Хорошим людям доброе утро цитаты железников
Обновлено: 18.05.2024
Пока Саша завтракал, бабушка сложила ему в портфель тетради и букварь. Из соседней комнаты выбежала Сашина мама, горестно всплеснула руками и сказала:
— Ну кого ты растишь: барчука и лежебоку! Разве он не может собрать сам книги и тетради? Вот приедет Сергей, он тебе задаст.
— Что-то он долго не едет, твой Сергей, — ответила бабушка.
Мама сразу помрачнела, вышла из комнаты, а когда Саша уже убегал в школу, мама надела платье, которое не любил отец. Ясно, что она сердилась на него.
Около школы Саша увидел Гошку Сапегина. Он замедлил шаги, чтобы не нагонять Гошку, но тот, как назло, еле-еле тащился. Гошка заметил Сашу, показал ему нос и захохотал.
Саша попробовал его обогнать. Гошка побежал рядом с ним и все время показывал ему нос. Тогда Саша остановился, а Гошка добежал до школьных дверей и стал поджидать Сашу. Скоро рядом с ним собралось еще пять мальчишек из юс класса, и все они улюлюкали на Сашу.
Зазвенел звонок, мальчишки бросились в школу, чтобы не опоздать. А Саша помедлил минуту и тоже пошел в школу.
В школе было удивительно тихо.
Саша подошел к дверям своего класса и услыхал голос Александры Ивановны:
— Сейчас мы, ребята, будем писать букву «а» маленькую и букву «А» заглавную, большую…
У Саши мелко-мелко забилось сердце, и ему стало жарко. Вот сейчас они начнут писать букву «А», а он стоит за дверью. Нужно быстрее войти в класс, но он тут же представил себе, как Александра Ивановна отчитает его перед классом и ребята снова будут над ним смеяться.
И вместо того чтобы войти в класс и выучить букву «А», так необходимую для покорения космоса и недр земли, эту первую букву алфавита, без которой не узнаешь второй и останешься дурачком, как сказала Александра Ивановна, Саша повернулся и побежал вон из школы.
Нет, ему совсем было нелегко, он даже готов был заплакать от обиды, но все это он мог сделать только втихомолку. А сделать что-нибудь решительное и смелое он не мог. Эх, сейчас бы ему сюда волшебное кресло, и он прямо на нем, точно на гоночном мотоцикле, влетел бы в класс. Он бы тогда им показал.
А пока Саша уже бежал школьным двором, потом выскочил на улицу и снова бежал долго-долго не останавливаясь, бежал до тех пор, пока у него сердце не стало биться где-то у горла, и он задохнулся. Может быть, в эти минуты он поставил рекорд по скорости бега, может быть, он бежал так же быстро, как бегали знаменитые чемпионы братья Знаменские, но это был не тот бег, которым он мог гордиться. Про такой бег никому не расскажешь.
Домой он вернулся вовремя, прогулял ровно столько, сколько полагалось заниматься в школе. Бабушка встречала его на улице, стояла у ворот. Она еле дождалась Сашу.
— Ну, что проходили сегодня? — спросила бабушка.
— Букву «А» большую, заглавную, и букву «а» маленькую.
— Молодцы, — сказала бабушка. — А ты, верно, голодный?
— Голодный, — согласился Саша.
И хотя Саша не заслужил вкусного обеда, потому что всем у нас в стране известны очень хорошие слова: «Кто не работает, тот не ест», он спокойно пообедал. Работаешь или не работаешь, а есть-то охота.
Глава четвертая
После обеда Саша вытащил тетрадь и сел к столу. Он решил писать букву «А». Сидел, сидел, но не написал ничего. Вообще-то он знал букву «А», но перед ним был чистый лист бумаги, и он боялся к нему притронуться. Вдруг напишет что-нибудь не так.
Саша взял тетрадь и отправился к Петру Петровичу. Может быть, тот выручит его. Но Петра Петровича не было дома, а в углу комнаты так заманчиво темнело волшебное кресло, и Саша решил немного посидеть в нем.
Он сел, кресло печально и жалобно скрипнуло, точно оно было чем-то недовольно.
— Ну-ну! — крикнул Саша и сильно качнул кресло.
Пружины привычно и звонко откликнулись на его призыв.
— Эх ты, буква «А»! — снова закричал Саша. — Неужели ты думаешь, что я тебя боюсь?
— Нет, нет, нет, — ответил он себе жалобным, тоненьким голоском. Почему-то ему хотелось унизить букву «А», и поэтому он говорил за нее таким робким голоском. — Я совсем этого не думаю.
— То-то! — крикнул Саша своим голосом.
И понеслось… Он махал в воздухе рукой, словно быстро-быстро писал на невидимом листе и буквы сами собой выскакивали у него из-под пера и ровными рядами ложились одна к другой. Это он писал у доски, и весь класс, и Александра Ивановна, и сам нахальный Гошка, — все смотрели на него с открытыми ртами, а он писал и писал. И Александра Ивановна сказала: «Прости меня, Саша: ты не вырастешь дурачком, этому никогда не бывать».
Саша соскочил с кресла, подбежал к книжной полке, выхватил самую толстую книжку, открыл ее на первой странице и хотел уже вслух начать читать, чтобы все видели и слышали!
Он верил в чудо, вот сейчас он начнет читать, и эти неприступные, гордые книги откроют ему наконец свои тайны… Вот сейчас… Он уже пожирал буквы глазами и ждал, что они начнут у него складываться в слова, и чудная музыка чтения, необыкновенная музыка чтения сорвется у него с языка… Право, лучше бы Саше оставаться в волшебном кресле — там так легко и удобно.
Он вышел во двор и оглядел поле сражения. Двор был пуст, только в углу, в песочке, возилась Маринка — это его старая подружка. Раньше они были неразлучными друзьями.
Маринка увидела Сашу и замахала ему рукой: мол, иди скорее сюда. Саша поколебался, ведь теперь между ним и Маринкой была огромная пропасть: он учился в школе, а Маринка по-прежнему ходила в детский сад. Он нехотя подошел.
— Задаешься? — спросила Маринка.
— И не думаю, — сказал Саша. — Просто устал в школе.
— А я, когда пойду в школу, никогда не буду уставать.
— Много ты знаешь, там одних букв столько нужно выучить — голова кругом идет.
— А как зовут твою учительницу?
— Александра Ивановна. У нее есть орден Ленина. Ты когда-нибудь видела орден Ленина?
— Конечна. По телевизору.
— Ох, рассмешила. А ты на живых людях видела?
— Нет еще… Но ты будешь со мной дружить по-прежнему?
— Ладно, буду, — согласился Саша и тут же забыл о Маринке, потому что в глубине их двора стоял гараж и сейчас ворота этого гаража были открыты настежь.
Ну, машины — это была его страсть. Он знал все марки советских автомобилей. Саша подошел к открытым воротам гаража, осторожно заглянул и остановился на пороге. Дальше он идти без разрешения боялся.
Шофер, который возился в моторе «Волги», совсем молодой на вид парень, поднял голову и улыбнулся ему.
— Здравствуйте, дядя, — сказал Саша.
— Здравствуй, малый, если не шутишь, — ответил шофер.
— Я не шучу. — Саше понравилось, что шофер назвал его «малым». Это для него звучало необычно, ну, вроде как он сродни стал этому необыкновенному человеку, от которого так хорошо пахнет бензином, мазутом и еще чем-то таким, отчего просто захватывает дух.
— А если не шутишь, вот тебе ведро, принеси воды, — сказал шофер. — Вон там, в глубине гаража, есть водопровод.
Саша ваял ведро, и дужка его глухо звякнула, как пружина на волшебном кресле. И он, Саша, пошел в глубь гаража.
В гараже было полутемно, но Саша совсем не боялся, он легко и свободно шел между машинами. Потом набрал полнехонько ведро воды, еле дотащил, а когда шофер сказал, что ведро, пожалуй, было для него тяжелым, он улыбнулся: «Ерунда, мол, не такие таскали», — хотя он в своей жизни не притащил ни одного ведра воды и сейчас, когда тащил, от собственной неловкости облил себе ноги.
Следующая цитата
«Дорогой товарищ Катерина Нащокова! Пишет письмо старый чех, дед Ионек Точнее, пишет не дед, он не знает русского языка, а его внучек Зденек. Слава богу, наконец-то я нашел вас. Теперь получу ответное письмо и тогда я успокоюсь… Приезжайте к нам в гости. Берите сына а приезжайте. Здесь у нас в селе в каждом доме примут вас, как родную. Приезжайте, будьте ласковы…» Это письмо из рассказа «Хорошим людям - доброе утро». Из рассказа вы узнаете, как старый чех Ионек Брейхал через много лет после.
Следующая цитата
«Дорогой товарищ Катерина Нащокова! Пишет письмо старый чех, дед Ионек Точнее, пишет не дед, он не знает русского языка, а его внучек Зденек. Слава богу, наконец-то я нашел вас. Теперь получу ответное письмо и тогда я успокоюсь… Приезжайте к нам в гости. Берите сына а приезжайте. Здесь у нас в селе в каждом доме примут вас, как родную. Приезжайте, будьте ласковы…»
Это письмо из рассказа «Хорошим людям - доброе утро». Из рассказа вы узнаете, как старый чех Ионек Брейхал через много лет после войны разыскал вдову расстрелянного фашистами советского офицера Нащокова и прислал ей последнее письмо ее мужа. Это письмо имело большое значение в жизни героя рассказа Толи Нащокова. Ему вместе с матерью многое пришлось пережить после смерти отца. Но в трудное время они убедились, что у них есть верные друзья, что на земле хороших людей гораздо больше, чем плохих.
В книге напечатаны также рассказы: «Далекое и близкое» - о мальчике, оказавшемся во время войны в городе, захваченном гитлеровцами; «Длинные и короткие ночи» - о военном хирурге; «Да поможет человек» - о борьбе с религиозным фанатизмом и другие.
Можно сказать, что главная черта характера героев в рассказах В. Железникова - любовь к человеку. А это не всегда бывает легко - любить другого человека. Порой ради этого нужно идти на трудности, лишения и даже рисковать жизнью.
Следующая цитата
- Знаешь, Толя, уедем в Гурзуф. - Мама заплакала. - На Черное море. Дед давно ждет нас.
- Хорошо, мама, - ответил я. - Уедем, только ты не плачь.
Прошло недели две. Как-то утром я открыл глаза, а над моим диваном, на стене, где висел папин портрет в военной форме, - пусто. От него осталось только квадратное темное пятно. Я испугался: "Вдруг мама поверила дяде Николаю и поэтому сняла папин портрет? Вдруг поверила?" Вскочил, побежал в ее комнату. На столе стоял открытый чемодан. А в нем были аккуратно уложены папины фотографии и его старая летная фуражка, которая сохранилась у нас от довоенного времени. Мама собирала вещи в дорогу. Мне очень хотелось поехать в Гурзуф, но почему-то стало обидно, что на стене вместо папиной фотографии - темное пятно. Грустно как-то, и все.
И тут ко мне пришел мой лучший друг Лешка. Он был самый маленький в нашем классе, а сидел на высокой парте. Из-за нее виднелась только Лешкина голова. Он сам себя поэтому прозвал "голова профессора Доуэля". Но у Лешки одна слабость: он болтал на уроках. И учительница часто делала ему замечания. Однажды на уроке она сказала: "У нас есть девочки, которые очень много внимания уделяют своим прическам". Мы повернулись в сторону Лешкиной парты, знали, что учительница намекает на его соседку. А он встал и говорит: "Наконец это, кажется, ко мне не относится". Глупо, конечно, и совсем не остроумно. Но получилось ужасно смешно. После этого я просто влюбился в Лешку. Многие над ним смеялись, что он маленький и голос у него тоненький, девчачий. А я нет.
Лешка протянул мне письмо.
- Перехватил у почтальона, - сказал он. - А то ключ доставать да лезть в почтовый ящик.
Письмо было от дяди Николая. Я совсем расквасился. Сам не заметил, как у меня слезы выступили на глазах. Лешка растерялся. Я никогда не плакал, даже когда схватился за горячий утюг и сильно обжег руку. Лешка пристал ко мне, и я все ему рассказал.
- Про твоего папку - это сущая ерунда. Столько орденов получил за храбрость - и вдруг струсил! Ерунда. А на этого Николая наплюй! Был и нет. И все. Зачем он вам?
"Нет, этого даже Лешка понять не мог. У него был отец, а у меня его никогда не было. А дядя Николай так мне раньше нравился! - подумал я. - Был и нет. И все. Веселый Лешка!"
Вечером я отдал письмо маме. Она взяла новый конверт, запечатала туда невскрытое письмо дяди Николая и сказала:
- Скорей бы кончались занятия в школе. Поедем в Гурзуф, и ты будешь бродить по тем самым местам, где бродили мы с папой.
От Симферополя до Алушты мы ехали автобусом. В автобусе маму сильно укачало, и мы пересели на теплоход.
Теплоход ходил рейсом от Алушты до Ялты, через Гурзуф. Мы сели на носу и стали ждать отправления. Мимо прошел широкоплечий краснолицый моряк в темных очках, посмотрел на маму и сказал:
- Вас здесь зальет водой.
- Ничего, - ответила мама. Она вытащила из сумки платочек и повязала голову.
Моряк поднялся в рубку. Он был капитаном. И теплоход отчалил.
Из Гурзуфской бухты дул сильный ветер и поднимал волну. А нос теплохода разбивал волну, и брызги крупными каплями падали на нас. Несколько капель упало на мамин платок. На том месте, где стоял бульдог Джаз, появилось большое пятно. Мое лицо тоже было мокрым. Я облизнул губы и закашлял от соленой морской воды.
Все пассажиры ушли на корму, а мы с мамой остались на прежних местах.
Наконец теплоход причалил, и я увидел деда - маминого папу. Он был в парусиновой куртке и матросской тельняшке. Когда-то дед плавал корабельным коком, а теперь он работал поваром в городской чебуречной. Делал чебуреки и пельмени.
Теплоход ударился о деревянный помост, матрос укрепил причальный трос. Капитан высунулся в окошко:
- Привет коку! В Ялту собрался?
- Привет, капитан! Дочь встречаю, - ответил дед и заспешил к нам навстречу.
А мама, как увидела деда, бросилась к нему и вдруг заплакала.
Капитан снял темные очки, и лицо у него стало обыкновенным.
- Слушай, братишка, надолго вы сюда?
Я сначала не понял, что он обращается ко мне, а потом догадался. Рядом никого не было.
- Мы, - говорю, - насовсем.
- А. - Капитан понимающе покачал головой.
Я проснулся от незнакомого запаха. Я спал во дворе под персиковым деревом. Это оно так незнакомо пахло. На скамейке сидела мама. Она была одета так же, как вчера. И поэтому мне показалось, что мы все еще в дороге, все еще не приехали. Но мы приехали. Просто мама не ложилась спать.
- Мама, - спросил я, - что мы будем делать?
- Не знаю, - ответила мама. - А в общем, знаю. Завтракать.
Скрипнула калитка, и во двор вошла маленькая полная женщина в домашнем халате.
- Здравствуйте, - сказала она, - с приездом. Я ваша соседка, Волохина Мария Семеновна. Уж как ждал вас старик! Уж как ждал! Все говорил: "У меня дочь красавица". - Соседка как-то непонятно замурлыкала. - Я-то думала, всем отцам их дочери кажутся красавицами. А теперь вижу, что не хвастал.
- Добрый день, - перебила ее мама. - Присаживайтесь.
- Мария! - раздался мужской голос из-за забора. - Я ухожу на работу!
- Подождешь! - грубо ответила женщина и снова повернулась к маме. Мой. Все ему некогда! Такая красотка и без муженька! - продолжала соседка. Ну, здесь вы не пропадете. На курортах мужчины ласковые.
- Перестаньте, - сказала мама и посмотрела в мою сторону.
- Мария! - снова раздалось из-за забора. - Я ухожу!
Соседка убежала. А мы с мамой позавтракали и пошли гулять по городу. Людей на узких гурзуфских улицах было мало. Местные работали, а отдыхающие сидели у моря. Была очень сильная жара. Асфальт перегрелся и прогибался под ногами, как подушка. Но мы с мамой ходили и ходили. Я молчал, и мама молчала. Мне казалось, что мама хочет замучить себя и меня. Наконец мы спустились к морю.
- Можешь выкупаться, - сказала мама.
Море было теплым и тихим. Я плыл долго и все ждал, когда мама крикнет, чтобы я возвращался. Но мама не кричала, а я уже устал. Тогда я оглянулся. Мама сидела, как-то неловко поджав под себя ноги. Я подумал, что мама похожа на раненую птицу. Один раз я нашел на озере утку с перебитым крылом, она также как-то неловко сидела. Я поплыл назад. Вылез на берег. От напряжения у меня дрожали ноги и в ушах сильно стучало. Лег животом на горячие камни и опустил голову на руки. Совсем рядом зашуршали камни, кто-то прошел чуть ли не по моей голове и остановился. Я приоткрыл глаза и увидал ноги в исцарапанных и сбитых от постоянного хождения по камням сандалиях. Я поднял голову. За маминой спиной стояла маленькая девочка и рассматривала собак на платке. Когда она заметила, что я уставился на нее, то отвернулась от собак.
Читайте также: