Лермонтов о чеченцах цитаты
Обновлено: 07.11.2024
Из всех кавказских народов, М.Ю. Лермонтову так или иначе в душу запали именно черкесы. И с одной стороны странно, практически все народы кроме черкесов кого упоминал в своих произведениях писатель, удостаивались от него всяческих оскорблений.
Вот некоторые примеры и отрывки из его работ.
М.Ю. Лермонтов о черкесах:
"Но, склонясь на мягкий берег,
Каспий стихнул, будто спит,
И опять, ласкаясь, Терек
Старцу на ухо журчит:
Я привез тебе гостинец!
То гостинец не простой:
С поля битвы кабардинец,
Кабардинец удалой." - отрывок стихотворения "Дары Терека".
"Черкес удалый в битве правой
Умеет умереть со славой,
И у жены его младой
Спаситель есть — кинжал двойной." - отрывок поэмы "Измаил-Бей"
"Смотрел и внутренне гордился,
Что он черкес, что здесь родился!
Меж скал незыблемых один,
Забыл он жизни скоротечность,
Он, в мыслях мира властелин" - отрывок поэмы "Измаил-Бей"
М.Ю. Лермонтов о чеченцах отзывался лишь одним словом "злые", так это представлено в 2х его произведениях:
"Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою". - отрывок стихотворения "Дары Терека".
"По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал" - отрывок из "Казачья колыбельная песня"
А в очерке с названием "Кавказец" писатель отписался как: "Чеченцы, правда, дрянь. "
М.Ю. Лермонтов об осетинах:
"— Преглупый народ! — отвечал он. — Поверите ли? ничего не умеют, не способны ни к какому образованию! Уж по крайней мере наши кабардинцы или чеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь. Уж подлинно осетины!" - отрывок из романа "Герой нашего времени"
М.Ю. Лермонтов о грузинах:
"И дикий крик, и стон глухой
Промчался в глубине долины!
Недолго продолжался бой,
Бежали робкие грузины."
М.Ю. Лермонтов также упомянул в поэме "Измаил-Бей" без грязи лезгинов как союзных черкесам. Он писал:
"Старик и воин молодой
Кипят отвагой и враждой.
Уж Росламбек с брегов Кубани
Князей союзных поджидал;
Лезгинец, слыша голос брани,
Готовит стрелы и кинжал;"
В конце концов, Лермонтову приписывают цитату о том, что он любит Кавказ, но не любит живущих там людей. Как бы там ни было, кавказцы довольно часто встречаются в его произведениях и с плохой и с хорошей как мы видим стороны.
Следующая цитата
Имеется версия, что данное произведение является интерпретацией народного фольклора. Якобы великий поэт слышал отрывки колыбельной во время квартирования его полка в одной из станиц на берегу Терека. Ему так понравились слова, под которые молодая казачка укачивала своего сына.
Скорее всего именно так родилось стихотворение «Казачья колыбельная песня». Великий поэт не мог обойти своим вниманием события той войны, которая ежедневно уносила много жизней. Он сделал основой своего шедевра текст, который услышал в казачьей станице. Данная информация впервые появилась в журнале «Отечественные записки» в 1840 году, в одной из статей которого проведен анализ стиха.
Данное произведение обоснованно считают монологом, в ходе которого мать убаюкивая сына, повествует о его будущем. Начало имеет все составляющие колыбельной песни, первые восемь строк имеют все ее признаки: ясный месяц, сказка, укладывание матерью сына.
Затем автор постепенно переходит в тому, что ему удалось повидать на войне. Фраза «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал», отражает реальность того времени. На поселения и заставы русских войск постоянно нападают, ведутся активные боевые действия.
Также в произведении упоминается отец малыша. Он всегда готов взять в руки оружие и дать отпор врагу, встать на защиту родной земли.
Преемником деяний своего отца является и мальчик, которому исполняется колыбельная. Пока он еще маленький, но скоро вырастет и будет готов защитить свою Родину от набегов «злых чеченов». Его мать наверняка знает, что ее сына ждет такая судьба. Ему суждено стать воином и преемником своего отца.
Однако матери ничего не известно о судьбе ребенка. Суждено ли ему погибнуть в страшной войне или он сможет выжить. Ей остается только молиться, чтобы ее сын не погиб и вернулся домой. Больше для своего ребенка она не сможет сделать ничего. Она его сильно любит и наказывает не забывать мать в своих молитвах, ведь только ее любовь может его оградить от невзгод войны.
Известно, что после написания «Казачьей колыбельной песни», она нашла успех среди всех слоев населения. В качестве колыбельной ее использовали на протяжении длительного времени. В казачьих станицах нередко матери поют ее своим малышам и в наше время.
Следующая цитата
ЧЕЧНЯ. «Как сладкую песню отчизны моей, люблю я Кавказ», - писал юный Лермонтов в 1830 году. Неслучайно в отечественном литературоведении за Лермонтовым закрепился эпитет «певец Кавказа» - ведь именно с этими местами связана значительная часть жизни поэта.
Кавказ в жизни ЛермонтоваВ 1825 году бабушка отправила десятилетнего Михаила поправлять здоровье на воды и с тех пор, по признанию самого поэта, горы Кавказа стали для него «священны».
В другой раз Лермонтов оказался здесь в 1837 году уже как ссыльный: за скандал вокруг стихотворения «Смерть поэта», посвященного гибели Пушкина, его перевели в драгунский полк, который действовал на Кавказе. Прослужил он там недолго и стараниями бабушки был переведён, однако, это время не прошло для него даром. При более тесном и пристальном знакомстве с природой Кавказа, историей, бытом и культурой местных жителей поэт открыл для себя особую мудрость и глубину, в сравнении с которыми светская жизнь стала казаться ему невыносимо пустой. В этот период под влиянием новых впечатлений и фольклора Лермонтов создает несколько произведений о Кавказе («Ашик Кериб», «Дары Терека» и другие), начинает писать поэму «Мцыри» и работает над «Демоном», тогда же зарождается замысел романа «Герой нашего времени».
Однако мятежная натура юноши опять навлекла на него немилость властей: в 1840 году за дуэль его вновь отправили в ссылку на Кавказ. На этот раз положение Лермонтова усугублялось личным указанием императора максимально задействовать его в военных операциях. Впрочем, поэт успел сразу отличиться: так, он был участником жестокого сражения на реке Валерик и, по выражению генерала Галафеева, исполнял долг свой с «мужеством и хладнокровием». Именно эту битву Лермонтов запечатлел в своей поэме «Валерик» и нескольких графических набросках. Соратник поэта, Константин Христофорович Мамацев также отмечал его удивительное бесстрашие и отчаянную храбрость в бою, однако подчёркивал, что качество это вообще было личностной особенностью поэта: «. военный мундир он носил только потому, что тогда вся молодежь лучших фамилий служила в гвардии. Даже в этом походе он никогда не подчинялся никакому режиму, и его команда бродила всюду (. ), в бою она искала самых опасных мест».
Как известно, на Кавказе же, в Пятигорске, жизнь Лермонтова трагически оборвалась - на дуэли, в 1841 году. Было поэту всего 26 лет.
Лермонтов в жизни КавказаИ в произведениях, и в личных записях Лермонтова горцы – люди, заслуживающие уважения, и как воины, и как свободолюбивые личности, чуждые мелочного интриганства, столь раздражавшего поэта в светской публике.
Незадолго до гибели в небольшом очерке «Кавказец» он изобразил некий обобщённый психологический портрет офицера-кавказца на русской службе. Среди прочих любопытных черт, Лермонтов выделяет и такие: «Чуждый утонченностей светской и городской жизни, он полюбил жизнь простую и дикую; не зная истории России и европейской политики, он пристрастился к поэтическим преданиям народа воинственного». Отношение поэта к кавказскому конфликту было противоречивым: ужасы войны для него были очевидны, и он не боялся правдиво изобразить их в своём творчестве, искренне сочувствуя свободолюбивому и мирному населению Кавказа. Но, будучи верным присяге боевым офицером, он проявлял должное мужество и инициативу в сражениях и операциях, о чём свидетельствуют многочисленные официальные донесения.
Поскольку с Кавказом связаны основные вехи жизни поэта, к его творчеству там всегда относились с особым вниманием, хотя и противоречивым: кто-то не может простить ему «злого чечена» из «Казачьей колыбельной», кто-то - ворчания в адрес осетин из уст Максим Максимыча, путая героя с автором. Но образы кавказцев в произведениях поэта зачастую выглядят более достойно и привлекательно, чем образы соотечественников – вспомнить хотя бы персонажей романа о «лишнем человеке» Печорине.
В начале ХХ века известный общественный деятель Осетии Гаппо Баев писал: «Если к Пушкину горцы питают чувство благодарности и уважения, то Лермонтов сделался для них предметом восторженного культа преклонения и безграничной любви.» Музеи Лермонтова есть и в Тамани, и в Пятигорске, и в Чечне - в селе Парабоч, бывшем имении помещика Хастатова – родственника Михаила Лермонтова, где поэт часто гостил и знакомился с бытом местных жителей. В Чечне даже есть селение Лермонтов-Юрт, неподалёку от легендарного села Валерик, а в Грозном русский драматический театр носит имя поэта.
Существует легенда, согласно которой знаменитый мятежный имам Шамиль, с отрядами которого в своё время сражался Лермонтов, услыхав одно из стихотворений поэта (предположительно, «Выхожу один я на дорогу»), назвал его автора пророком и спросил у соратников – жив ли тот. Когда ему ответили, что автор – русский офицер, и что он погиб, но не в бою, а от рук соотечественника, Шамиль сказал: «Богата страна, убивающая таких сыновей».
Лермонтова, несмотря на то, что он сражался с горцами, на Кавказе многие считают «своим», и, вероятно, причина особой любви кавказцев к поэту - это его любовь к ним, их духу и культуре, которая и помогла понять этих людей настолько, чтобы стать для них «своим».
Следующая цитата
Последним произведением кавказского цикла Лермонтова, о котором стоит упомянуть, является прозаический очерк «Кавказец», где поэт дал весьма развернутую и подробную характеристику офицеров Отдельного Кавказского корпуса, отчасти ироническую, отчасти серьезно-сочувственную, которую в литературном плане можно определить как дальнейшее развитие образа Максима Максимовича: «Во-первых, что такое именно кавказец и какие бывают кавказцы?
Кавказец есть существо полурусское, полуазиатское, наклонность к обычаям восточным берет над ним перевес, но он стыдится ее при посторонних, то есть при заезжих из России. Ему большею частью от 30 до 45 лет; лицо у него загорелое и немного рябое; если он не штабс-капитан, то уж верно майор. Настоящих кавказцев вы находите находите на Линии; за горами, в Грузии, они имеют другой оттенок; статские кавказцы редки: они большею частию неловкое подражание, и если вы между ними встретите настоящего, то разве только между полковых медиков.
Настоящий кавказец человек удивительный, достойный всякого уважения и участия. До 18 лет он воспитывался в кадетском корпусе и вышел оттуда отличным офицером; он потихоньку в классах читал Кавказского Пленника и воспламенился страстью к Кавказу. Он с 10 товарищами был отправлен туда за казенный счет с большими надеждами и маленьким чемоданом. Он еще в Петербурге сшил себе ахалук, достал мохнатую шапку и черкесскую плеть на ямщика. Приехав в Ставрополь, он дорого заплатил за дрянной кинжал и первые дни, пока не надоело, не снимал его ни днем, ни ночью. Наконец, он явился в свой полк, который расположен на зиму в какой-нибудь станице, тут влюбился, как следует в казачку пока до экспедиции; все прекрасно! сколько поэзии! Вот пошли в экспедицию; наш юноша кидался всюду, где только провизжала одна пуля. Он думает поймать руками десятка два горцев, ему снятся страшные битвы, реки крови и генеральские эполеты. Он во сне совершает рыцарские подвиги — мечта, вздор, неприятеля не видать, схватки редки, и, к его великой печали, горцы не выдерживают штыков, в плен не сдаются, тела свои уносят. Между тем жары изнурительны летом, а осенью слякоть и холода. Скучно! промелькнуло пять, шесть лет; все одно и то же. Он приобретает опытность, становится холодно храбр и смеется над новичка-ми, которые подставляют лоб без нужды.
Между тем, хотя грудь его увешана крестами, а чины нейдут. Он стал мрачен и молчалив; сидит себе да покуривает из маленькой трубочки; он также на свободе читает Марлинского и говорит, что очень хорошо; в экспедицию больше не напрашивается: старая рана болит! Казачки его не прельщают, он одно время мечтал о пленной черкешенке, но теперь забыл и эту почти несбыточную мечту.
Зато у него появилась новая страсть, и тут-то он делается настоящим кавказцем.
Эта страсть родилась вот каким образом: последнее время он подружился с одним мирным черкесом; стал ездить к нему в аул. Чуждый утонченностей светской и городской жизни, он полюбил жизнь простую и дикую; не зная истории России и европейской политики, он пристрастился к поэтическим преданиям на-рода воинственного. Он принял вполне нравы и обычаи горцев, узнал по именам их богатырей, запомнил родословные главных семейств. Знает, какой князь надежный и какой плут; кто с кем в дружбе и между кем и кем есть кровь. Он легонько маракует по-татарски; у него завелась шашка, настоящая гурда , кинжал — старый базалай , пистолет закубанской отделки, отличная крымская винтовка, которую он сам смазывает, лошадь — чистый шаллох и весь костюм черкесский, который надевается только в важных случаях и сшит ему в подарок какой-нибудь дикой княгиней. Страсть его ко всему черкесскому доходит до невероятия. Он готов целый день толковать с грязным узденем о дрянной лошади и ржавой винтовке и очень любит посвящать других в таинства азиатских обычаев. С ним бывали разные казусы предивные, только послушайте. Когда новичок покупает оружие или лошадь у его приятеля узденя, он только исподтишка улыбается. О горцах он вот как отзывается: «Хороший народ, только уж такие азиаты! Чеченцы, правда, дрянь, зато уж кабардинцы просто молодцы; ну есть и среди шапсугов народ из-рядный, только все с кабардинцами им не равняться, ни одеться так не сумеют, ни верхом проехать… хотя и чисто живут, очень чисто!» Надо иметь предубеждение кавказца, чтобы отыскать что-нибудь чистое в черкесской сакле.
Опыт долгих походов не научил его изобретательности, свойственной вообще армейским офицерам; он франтит своей беспечностью и привычкой переносить неудобства военной жизни, он возит с собой только чайник, и редко на его бивуачном костре варятся щи. Он равно в жар и в холод носит под сюртуком ахалук на вате и на голове баранью шапку; у него сильное предубежденье против шинели в пользу бурки; бурка его тога, он в нее драпируется; дождь льет за воротник, ветер ее раздувает — ничего! бурка, прославленная Пушкиным, Марлинским и пор-третом Ермолова, не сходит с его плеча, он спит на ней и покрывает ею лошадь; он пускается на разные хитрости и пронырства, чтобы достать настоящую андийскую бурку, особенно белую с черной каймой внизу, и тогда уже смотрит на других с некоторым презрением. По его словам, его лошадь скачет удивительно — вдаль! поэтому-то он с вами не захочет скакаться только на 15 верст. Хотя ему порой служба очень тяжела, но он поставил себе за правило хвалить кавказскую жизнь; он говорит кому угодно, что на Кавказе служба очень приятна. Но годы бегут, кавказцу уже 40 лет, ему хочется домой, и если он не ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову на камень, а ноги выставляет на пенсион ; это выражение там освящено обычаем. Благодетельная пуля попадает в ногу, и он счастлив. Отставка с пенсионом выходит, он покупает тележку, запрягает в него пару верховых кляч и помаленьку пробирается на родину, однако останавливается всегда на почтовых станциях, чтобы поболтать с проезжающими. Встретив его, вы тотчас отгадаете, что он настоящий , даже в Воронежской губернии он не снимает кинжала или шашки, как они его не беспокоят.
Станционный смотритель слушает его с уважением, и только тут отставной герой позволяет себе прихвастнуть, выдумать небылицу; на Кавказе он скромен — но ведь кто ж ему в России докажет, что лошадь не может проскакать одним духом 200 верст и что никакое ружье не возьмет на 400 сажен в цель. Но увы, большею частию он слагает свои косточки в земле басурманской. Он женится редко, а если судьба и обременит его супругой, то он старается перейти в гарнизон и кончает дни свои в какой-нибудь крепости, где жена предохраняет его от гибельной для русского человека привычки.
Теперь еще два слова о других кавказцах, не настоящих . Грузинский кавказец отличается тем от настоящего, что очень любит кахетинское и широкие шелковые шаровары. Статский кавказец редко облачается в азиатский костюм; он кавказец более душою, чем телом: занимается археологическими открытиями, толкует о пользе торговли с горцами, о средствах к их покорению и образованию.
Читайте также: