Набоков о бабочках цитаты
Обновлено: 06.11.2024
Многим из нас часто приходиться слышать: «Не проси у Бога, а то получишь!». Но немногим из нас суждено понять до конца, какие смыслы скрыты в этом парадоксальном высказывании.
Но те, кому «посчастливилось» достичь поставленных целей в материальном мире, в большинстве случаев безупречно понимают, куда приводят мечты. Как и те, кто посвятил себя поискам идеала, служению абстрактным идеям, растратив жизнь на химер, так и не познав в полной мере земных радостей.
И те, и другие хранят молчание, как минимум, для того, чтобы не прослыть неудачниками, потратившим жизнь в погоне за внешним успехом, либо на книги, семинары, тренинги, которые в изобилии предлагает рынок закомплексованным ботаникам. Но рано или поздно тайное становится явным.
Клиент, пребывая в депрессии, после того как вывел бизнес на запланированную высоту, вполне себе понимал, что, если покупка Бентли не принесёт ожидаемой порции счастья, он может умереть от передозировки.
Перефразируя известный мем в фейсбуке «Сейчас езжу на Майбахе, но в детстве всё равно велосипеда не было» на «была надежда купить велосипед, купил велосипед и нет надежды», можно объяснить состояние человека, вложившегося целиком и полностью в достижение внешних целей.
Конечно, ощущение счастья – глубоко личное переживание, зависящее как от индивидуальности страждущего поймать синюю птицу счастья за хвост, так и от внешних обстоятельств, в том числе и исторического отрезка времени, в котором человек проживает свою жизнь.
Много лет назад, когда начала разбираться со своим душевным неблагополучием при внешних атрибутах успешной женщины, на сессии по арт-терапии из восьми предложенных слов выбрала метаморфоз.
К стыду своему, не знала, что слово описывает жизненный цикл бабочки. Но душа ведала, интуитивно изобразила бабочку как символ незнакомого слова.
Уже имея внушительный профессиональный и личный опыт исцеления раненых душ, совершенно неожиданно пришла к выводу, что острые приступы экзистенциального отчаяния связаны с тем, что мы видим и понимаем жизнь преимущественно в одной плоскости, сфокусировав витальную энергию и восприятие мира на внешних целях.
Это туннельное восприятие внешнего зеркально восприятию мира внутреннего, которое зачастую не развито, подавлено, либо обесценено как атавизм. Быстрее, выше, сильнее.
Движение вверх по социальной лестнице, обеспечивающее переход из одной социальной страты в другую, не сопряжено с внутренней работой, душевным развитием. Человек, как личность, движется по горизонтали по принципу «рождённый ползать летать не может».
Ползти и есть. Жить и потреблять, захватывая всё новые и новые территории.
Движение происходит как у гусеницы, вылупившейся из личинки, жадно захватывающей пространство зелёного листа, чтобы другие особи, не дай то Бог, не отобрали основу жизни, рано или поздно приводит к психологическим кризисам большого и малого порядка.
Таков приблизительно и в основном сценарий первой половины жизни, связанной с социальной адаптацией в обществе потребления. Но отдельные особи – человеки, интуитивно ощущая экзистенциальную пустоту, неясную тоску, впадают в депрессию.
В лучшем случае понимая, что счастье не сводимо исключительно к потреблению, и, если так, то выбирая в качестве смысла жизни цели достижения материальных благ, понимают, что являются кем-то большим, чем потребитель - гусеница.
Не случайно в качестве эпиграфа выбрала стихотворение Владимира Набокова, русского писателя, мечтавшего посвятить себя изучению бабочек. Бабочки в жизни гения занимали особое место в метафизике мира, являясь символом водораздела между земной жизнью и иной реальностью, говорящей об изначальном Промысле Творца и тайном смысле жизни.
Учёные энтомологи знают, что тело гусеницы содержит структуры, способные и готовые в заданный момент запустить механизмы трансформации в бабочку.
Гусеница, улавливая зов судьбы, начинает окукливаться снаружи и разлагаться изнутри, пока в один прекрасный миг не разорвёт кокон и предстанет перед миром абсолютно иным существом.
Червяк знает, что носит прообраз бабочки, точнее. тело, рождённое ползать, знает о крыльях. Знание о потенциальных крыльях заключено в особых образованиях – имагинальных дисках, пробуждающихся и начинающих процесс роста под действием гормонов – триггеров.
Так и в человеческой судьбе определённые события, которые мы можем воспринимать как катастрофу, разрушение основ жизни, выполняют роль триггеров, подталкивающих к трансформации, обретению крыльев.
Имагинальные диски с информацией о крыльях можно сравнить со свойствами души, данной человеку от рождения, которые необходимо развить, предъявить миру, осуществляя Высший замысел Творца.
Мы не выбираем душу, душа выбирает нас, выводя из заточения в коконе на свет и дальше к Свету.
Душа проявляется в социуме как акт самореализации. Исполнение предначертанного можно сравнить с полётом бабочки. А бабочки, как известно, летят к свету, несмотря на то, что огонь является потенциальной гибелью.
Конец света гусеницы является преображением и возможностью обретения крыльев для бабочки.
Придерживаясь общепринятой модели успеха, люди – потребители забывают о развитии внутреннем. О душе, её потребностях, не сводимых к первым уровням пирамиды Маслоу.
Многим из тех, которых условно отношу к внешним людям, разговоры о духовных кризисах, психологической подоплёке испытываемого дискомфорта, кажутся чистой воды абстракцией, не имеющей под собой серьёзной почвы.
Но в другой, параллельной вселенной живут люди, ориентированные на жизнь внутреннюю. Они прочитали много книг, теоретически разбираются в сложнейших философских и психологических вопросах, но на практике зачастую увы и ах.
На мой взгляд, это сильный перекос, как у первых, так и у вторых. Выпячивание, гипертрофия одной из сторон бытия является своего рода идеализмом. Люди внешнего порядка преимущественно ориентированы на потребление вещей, люди внутренние на потребление идей.
Но вспомним бессмертные строки Гёте «… суха теория, мой друг, лишь древо жизни пышно зеленеет». Относительно отдельно взятого человека этот принцип как нельзя лучше сформулирован у Владимира Маяковского «… Каждый хитер. Землю попашет. Попишет стихи».
Всегда старалась балансировать, как на канате, между миром земным и миром небесным. Была своей среди чужих, чужой среди своих.
Раньше казалось, что это мой внутренний конфликт вызывает желание разместиться на двух стульях одновременно. Но, пройдя кризис середины жизни, ясно увидела, что «пахота» земли и сочинение стихов связаны с внутренними циклами личностного становления, в котором неразделимы Земля и Небо, в той же мере, в которой тело есть храм души.
Балансирование – сталкерство между двумя мирами позволило увидеть закономерности и циклы развития души, где гармонично соединены тело, душа, дух. И ничто земное в этом движении мне не чуждо.
В жизни человека можно явственно различить циклы личинки, гусеницы, куколки и бабочки. Человек проходит через ряд микро-кризисов, как гусеница через несколько линек, и один большой мета-кризис, знаменующий полное преобразование, предпосылки которого уже были с самого рождения.
И это развитие по вертикали вверх является квантовым скачком. Квантовый скачок характеризуется новым уровнем энергии, мироощущения, усовершенствованной я-концепцией и, соответственно, новыми возможностями самореализации.
Не меняй мир, изменись сам. И душа начнёт излучать новые энергии, структурирующие и моделирующие внешнее пространство в заданном и необходимом порядке.
Хочется напомнить изречение Серафима Саровского: «Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи».
Глубоко субъективное переживания единения с миром, осязание нерва жизни, сходно с состоянием Потока.
КОГДА НЕ ТОЛЬКО ТЫ ЧАСТЬ МИРА, НО И МИР ЧАСТЬ ТЕБЯ.
Метафора полёта бабочки как нельзя лучше передаёт ощущение пребывания в Потоке.
Проблемы внешней жизни нам посылаются для того, чтобы, подобно гусенице, окуклиться, остановить стремительный забег во внешней жизни. А кризисы внутренние от малых до больших необходимы для преобразования в бабочку.
Это зов судьбы, последовав за которым, ты непременно исполнишь заветную мечту, даже, если она в итоге будет разительно отличаться от того, что ты представлял в начале Пути.
Просто следуй за белым кроликом.
И непременно обретёшь крылья, как способность взлетать после падений.
Следующая цитата
Лучшие цитаты из интервью, которые давал Набоков в разные годы о себе, литературе, бабочках, России, а также о том, что он ненавидел и любил.
Я не думаю ни на одном языке. Я думаю образами. Я не верю, что люди думают на языках. Думая, они не шевелят губами. Только неграмотный человек определенного типа шевелит губами, читая или размышляя. Нет, я думаю образами, и лишь иногда русская или английская фраза вспенится мозговой волной, но вот, пожалуй, и все.
Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо еще заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык ради второсортного английского.
Нет, у Лолиты не было прототипа. Она родилась в моем собственном сознании. Она никогда не существовала. В действительности я не очень хорошо знаю маленьких девочек. Поразмыслив над этим подольше, я прихожу к выводу, что не знаком ни с одной маленькой девочкой. Я иногда встречал их в обществе, но Лолита — частичка моего воображения.
Только амбициозные ничтожества и прекраснодушные посредственности выставляют на обозрение свои черновики.
Я всегда был скверным оратором. Мой словарный запас обитает глубоко в сознании, и чтобы выползти в область физического воплощения, ему необходима бумага. Спонтанное красноречие представляется мне чудом. Я переписал — зачастую по нескольку раз — каждое из своих когда-либо опубликованных слов. Мои карандаши переживают свои ластики.
Я горжусь тем, что никогда не стремился к признанию в обществе. Я никогда в жизни не напивался. Никогда не употреблял мальчишеских слов из трех букв. Никогда не работал в конторе или угольной шахте. Никогда не принадлежал к какому-либо клубу или группе. Я не рыбачу, не готовлю еду, не танцую, не рекомендую книги, не даю автографов, не подписываю декларации, не ем устриц, не хожу в церковь, не посещаю психоаналитиков и не принимаю участия в демонстрациях. Ни одно учение или направление никогда не оказывали на меня ни малейшего влияния. Ничто не утомляет меня больше, чем политические романы и литература социальной направленности.
То, что вызывает во мне отвращение, несложно перечислить: тупость, тирания, преступление, жестокость, популярная музыка. Мои пристрастия — самые сильные из известных человеку: сочинительство и ловля бабочек.
Я никогда не вернусь, по той простой причине, что вся Россия, которая мне нужна, всегда со мной: литература, язык и мое собственное русское детство. Я никогда не вернусь. Я никогда не сдамся. И в любом случае гротескная тень полицейского государства не будет рассеяна при моей жизни.
Я люблю шахматы, однако обман в шахматах, так же как и в искусстве, лишь часть игры; это часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий, мысленных перспектив, возможно, перспектив ложных. Мне кажется, что хорошая комбинация должна содержать некий элемент обмана.
Память, сама по себе, является инструментом, одним из многочисленных инструментов, используемых художником; и некоторые воспоминания, скорее интеллектуального, чем эмоционального характера, очень хрупкие и часто теряют аромат реальности, когда романист погружает их в свою книгу, когда их отдают персонажам.
Чем больше вы любите воспоминание, тем более сильным и удивительным оно становится.
Когда я пишу? Всегда, когда мне этого хочется. Я записываю стенографически — иногда на скамейке в саду, или в парке, или в автомобиле, или в постели. Я всегда пишу карандашом на справочных карточках. Когда работа превращается в одно серое пятно написанного и стертого, я все рву и делаю чистую копию. Потом карточки отправляются в библиотеку Конгресса, где они будут недоступны пятьдесят лет.
Я думаю, что и сейчас по-русски кое-кто пишет неплохо. К примеру, Мандельштам, умерший в концентрационном лагере, был замечательным поэтом, но литература не может процветать, когда ограничивают человеческое воображение.
Все, хоть чего-то стоящие писатели, — юмористы. Я не П. Г. Вудхауз. Я не клоун, но покажите мне великого писателя без чувства юмора.
Учителей у меня не было, но некоторое родство я признаю — например, с Прустом…
Ненавижу общие идеи. Посему ни разу в жизни не подписал ни одного манифеста и не был членом ни единого клуба. Кроме теннисного. И коллекционеров бабочек.
Я не в восторге от «Доктора Живаго». По сути дела, Пастернак путает советскую революцию с либеральной революцией.
Писатель должен оставаться за пределами создаваемой им условности: не вне собственного творчества, но вне жизни, в ловушки которой он не должен попадаться. Короче говоря, он словно Бог, который везде и нигде. Это формулировка Флобера. Я особенно люблю Флобера. Мне давно известно, что во Франции имеются «стендалисты» и «флоберисты». Сам я предпочитаю Флобера.
Я люблю слова. Да, я хорошо знаю три эти языка, эту troika, три эти лошадки, которых всегда запрягаю в свою повозку. Моей кормилицей и первой нянькой была англичанка. Потом появились гувернантки-француженки. В ту пору я, разумеется, постоянно общался и на русском. Затем было семь или восемь английских гувернанток, учитель-англичанин, а также учитель-швейцарец.
Да, я пишу от руки на карточках, которые у нас называются index-cards. Пишу карандашом. Моя мечта — всегда иметь остро отточенный карандаш. Первый черновик я затем переписываю чернилами на обычной бумаге. А потом жена перестукивает это на машинке. Я ничего не умею делать руками. Даже водить машину.
Часто проверяете почту? Пусть там будет что-то интересное от нас.
Следующая цитата
Отписаться можно в любой момент.
Первую бабочку Владимир Набоков поймал в родовом имении Выра под Санкт-Петербургом, когда ему было шесть. То был роскошный махаон. Мальчик посадил его в стеклянный шкаф. Утром, когда открыли дверцу, крылатое создание упорхнуло. Следующую, пойманную будущим писателем бабочку, мать помогла усыпить эфиром. Так начиналась страстная любовь Владимира Набокова к чешуйчатокрылым. Ещё, он обожал шахматы и занимался боксом. Но именно увлечение бабочками, по мнению сына, стало для писателя роковым.
Его отец - чиновник и коллекционер-любитель. В доме хранилось много научной литературы. Набоков-младший увлёкся насекомыми всерьёз. Восьмилетний Володя взахлёб читал энциклопедию «Бабочки Британии» Ньюмена. И рисовать крылатых красавиц он начал ещё тогда, точнее раскрашивать иллюстрации в книге. Толстый том, разрисованный маленьким учёным, сейчас хранится в «Доме Набокова» в Северной столице на Большой Морской.
Интерес Владимира Набокова к бабочкам с годами лишь возрастал. Он вплотную занимался научной деятельностью. Существует его собственная, уникальная система изучения узоров на крыльях. Набоков-учёный, как, впрочем, и писатель, отличался невиданной скрупулёзностью. Крыло бабочки состоит из чешуек. Набоков чешуйки подсчитывал. Потом использовал ряды как широты, а жилки как меридианы. Задачей ставил описать положение каждого пятна. Этот способ - невероятно трудоёмкий, и кажется, такой системой никто из учёных больше не пользовался.
Набоков писал сестре: «Работа моя упоительна, но утомляет меня в конец, я себе испортил глаза и ношу роговые очки. Знать, что орган, который ты рассматриваешь, никто до тебя не видел, прослеживать соотношения, которые никому до тебя не приходили в голову, погружаться в дивный мир микроскопа, где царствует тишина ограниченная собственным горизонтом, ослепительно белая арена — всё это так завлекательно, что и сказать не могу. (В некотором смысле, в «Даре» я «предсказал» свою судьбу, этот уход в энтомологию)».
Он не выбирал увлечение, оно выбрало его. Набоков-энтомолог, а точнее – лепидоптеролог:
* 8 лет работал в музее Гарварда
* опубликовал 19 научных статей и заметок по энтомологии
* Собрал 4323 экземпляра (хранятся в Швейцарии в зоологическом музее)
Набоков - самый знаменитый в мире энтомолог. Но в научном мире к нему неоднозначное отношение. Ведь славу учёного ему принесли всё же не громкие открытия, а гениальные художественные произведения. Кто-то даже обвиняет Набокова в нарочном "украшательстве" своих текстов.
Биограф Эндрю Филд назвал страсть писателя к насекомым: «отлично разработанной литературной позой» .
А набоковед Дитер Циммер в 60-тые начал свои первые переводы на немецкий язык и составил полный свод всех бабочек, которых упоминал Владимир Набоков.
Но что до этого самому Набокову? Бабочка становится его литературной визиткой, подписью, уникальным знаком, вдохновляющим символом. Пёстрые, лёгкие, свободные. Они порхают в его текстах всюду. Иногда, автор заостряет внимание, и даже пускается в описание экземпляра. А порой, бабочки упомянуты вскользь. Пролетают бесшумно по абзацам его рассказов и романов. Исследователи творчества Владимира Набокова подсчитали: он упоминал бабочек в своих произведениях 570 раз. А ещё он открыл несколько видов. Имена героев его книг носят более 20 – так современные учёные проявляют уважение к научной деятельности писателя. Род голубянок назвали в честь самого автора -"Nabokovia".
«…Любой уголок земли, где я могу быть в обществе бабочек и кормовых их растений. Вот это — блаженство, и за блаженством этим есть нечто, не совсем поддающееся определению. Это вроде какой-то мгновенной физической пустоты, куда устремляется, чтобы заполнить её, всё, что я люблю в мире», – писал Набоков в автобиографическом романе "Другие Берега".
Этот роман принёс Набокову коммерческий успех. Его начали активно издавать, и он получил гонорар из Голливуда. Писатель покинул Америку. Сначала он вернулся в Париж. А позже переехал в Швейцарию. Там, на альпийских лугах, он продолжил собирать и изучать бабочек. Там он решил прожить остаток жизни. Очевидцы рассказывали, что он уходил рано утром и проводил много часов с сачком в руках.
В 2009 году Дмитрий Набоков решился опубликовать недописанный роман своего отца. Сын расшифровал и с помощью редакторов объединил в книгу наброски. Во вступлении к «Лауре и её оригиналу» Дмитрий Набоков рассказывает, что именно это увлечение стало толчком к болезни и смерти писателя.
В 1972 году Владимир Набоков писал, перефразируя Гумилева:
«…И умру я не в летней беседке
От обжорства и от жары,
А с небесною бабочкой в сетке
На вершине дикой горы»
И эти слова оказались пророческими. Летом 1975 года Владимир Набоков споткнулся и неудачно упал во время охоты на бабочек.
Произошло это на крутом склоне в Давосе. Туристы, которые проезжали над ним на фуникулёре не поняли, что писатель попал в беду. Он размахивал руками и просил о помощи. А зеваки хохотали и посылали ему приветствия. Набоков провёл на земле много часов, прежде чем пришла помощь.
«…Именно с этого времени он стал терять физическую величественность. При своём шестифутовом росте начал сутулиться, его шаги на нашем обычном променаде вдоль озера сделались короткими и нетвёрдыми», - писал Дмитрий Набоков.
Он задумывал большую научную работу – «Бабочки в искусстве». Этот труд должен был описать все упоминания об этих существах в изобразительном искусстве. От Древнего Египта до эпохи Возрождения. Набоков не просто хотел отдать дань уважения крылатым музам, он мечтал проследить эволюцию видов. Работа закончена не была. Быстро познакомиться с бабочками в творчестве Набокова можно прочитав рассказы: «Рождество», «Пильграм», «Удар крыла».
Следующая цитата
Русская классика точно описывала природу — литература советского времени к ней глуха. С точки зрения натуралиста, между русской классикой и литературой советского (и постсоветского) времени непреодолимый водораздел. Нелепые ошибки в описаниях природы делают и Василий Гроссман, и Александр Солженицын, и Чингиз Айтматов, не говоря уже о беллетристах младшего поколения. Интерес к природе у русских классиков был тесно связан с охотой, усадебным бытом. Набоков весьма отчетливо видит эту связь — не случайно ловлю бабочек он зовет «охотой». В его собственных произведения природа всегда отражена точно, в том числе с естественнонаучной точки зрения.
Таинственным образом появление бабочек в произведениях Набокова часто связано со смертью . Внутренний монолог Слепцова (рассказ «Рождество») прерван на слове «смерть» неожиданным появлением из кокона индийского шелкопряда (Attacusatlas). Цинциннат (роман «Приглашение на казнь»), отставив на чистом листе бумаги перечеркнутое все то же слово «смерть», отвлекается от письма, чтобы прикоснуться к большому ночному павлиньему глазу (Saturniapyri), которому позже, уже после казни главного героя, суждено вылететь на волю сквозь разбитое окно камеры. Целый рой белых ночных и ярких экзотических бабочек кружит над умершим Пильграмом в финале одноименного рассказа.
Буквальное объяснение этой странной связи бабочек с потусторонним миром было предложено самим Набоковым в «Других берегах». Весной 1917 года Набоков перенес операцию аппендицита. Усыпленный эфиром, он видел себя маленьким мальчиком, расправляющим глазчатого шелкопряда (Saturnia pavonia): «…хотя ничего особенно забавного не было в том, что расправлен и распорот был, собственно, я…».
Бабочки как знак иного. Крылатые небожители и бабочки, недостижимый рай детства, Россия и энтомологические занятия — темы, многократно переплетающиеся в творчестве Набокова. Ангел у Набокова (рассказ «Удар крыла») подобен ночной бабочке: «Бурая шерсть на крыльях дымилась, отливала инеем [он] опирался на ладони как сфинкс» («сфинкс» — латинское название одного из родов бражников — Sphinx). В этом рассказе главный герой прячет оглушенного ангела в шкаф, откуда он, как и махаон, самая первая бабочка Набокова, благополучно исчезает.
Можно заключить, что в системе метафизики Набокова бабочки играют важную роль: с их помощью на пленке, отделяющей бытие от некой высшей реальности, создается тот видимый узор, что говорит посвященным об изначальном промысле.
Память об отце. Во второй главе «Дара» мы видим летящую над Петербургом бабочку: «На Невском проспекте, в последних числах марта, когда разлив торцов синел от сырости и солнца, высоко пролетала над экипажами вдоль фасадов домов, мимо городской думы, липок сквера, статуи Екатерины, первая желтая бабочка». Маршрут полета лимонницы вряд ли случаен. Последние числа марта — роковое время для семьи Набоковых. 28 марта был убит отец писателя. Владимир Дмитриевич Набоков служил гласным Городской думы (угол Невского и набережной Обводного канала). Сквер и статуя Екатерине — дальше по Невскому в сторону Николаевского вокзала. Повторяющийся в романе узор — апрельский пейзаж, лимонница, белесая пяденица из стихотворения в 1-й главе «Дара», — все это связано с отцом главного героя. В широко известных письмах Владимира Дмитриевича Набокова из петербургских «Крестов» к жене есть фраза: «Скажи ему [Володе], что здесь в саду кроме rhamni [лимонницы] и P. brassicae [капустницы], никаких бабочек нет».
Путь декабриста. Другой пример уводит нас еще дальше в прошлое. Путь махаона, описанный Набоковым в книге «Другие берега», повторяет маршрут его двоюродного прадеда — декабриста М.А. Назимова к месту сибирской ссылки: вначале по ярославскому тракту — Вятка, Пермь, а затем — Якутск, Верхнеколымск. В Верхенеколымске, где кавалер (одно из названий махаона) «потерял одну шпору», фельдъегерь, везший ссыльного, «чуть было не потерялся» сам.
Известно, что М.А. Назимов, родством с которым Набоков гордился, прямо высказывал намерение посетить Америку «…поелику она [конституция Н. Муравьева] имеет сходство с Конституциею Северо-Американских Штатов, то мы должны узнать там действительно на самом месте, все ли так хорошо, как пишут, и для того надо, чтобы кто из членов [Тайного общества] отправился туда, все исследовал подробно во всех отраслях правления…»
Набоков в Гарварде В.В. Набоков с самого детства все свое свободное время посвящал бабочкам, точнее, их ловле или, как он говорил, «ловитве». Особую роль энтомологические путешествия и исследования бабочек сыграли в его первые годы жизни в США. Работа в музеях с коллекциями занимала у него до четырех дней в неделю, иногда по 14 часов в день. Набоков буквально изнурял себя энтомологическими штудиями, разработанный им оригинальный метод исследования рисунка крыльев бабочек столь трудоемок, что после него никто этим методом до сих пор не воспользовался.
Бабочки помогли Набокову совершить безболезненный переход с русского языка на английский. С их помощью благодаря интенсивным занятиям лепидоптерологией Набоков укрощал свою бунтующую, рвущуюся на свободу русскую музу. Он считал, что тренировка в научных статьях помогла окончательно окрепнуть и приобрести самостоятельность его английской прозе. C 1920 по 1976 год Набоков опубликовал 25 статей и заметок по энтомологии, начиная с многостраничных статей-монографий и заканчивая восторженной рецензией в шесть строк на свежий определитель, прочитанный в больнице за год до смерти. В конце жизни Набоков признавался сыну, что в литературе он завершил все, что хотел, но большая часть его энтомологических проектов (не менее шести, по моим подсчетам) остались не завершенными или даже не начатыми. Он никогда не вступал ни в какие литературные ассоциации и группы, но был членом энтомологических обществ до конца своих дней. Он не отвечал на письма поклонников его прозы из СССР, но переписывался с советскими энтомологами.
Читайте также: