Лео бокерия цитаты о сердце
Обновлено: 06.11.2024
Директор Центра сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева Лео Бокерия продолжает помогать пациентам с болезнями сердца, пока внимание всего мира приковано к коронавирусу . «360» пообщался с кардиохирургом и узнал, почему для сердечников особенно важен масочный режим, как сохранить здоровье и как сегодня обстоят дела с операциями на сердце в России .
Вместо сердца пламенный мотор
Российский кардиохирург и академик РАН Лео Бокерия продолжает работать в период пандемии, хотя операций сейчас стало значительно меньше. Центр сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева, как и многие другие федеральные центры, частично был переоборудован под стационар для коронавирусных больных.
При этом возможностей для того, чтобы продолжать проводить необходимые операции на сердце, все еще очень много, рассказал Бокерия . По словам академика, сегодня от сердечно-сосудистых заболеваний умирают 56,4% всех пациентов. Причем приблизительно такой процент смертей характерен для всего мира, не только для России .
Такая статистика обусловлена тем, что сердце — орган, который несет на себе самую серьезную нагрузку в организме.
Система кровообращения — это то, что называют душой, потому что если остановится система кровообращения, душа отлетит, и все. А что такое система кровообращения? Это сердце, насос, он первым и страдает
Лео Бокерия президент Лиги здоровья нации и директор центра сердечно-сосудистой хирургии.
При этом сегодня сильно увеличилась продолжительность жизни — только в США , по словам Бокерии , уже порядка 140 тысяч человек перешагнули порог в сто лет. Большую роль в этом сыграло развитие медицины — значительно увеличился возраст пациентов, которым делают операции на сердце.
«Я знаю единственный вечный двигатель на земле — это человеческое сердце. Почему? Потому что многие люди живут 100 лет и больше, а век — это 100 лет. У нас продолжительность жизни увеличилась», — рассказал он.
Следующая цитата
Развитие сердца я сравнил бы с тем, как вырастает прекрасный цветок: как распускается из едва заметной крохотной почки, освещая все вокруг своей красотой. И этот цветок управляет нашей жизнью, порождая самые памятные, самые сильные чувства, которые только доводится пережить человеку.
Следующая цитата
«Сегодня я уже провел четыре сложные операции», — первое, что сказал наш гость — известный на весь мир кардиохирург, директор НЦССХ им. А.Н.Бакулева, главный кардиолог Минздрава РФ, д.м.н., академик РАН и РАМН и просто очень хороший человек Лео Бокерия, усаживаясь в кресло главного редактора «МК», чтобы в режиме онлайн-конференции ответить на вопросы читателей газеты. И обстоятельно говорил по каждому поводу, а между делом рассказывал смешные истории из врачебной практики. Когда за окном было уже совсем темно, маэстро заспешил на открытие Конгресса педиатров — «не привык опаздывать».
Откуда у этого знаменитого грузина (два месяца назад Лео Бокерии исполнилось 75 лет) столько сил? Кстати, его настоящее имя — Леонид.
Фото: Наталия Губернаторова
«Я бросил курить, и это помогло мне легче уйти от выпивки»
— Всем известный факт: курение — одна из главных причин инфаркта. Но бытует мнение: резко бросать курить нельзя, в том числе и после инфаркта. Так ли это? Многие врачи сами не могут отказаться от курения. А вы, Лео Антонович, курите?
— Главной причиной инфаркта является атеросклероз. А курение как раз играет большую роль в его возникновении. Атеросклероз — это препятствие в сосудах, бляшка, которая в какой-то момент закрывает 70% просвета сосуда. При нервном или физическом перенапряжении при дыхании не хватает кислорода, уменьшается его содержание в крови. Вслед за этим следует дисфункция очень многих органов. И возникает инфаркт. Курение способствует высокому артериальному давлению. На первом этапе это не так заметно. Но когда человек много курит, развивается гипертоническая болезнь, прогрессирует атеросклероз, ухудшаются все остальные функции органов.
А то, что резко бросать курить нельзя, — абсолютная чушь, тем более после инфаркта. Можно бросать в любой момент. Из вышесказанного совершенно очевидно, что для ослабленного сердца, которое перенесло инфаркт, крайне важно, чтобы было много кислорода, чтобы не было высокого давления, чтобы все органы работали нормально. Человек, бросивший курить (независимо от того, сколько лет он курил), уже через несколько дней начинает чувствовать улучшение. Да, многие врачи тоже не могут отказаться от курения. Но я не буду это комментировать, так как сам курил 20 лет, а бросил сразу в год Олимпиады в Москве. Произошло это совершенно случайно. На отдыхе я сильно отравился рыбой горячего копчения. Думал, что умру. Именно тогда и осознал: если не брошу курить, другого шанса у меня не будет. И очень быстро почувствовал разницу в физическом состоянии.
— Принято считать: курящие обязательно выпивают. Ваши отношения с алкоголем? Известно, что многие врачи таким образом снимают стресс, особенно после тяжелых операций.
— Я люблю итальянские, французские и белые грузинские вина. Но после однажды сказал себе: «Могу совсем не пить». И не стал. А то раньше утром встаешь и думаешь: если бы не пил вчера, было бы лучше. И где-то через полгода стал действительно хорошо чувствовать, и работоспособность увеличилась, и желание побольше сделать. Человечество не зря придумало выпивку. Но, во-первых, помните: не надо перебирать. Ведь что такое любой алкоголь? Его последствия — соляная кислота в желудке, которая ничего хорошего не несет здоровью человека. Когда соляная кислота перемешивается с едой, в организме начинают скапливаться вредные вещества, они проникают в кровь и начинают свое черное дело.
Во-вторых, конечно, надо пить только качественный алкоголь.
— То, что вы перестали курить, облегчило отказ от спиртного?
— Конечно, это помогло легче уйти от выпивки.
— Бытует такая легенда: алкоголь даже помогает сердцу, так как «прочищает» сосуды. И пьющие якобы не болеют раком.
— Это неправда. Легенда, не более, дабы оправдать пьянство. У меня перед глазами мой товарищ, академик, мой ровесник (не хочу называть его имени). Был очень крепким парнем, хорошим кардиохирургом: его операции длились по 8–9 часов. Но четыре года назад ушел из жизни. Как раз он очень много курил, много пил. В итоге вначале заработал себе рак легкого, его дважды оперировали. К этому присоединилась гипертония со всеми вытекающими последствиями. И лучшего примера не надо, когда человек сгорает от курения и алкоголя. Считаю это слабостью характера, когда человек, зная о пагубности увлечения, не может остановиться.
— Говорят: российский пациент — беспечный пациент: не идет к врачу, пока не прижмет. Изменилось ли сейчас отношение россиян к своему здоровью?
— Наш человек, будучи самым образованным на земле (я продолжаю это утверждать, так как много езжу по миру и знаю), в отношении своего здоровья действительно самый легкомысленный. Когда заболевает, спрашивает у соседа, у сослуживцев, что ему делать. Хотя совершенно очевидно: сегодня проще, чем в нашей стране, нельзя попасть к врачу нигде в мире. Но. Очень много предпринимается усилий, чтобы россияне не обращались к своим врачам. Идет охаивание нашей медицины. Делается это сознательно, благодаря чему в России угробили трансплантологию и другие направления лечения, которые у нас развиты гораздо лучше, чем, например, в Германии. Вот лишь два примера (в прессе они опубликованы): два бизнесмена только за один год из нашей страны вывезли больных на лечение за границу на сумму в 2 млрд евро.
— В России на это работает огромное количество офисов, идет мощная реклама.
— Не только в России. Во Франкфурте-на-Майне, например, возле аэропорта через каждые 50 метров висят объявления на русском языке о том, где и какое лечение можно получить. И приезжающие в Россию зарубежные врачи ищут возможность договориться, чтобы из России наладить поток больных в свою страну. Вывозят в Германию и наших детей с врожденными пороками сердца. Причем везут их в клиники, где делают максимум 50 таких операций в год. Но я лично делаю в год до 500 операций детям. А наш центр выполняет за год до 3,5 тысяч операций. В 17 раз больше!
Вообще центр им. Бакулева — самая большая кардиоклиника в мире. В прошлом году только на открытом сердце здесь выполнили более 5 тысяч операций. А в США самые большие клиники делают не более 3 тысяч таких операций; в Европе самые большие клиники — до 2,5 тысяч. Международные рекомендации и говорят о том, что надо оперироваться там, где проводится больше операций.
И еще один штрих: в Германии и Израиле набирают врачей из России, которые часто и выступают агитаторами лечения за границей. А российский человек доверчив: он быстрее поверит тому, о чем прочтет в газетах, услышит по радио, чем своему доктору.
Фото: Наталия Губернаторова
«Как правило, я знаю исход операции»
— Лео Антонович, о чем вы думаете перед сложными операциями?
— Думаю об операции, несмотря на то что выполнил их очень много. Каждое заболевание имеет свою особенность. При болезнях сердца в нашей практике очень много такого, что еще вчера не делалось, а сегодня стало возможным. За многие операции не брались потому, что не знали, как их делать. Это относится к тем редким заболеваниям, которые благодаря накоплению знаний начинают поддаваться лечению. Когда ко мне попадает такой больной, я сажусь капитально за книги, штудирую Интернет и т.д. Там, может, и не найдется прямая подсказка, но путем сопоставления ряда каких-то данных приходит решение сделать операцию так, а не иначе.
Профессию хирурга можно сравнить с профессией водителя. Если ты хорошо видишь и знаешь правила движения, с тобой будет все в порядке. В нашей профессии «хорошо видеть» — на первом месте, а «знать правила» — это знать анатомию. И если ты хорошо знаешь анатомию и хорошо видишь, то и результат операции будет хорошим.
Конечно, я внутренне настраиваюсь на каждую операцию и примерно знаю, сколько она будет продолжаться. И, как правило, знаю ее исход.
— И как долго может продолжаться операция на сердце?
— Они разные: могут занять и час, и несколько часов. Например, сегодня на одной из операций я останавливал сердце на два часа, на другой — на полтора часа. В итоге зашел в операционную в 8 утра, а вышел в 3 часа дня (за 7 часов провел 4 операции). Есть моя операция по поводу мерцательной аритмии — эта болячка распространена так же часто, как и варикоз вен. Имеет такие тяжелые последствия, как тромбоэмболия сосудов головного мозга. Человек плохо себя чувствует — у него головокружение, слабость и т.д. Но самое главное, что аритмия этого типа расшатывает сердце. Если в норме митральный клапан составляет 28 мм, то сегодня у пациента он был 50 мм. Это приводит к тому, что и другой клапан расползается. А когда такое случается, повышается давление в системе легких, что приводит к изменению всех органов, которые получают кислород.
— Медицина сегодня другая: у многих клиник есть хорошее оснащение, современные лекарства. Но отчего люди все чаще умирают от сердечно-сосудистых заболеваний?
— Человечество достигло высочайших вершин в медицине — это правда. Если бы сегодня встал умерший мой учитель Владимир Иванович Бураковский, я уж не говорю об Александре Николаевиче Бакулеве, они многого бы не поняли из того, что сегодня происходит в медицине. Потому что медицина двигается семимильными шагами. Это и клеточные технологии, и миниатюрные искусственные желудочки сердца для лечения сердечной недостаточности, и поразительные операции у новорожденных, и многое другое. Совсем недавно всего этого просто не было. Многое из того, что не лечилось, сегодня эффективно лечится.
Но неправда, что сейчас умирает больше больных от сердечно-сосудистых заболеваний. Если говорить о нашей стране, то за последние годы реально улучшилась диагностика благодаря тому, что приобретено большое количество хорошего современного оборудования. В 1991 году в России выполнялось меньше тысячи операций катетерного лечения, а в прошлом году было пролечено более 90 тысяч человек. Есть очень много и других позиций, где в десятки раз произошло увеличение объема таких операций.
Но при этом суммарно мы делаем только 30% от того, что должны делать. Если мы закроем тему специализированной помощи по сердечно-сосудистым заболеваниям, то средняя продолжительность жизни в России вырастет на 10–12 лет с лучшим качеством. Мы идем к этому довольно быстро. Президент России поставил задачу: к 2017 году в два раза увеличить объем высокотехнологической медицинской помощи больным людям. Не знаю, что будет в ближайшие годы в связи с известными экономическими и политическими обстоятельствами. А так могли бы решить эту проблему в текущем десятилетии.
В любом случае само появление такой помощи и открытие новых кардиоцентров привели к тому, что значительно улучшилась диагностика. Врачи стали чаще выявлять людей с сердечными заболеваниями. Раньше они просто умирали, и никому о них не было известно.
— В чем принципиальная разница между отечественной и мировой кардиологией?
— Она, конечно, есть. Кардиология как часть клинической медицины в России и еще во Франции всегда имела гуманистический оттенок. Да, у нас всегда было меньше техники (хуже оснащение), но обращалось больше внимания на выхаживание пациентов. Сегодня наши ведущие клиники оснащены очень хорошо, ничем не уступают зарубежным. Правда, в части тиражирования высокотехнологичной помощи мы, конечно, отстаем от тех же США. У них 870 клиник делают операции на сердце, у нас пока 120 клиник. Но я оптимист по жизни и считаю, что и у нас положение исправляется.
— А импортозамещение в медицине вас не пугает? Считаете, из-за этого не будет катастрофы с лекарствами и оборудованием?
— Наш центр наиболее зависим от импорта: закупается более 90% изделий и инструментария. И есть очень много позиций, которые в России пока не производятся. Например, в нашей стране не производятся аппараты искусственного кровообращения; искусственные легкие, пока не все хорошо и с инструментарием. Но у нас уже есть отечественные сердечные клапаны, шовный материал, появились некоторые хорошие инструменты российского производства, электрокардиостимуляторы. Больные не останутся без помощи. Думаю, на какое-то время и часть импорта будет сохраняться. Катастрофы не будет.
— Лео Антонович, вы прооперировали не одну сотню «возрастных» сердец. Но молодые, особенно влюбленные, нередко тоже говорят: «У меня по нему (по ней) болит сердце». Как это объяснить с научной точки зрения?
— В действительности работа сердца — чистейшей воды химизм. Когда молодой человек стоит с букетиком и ждет свою подругу, у него пульс может повышаться до 200 и 220 ударов! Потом они встречаются, обнимаются, и пульс снижается до нормы.
Чтобы сердце не болело
(три главных совета от кардиолога Лео Бокерии)
Совет первый: соблюдение режима. В жизни человека должен быть некий порядок. Если четко следовать правилам, будешь здоров и жить долго. И сам будешь счастлив, и будут счастливы близкие, тебя окружающие.
Совет второй: воспитание характера. Утро начинайте с позитива. Когда вы встали, вспомните хотя бы одно дело, которое доставит вам удовольствие. Этим самым вы и своим близким, кто рядом живет, настроение поднимаете, и на работе внесете позитив.
Совет третий: созидательный труд. Пишете ли вы о чем-то, оперируете ли, учите ли других как педагог и т.д., у вас всегда будет надежда, что и завтра что-то еще сделаете.
До такой философии я дошел сам. Считаю себя абсолютно счастливым человеком, потому что в профессии состоялся как хирург. У меня замечательная семья, горжусь своими дочерьми — они обе кардиологи, доктора медицинских наук. У меня семь внуков. Мы с женой познакомились на первом курсе института, учились в одной группе. Никогда не ругались. У нас не бывает серьезных размолвок. Она тоже врач, терапевт широкого профиля. У меня много реальных друзей. Мы можем год не созваниваться, но когда созваниваемся и встречаемся, радуемся друг другу как родные. Вот лично мое мироощущение.
— В каком состоянии ваше собственное сердце? — спросили мы Лео Антоновича под занавес. — И кому бы вы его доверили?
— С моим сердцем все в порядке, пока не жалуюсь, — ответил он. — А свое сердце я могу доверить только своим дочерям.
Жизнь для самых маленьких
При этом, по словам Бокерии , сегодня есть все возможности для того, чтобы сохранять жизнь 100% детей с врожденными пороками.
«Сегодня мы на 16-й неделе беременности диагностируем более 85% случаев врожденных пороков, и 100% — на 22 неделе — сложнейшие пороки сердца», — объяснил он.
При этом 9% новорожденных — это дети с пороком сердца, примерно у 30% из них операция нужна очень скоро, часто — уже на первой неделе жизни. И центр имени А. Н. Бакулева располагает всеми ресурсами для того, чтобы эти операции проводить.
При этом сегодня наука все еще не установила, почему именно дети рождаются с пороками сердца. Однако несколько особенно опасных факторов Бокерия все же назвал.
Известно только, но это в небольшом проценте случаев, что у женщин с пороком сердца чаще, чем у здоровых женщин, рождается ребенок с пороком сердца. Категорически надо избегать острых респираторных заболеваний в первом триместре беременности, и, разумеется, алкоголь и курение под запретом
Лео Бокерия президент Лиги здоровья нации и директор центра сердечно-сосудистой хирургии.
Следующая цитата
Каждый день в семь утра известный кардиохирург, главный кардиохирург Минздрава РФ, академик РАН Лео Бокерия уже на работе. В 8.15 он начинает оперировать пациентов. «Завтра у меня операционный день. Ну, впрочем, как всегда. Давайте после операций?» — так мы договаривались об интервью.
Сложно поверить, что человеку, который на протяжении десятилетий каждый день оперирует пациентов, 22 декабря исполнится 80 лет. В канун юбилея единственный российский врач, внесенный в список «100 лучших хирургов мира», рассказал обозревателю «МК» о профессии, вредных привычках, эмоциональном выгорании, вождении автомобиля, американцах и о многом другом.
— Лео Антонович, почему вы решили стать кардиохирургом?
— Вы родились во врачебной семье?
— Нет. Мама была училкой, папа инженером.
— То есть получается, что вы стали открывателем династии?
— Получается, да. Мои дочери, жена — все врачи. Все три мои женщины закончили Первый мед с красным дипломом. Старшая дочь, Катенька, работает в НИИ акушерства и гинекологии им. Кулакова. А младшая, Ольга, до последнего времени работала у нас в центре (НЦССХ имени А.Н.Бакулева. — Авт.), но недавно ее позвали в другое место, я пока не буду его называть. Обе дочки занимаются сердцем. Катенька — специалист по новорожденным, кардиолог-неонатолог. Жена моя, Ольга Александровна, в девичестве Солдатова, почти сорок лет заведовала отделением в центре у легендарного врача Владимира Харитоновича Василенко (еще в 1935 году была утверждена классификация сердечной недостаточности по Стражеско–Василенко). Но потом она решила уйти на пенсию. И сейчас волонтерит в нашем детском реабилитационном центре — первой в мире структуре для детей, которые перенесли операцию на сердце. Дети ее обожают. У нее ведь семь внуков, и она знает, как обращаться с малышами. Я настоял, чтобы она этим занималась. И хотя все это не оплачивается, жена ходит на работу пять дней в неделю.
— У вас женская семья…
— Да, и я всем об этом говорю! Я вырос с мамой и двумя сестрами, к тому же у нас была сестра моей мамы. Потом я женился, и родились две дочери. А в семье у жены тоже были две девочки.
— Какое влияние оказывают на вас женщины, которыми вы окружены с детства?
— Да это просто сказочное состояние! Я, признаться, очень переживал, когда у меня родились девчонки. Знаете, что значит для грузина отсутствие продолжателя рода? Но сейчас я счастлив! Мне кажется, девочки любят больше отцов. Они всеми секретами со мной делятся, а я с ними. И в профессиональном смысле они продвинутые доктора.
— Но среди ваших внуков ведь есть мальчики?
— У нас четыре девчонки и трое пацанов. У Катеньки два мальчика и девочка, а у Олечки — один мальчик и три девочки.
— Часто возитесь с внуками?
— Увы, нет, по времени не получается. Я встаю без пятнадцати шесть и уже в 7.15, иногда в 7.30 приезжаю в институт, а раньше восьми не возвращаюсь домой. Дочери давно живут отдельно, встречаемся с внуками в основном по праздникам.
— Вы оперируете пациентов пять дней в неделю. Как вам удается до сих пор сохранять такую высокую профессиональную активность?
— Я не вижу оснований говорить «до сих пор». Каждое утро я ем на завтрак творог, который больше сорока лет делает моя жена, и еду на работу. До начала операций принимаю несколько человек и без четверти восемь ухожу в операционные. Я делаю 3–4–5–6 операций в день, пару раз делал по семь. С физической точки зрения это несложно. Потом я занимаюсь делами. Последние 25 лет я был директором центра, в котором работает 2,5 тысячи человек. Когда-то приходилось создавать его с нуля, строить, переезжать сюда с Ленинского проспекта, где остался еще один наш институт. Но с 25 ноября у нас новый директор, академик Ирина Голухова, а я президент, функции которого скоро определят.
Фото: Наталия Губернаторова
— Как пациенты попадают на операции к такой звезде, как вы?
— По очереди. Я оперирую в двух отделениях — взрослом и детском, иногда просят помочь и другие отделения. Взрослые пациенты у нас плановые, среди маленьких есть и те, которых надо прооперировать в течение одного-двух дней.
— Сейчас в кардиохирургии все более популярны рентгенэндоваскулярные методики, когда сложные операции делают путем введения катетеров через проколы в бедренной артерии. Представляют ли они конкуренцию для открытой хирургии или вы работаете в симбиозе?
— Да, сегодня много работают по т.н. интервенционным пособиям. Есть международные документы, регламентирующие, что, как и когда делать. Например, открытые операции выполняются при поражении ствола левой коронарной артерии, при многососудистом поражении коронарных артерий, при наличии у пациента сопутствующего сахарного диабета. А эндоваскулярное пособие особенно оправданно при остром коронарном синдроме. И мы делаем тысячи операций при коронарной патологии и поражении других артерий, у детей с патологией клапанов и т.д. Плюс у нас мощное отделение аритмологии, катетерами лечат аритмии сердца параллельно с открытыми операциями. В этом направлении мы являемся пионерами. Первые такие операции, по крайней мере в СССР, сделал наш коллега Юрий Петросян в далекие 70-е годы. Это было еще не стентирование, но выполнялось по эндоваскулярному пособию. Если говорить о хирургии аритмии, то мы привезли эти методики в страну и в 1986 году получили Госпремию СССР. К этому времени мой личный опыт превышал уже 2500 таких операций.
— А вы не считали, сколько всего операций сделали в принципе?
—- Никогда не считал. Но коллеги подсчитали мою хирургическую активность в прошлом году — более 620 на открытом сердце. Это не самое большое количество.
— И сколько лет вы так каждый год оперируете?
— Вот так помногу я начал оперировать с 25 ноября 1997 года, когда мы запустили центр на Рублевском шоссе и появились возможности: 18 операционных, 60 коек реанимации, климат-контроль. До этого мы ютились в старых операционных на Ленинском. Потом их, конечно, модернизировали, и сегодня они не отличаются от рублевских. А тогда у меня появилась возможность работать, как американские коллеги.
— Кстати, об американских коллегах. По уровню оказания кардиохирургической помощи мы отстаем или мы круче?
— Здравоохранение двух наших стран нельзя сравнивать в целом. Я не буду комментировать систему. Это неправильно. Правильно говорить о передовых клиниках
—- Но сердечно-сосудистые заболевания остаются лидирующей причиной смертности. В последние годы говорят о том, что у нас ситуация выправляется. Что вы можете сказать?
— Действительно, они остаются сильно на первом месте. Но их выявляемость резко улучшилась. Я веду статистику с 1995 года, запрашиваю данные у официальных структур. Например, первичная заболеваемость на 100 тысяч населения в 2012 году среди взрослых составляла 3042 человека, а в 2018 году — 3891. У детей идет снижение — в возрастной категории 15–17 лет с 18 тысяч до 16 тысяч; а до 14 лет — с 865 до 663. Ситуация с лечением сейчас более благоприятная, чем три или даже два года назад.
— Говорят, хирургам жизненно необходим адреналин и даже виды отдыха они выбирают экстремальные. Это так?
— Я считаю, что так говорят о плохих хирургах, у таких что-то не так с психикой. Я всегда хохочу, когда вижу хирурга, потеющего во время операции, которому санитарочка вытирает пот со лба. Нечего ему делать в операционной; он наверняка делает 1–2 операции в неделю, не больше. В операционных есть система климат-контроля, а больных оперируют хорошо подготовленные специалисты. У нас человек 15 врачей, которые могут сделать любую операцию с хорошим результатом. Но есть другая тема, международная, — тема выгорания хирургов. Года три назад я был на съезде самого большого американского общества хирургов (американский колледж хирургов), созданного в 1913 году. Оно настолько большое, что собираться может только в 4 городах США. Я почетный член этого общества (от нашей страны в нем было лишь 4 почетных члена). И вот первым докладом на съезде был доклад «Выгорание врача». Приводились данные опроса среди американских хирургов: оказалось, что почти 40% респондентов отказались бы от этой профессии, если бы заранее знали условия работы и осознавали, какое напряжение они будут испытывать. Дело не в том, что ты устаешь во время операции, а в той ответственности, которая возникает перед пациентами — за осложнения, неудачи. Кардиохирургия — хирургия высокого риска.
— И все-таки как вы отдыхаете?
— Вот я приду домой. Поем. Посмотрю почту. Если есть интересный футбол (например, на днях был «Реал» (Мадрид») — «Барселона»), посмотрю его. Почитаю. И буду спать.
— А в отпуске?
— Отпуск все последние 25 лет я брал один раз в году. Обычно мы уезжали в пятницу и возвращались в следующее воскресенье — получалось 10–11 дней. Надеюсь, теперь смогу больше отдыхать — 14 дней. На отдыхе люблю плавать — столько времени, сколько есть возможность. Я непьющий уже 9,5 года.
Фото: Наталия Губернаторова
— А ведь когда-то мы с вами пили коньяк!
— Наверное, тогда я выпил и решил, что больше не буду (смеется). В общем, теперь не пью ни грамма, и у меня такое ощущение, что это заменило мне и зарядку, и все что хотите! Я свободный человек, сам езжу за рулем, и для меня важно, чтобы я мог куда и когда угодно поехать. И утром я встаю здоровым! Знаете, у грузин же есть традиция застолий, винопития. И я уже с 17 лет привык к такому. Но теперь вот все.
— Вы ведь еще возглавляете Лигу здоровья нации и активно пропагандируете ЗОЖ. Поделитесь своими секретами ЗОЖ с нашими читателями!
— Уж не знаю, понравится вам это или нет, но я считаю, очень важен режим дня и работы. Поэтому всегда надо ложиться и вставать в одно и то же время, чтобы работали биологические часы. Конечно, надо правильно питаться: не переедать как минимум. «Завтрак съешь сам» — это полная глупость. Если вы наедаетесь с утра, начинает работать система пищеварения. Вам скоро опять захочется есть. Кое-что я подсмотрел у американских коллег, всемирно известных хирургов, — у них было в советское время почетно приглашать советского специалиста к себе домой, чтобы показать соседям. И я бывал у них дома.
— За вами следом шел сотрудник КГБ?
— Ну не было такого! Знаете, я начал читать «МК» еще в советское время с подачи Евгения Максимовича Примакова. Он дружил с Владимиром Ивановичем Бураковским, моим учителем. Оба они были из Тбилиси, и мы часто ходили друг к другу в гости. Примаков всегда приносил в боковом кармане «МК» — тогда газета считалась ужасно желтой, и Владимир Иванович боялся ее читать. А Примаков не боялся и приобщал нас к вашей газете. В общем, сегодня многое придумывается. Мы жили в нормальное время. Ни разу меня не вызывали ни никакие органы перед поездкой. Я первый раз в жизни за границу поехал сразу в Штаты на два месяца. Никто за мной не следил. И американцы к нам потом приезжали, и за ними не было никакой слежки.
— Так что из ЗОЖ вы у них подглядели?
— Шеф очень известной клиники пригласил меня в гости. Вечером у них дома подали суп, горячее, виски — такой плотный «диннер», а времени уже восемь, а то и полдевятого. Потом он потащил меня в бассейн, мы поплавали и легли спать. Утром его жена накормила меня завтраком, а мой коллега есть не стал вообще, выпил чашечку кофе и поехал на работу. Только в районе полудня, в перерыве между операциями, он съел сэндвич и запил водой. А вечером повторилось все то же самое. Когда американцы увидели, что я курю, чуть не «съели» меня — благодаря им я бросил, хотя курил 25 лет. Потом стали укорять меня: нельзя столько пить, будет тремор. Пьяницей я никогда не был, но и ханжой назвать себя не могу. А последние исследования по алкоголю показали, что любое количество алкоголя несет вред. Поэтому я считаю себя победителем. Всем, конечно, завидно. Но берите с меня пример!
Коллектив «МК» поздравляет выдающегося доктора с юбилеем и от всей души желает ему профессиональных успехов и крепкого здоровья!
О мерах безопасности и здоровье
При этом болезни сердца, как и многие другие хронические заболевания, сильно отражаются на легких человека, поэтому сердечникам все еще стоит очень внимательно относиться к своему здоровью, когда режим самоизоляции в столичном регионе сняли.
Многим кажется, что меры, введенные властями, избыточны, а ношение масок и перчаток вызовет дискомфорт. Но именно они обеспечивают безопасность граждан, в том числе и из групп риска.
«Каждый человек сам себе хозяин в том смысле, что нужно найти вариант, где он может находиться без маски. Третьего не дано, иначе он просто заразится, и мы понимаем, чем это закончится. Масочный режим очень нужен», — уверен Бокерия .
Тем более, отметил академик, сейчас существует много возможностей для того, чтобы избавить себя от лишних рисков: не ходить лишний раз в магазин, места, где могут быть скопления людей.
При этом сидеть дома тоже не выход. По словам Бокерии , «ходьба — это наилучший вид оздоровления нации».
Те, кто ходят хотя бы два часа в неделю, живут на семь-восемь лет дольше, чем те, кто ведет сидячий образ жизни. Поэтому, основываясь на этом огромном международном исследовании, могу с чистой совестью сказать: люди, ходите любую минуту, когда есть возможность
Лео Бокерия президент Лиги здоровья нации и директор центра сердечно-сосудистой хирургии.
Даже дети с тяжелыми пороками сердца, по словам академика, зачастую вырастают более здоровыми, чем дети, рожденные без пороков. Это обусловлено тем, что родители детей с пороками сердца больше следят за здоровым образом жизни — водят их на гимнастику, в различные секции, все время стараются поддерживать своих детей в движении.
Читайте также: