Историки о алексее михайловиче романове цитаты

Обновлено: 22.12.2024

Прежде всего, он совсем не был тихим. Алексей постоянно что-то выдумывал, кипел энергией, взрывался из-за ерунды, а потом так же быстро остывал и заваливал обиженного подарками. Любопытный, простодушный, немного даже суетливый, но в то же время и вдумчивый царь - таким был отец Петра Великого. Он обожал жизнь во всех ее проявлениях, но не забывал и о духовной стороне бытия. Любил западную культуру, но еще больше - все русское. Давайте познакомимся с Алексеем поближе - он и правда вас очарует.

Необычное детство

Алексей Михайлович, сын первого царя из династии Романовых, родился в 1629 году. Сперва его воспитывали весьма традиционно, как и любого другого знатного отпрыска того времени. Мальчик прошел полный курс древнерусского образования: цитировал церковные тексты с любого места, пел с дьячком стихиры и каноны.

Этим бы все и ограничилось, если бы Алексею не назначили нового наставника - боярина Морозова. Борис Иванович был ярым сторонником западного просвещения. Он тут же нарядил своего воспитанника в немецкое платье, подарил ему литовские книги по грамматике и космографии, а также привез ему из Германии интересные гравированные картинки.

Дальше так и повелось. Как говорил историк Ключевский, царь Алексей был уверен, «что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, комедийное действо, и при этом с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды».

В церкви как дома

Религиозность Алексея вошла в легенды. Он мог посоревноваться с любым священником в искусстве молиться, клал по полторы тысячи земных поклонов. По понедельникам, средам и пятницам во все посты он не ел и не пил ничего.

При этом в храме он вел себя совершенно непринужденно и даже по-хозяйски. Историки рассказывают, что во время службы царь ходил среди монахов и учил их правильно читать молитвы, бранил их за ошибки, зажигал и гасил свечи, снимал с них нагар.

Царь Алексей Михайлович и патриарх Никон Царь Алексей Михайлович и патриарх Никон

Дома как за границей

А вот свой быт Алексей стремился обустроить на иностранный манер. Как-то раз он побывал в литовском Вильно, и очень впечатлился кожаными обоями с золотым тиснением. По возвращении в Москву царь немедленно распорядился обить свои комнаты в Кремле «золотыми кожами» и поставить повсюду мебель польского образца.

Ездил Алексей на немецкой карете. Детей учил латинскому и польскому языкам. Историк Ключевский пишет: «Как только Петр стал помнить себя, он был окружен в своей детской иноземными вещами; все, во что он играл, напоминало ему немца. Двухлетнего Петра забавляли музыкальными ящиками, цимбальцами, в его комнате стоял даже какой-то «клевикорд» с медными зелеными струнами».

В свободное время царь Алексей развлекался соколиной охотой и комедийными постановками, которые только-только появлялись в России. А также забавлялся всевозможными настольными играми, главным образом, шахматами.

Вячеслав Шварц "Сцена из домашней жизни русских царей (царь Алексей Михайлович играет в шахматы)" Александр Литовченко «Итальянский посланник Кальвуччи зарисовывает любимых соколов царя Алексея Михайловича» (обратите внимание на обои в Кремле!) Вячеслав Шварц "Сцена из домашней жизни русских царей (царь Алексей Михайлович играет в шахматы)"

Однако много времени он тратил и на саморазвитие. Изучал по книгам астрологию, философию, пытался писать стихи, выписывал газеты из Риги, а потом зачитывал отрывки из иностранных статей на заседании Боярской думы.

Когда не было поста, царь любил как следует отобедать, да чтобы с музыкой и весельем. «Поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и на органе играл». Вечерние пирушки привели к приличному лишнему весу. Пухлые румяные щеки, тучная фигура, мягкие глаза - вот уж точно, хорошего человека должно быть много.

Вспыльчивый и громкий

Алексей гневался буквально из-за всего. Эмоциональным он был до крайности. Давал волю и рукам, и языку. Однажды в думе накричал на пожилого боярина за какую-то глупую идею, обозвал его «страдником», «худым человечишкой», да еще и почещин надавал, а затем выгнал взашей из палаты.

Николай Некрасов "Составление Соборного уложения при царе Алексее Михайловиче" Николай Некрасов "Составление Соборного уложения при царе Алексее Михайловиче"

Впрочем, так же бурно царь потом и раскаивался в своих импульсивных поступках. Писал обиженным трогательные письма, просил прощения, посылал подарки. Он вообще всегда входил в домашние дела своих приближенных, искренне утешал их в трудные моменты. Но под горячую руку ему лучше было не попадаться.

Так почему назвали Тишайшим?

Это было обычное лингвистическое недоразумение. Поначалу международным дипломатическим языком был латинский, и послы величали Алексея «клементиссимус» ( clementissimus ) - в переводе с латинского «государь, во время правления которого в стране царит тишина и благоденствие». Позже все дипломаты перешли на французский, и Алексея стали называть tres gracieux, что на русский переводилось как «всемилостивейший». А титул «тишайший» в официальных посольских документах отменили как ошибочный.

Впрочем, хоть он и не был тишайшим, царь Алексей Михайлович оставил о себе самые светлые воспоминания. Были в его правлении и ошибки, и бунты, и недоработки. Но все же Алексею удалось невозможное - взять лучшее от Запада, но при этом сохранить огромную любовь ко всему родному.

И даже такой скептик, как историк Ключевский, признал: «Царь Алексей Михайлович был добрейший человек, славная русская душа. Я готов видеть в нем лучшего человека Древней Руси».

Светлого дня, дамы и господа! Я Анна Пейчева , писатель и журналист. Приветствую вас в Уютной империи - здесь мы без лишнего пафоса разбираем всякие любопытности эпохи Романовых. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые выпуски каждую пятницу.

Читайте книги серии "Уютная империя" , рассказывающие о современной альтернативной России, где Романовы правят до сих пор. Книги можно найти на моем сайте и в любых интернет-магазинах . Рекомендую роман "Великая княжна. Live" - наследница российского престола выбирает жениха в прямом эфире реалити-шоу.

Следующая цитата

С.Ф. Платонов: «В борьбе старого и нового порядка победа скоро склонилась на сторону новшеств… Для того чтобы узаконить новшества, необходимо было, чтобы московский государь склонился на сторону нового порядка… и мы видим, что оба сына Алексея Михайловича, Фёдор и Пётр, стояли очень определённо на его стороне. <…>

При Фёдоре Алексеевиче реформа не выходила из Москвы и придворного мира, она касалась только верхних слоёв московского общества и только в них развивалась. <…>

Слабый и больной Фёдор Алексеевич немного сделал в этом направлении, но драгоценно и то, что он личными симпатиями определённее своего отца стал на сторону реформы.»

С.М. Соловьёв: «От слабого и болезненного Феодора нельзя было ожидать сильного личного участия в тех преобразованиях, которые стояли первые на очереди, в которых более всего нуждалась Россия, он не мог создавать новое войско и водить его к победам, строить флот, крепости, рыть каналы и все торопить личным содействием; Феодор был преобразователем, насколько он мог быть им, оставаясь в четырех стенах своей комнаты и спальни…»

А.П. Богданов: «В новых палатах Теремного дворца Московского Кремля на 21-м году жизни скончался 27 апреля 1682 г. один из наиболее загадочных государей. Фёдор Алексеевич царствовал чуть более 6 лет. Этот небольшой срок, казалось бы, объясняет, почему имя старшего брата Петра I мало что говорит широкому читателю и даже специалистам. <…> Но в то же время событиям его краткого царствования посвящена обширная литература: тяжёлой войне России и Украины с Османской империей и Крымским ханством, подворной переписи населения и радикальной налоговой реформе, преобразованию вооружённых сил и отмене местничества, епархиальной реформе и превращению раскола в массовое народное движение, широкомасштабному каменному строительству и возведению новой укреплённой линии в Диком поле, созданию независимой от патриарха Верхней типографии, двух училищ — Славяно-греческого и Славяно-латинского, развитию музыки, живописи, техники и ремесел в казенных «палатах» под покровительством государя.

Не меньший интерес вызывают и проекты, которые поддержал юный царь: создания всесословной и автономной Московской академии или печатного курса русской истории. Немало интересного в его царствовании осталось не замеченным последующими исследователями, например — изменения в системе управления (от Боярской думы и приказов до местных учреждений), дополнение Уложения 1649 г., совершенствование судопроизводства и фискального аппарата, формирование русского генералитета и развитие коннозаводства, реформа одежды и проект учреждений для призрения сирот и инвалидов…<…>

Кому-то может показаться, что Фёдор просто плыл по течению, принимая логичные решения, соответствующие интересам большинства в своём окружении. На самом деле он, пусть не всегда удачно, пытался переломить ход событий, диктовавшийся столкновением личных и групповых интересов.»

Молодой Фёдор Алексеевич умер в 1682 г. бездетным, поэтому после его кончины остро встал вопрос о престолонаследии. В это время происходит борьба за власть между группировками Мило­славских и Нарышкиных, к которым принадлежали две жены Алексея Михайловича. По праву старшинства наследником русского престола должен был стать Иван, сын Марии Милославской. Однако Иван Алексеевич был человеком слабым, болезненным и неспособным к управлению. Царём был провозглашён сын Алексея Михайловича от второго брака с Натальей Нарышкиной — Пётр. Это не устроило Милославских, и они спровоцировали против Нарышкиных стрелецкое восстание, результатом которого стал компромисс: на русский престол было поставлено сразу два царя — Иван и Пётр. Регентшей при них стала сестра Софья.

Следующая цитата

29 января (старый стиль) 1676 года скончался второй Царь из Династии Романовых Алексей Михайлович. Его царствование выпало на тяжелую пору в жизни Русского государства: соляной и медный бунты, вызванные неудачными реформами; восстания в Новгороде и Пскове; церковная реформа Патриарха Никона, приведшая к расколу русского общества и Церкви; многолетнее «Соловецкое возмущение» и превратившееся в настоящую войну восстание Степана Разина; кризис в отношениях между церковной и государственной властью, закончившийся низложением и ссылкой Патриарха Никона. Вместе с тем, в годы правления Алексея Михайловича продолжалось совершенствование государственного аппарата и армии: создавались новые приказы, массовым стало создание полков нового строя. В 1649 году было составлено и издано Соборное уложение, ставшее первым полным сводом законов, действующих на всей территории Русского государства. По решению Переяславской Рады и Земского собора 1654 года к России была присоединена левобережная Украина. Продолжалось колонизационное движение в Сибирь, сопровождавшееся основанием новых городов - Нерчинска, Иркутска, Пензы и др.

Алексей Михайлович родился 19 марта 1629 г. и был сыном Царя Михаила Федоровича и его второй жены Евдокии Лукьяновной Стрешневой. С пятилетнего возраста царевич Алексей под надзором боярина Бориса Морозова приступил к учению и на 14-м году был торжественно «объявлен» народу. А уже в 16 лет, лишившись отца и матери, Алексею Михайловичу суждено было взойти на российский престол и принять на себя ответственность за судьбу России.

Каким же был этот русский Царь по своему облику, характеру, привычкам и темпераменту?

«Царь Алексей Михайлович имел наружность довольно привлекательную: белый, румяный, с красивою окладистою бородою, хотя с низким лбом, крепкого телосложения и с кротким выражением глаз», - отмечал Н.И.Костомаров. По словам другого известного историка, С.М.Соловьева, «новый Царь добротою, мягкостию, способностию сильно привязываться к близким людям был похож на отца своего, но отличался большею живостью ума и характера и получил воспитание, более сообразное своему положению».

Всеми отмечалась религиозность Алексея Михайловича, строгое соблюдение им постов, ревностное исполнение Государем церковных обрядов. По словам современника, «ни один монах не превзойдет его в строгости постничества». При этом Алексей Михайлович проявлял большое смирение и к земной славе был равнодушен. «А мне грешному, - писал он, - здешняя честь, аки прах». «Он был чрезвычайно благочестив, - писал Н.И.Костомаров, - любил читать священные книги, ссылаться на них и руководиться ими; никто не мог превзойти его в соблюдении постов: в великую четыредесятницу этот Государь стоял каждый день часов по пяти в церкви и клал тысячами поклоны, а по понедельникам, средам и пятницам ел один ржаной хлеб. Даже в прочие дни года, когда церковный устав разрешал мясо или рыбу, Царь отличался трезвостью и умеренностью, хотя к столу его и подавалось до семидесяти блюд, которые он приказывал рассылать в виде царской подачи другим. Каждый день посещал он богослужение, хотя в этом случае и не был вовсе чужд ханжества, которое неизбежно проявится при сильной преданности букве благочестия; так, считая большим грехом пропустить обедню, Царь, однако, во время богослужения разговаривал о мирских делах со своими боярами. Чистота нравов его была безупречна: самый заклятый враг не смел бы заподозрить его в распущенности: он был примерный семьянин». По словам английского доктора С.Коллинза, служившего при царском дворе, Великий пост Государь соблюдал следующим образом: «Царь Алексей обедал только по три раза в неделю, а именно: в четверток, субботу и воскресенье, в остальные же дни кушал по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пил по стакану полпива. Рыбу он кушал только два раза в Великий пост и соблюдал все семь недель поста. Кроме постов, он ничего мясного не ел по понедельникам, средам и пятницам (. ) Можно считать, что он постился восемь месяцев в год, включая шесть недель Рождественского поста и две недели других постов».

Благодаря трудам известного русского археолога и историка И.Е.Забелина мы можем представить себе, каков был распорядок дня тишайшего Царя:

«Государь вставал обыкновенно часа в четыре утра. Постельничий при пособии спальников и стряпчих подавал Государю платье и убирал его. Умывшись, Государь тотчас же выходил в Крестовую, где его ожидали духовник или крестовый поп и крестовые дьяки. Духовник или крестовый священник благословлял Государя крестом, возлагая на чело и ланиты, причем Государь прикладывался ко кресту и потом начинал утреннюю молитву. В то же время один из крестовых дьяков поставлял пред иконостасом на налое образ святого, память которого праздновалась в тот день. По совершении молитвы, которая продолжалась около четверти часа, Государь прикладывался к этой иконе, а духовник окроплял его святою водою. (. ) После моленья крестовый дьяк читал духовное слово: поучение, из особого сборника слов, распределенных для чтения в каждый день на весь год. (. ) Окончив утреннюю крестовую молитву, Государь, если почивал особо, посылал ближнего человека к Царице в хоромы спросить ее о здоровье, как почивала? Потом сам выходил здороваться с нею в ее переднюю или столовую. После того они вместе слушали в одной из верховых церквей заутреню, а иногда и раннюю обедню. Между тем с утра же рано собирались во дворец все бояре, окольничие, думные и ближние люди - "челом ударить Государю" и присутствовать в царской Думе. (. ) Поздоровавшись с боярами, поговорив о делах, Государь в сопровождении всего собравшегося синклита шествовал часу в девятом к поздней обедне в одну из придворных церквей. Если же тот день был праздничный, то выход делался в собор или к празднику, т.е. в храм или монастырь, сооруженный в память празднуемого святого. В общие церковные праздники и торжества Государь всегда присутствовал при всех обрядах и церемониях. Поэтому и выходы в этих случаях были гораздо великолепнее, торжественнее. Обедня продолжалась часа два. В удобное время и здесь Государь принимал от думных людей доклады, разговаривал о делах с боярами, отдавал приказания. (. ) После обедни в комнате в обыкновенные дни Государь слушал доклады, челобитные и вообще занимался текущими делами. Заседание и слушание дел в комнате оканчивалось ок. 12 ч. утра. Бояре, ударив челом Государю, разъезжались, а Государь шел к столовому кушанью, или обеду, к которому иногда приглашал и некоторых из бояр, самых уважаемых и близких; но большею частью Государь кушал один. Обыкновенный стол его не был так изыскан и роскошен, как столы праздничные, посольские и др. В домашней жизни Цари представляли образец умеренности и простоты. По свидетельству иностранцев, к столу Царя Алексея Михайловича подавались всегда самые простые блюда, ржаной хлеб, немного вина, овсяная брага или легкое пиво с коричным маслом, а иногда одна только коричная вода. (. ) После обеда Государь ложился спать и обыкновенно почивал до вечерен, часа три. В вечерню снова собирались во дворец бояре и прочие чины, в сопровождении которых Царь выходил в верховую церковь к вечерне. После вечерни иногда также слушались дела или собиралась Дума. Но обыкновенно все время после вечерни до вечернего кушания, или ужина, Государь проводил уже в семействе или с самыми близкими людьми. Время это было отдыхом, и потому оно посвящалось домашним развлечениям и увеселениям, свойственным веку и вкусам тогдашнего общежития».

Но приверженность традициям Церкви причудливо сочетались у Алексея Михайловича с увлечением астрологией, а трепетное отношение к обычаям русской старины с тягой к европейским новшествам. Наряду со старинной царской «забавой» - соколиной и псовой охотой, Государь был увлечен европейской музыкой и завел при Дворе первый театр, пригласив иностранных актеров, которые стали устраивать «комедийные действа», ранее воспринимавшиеся на Руси как «бесовская игра» и «пакость душевная». (Впрочем, тут следует заметить, что Царь Алексей Михайлович советовался по вопросу об учреждении театра со своим духовником, который разрешил ему театральные зрелища, приводя в оправдание примеры византийских императоров).

Побывав в годы войны со Швецией и Польшей в таких «западных» городах как Витебск, Полоцк, Могилев, Ковно, Гродно и Вильно, Алексей Михайлович приступил к переустройству придворной обстановки на западный лад, осуществив во дворце «евроремонт»: на стенах дворца появились «золотые кожи» (обои), обстановку украсила мебель, сделанная на немецкий и польский манер, русскую резьбу сменила резьба во вкусе немецкого рококо. По словам историка В.О.Ключевского, Алексей Михайлович «старался устроить придворную жизнь у себя наподобие польского королевского двора». Но не только в этих мелочах проявилось «западничество» Государя. Достаточно вспомнить, что учителем к старшим детям Царя - будущему Государю Федору Алексеевичу и царевне Софье - был приглашен Симеон Полоцкий - ученый монах западнических воззрений и тайный униат, принадлежавший к Базилианскому ордену.

Что же касается личных качеств Государя, то современники отмечали мало темных сторон

в его характере. По общему мнению, Алексей Михайлович обладал созерцательной и пассивной натурой. Оказавшись как бы на перекрестке между двумя направлениями, старорусским и западническим, Царь старался примирить и сочетать их.

Являясь по природе своей человеком с мягким и податливым характером, «гораздо тихим», Алексей Михайлович нередко подпадал под влияние более сильных по характеру людей (Борис Морозов, Патриарх Никон, Артамон Матвеев). Но добродушие и мягкость характера сочетались у Царя со вспышками гнева. Бывало, что прогневавшись на кого-то, Алексей Михайлович осыпал провинившегося перед ним бранными словами, а то и «награждал» тумаками. Но при этом Государь был отходчив и довольно часто после вспышки гнева искал примирения и осыпал пострадавшего милостями и подарками. Однажды Царь, которому пускал кровь немецкий «дохтур», велел боярам испробовать то же средство. Когда же боярин Родион Стрешнев не согласился, Царь Алексей собственноручно «смирил» старика, но затем не знал, какими подарками его задобрить.

«От природы он отличался самыми достохвальными личными свойствами, был добродушен в такой степени, что заслужил прозвище "тишайшего", хотя по вспыльчивости нрава позволял себе грубые выходки с придворными, сообразно веку и своему воспитанию, и однажды собственноручно оттаскал за бороду своего тестя Милославского, - писан Н.И.Костомаров. - Впрочем, при тогдашней сравнительной простоте нравов при московском дворе, Царь вообще довольно бесцеремонно обращался со своими придворными. Будучи от природы веселого нрава, Царь Алексей Михайлович давал своим приближенным разные клички и в виде развлечения купал стольников в пруду в селе Коломенском». Но, продолжал далее историк, «Алексей Михайлович принадлежал к тем благодушным натурам, которые более всего хотят, чтоб у них на душе и вокруг них было светло; он неспособен был к затаенной злобе, продолжительной ненависти и потому, рассердившись на кого-нибудь, по вспыльчивости мог легко наделать ему оскорблений, но скоро успокаивался и старался примириться с тем, кого оскорбил в припадке гнева».

Современники и историки также обращали внимание на большой природный ум и хорошую образованность Государя. Царь много читал, писал письма, пробовал писать свои воспоминания о польской войне, упражнялся в стихосложении, знал иностранные языки. Кроме того, Алексей Михайлович известен и как гимнограф. Известный русский историк С.Ф.Платонов так писал об этом Царе: «Он был прекрасно знаком с литературой того времени и до тонкости усвоил себе книжный язык. В серьезных письмах и сочинениях Царь любил пускать в ход книжные обороты, употреблять цветистые афоризмы. каждый афоризм продуман, из каждой фразы глядит живая мысль».

Ко дню своей кончины Государь еще не был стар. По словам Костомарова, Алексей Михайлович «долго пользовался хорошим здоровьем; только чрезмерная тучность расстроила его организм и подготовила ему преждевременную смерть». В январе 1676 года Государь почувствовал упадок сил. 28 января, когда стало ясно, что конец близок, Алексей Михайлович благословил на царство сына Феодора, приказал выпустить из тюрем всех узников, освободить из ссылки всех сосланных, простить все казенные долги и заплатить за тех, которые содержались за долги частные, причастился Святых Тайн, соборовался и спокойно ожидал кончины. На следующий день, 29 января, в 9 часов вечера, три удара в колокол Успенского собора возвестили народу о смерти тишайшего Царя, «самого доброго из русских Царей».

Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук

Следующая цитата

Мы видели движения, происходившие в русском обществе XVII в. Нам остается взглянуть на людей, стоявших тогда во главе его. Это необходимо для полноты наблюдения. Из противоположных течений, волновавших русское общество, одно отталкивало его к старине, а другое увлекало вперед, в темную даль неведомой чужбины. Эти противоположные влияния рождали и распространяли в обществе смутные чувства и настроения. Но в отдельных людях, становившихся впереди общества, эти чувства и стремления уяснялись, превращались в сознательные идеи и становились практическими задачами. Притом такие представительные, типические лица помогут нам полнее изучить состав жизни, их воспитавшей. В таких лицах цельно собирались и выпукло проступали такие интересы и свойства их среды, которые терялись в ежедневном обиходе, спорадически бродя по заурядным людям, разбросанными и бессильными случайностями. Я остановлю ваше внимание только на немногих людях, шедших во главе преобразовательного движения, которым подготовлялось дело Петра. В их идеях и задачах, ими поставленных, всего явственнее обнаруживаются существенные результаты этой подготовки. То были идеи и задачи, которые прямо вошли в преобразовательную программу Петра, как завет его предшественников.

Царь Алексей Михайлович

Первое место между этими предшественниками принадлежит бесспорно отцу преобразователя. В этом лице отразился первый момент преобразовательного движения, когда вожди его еще не думали разрывать со своим прошлым и ломать существующее. Царь Алексей Михайлович принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении. Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины. Это было у нас единственное поколение, так думавшее: так не думали прежде и перестали думать потом. Люди прежних поколений боялись брать у Запада даже материальные удобства, чтобы ими не повредить нравственного завета отцов и дедов, с которым не хотели расставаться, как со святыней; после у нас стали охотно пренебрегать этим заветом, чтобы тем вкуснее были материальные удобства, заимствуемые у Запада. Царь Алексей и его сверстники не менее предков дорожили своей православной стариной; но некоторое время они были уверены, что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, «комедийное действо» и при этом сохранить в неприкосновенности те чувства и понятия, какие необходимы, чтобы с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды.

Царь Алексей родился в 1629 году. Он прошел полный курс древнерусского образования, или словесного учения, как тогда говорили. По заведенному порядку тогдашней педагогики на шестом году его посадили за букварь, нарочно для него составленный патриаршим дьяком по заказу дедушки, патриарха Филарета, — известный древнерусский букварь с титлами, заповедями, кратким катехизисом и т.д. Учил царевича, как это было принято при московском дворе, дьяк одного из московских приказов. Через год перешли от азбуки к чтению часовника, месяцев через пять к псалтырю, еще через три принялись изучать Деяния апостолов, через полгода стали учить писать, на девятом году певчий дьяк, т.е. регент дворцового хора, начал разучивать Охтой (Октоих), нотную богослужебную книгу, от которой месяцев через восемь перешли к изучению «страшного пения», т.е. церковных песнопений страстной седмицы, особенно трудных по своему напеву — и лет десяти царевич был готов, прошел весь курс древнерусского гимназического образования: он мог бойко прочесть в церкви часы и не без успеха петь с дьячком на клиросе по крюковым нотам стихиры и каноны. При этом он до мельчайших подробностей изучил чин церковного богослужения, в чем мог поспорить с любым монастырским и даже соборным уставщиком. Царевич прежнего времени, вероятно, на этом бы и остановился. Но Алексей воспитывался в иное время, у людей которого настойчиво стучалась в голову смутная потребность ступить дальше, в таинственную область эллинской и даже латинской мудрости, мимо которой, боязливо чураясь и крестясь, пробегал благочестивый русский грамотей прежних веков. Немец со своими нововымышленными хитростями, уже забравшийся в ряды русских ратных людей, проникал и в детскую комнату государева дворца. В руках ребенка Алексея была уже «потеха», конь немецкой работы и немецкие «карты», картинки, купленные в Овощном ряду за 3 алтына 4 деньги (рубля полтора на наши деньги), и даже детские латы, сделанные для царевича мастером немчином Петром Шальтом. Когда царевичу было лет 11—12, он обладал уже маленькой библиотекой, составившейся преимущественно из подарков дедушки, дядек и учителя, заключавшей в себе томов 13. Большею частью это были книги Священного Писания и богослужебные; но между ними находились уже грамматика, печатанная в Литве, космография и в Литве же изданный какой-то лексикон. К тому же главным воспитателем царевича был боярин Б. И. Морозов, один из первых русских бояр, сильно пристрастившийся к западноевропейскому. Он ввел в учебную программу царевича прием наглядного обучения, знакомил его с некоторыми предметами посредством немецких гравированных картинок; он же ввел и другую еще более смелую новизну в московский государев дворец, одел цесаревича Алексея и его брата в немецкое платье.

Общественные нравы и понятия в иных случаях перемогали добрые свойства и влечения царя. Властный человек в Древней Руси так легко забывал, что он не единственный человек на свете, и не замечал рубежа, до которого простирается его воля и за которым начинаются чужое право и общеобязательное приличие. Древнерусская набожность имела довольно ограниченное поле действия, поддерживала религиозное чувство, но слабо сдерживала волю. От природы живой, впечатлительный и подвижный, Алексей страдал вспыльчивостью, легко терял самообладание и давал излишний простор языку и рукам. Однажды, в пору уже натянутых отношений к Никону, царь, возмущаемый высокомерием патриарха, из-за церковного обряда поссорился с ним в церкви в Великую пятницу и выбранил его обычной тогда бранью московских сильных людей, не исключая и самого патриарха, обозвав Никона мужиком… сыном. В другой раз в любимом своем монастыре Саввы Сторожевского, который он недавно отстроил, царь праздновал память святого основателя монастыря и обновление обители в присутствии патриарха антиохийского Макария. На торжественной заутрене чтец начал чтение из жития святого обычным возгласом: благослови, отче. Царь вскочил с кресла и закричал: «Что ты говоришь, мужик… сын: благослови, отче? Тут патриарх, говори: благослови, владыко!» В продолжение службы царь ходил среди монахов и учил их читать то-то, петь так-то; если они ошибались, с бранью поправлял их, вел себя уставщиком и церковным старостой, зажигал и гасил свечи, снимал с них нагар, во время службы не переставал разговаривать со стоявшим рядом приезжим патриархом, был в храме, как дома, как будто на него никто не смотрел. Ни доброта природы, ни мысль о достоинстве сана, ни усилия быть набожным и порядочным ни на вершок не поднимали царя выше грубейшего из его подданных. Религиозно-нравственное чувство разбивалось о неблаговоспитанный темперамент, и даже добрые движения души получали непристойное выражение. Вспыльчивость царя чаще всего возбуждалась встречей с нравственным безобразием, особенно с поступками, в которых обнаруживались хвастовство и надменность. Кто на похвальбе ходит, всегда посрамлен бывает; таково было житейское наблюдение царя. В 1660 г. князь Хованский был разбит в Литве и потерял почти всю свою двадцатитысячную армию. Царь спрашивал в думе бояр, что делать. Боярин И.Д. Милославский, тесть царя, не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если государь пожалует его, даст ему начальство над войском, то он скоро приведет пленником самого короля польского. «Как ты смеешь, — закричал на него царь, — ты, страдник, худой человечишка, хвастаться своим искусством в деле ратном! Когда ты ходил с полками, какие победы показал над неприятелем?» Говоря это, царь вскочил, дал старику пощечину, надрал ему бороду и, пинками вытолкнув его из палаты, с силой захлопнул за ним двери. На хвастуна или озорника царь вспылит, пожалуй, даже пустит в дело кулаки, если виноватый под руками, и уж непременно обругает вволю: Алексей был мастер браниться тою изысканною бранью, какой умеет браниться только негодующее и незлопамятное русское добродушие. Казначей Саввина Сторожевского монастыря отец Никита, выпивши, подрался со стрельцами, стоявшими в монастыре, прибил их десятника (офицера) и велел выбросить за монастырский двор стрелецкое оружие и платье. Царь возмутился этим поступком, «до слез ему стало, во мгле ходил», по его собственному признанию. Он не утерпел и написал грозное письмо буйному монаху. Характерен самый адрес послания: «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дому и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките». Но прилив царского гнева разбивался о мысль, никогда не покидавшую царя, что на земле никто не безгрешен перед Богом, что на его суде все равны, и цари и подданные: в минуты сильнейшего раздражения Алексей ни в себе, ни в виноватом подданном старался не забыть человека. «Да и то себе ведай, сатанин ангел, — писал царь в письме к казначею, — что одному тебе да отцу твоему диаволу годна и дорога твоя здешняя честь, а мне, грешному, здешняя честь, аки прах, и дороги ли мы перед Богом с тобою и дороги ли наши высокосердечные мысли, доколе Бога не боимся». Самодержавный государь, который мог сдуть с лица земли отца Микиту, как пылинку, пишет далее, что он сам со слезами будет милости просить у чудотворца преп. Саввы, чтобы оборонил его от злонравного казначея: «На оном веке рассудит нас Бог с тобою, а опричь того мне нечем от тебя оборониться». При доброте и мягкости характера это уважение к человеческому достоинству в подданном производило обаятельное действие на своих и чужих и заслужило Алексею прозвание «тишайшего царя». Иностранцы не могли надивиться тому, что этот царь при беспредельной власти своей над народом, привыкшим к полному рабству, не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь (слова австрийского посла Мейерберга). Дурные поступки других тяжело действовали на него всего более потому, что возлагали на него противную ему обязанность наказывать за них. Гнев его был отходчив, проходил минутной вспышкой, не простираясь далее угроз и пинков, и царь первый шел навстречу к потерпевшему с прощением и примирением, стараясь приласкать его, чтобы не сердился. Страдая тучностью, царь раз позвал немецкого «дохтура» открыть себе кровь; почувствовав облегчение, он по привычке делиться всяким удовольствием с другими предложил и своим вельможам сделать ту же операцию. Не согласился на это один боярин Стрешнев, родственник царя по матери, ссылаясь на свою старость. Царь вспылил и прибил старика, приговаривая: «Твоя кровь дороже что ли моей? или ты считаешь себя лучше всех?» Но скоро царь и не знал, как задобрить обиженного, какие подарки послать ему, чтобы не сердился, забыл обиду.

Алексей любил, чтобы вокруг него все были веселы и довольны; всего невыносимее была ему мысль, что кто-нибудь им недоволен, ропщет на него, что кого-нибудь стесняет. Он первый начал ослаблять строгость заведенного при московском дворе чопорного этикета, делавшего столь тяжелыми и натянутыми придворные отношения. Он нисходил до шутки с придворными, ездил к ним запросто в гости, приглашал их к себе на вечерние пирушки, поил, близко входил в их домашние дела. Уменье входить в положение других, понимать и принимать к сердцу их горе и радость было одною из лучших черт в характере царя. Надобно читать его утешительные письма к кн. Ник. Одоевскому по случаю смерти его сына и к Ордину-Нащокину по поводу побега его сына за границу — надобно читать эти задушевные письма, чтобы видеть, на какую высоту деликатности и нравственной чуткости могла поднять даже неустойчивого человека эта способность проникаться чужим горем. В 1652 г. сын кн. Ник. Одоевского, служившего тогда воеводой в Казани, умер от горячки почти на глазах у царя. Царь написал старику отцу, чтобы утешить его, и, между прочим, писал: «И тебе бы, боярину нашему, через меру не скорбеть, а нельзя, чтобы не поскорбеть и не поплакать, и поплакать надобно, только в меру, чтобы Бога не прогневить». Автор письма не ограничился подробным рассказом о неожиданной смерти и обильным потоком утешений отцу; окончив письмо, он не утерпел, еще приписал: «Князь Никита Иванович! не горюй, а уповай на Бога и на нас будь надежен». В 1660 г. сын Ордина-Нащокина, молодой человек, подававший большие надежды, которому иноземные учителя вскружили голову рассказами о Западной Европе, бежал за границу. Отец был страшно сконфужен и убит горем, сам уведомил царя о своем несчастии и просил отставки. Царь умел понимать такие положения и написал отцу задушевное письмо, в котором защищал его от него самого. Между прочим он писал: «Просишь ты, чтобы дать тебе отставку; с чего ты взял просить об этом? думаю, что от безмерной печали. И что удивительного в том, что надурил твой сын? от малоумия так поступил. Человек он молодой, захотелось посмотреть на мир Божий и его дела; как птица полетает туда и сюда и, налетавшись, прилетает в свое гнездо, так и сын ваш припомнит свое гнездо и свою духовную привязанность и скоро к вам воротится».

Царь Алексей Михайлович был добрейший человек, славная русская душа. Я готов видеть в нем лучшего человека Древней Руси, по крайней мере, не знаю другого древнерусского человека, который производил бы более приятное впечатление — но только не на престоле. Это был довольно пассивный характер. Природа или воспитание было виною того, что в нем развились преимущественно те свойства, которые имеют такую цену в ежедневном житейском обиходе, вносят столько света и тепла в домашние отношения. Но при нравственной чуткости царю Алексею недоставало нравственной энергии. Он любил людей и желал им всякого добра, потому что не хотел, чтобы они своим горем и жалобами расстраивали его тихие личные радости. В нем, если можно так выразиться, было много того нравственного сибаритства, которое любит добро, потому что добро вызывает приятные ощущения. Но он был мало способен и мало расположен что-нибудь отстаивать или проводить, как и с чем-либо долго бороться. Рядом с даровитыми и честными дельцами он ставил на важные посты людей, которых сам ценил очень низко. Наблюдатели непредубежденные, но и непристрастные выносили несогласимые впечатления, из которых слагалось такое общее суждение о царе, что это был добрейший и мудрейший государь, если бы не слушался дурных и глупых советников. В царе Алексее не было ничего боевого; всего менее имел он охоты и способности двигать вперед, понукать и направлять людей, хотя и любил подчас собственноручно «смирить», т.е. отколотить неисправного или недобросовестного слугу. Современники, даже иностранцы, признавали в нем богатые природные дарования: восприимчивость и любознательность помогли ему приобрести замечательную по тому времени начитанность не только в Божественном, но и в мирском Писании; об нем говорили, что он «навычен многим философским наукам»; дух времени, потребности минуты также будили мысль, задавали новые вопросы. Это возбуждение сказалось в литературных наклонностях царя Алексея. Он любил писать и писал много больше, чем кто-либо из древнерусских царей после Грозного. Он пытался изложить историю своих военных походов, делал даже опыты в стихотворстве: сохранилось несколько написанных им строк, которые могли казаться автору стихами. Всего больше оставил он писем к разным лицам. В этих письмах много простодушия, веселости, подчас задушевной грусти и просвечивает тонкое понимание ежедневных людских отношений, меткая оценка житейских мелочей и заурядных людей, но не заметно ни тех смелых и бойких оборотов мысли, ни той иронии — ничего, чем так обильны послания Грозного. У царя Алексея все мило, многоречиво, иногда живо и образно, но вообще все сдержанно, мягко, тускло и немного сладковато. Автор, очевидно, человек порядка, а не идеи и увлечения, готового расстроить порядок во имя идеи; он готов был увлекаться всем хорошим, но ничем исключительно, чтобы ни в себе, ни вокруг себя не разрушить спокойного равновесия. Склад его ума и сердца с удивительной точностью отражался в его полной, даже тучной фигуре, с низким лбом, белым лицом, обрамленным красивой бородой, с пухлыми румяными щеками, русыми волосами, с кроткими чертами лица и мягкими глазами.

Этому-то царю пришлось стоять в потоке самых важных внутренних и внешних движений. Разносторонние отношения, старинные и недавние, шведские, польские, крымские, турецкие, западнорусские, социальные, церковные, как нарочно, в это царствование обострились, встретились и перепутались, превратились в неотложные вопросы и требовали решения, не соблюдая своей исторической очереди, и над всеми ними как общий ключ к их решению стоял основной вопрос: оставаться ли верным родной старине или брать уроки у чужих? Царь Алексей разрешил этот вопрос по-своему: чтобы не выбирать между стариной и новшествами, он не разрывал с первой и не отворачивался от последних. Привычки, родственные и другие отношения привязывали его к стародумам; нужды государства, отзывчивость на все хорошее, личное сочувствие тянули его на сторону умных и энергических людей, которые во имя народного блага хотели вести дела не по-старому. Царь и не мешал этим новаторам, даже поддерживал их, но только до первого раздумья, до первого энергичного возражения со стороны стародумов. Увлекаемый новыми веяниями, царь во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям учителя, западнорусского ученого монаха, который повел преподавание дальше часослова, псалтыря и Октоиха, учил царевичей языкам латинскому и польскому. Но царь Алексей не мог стать во главе нового движения и дать ему определенное направление, отыскать нужных для того людей, указать им пути и приемы действия. Он был не прочь срывать цветки иноземной культуры, но не хотел марать рук в черной работе ее посева на русской почве.

Несмотря, однако, на свой пассивный характер, на свое добродушно-нерешительное отношение к вопросам времени, царь Алексей много помог успеху преобразовательного движения. Своими часто беспорядочными и непоследовательными порывами к новому и своим уменьем все сглаживать и улаживать он приручил пугливую русскую мысль к влияниям, шедшим с чужой стороны. Он не дал руководящих идей для реформы, но помог выступить первым реформаторам с их идеями, дал им возможность почувствовать себя свободно, проявить свои силы и открыл им довольно просторную дорогу для деятельности: не дал ни плана, ни направления преобразованиям, но создал преобразовательное настроение…

Читайте также: