Они не достойны света они достойны покоя цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749 — 1832) — выдающийся немецкий поэт и мыслитель. Центральное место в его творчестве заняла философская трагедия «Фауст». В основе ее сюжета лежит старинная легенда об ученом-чернокнижнике, который продал душу дьяволу. Это предание пользовалось огромной популярностью в европейском искусстве XVI-XVIII веков. Но именно в интерпретации Гёте оно стало одним из величайших произведений мировой литературы.

Мы выбрали 15 цитат из трагедии «Фауст»:

Кто ищет, вынужден блуждать.

Знай: чистая душа в своём исканье смутном / Сознанья истины полна!

Что нужно нам – того не знаем мы, / Что ж знаем мы – того для нас не надо.

Глупцы довольствуются тем, / Что видят смысл во всяком слове.

Пергаменты не утоляют жажды. / Ключ мудрости не на страницах книг. / Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой, / В своей душе находит их родник.

Лишь тот достоин жизни и свободы, / Кто каждый день за них идёт на бой.

Бояться горя – счастия не знать.

Лишь тот вниманья женщин стоит, / Кто рад стоять за них горой.

Наружный блеск рассчитан на мгновенье, / А правда переходит в поколенья.

И кто собой не в состоянье властвовать, / Тот властвовать желает над соседями.

Средь малых действуя, мельчаешь, / А средь больших и сам растешь.

Хоть люди платятся своей же шкурой. / Умней не делаются самодуры.

Ты значишь то, что ты на самом деле.

Смотреть ни в даль, ни в прошлое не надо; / Лишь в настоящем. Счастье и отрада.

С талантом человеку не пропасть. / Соедините только в каждой роли / Воображенье, чувство, ум и страсть / И юмора достаточную долю.

Следующая цитата

— Он заслужил смерть!
— Нет! Это не нам решать, кому жить! Не здесь.

Добавила lola7black 09.01.16
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Я вовремя осознала, что доверие не заслужить враньем.

Добавил user_2995518562 16.12.15
  • Скопировать
  • Сообщить об ошибке

Лэнди был достойным соперником. Он заслужил лучшей участи, чем лежать лицом вниз на парковке.

Следующая цитата

Он прочитал сочинение мастера, – заговорил Левий Матвей, – и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это трудно тебе сделать, дух зла? – Мне ничего не трудно сделать, – ответил Воланд, – и тебе это хорошо известно. – Он помолчал и добавил: – А что же вы не берете его к себе, в свет? – Он не заслужил света, он заслужил покой

Следующая цитата

Вот об этом-то я и стал ему говорить. «Послушайте, Максим Максимыч, – отвечал он, – у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение – только дело в том, что это так. В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим – но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто… Я стал читать, учиться – науки также надоели; я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди – невежды, а слава – удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно… Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями; – напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимание на комаров, – и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду. Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою… Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, – только мне с нею скучно… Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь – только не в Европу, избави боже! – поеду в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге! По крайней мере я уверен, что это последнее утешение не скоро истощится, с помощью бурь и дурных дорог». Так он говорил долго, и его слова врезались у меня в памяти, потому что в первый раз я слышал такие вещи от двадцатипятилетнего человека, и, Бог даст, в последний… Что за диво! Скажите-ка, пожалуйста, – продолжал штабс-капитан, обращаясь ко мне, – вы вот, кажется, бывали в столице, и недавно: неужели тамошная молодежь вся такова?

Читайте также: