воспринимают истину онтологически, эллины гносеологически, римляне юридически, а евреи исторически. Эти понимания отражают четыре аспекта истины. Однако истина нуждается в оправдании для обоснования своей актуальности познающему субъекту. Вопрос «что есть истина?» подразумевает «зачем нужна истина?» Субъективно воспринятая истина есть достоверность, но критерии достоверности зыбки. Флоренский подчеркивает что ни интуиция, ни её противоположность (дискурсия, рассудок) достоверности истины не дает. «Истины нет у меня, но идея о ней жжет меня», подводит итог философ.
Читайте также: