Голова предмет темный и исследованию не подлежит цитата
Обновлено: 18.05.2024
— Русская речь не сложнее других. Вон Маргадон — дикий человек — и то выучил. Маргадон!
— Учиться всегда сгодится, трудиться должна девица, не плюй в колодец — пригодится… и как говорится.
— Для чего живёт человек на земле? Скажите.
— Как же так сразу-то? И потом, где живёт? Ежели у нас, в Смоленской губернии — это одно, ежели в Тамбовской губернии — это другое.
Ма тант, не будем устраивать эль скандаль при посторонних!
— Никакое это не произведение, а Содом с Гоморрой!
— Разве их две? Вроде одна…
— Чего одна?
— Одна Гоморра…
— Это Жозель. Француженка. Я признал её. По ноге.
— Не-е, это не Жозель. Жозель была брунетка, а эта вся белая.
— На что жалуемся?
— На голову жалуется.
— Это хорошо. Лёгкие дышат, сердце стучит.
— А голова?
— А голова — предмет тёмный, исследованию не подлежит.
Коли доктор сыт, так и больному легче.
Ипохондрия есть жестокое любострастие, которое содержит дух в непрерывном печальном положении. Тут медицина знает разные средства, лучшее из которых и самое безвредное — беседа.
Слово лечит, разговор мысль отгоняет.
— Хотите беседовать, сударь?
— О чём?
— О чём прикажете. О войне с турками, о превратностях климата или, к примеру, о графе Калиостро.
— О ком?
— О Калиостро. Известный чародей и магистр тайных сил. Нынче в Петербурге шуму много наделал. Газеты пишут — камни драгоценные растил, будущность предсказывал. А ещё говорят, фрейлине Головиной из медальона вывел образ покойного мужа, да так, что она его осязала и теперь вроде как на сносях…
— Карета сломалась, кузнец в бегах, так он в Васильевской гостинице сидит, клопов кормит.
— Клопов? Великий человек, магистр — и клопов?
— Так они, сударь, не разбирают, кто магистр, а кто не магистр.
— Варварская игра, дикая местность — меня тянет на родину.
— Где ваша родина?
— Не знаю. Я родился на корабле, но куда он плыл и откуда никто не помнит. А вы где родились, Жакоб?
— А я вообще ещё не родился.
— Не родились?
— Нет.
— И как вы дальше думаете?
Сердце подвластно разуму. Чувства подвластны сердцу. Разум подвластен чувствам. Круг замкнулся. С разума начали, разумом кончили. Вот и выходит, что всё мироздание — это суть игра моего ума. А если вы со мной согласитесь, то и вашего тоже.
Тогда она сняла с себя последнюю одежду и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.
— Маргадон! Почему открыта дверь?
— Экскьюз ми, магистр!
— Что экскьюз ми?
— Варварские обычаи: ключи раздают, а замков нет.
Не умеете лгать, молодой человек. Все люди разделяются на тех, которым что-то надобно от меня, и на остальных, от которых что-то нужно мне. Мне от вас ничего не нужно. Выкладывайте, что вам угодно.
Не надо громких слов, они потрясают воздух, но не собеседника.
Сильвупле, дорогие гости! Сильвупле… Жевупри… авек плезир… Господи прости, от страха все слова повыскакивали.
— Понравилось, видать. Молодец…
— Хороший человек…
— Солонку спёр…
— И не побрезговал.
— Дядь Степан, ихний кучер на меня в лорнет посмотрел. Чего это он, а?
— Чего, чего… Зрение слабое.
— Бедненький.
Ежели один человек построил, другой завсегда разобрать может.
Это зачем же они её так крепют?
— Надолго гостить-то собрались?
— Тут всё от мине́ зависит.
Кто ест мало, живёт долго, ибо ножом и вилкой роем мы могилу себе.
— Обо мне придумано столько небылиц, что я устаю их опровергать.
— У нас в уезде писарь был. Год рождения в пачпорте одной циферкой записывал - чернила, шельма, экономил. Потом дело проянилось - его в острог. А пачпорта уж переделывать не стали - документ всё-таки.
— У меня воз сена стоит десять рублей.
— Стоить-то оно стоит, да никто ж его не покупает.
Фимка, ну что ж ты стоишь! Неси бланманже с киселём!
— Господин Калиостро, а как насчёт портрета?
— Погодите вы, голубчик, с портретом! Дайте ему со скульптурой разобраться.
— Узнаёшь, Маргадон!
— Натюрлих, экселенц! Отличная фемина!
Теряю былую лёгкость.
Вчера попросил у ключницы три рубля — дала, мерзавка, и не спросила, когда отдам.
— Откушать изволите?
— Как называется?
— Оладушки.
— Оладушки… оладушки… Где были? У бабушки. Селянка, у тебя бабушка есть?
— Нету.
— Сиротка, значит.
— Подь сюды. Хочешь большой, но чистой любви?
— Да кто ж её не хочет…
— Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал. Придёшь?
— Отчего ж не прийти? Приду. Только уж и вы приходите. А то вон сударь тоже позвал, а опосля испугался.
— А она не одна придёт, она с кузнецом придёт.
— С каким кузнецом? <…> Не, нам кузнец не нужен. Что я, лошадь, что ли?
— Благословлять. Вы ж предложение изволите делать…
— Так, свободна. Не видишь, играем.
— И быть тебе за это рыбой, мерзкой и скользкой!
— Да, но обещали котом!
— Недостоин!
Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на неокрепшие умы.
— А потом вас там публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег…
— Весь?
— Да. Снега там много.
— Чё он меня всё пугает? Что меня пугать? У меня три пожизненных заключения. А как он с вами разговаривает? Вы, человек, достигший вершин лондонского дна! В конце концов, вы собираетесь быть принцем?
— Йес, итыс!
Огонь тоже считался божественным, пока Прометей не выкрал его. Теперь мы кипятим на нём воду.
Для бегства у меня хватит мужества!
Все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском.
Дядя Степан, помог бы ты им, а? Ну грех смеяться над убогими. Ну ты посмотри на них! Подневольные ж люди, одной рыбой питаются. И поют так жалостно.
Статуя здесь ни при чём. Она тоже женщина несчастная. Она графа любит…
На двух лошадях скакать — седалища не хватит!
— Маргадон, один надо было зарядить…
— А вы, оказывается, бесчестный человек, Маргадон.
— Конечно! Если б я был честный человек, сколько бы народу в Европе полегло! Ужас!
Если когда-нибудь в палате лордов мне зададут вопрос: зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском? – я не буду знать, что ответить
— …И с барышнями поаккуратней. Мраморные они, не мраморные — наше дело сторона. Сиди на солнышке, грейся.
— Травами хорошо бы ещё подлечиться. Отвар ромашки, мяты… У вас в Италии мята есть?
— Ну откуда в Италии мята? Видел я их Италию на карте: сапог сапогом, и всё.
— Ему плохо?
— Не-ет, ему хорошо.
— Хорошо?
— Живым всё хорошо.
— Погоня?
— Погоня, Ваше сиятельство.
— Это замечательно. Когда уходишь от погони, ни о чём другом уже не думаешь.
Mare bella donna,
Che un bel canzone,
Sai, che ti amo, sempre amo.
Donna bella mare,
Credere, cantare,
Dammi il momento,
Che mi piace più!
Uno, uno, uno, un momento,
Uno, uno, uno sentimento,
Uno, uno, uno complimento
O sacramento, sacramento, sacramento…
— Uno momento. Народная итальянская песня. сл. Г. Гладкова
— Река жизни утекает в Вечность. При чем тут «окуньки»?
— Я, Джузеппе Калиостро, верховный иерарх сущего, взываю к силам бесплотным, к великим таинствам огня, воды и земли. Я отдаюсь их власти и заклинаю перенести мою бестелесную субстанцию из времени нынешнего в грядущее, дабы узрел я лики потомков, живущих много лет тому вперед… Вас, сударь, хочу вопрошать о судьбах людей, собравшихся здесь, в Санкт-Петербурге, сего числа лета 1780-го… Готовы ли вы ответствовать?
— Вопрошайте.
— Готовы ли вы сказать нам всю правду?
— Ну, всю — не всю… А что вас интересует?
— Обо мне спроси, граф! Сколько мне на роду написано?
— В твою судьбу хочу вчитаться, но неразборчива строка. Лишь вижу цифру 19… Пока…
— А как понять сие?
— Век грядущий, век девятнадцатый, успокоит вас, сударыня.
— А я-то, дура, помирать собралась. Спроси, батюшка, может, замуж еще сходить напоследок?
— Вы получите то, что желали, согласно намеченным контурам.
— К чёрту контуры! Я их уже ненавижу.
Это что, ложка! У нас вот один вилки ел. И фарфором закусывал! Могу предложить вам тарелочку!
Следующая цитата
— Подь сюды. Хочешь большой, но чистой любви?
— Да кто ж её не хочет.
— Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал. Придёшь?
— Отчего ж не прийти? Приду. Только уж и вы приходите. А то вон сударь тоже позвал, а опосля испугался.
— А она не одна придёт, она с кузнецом придёт.
— С каким кузнецом? Не, нам кузнец не нужен. Что я, лошадь, что ли?
— Благословлять. Вы ж предложение изволите делать.
— Так, свободна! Не видишь, играем.
Ален ноби, ностра алис! Что означает - ежели один человек построил, другой завсегда разобрать может!
Коли доктор сыт, так и больному легче.
Сердце подвластно разуму. Чувства подвластны сердцу. Разум подвластен чувствам. Круг замкнулся. С разума начали, разумом кончили. Вот и выходит, что всё мироздание — это суть игра моего ума. А если вы со мной согласитесь, то и вашего тоже.
Голова — предмет тёмный, исследованию не подлежит.
— И с барышнями поаккуратней. Мраморные они, не мраморные — наше дело сторона. Сиди на солнышке, грейся.
— Травами хорошо бы ещё подлечиться. Отвар ромашки, мяты. У вас в Италии мята есть?
— Ну откуда в Италии мята? Видел я их Италию на карте: сапог сапогом, и всё.
— Эта песня о бедном рыбаке, который поплыл из Неаполя в бурное море. А его бедная девушка ждала на берегу, ждала-ждала, пока не дождалась. Она сбросила с себя последнюю одежду и. тоже бросилась в бурное море. И сея пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.
Сильвупле, дорогие гости! Сильвупле. Жевупри. авек плезир. Господи прости, от страха все слова повыскакивали.
Человек хочет быть обманутым, запомни это. Все обманывают всех, но делают это слишком примитивно. Я один превратил обман в высокое искусство, поэтому стал знаменит.
- Не спится?
- Да. Вот. Люблю прогулки на рассвете.
- Сразу на двух конях? Седалища не хватит!
— А потом вас там публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег.
— Весь?
— Да. Снега там много.
Жуткое селение. Двери не запирают. Вчера попросил у ключницы три рубля — дала, мерзавка, и не спросила, когда отдам.
Теряю былую лёгкость.
Ипохондрия есть жестокое любострастие, которое содержит дух в непрерывном печальном положении. Тут медицина знает разные средства, лучшее из которых и самое безвредное — беседа.
— И быть тебе за это рыбой, мерзкой и скользкой!
— Да, но обещали котом!
— Недостоин!
Фимка, ну что ж ты стоишь! Неси бланманже с киселём!
— Здесь всё от мине зависит.
Не умеете лгать, молодой человек. Все люди разделяются на тех, которым что-то надобно от меня, и на остальных, от которых что-то нужно мне. Мне от вас ничего не нужно. Выкладывайте, что вам угодно.
— Варварская игра, дикая местность — меня тянет на родину.
— Где ваша родина?
— Не знаю. Я родился на корабле, но куда он плыл и откуда никто не помнит. А вы где родились, Жакоб?
— А я вообще ещё не родился.
— Не родились?
— Нет.
— И как вы дальше думаете?
- Вас, вероятно, изумляет столь древняя дата моего рождения?
- Нет, не изумляет. У нас писарь в уезде был, в пачпортах год рождения одной только циферкой обозначал. Чернила, шельмец, вишь, экономил. Потом дело прояснилось, его в острог, а пачпорта переделывать уж не стали. Документ все-таки. Ефимцев, купец, третьего года рождения записан, Куликов - второго. Кутякин - первого.
Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на неокрепшие умы.
— Откушать изволите?
— Как называется?
— Оладушки.
— Оладушки. оладушки. Где были? У бабушки. Селянка, у тебя бабушка есть?
— Нету.
— Сиротка, значит.
Не надо громких слов, они потрясают воздух, но не собеседника.
— Карета сломалась, кузнец в бегах, так он в Васильевской гостинице сидит, клопов кормит.
— Клопов? Великий человек, магистр — и клопов?
— Так они, сударь, не разбирают, кто магистр, а кто не магистр.
— Хотите беседовать, сударь?
— О чём?
— О чём прикажете. О войне с турками, о превратностях климата или, к примеру, о графе Калиостро.
— О ком?
— О Калиостро. Известный чародей и магистр тайных сил. Нынче в Петербурге шуму много наделал. Газеты пишут — камни драгоценные растил, будущность предсказывал. А ещё говорят, фрейлине Головиной из медальона вывел образ покойного мужа, да так, что она его осязала и теперь вроде как на сносях.
— У меня воз сена стоит десять рублей.
— Стоить-то оно стоит, да никто ж его не покупает.
Кто ест мало, живёт долго, ибо ножом и вилкой роем мы могилу себе.
— Дядь Степан, ихний кучер на меня в лорнет посмотрел. Чего это он, а?
— Чего, чего. Зрение слабое.
— Бедненький.
— Понравилось, видать. Молодец.
— Хороший человек.
— Солонку спёр.
— И не побрезговал.
— Для чего живёт человек на земле? Скажите.
— Как же так сразу-то? И потом, где живёт? Ежели у нас, в Смоленской губернии — это одно, ежели в Тамбовской губернии — это другое.
- "Любовь", Фимка, у них слово "амор"!
- Голова всё может.
- В особенности, если это голова великого магистра.
— Река жизни утекает в Вечность! При чем тут окуньки?
Если когда-нибудь в палате лордов мне зададут вопрос: зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском? – я не буду знать, что ответить.
— Маргадон, один надо было зарядить.
— А вы, оказывается, бесчестный человек, Маргадон.
— Конечно! Если б я был честный человек, сколько бы народу в Европе полегло! Ужас!
Дядя Степан, помог бы ты им, а? Ну грех смеяться над убогими. Ну ты посмотри на них! Подневольные ж люди, одной рыбой питаются. И поют так жалостно.
— Узнаёшь, Маргадон?
— Натюрлих, экселенц! Отличная фемина!
— Маргадон! Почему открыта дверь?
— Экскьюз ми, магистр!
— Что экскьюз ми?
— Варварские обычаи: ключи раздают, а замков нет.
— Это Жазель. Француженка. Я признал её. По ноге.
— Не-е, это не Жазель. Жазель была брунетка, а эта вся белая.
- Значит, я ставлю ультиматум.
- Да. А я захожу сзади.
Бог с ним, с Петраркой. У него своя тетушка была, это ее заботы.
— Ему плохо?
— Не-ет, ему хорошо.
— Хорошо?
— Живым всё хорошо.
Все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском.
Следующая цитата
- Голова всё может.
- В особенности, если это голова великого магистра.
- Стыдитесь. Вот Маргадон - дикий человек. И то выучил. Маргадон!
- Учиться всегда сгодится, трудиться должна девица, не плюй в колодец - пригодится.
- Держи билет. Дома-то есть кто?
- Бабушка.
- Здоровья-то крепкого?
- Ага.
- Ничего. Может, переживет.
- Какой ты меркантильный, Маргадон… О душе бы подумал!
- О душе? О душе. О душе. Мария.
- …Из стран Рождения река По царству Жизни протекает,
Играет бегом челнока И в Вечность исчезает…
Каково сказано, тётушка?
- Про речку? Хорошо. Сходил бы, искупался. Иль окуньков бы половил.
- Я вам про что толкую? Про смысл бытия! Для чего живет человек на земле? Скажите!
- Как же так сразу? И потом - где живет?…
Ежели у нас, в Смоленской губернии, это одно… А ежели в Тамбовской - другое…
- Знаю, о ком ты грезишь! Срам! Перед людьми стыдно.
- Это вы о ком?
- О ком! О бабе каменной, вот о ком! Вся дворня уже смеётся!
- Вона, опять у нашего парня ипохондрия сделалась!
- Пора. Ипохондрия всегда на закате делается.
- Отчего же на закате, Степан Степанович?
- От глупых сомнений, Фимка.
- Вот глядит человек на солнышко и думает: взойдёт оно завтра аль не взойдёт?
- "Любовь", Фимка, у них слово "амор"! И глазами так.
- Амор.
- Простыл наш батюшка, простыл касатик! Перекупалси.
- Заголосила! Да не простыл наш батюшка, а с глузды двинулся!
- Никакое это не произведение, а Содом с Гоморрой!
- Разве их две? Вроде одна.
- Чего одна?
- Одна Гоморра.
- Это Жазель. Француженка. Я признал её. По ноге.
- Не, это не Жазель! Жазель была брюнетка, а эта вся белая.
- На голову жалуется.
- Это хорошо. Лёгкие дышат, сердце стучит.
- А голова?
- А голова предмет тёмный и исследованию не подлежит.
- Откушать просим, доктор, чем бог послал.
- Откушать можно. Коли доктор сыт, так и больному легче.
- Ипохондрия есть жестокое любострастие, которое содержит дух в непрерывном печальном положении. Тут медицина знает разные средства, лучшее из которых и самое безвредное - беседа.
- Слово лечит, разговор мысли отгоняет.
- Клопов?! Великий человек! Магистр. И клопов?!
- Так они, сударь, не разбирают, кто магистр, а кто не магистр.
- Есть люди, которым дорого просвещение!
- Жуткий город. Девок нет, в карты никто не играет.
В трактире украл серебряную ложку, никто и не заметил. Посчитали, что ее и не было!
- Варварская игра, дикое место, меня тянет на родину.
- А где ваша родина?
- Не знаю. Я родился на корабле, но куда он плыл и откуда, никто не помнит.
- А где вы родились, Жакоб?
- Я вообще еще не родился.
- Не родились?
- Нет.
- И как вы дальше думаете?
- Силь ву пле, дорогие гости, силь ву пле. Же ву при, авек плезир.
Господи прости, от страха все слова повыскакивали. Алексис, они что, по-нашему совсем не понимают?
- Хороший человек.
- Солонку спёр.
- И не побрезговал.
- Дядь Степан, ихний кучер на меня в лорнет посмотрел, чего это он, а?
- Чего-чего. Зрение слабое.
- Бедненький.
- Эта песня о бедном рыбаке, который поплыл из Неаполя в бурное море.
А его бедная девушка ждала на берегу, ждала-ждала, пока не дождалась.
Она сбросила с себя последнюю одежду и.
тоже бросилась в бурное море.
И сея пучина поглотила ея в один момент.
В общем, все умерли.
- Ален ноби, ностра алис! Что означает - если один человек построил, другой завсегда разобрать может!
- Кто ест мало, живет долго, ибо ножом и вилкой роем мы могилу себе.
- Мудро.
- Обо мне придумано столько небылиц, что я устаю их опровергать.
Между тем биография моя проста и обычна.
Родился я в Месопотамии, две тысячи сто двадцать пять лет тому назад.
Вас, вероятно, изумляет столь древняя дата моего рождения?
- Нет, не изумляет.
У нас писарь в уезде был, в пачпортах год рождения одной только циферкой обозначал.
Чернила, шельмец, вишь, экономил. Потом дело прояснилось, его в острог, а пачпорта переделывать уж не стали. Документ все-таки.
Ефимцев, купец, третьего года рождения записан от Рождества Христова,
Куликов - второго… Кутякин - первого.
- Да, много их тут, долгожителей.
- От пальца не прикуривают, врать не буду. А искры из глаз летят.
- Ну, я вам доложу, был фейерверк… Все сено сжег. Да какое сено! Чистый клевер…
- Да ладно врать-то! Чистый клевер. У вас всё осокой заросло, да лопухами.
- Что вы такое говорите, Феодосья Ивановна, у меня воз сена стоит десять рублей.
- Стоит-то оно стоит, да никто ж его не покупает! У вас же совсем никудышное сено! Разве что горит хорошо.
- Видите эту вилку?
- Ну?
- Хотите, я ее съем?
- Сделайте такое одолжение.
- Да! Это от души… Замечательно. Достойно восхищения.
Ложки у меня пациенты много раз глотали, не скрою, но вот чтоб так, обедом…
На десерт… и острый предмет… замечательно!
За это вам наша искренняя сердечная благодарность.
Ежели, конечно, кроме железных предметов ещё и фарфор можете употребить…
Тогда просто нет слов!
- Теряю былую лёгкость!
- После ужина - грибочки, после грибочков - блинчики.
- Жуткое селение.
Двери не запирают.
Вчера спросил у ключницы 3 рубля, дала, мерзавка!
И не спросила, когда отдам!
- Откушать изволите?
- Как называется?
- Оладушки.
- Селянка, у тебя бабушка есть?
- Нет.
- Сиротка, значит.
- Подь сюды. Хочешь большой, но чистой любви?
- Да кто ж её не хочет?
- Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал.
- Она не одна придет, она с кузнецом придет.
- С каким кузнецом?
- С дядей моим, Степан Степанычем. Он мне заместо отца, кузнец наш.
- А зачем нам кузнец? Не, нам кузнец не нужен.
Что я, лошадь, чтоль? Зачем нам кузнец?
- Это ты разболтал?
- Что вы, магистр? Я был нем как рыба.
- Лжешь!
- Нет.
- И быть тебе за это рыбой. Мерзкой скользкой.
- Да, но обещали котом.
- Не достоин!
- Если когда-нибудь, в палате лордов мне зададут вопрос: зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском? Я не буду знать, что ответить..
- Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на неокрепшие умы.
- Куда сдадите?
- В участок. А потом вас там публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег!
- Весь?
- А как он с Вами разговаривает? Вы, человек, достигший вершин лондонского дна.
- Человек хочет быть обманутым, запомни это.
Все обманывают всех, но делают это слишком примитивно.
Я один превратил обман в высокое искусство, поэтому стал знаменит.
- Значит, я ставлю ультиматум.
- Да. А я захожу сзади.
- И если мы завтра не уедем - я сбегу.
- И не побоитесь?
- Для бегства у меня хватит мужества.
- "Лабор ист ест ипсе волюмпас". Что означает: Труд - уже сам по себе есть наслаждение!
- Я все понял, Жакоб. Все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском.
- Дядя Степан, помог бы ты им, а? Ну грех смеяться над убогими, ну посмотри на них.
Подневольные ж люди. Одной рыбой питаются.
- Что вы говорите такое, тетушка? Сами же учили: на чужой каравай рот не разевай!
- Дак мало ли я глупостей-то говорю? А потом, когда человек любит, он чужих советов не слушает!
- Не спится?
- Да. Вот. Люблю прогулки на рассвете.
- Сразу на двух конях? Седалища не хватит.
- Я всё понял. Вы, сударь, обманщик и злодей!
- Что же вы медлите, сударь?
Вы - гость, вам положено стрелять первым.
- Надеюсь, застрелиться в присутствии гостя не противоречит вашим обычаям?
- Маргадон. Один надо было зарядить.
- А вы, оказывается, бесчестный человек, Маргадон.
- Конечно. Если бы я был честный человек, сколько бы народу в Европе полегло. Ужас!
- Стрелялся, стало быть, у нас некий помещик Кузякин. Приставил пистолет ко лбу, стрельнул раз - осечка! Стрельнул другой - осечка! Э, думает, видно не судьба! И точно! Продал пистолет, а он у него дорогой был, с каменьями. Продал пистолет, да на радостях напился… а уж потом спьяну упал в сугроб да замерз.
- Это он к тому говорит, что каждому свой срок установлен и торопить его не надо.
- Тем более что организм ваш, батенька, совсем расстроен неправильным образом жизни. Печень вялая, сердечко шалит. Как вы с ним две тыщи лет протянули, не пойму! Кончать надо с хиромантией, дружок!
- У вас в Италии мята есть?
- Ну откуда в Италии мята? Видел я их Италию на карте, сапог сапогом, и все!
- Ему плохо?
- Нет, ему хорошо.
- Хорошо?
- Живым всё хорошо.
- Мы, граф, соседям сказали, что материализация состоялась. Чтобы ваш авторитет не уронить. Вот, мол, было изваяние, а теперь стала Марья Ивановна. Многие верят.
- Алёша! Алёш, ну до того ли сейчас господину Калиостро?
- До того, до того.
Ну, как там наш папенька?
Папенька согласился.
- Это замечательно. Когда уходишь от погони, ни о чём другом уже не думаешь.
Следующая цитата
Музыкальная комедия по мотивам повести Алексея Толстого «Граф Калиостро» . В 1780 году Джузеппе Калиостро прибыл в Россию для представления высшей знати. Умыкнув под предлогом лечения отца юную Марью Ивановну, граф пытается влюбить в себя девицу, но безуспешно.
В провинциальном поместье, где волею случая оказались путешественники, живет юноша, влюбленный в мраморную статую. С помощью Калиостро он надеется оживить мрамор, но встреча с живой Машей все меняет.
Читайте также: