Цитаты про депортацию чеченцев
Обновлено: 07.11.2024
Насильственное переселение народа на чужбину преследует совершенно очевидную цель: оторвать его от дающей ему силу родной земли, оборвать питающие его дух и стойкость корни, обречь на вымирание или быструю ассимиляцию. Именно так мы воспринимаем депортацию чеченцев и ингушей, проведенную сталинскими карателями 23 февраля 1944 года с жестокостью, невиданной даже для кровавого большевистского режима.
Спросим себя: удалось ли коммунистическому режиму сломить этой акцией дух чеченского народа? Ответ на этот вопрос мы находим у Александра Солженицына в его документальной книге «Архипелаг ГУЛАГ». Перечислив депортированные в Центральную Азию народы, и дав каждому из них краткие характеристики, А. Солженицын отмечает: «Но была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности – не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это – чеченцы».
По свидетельству А. Солженицына, чеченцы упорно не желали примириться с судьбой, принять ее как неизбежность. Он писал:
«Я бы сказал, что изо всех спецпереселенцев единственные чеченцы проявили себя зэками по духу. После того как их однажды предательски сдернули с места, они уже больше ни во что не верили. Они построили себе сакли – низкие, темные, жалкие, такие, что хоть пинком ноги их, кажется, разваливай. И такое же было все их ссыльное хозяйство – на один этот день, этот месяц, этот год, безо всякого скопа, запаса, дальнего умысла. Они ели, пили, молодые еще и одевались. Проходили годы – и так же ничего у них не было, как и в начале. Никакие чеченцы нигде не пытались угодить или понравиться начальству – но всегда горды перед ним и даже открыто враждебны».
Следует отметить, что в 1949 году – через пять лет после депортации – чеченцам в числе других кавказских «спецпереселенцев» было запрещено покидать районы комендантских участков, где они были прописаны. Запрет касался всех лиц, достигших 16-летнего возраста, а его нарушение каралось сроком заключения до 25 лет. Иначе говоря, сталинщина придумала для депортированных кавказских народов какой-то гибрид резервации и трудового концлагеря, выход за пределы которого карался 25-летним тюремным заключением.
Кстати, когда просят определить разницу между германским нацизмом и большевизмом, обычно отвечают, что нацисты уничтожали людей по национальному признаку, а коммунисты – по социальному. Но это крайне ошибочное мнение, потому что коммунисты подвергали людей жестоким репрессиям и уничтожению не только по социальному, но и по национальному признаку. Так, на совести сталинского режима более десятка народов, входивших в коммунистическую империю, частично уничтоженных и частично заключенных в трудовые концлагеря по месту депортации. Поэтому в лице коммунизма мы имеем дело с «двойным нацизмом»; так сказать с «нацизмом в квадрате».
Теперь немного о цифрах. Эти цифры взяты нами из документальной книги Н.Ф. Бугая и А.М. Гонова «Кавказ: народы в эшелонах (20-60-годы)» (Изд-во «Инсан», М., 1998 г.). Авторы отмечают, что подготовительные мероприятия по выселению чеченцев и ингушей были начаты в январе-феврале 1943 года – сразу же после освобождения Кавказа от германских войск. Важнейшей частью этих мероприятий явился тщательный статистический подсчет количества чеченцев и ингушей. С учетом выявленной общей численности чеченцев и ингушей, в конце января 1944 года была подана заявка на 14 200 вагонов и 1000 платформ, необходимых для перевозки в Центральную Азию депортируемых. Это количество вагонов и платформ предполагалось разделить на 159 эшелонов.
Легко подсчитать, что на каждый состав приходилось по 89 вагонов и 6 платформ. Каждый эшелон сопровождали 35 конвоиров, занимавших один вагон. Напомним, что из перечисленных 159 эшелонов последним в Центральную Азию последовал бесконвойный состав, в котором в сравнительно комфортных условиях везли республиканскую партийную и хозяйственную верхушку, чекистов, представителей лояльного к советской власти духовенства и членов их семей. Исключив из общего количества вагонов с депортируемыми 158 вагонов, занятых конвоирами, мы получаем в остатке 14042 вагона, в которых, по официальным данным, было перевезено из Чечено-Ингушетии в Центральную Азию 478 479 человек (387 229 чеченцев и 91 250 ингушей). Если провести нехитрые расчеты, получается, что в каждом вагоне везли всего по 34 человека.
Однако такое количество ссыльных на один вагон решительно не совпадает с принятыми в СССР того времени нормативами перевозок по железной дороге. Эти нормативы мы узнаем из известной работы Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Автор отмечает: «В тех малых телячьих товарных вагонах, в которых полагается перевозить восемь лошадей или тридцать два солдата или сорок заключенных, ссылаемых… везли по пятьдесят и больше» («Архипелаг ГУЛАГ», журн. «Новый мир», 1989 г., №11, стр. 168).
Понятно, что в условиях военного времени, когда транспортная инфраструктура СССР испытывала острую нехватку в вагонах и локомотивах, и железнодорожное хозяйство, по официальным данным, работало с двойными нагрузками, НКВД никак не мог выпросить у руководства страны дополнительные тысячи вагонов, чтобы устроить «спецпереселенцам», объявленным «пособниками фашистов», более или менее комфортные условия перевозки и размещать их, в нарушении инструкций, по 34 человека в вагоне. Никто, конечно, не заподозрит сталинские карательные органы, которые в процессе депортации тысячами расстреливали, взрывали, топили в горных озерах и сжигали чеченцев живьем, в желании обеспечить дорожный комфорт этим «врагам народа». Вдобавок к этому нужно учитывать элементарное чувство самосохранения у функционеров НКВД: если бы они оторвали от транспортного хозяйства тысячи дефицитнейших вагонов и локомотивов сверх нормативного (один вагон на 50 спецпереселенцев) количества, их бы ожидала самая суровая расплата по законам военного времени.
Кроме того, имеются свидетельства самих чеченцев и ингушей об условиях, в которых их перевозили. Приведем одно из таких свидетельств. Вот что в 2007 году рассказал о тех трагических событиях корреспонденту ИА REGNUM 89-летний чеченец, житель Грозного Месирбек Ганашев:
«В вагоне-телятнике было тесно, лежать было негде, люди с трудом умещались сидя, поэтому приходилось лежать по очереди, отдыхали только тяжело больные. Болели многие, особенно дети. Помню, очень плохо в тот злополучный день было пятилетнему мальчику. У него был сильный жар, он просил пить. На одной из станций нашего эшелона мать этого мальчика подвела его к заглянувшему в вагон офицеру. Она просила позволить набрать хотя бы снега для сына. К мольбам женщины присоединились и находившиеся в вагоне старики. И тогда военный схватил плачущего ребенка и сошел с вагона. Мы все с облегчением подумали, что он хочет напоить его. Но вместо этого офицер швырнул ребенка в кузов одной из машин с трупами, крикнув: "Все! Теперь вода не понадобится!". Бедная мать ребенка кинулась к машине, но раздавшийся глухой выстрел остановил ее навсегда. Тогда на убийцу кинулся старший сын, но и его постигла та же участь. Его расстреляли в упор. За 13 дней пути только из одного нашего вагона вынесли 24 трупа. Из-за большого количества смертей не все тела увозили, многие трупы оставляли лежать вдоль железной дороги так и не погребенными»*
Очень высокую смертность среди депортированных чеченцев и ингушей засвидетельствовал также и Э.М. Аметистов, российский юрист, профессор международного права, судья Конституционного Суда РФ:
«Одно из самых страшных воспоминаний моего детства – то, что я видел в 1944 году в Караганде, это был конец депортации чеченцев. Я видел, как их туда привезли в вагонах, и половину выгружали уже трупами. Живых выбросили на 40-градусный мороз, в неотапливаемые бараки. Можете себе представить, как жили в Караганде мы, беженцы, во время войны, но мы дали приют этим людям, хотя бы до лета. Я думаю, что такие события остаются в генной памяти народа и бесследно не проходят» («Ни одна конституция не стоит человеческой крови».//«Новая ежедневная газета», номер за 25 января 1995 года).
Как мы можем судить из этого и тысяч других воспоминаний жертв депортации и очевидцев, чеченцев и ингушей перевозили в переполненных до предела вагонах. Поэтому в каждом из этих вагонов никак не могло быть меньше положенных по инструкции 50 спецпереселенцев, а на самом деле по многим свидетельствам чеченцев и ингушей, переживших депортацию, им приходилось тесниться в вагонах по 80 и больше человек.
Теперь, исходя из количества затребованных карательными структурами вагонов для перевозки спецпереселенцев, мы можем судить, сколько на самом деле насчитывалось чеченцев и ингушей на момент депортации. Чтобы избежать обвинений в преувеличениях, будем исходить из нормативного минимума – 50 человек ссыльных на один вагон. Умножаем 14042 вагона на 50 и получаем более 702 тысяч депортируемых чеченцев и ингушей. И это то минимальное количество людей, которые были отправлены из Чечено-Ингушетии в Центральную Азию. Учитывая, что спецпереселенцы ехали на место ссылки в предельной тесноте, мы смело можем увеличить общую численность чеченцев и ингушей на 1944 год до 800 тысяч. Кстати, эта численность совпадает с информацией ингушского политического деятеля в эмиграции Вассан-Гирея Джабагиева, который в 1942 году в письме в одну из немецких газет оценил общую численность чеченцев и ингушей (тех и других он обобщенно называет чеченцами) в 800 тысяч человек**. Но, повторимся, мы будем оперировать минимальным соотношением – 50 человек на один «телячий вагон».
Теперь вспомним количество чеченцев и ингушей, прибывших, в соответствии с официальной отчетностью, из Чечено-Ингушетии в Центральную Азию – 478 479 (387 229 чеченцев и 91 250 ингушей). Отнимаем это количество от 702 тысяч погруженных в вагоны и получаем 223 500 «потерянных» в дороге чеченцев и ингушей. Именно таково – по самым минимальным оценкам – количество погибших во время перевозки чеченцев и ингушей. Причинами этой массовой гибели стали холод, голод, эпидемия тифа (при полном отсутствии медицинской помощи) и репрессии.
Из прибывших (по официальной отчетности) в марте 1944 года Центральную Азию 478 479 чеченцев и ингушей, через 12 лет, в 1956 году, оставалось в живых 395 тысяч. Получается убыль в 83 тысячи 479 человек. Однако, если мы примем во внимание количество родившихся в депортации детей, частично восполнивших количество умерших, эти потери оказываются гораздо выше. Известно, что с 1945 по 1950 гг. в чеченских и ингушских семьях родилось более 40 тысяч детей. Причем, динамика рождаемости год от года неуклонно повышалась:
-- в 1945 г. у чеченцев и ингушей родилось 1800 детей;
-- в 1946 г. – ок. 4000;
-- в 1947 г. – ок. 5800;
-- в 1948 г. – ок. 8300;
-- в 1949 г. – ок. 9100;
-- в 1950 г. – ок. 12000.
Итого, за первые 6 лет депортации с 1945 по 1950 гг. в чеченских и ингушских семьях родилось 41 тысяча детей. Сведений о рождаемости после 1950 и до 1956 гг. обнаружить не удалось. Однако, учитывая неуклонно повышающуюся динамику рождаемости, мы смело можем считать, что всего в годы депортации родилось не менее 150 тысяч чеченских и ингушских детей. Но даже после частичного восполнения количества умерших в пути и в ссылке этими 150 тысячами детей, количество чеченцев и ингушей на момент возвращения домой было на 83 тысячи 479 человек меньше, чем их прибыло в марте 1944 года в Центральную Азию. То есть, за 12 лет умерло по разным причинам не менее 230 тысяч чеченцев и ингушей. Единственное объяснение этой чудовищной смертности мы нашли в книге чеченского историка Лемы Усманова «Непокоренная Чечня» (М.1997 г., стр. 84-85):
«После того, как основной этап чеченского изгнания был завершен, началась охота за теми, кому посчастливилось избежать этой скорбной участи. Особенное распространение получила практика разбрасывания в горах “случайно забытых” продуктов питания. Отравленные продукты были широко апробированы и в местах депортации чеченцев.
Суммируя все выявленные нами факты и цифры, мы можем сказать, что в процессе перевозки в Центральную Азию и за 12 лет пребывания в ссылке чеченцы и ингуши потеряли – по самым минимальным оценкам – 450 тысяч человек. Повторяю: это самые заниженные данные, хотя в реальности, вне всяких сомнений, количество погибших чеченцев и ингушей гораздо выше представленной цифры. И это без учета тех тысяч чеченцев, которые были жестоко уничтожены карателями в процессе выселения непосредственно на территории самой Чечено-Ингушетии.
Современные параллели
Не надо забывать, что это выселение не «вылечило» чеченцев и ингушей от их «болезней». Всё, что присутствовало в годы Великой Отечественной войны – бандитизм, грабежи, издевательства над мирными жителями («не горцами»), предательство местных властей и органов безопасности, сотрудничество с врагами России (спецслужбы Запада, Турции, арабских государств), повторилось в 90-е годы 20 века.
Русские должны помнить, что за это еще никто Не Ответил, ни торгашеское правительство в Москве, бросившее мирных жителей на произвол судьбы, ни чеченский народ. Он должен будет Ответить, рано, или поздно – и по Уголовному Кодексу, и по Справедливости.
Следующая цитата
Я помню февральский тот день ,
И вид салдафонов угрюмый .
Как шли мы по доскам вперед ,
По доскам в сырые вагоны .
От долгой дороги уставши
Стонали в вагонах детишки
Вдали там стоял Алм Ата
Столица Казахского края
Мы видели голод и холод
И смерть презирали мы гордо
И стычки жестокие часто
В сомненье ввести не могли нас.
От самых Казахских просторов ,
До самых Калмыцких степей
Одно только слово-ЧЕЧЕНЕЦ
Подобно там смертному страху .
Тринадцать годов пролетело
И вот мы опять на свободе
Клянемся отчизна тебе
Что будем мы жить как и жили
Клянемся отчизна тебе
Что будем мы жить как и предки .
Собственно причины
- Массовое дезертирство чеченцев и ингушей: всего за три года Великой Отечественной войны из рядов Красной Армии дезертировало 49362 чеченца и ингуша, еще 13389 «доблестных горца» уклонились от призыва (Чуев С. Северный Кавказ 1941-1945. Война в тылу. Обозреватель. 2002, №2).
Например: в начале 1942 года при создании национальной дивизии, удалось призвать лишь 50% личного состава.
Всего в Красной Армии честно служило примерно 10 тысяч чеченцев и ингушей, погибло и пропало без вести 2,3 тысячи человек. А более 60 тыс. их сородичей уклонились от выполнения воинского долга.
- Бандитизм. С июля 1941 года по 1944 год, на территории Чечено-Ингушской АССР, органами государственной безопасности было ликвидировано 197 банд – 657 бандитов убито, 2762 захвачены, 1113 сдались добровольно. Для сравнения, в рядах Рабоче-крестьянской Красной Армии погибло или попало в плен почти вдвое меньше чеченцев и ингушей. Это без подсчета потерь «горцев», в рядах гитлеровских «восточных батальонов».
А с учетом пособничества местного населения, без которого в горах бандитизм не возможен, в силу первобытнообщинной психологии горцев, многих
«мирных чеченцев и ингушей» также можно занести в категорию предателей. Что в условиях военного, а часто и мирного времени карается только смертью.
Следующая цитата
ВЫДЕРЖАТЬ!
Все рушится, все падает во тьму,
Под черным ураганом выселения.
О, дай Аллах народу моему,
В годину эту страшное терпение!
Я много видел, много повидал,
Клеймил насилье, славил свет свободы.
А он померк, и черный день настал,
И огласил предгорья стон народный!
Я ни мало пожил и ни мало видел бед,
Но что они в сравнении с той, что ныне!?
Изгнанник я и вот под старость лет,
С родным народом маюсь на чужбине!
Уже тускнеет свет в моих глазах,
Но через все страдания и сомнения.
Об одном молю тебя, Аллах,
Народу моему пошли терпение!
Слух пропадет и голос у меня,
Завоет пес мой, чувствуя тревогу.
И люди деревянного коня
Мне снарядят в последнюю дорогу.
Но жив пока, пока могу дышать,
Под тяжким гнетом горестных событий.
Братья, я не устану повторять,
Вы ненависти в сердце не копите.
На скачках проверяют скакуна,
Пройдем же сквозь хулу и сквозь проклятья.
От горя, как от безумного вина,
Не обезумьте, к вам взываю, братья!
Наш народ не был баловнем судьбы,
И голод донимал нас, и набеги!
Но не свернули с праведной тропы,
И дай Аллах нам не свернуть во веки!
И головы летели наши в прах,
Когда мы с неприятелем сшибались!
И пламя гасло в наших очагах,
Но мы всегда народом оставались!
Знавали и нашествия чумы,
Знавали наводнения и лавины!
Но горской чести не роняли мы,
Свидетели и горы, и равнины!
О, наш край, как ты далеко!
И хлеб изгнания в нашем горле комом.
Да выдержать такое нелегко,
Не выдержать – покрыть себя позором!
Возьми слова Кязима, брат, возьми!
И выстой в жизни под безумным гнетом.
Пока нам хватит силы быть людьми,
Мы на Земле останемся народам!
Я слову своему не изменял.
И завещаю верность правде строгой!
И на том стою, пока меня,
Не понесут кладбищенской дорогой!
Казахстан, 1944
ГОВОРЯТ «ЗАБУДЬ»
Мне твердят: колыбельную песню забудь,
Горных рек по ущельям проложенный путь,
Свет высот, наполняющий радостью грудь,
Позабудь горской жизни извечную суть.
Позабудь родников освежающий вкус
И росу, что сверкает несметностью бус,
И трудов, нам завещанных, сладостный груз,
И царящий над миром двуглавый Эльбрус.
Мне твердят: позабудь дорогие края,
Где зарыта в земле пуповина твоя,
И очаг, пред которым сидела семья,
Где варилась насущная пища твоя.
Позабудь свой аул, что в предгорьях возник
В дни, что памятны лишь знатокам древних книг,
Дом, к которому ты с малолетства привык,
Позабудь своих предков, забудь свой язык.
Мне твердят: позабудь про орлиный полет,
Про свободу, что в сердце у горца живет,
И привыкни к местам, где бесправье и гнет
Ожидает и впредь твой несчастный народ.
Мне внушают: забудь. Но забыть не могу
Наших гор высоту в серебристом снегу,
И цветов пестроту на весеннем лугу,
И вечерние танцы в шумливом кругу.
О, мечта моя! Солнце надеждой встречай,
Словно всадник, скачи в обездоленный край,
Где гнездовья орлиных бестрепетных стай,
Где в горах и долинах пролег Карачай.
Пусть мне ноги и руки сковала беда, –
Не смирится с изгнаньем душа никогда,
Мне опорою – гор величавых гряда,
Мой Эльбрус, чья вершина, как мудрость, седа.
Крылья чистой души, крылья светлой мечты
Унесут за пределы запретной черты
В те края, где синеют в тумане хребты,
Где потоки шумят и алеют цветы.
В те края, где срывается с гор водопад,
Где надгробия предков по внукам грустят,
Где нас ждет Карачай, как орлица орлят,
И куда наши песни еще долетят.
Казахстан, 1945
ПЕСНЯ ГОРЕЧИ
(В день объявления карачаевцам о вечном поселении в Средней Азии и в Казахстане без права возвращения на родину, 1948 г.)
Черноусый Карачаю кровь попил,
Светлый день наш в ночь он быстро превратил…
Горе и напасти навались через край,
Головы не поднимает Карачай.
Из домов нас выгнали,
Нет домов теперь.
Из селений выгнали,
Нет и сёл теперь.
Жизнь не жизнь у нас – пылающий огонь,
День не день у нас – под пулей вечный гон.
Ты улыбок здесь не встретишь невзначай,
Головы не поднимает Карачай.
Веру отобрали,
Веры нет теперь.
Родину отняли,
Нет её теперь.
Если луч надежды вдруг не вспыхнет нам,
Если не вернуться нам к своим горам,
Если не вернется правда, – почитай –
Не поднимет головы мой Карачай.
В целом этом мире
Нам защиты нет,
И народа с именем
Карачая нет.
МОЛЬБА С УПРЕКОМ ПОПОЛАМ.
Ответствуй, мир бескрайний: почему
Одним ты, словно солнце в небе, светишь,
Других же судьбы ввергнуты во тьму?
Я не пойму! Быть может, ты ответишь?
Лишаешь ты и хлеба, и воды
Людей несчастных, в бездну их ввергая.
Ласкает взор твой вид чужой беды?!
Какая же причина здесь другая?
Неужто, мир, большим народам ты
Служить поставил малые народы,
И нет меж ними братской доброты,
Что заглушила б ненависти всходы?
Плохих народов ввек не видел свет –
Об этом знали и во время оно.
Коль на народ закон возвел навет,
То нет бесчеловечнее закона.
Зачем ты, мир, придумал паспорта –
По ним ли различают добродетель?
Не в них вина, не в них и правота,
Не им сказать, кто темен, а кто светел.
Жестокий мир, сердца ты нам не рань,
Ведь безразличье – страшная беспечность.
Коль меж добром и злом проложишь грань,
Тогда восторжествует человечность.
В стране должны быть нации равны,
Удел ее детей быть должен общим.
Так почему же мы, ее сыны,
Как пасынки, сегодня горько ропщем?
Быть может, нет у нас своих вождей,
Которые всегда нас возглавляли?
Нет доблестных у нас богатырей,
Что Родину отважно защищали?
Да разве среди тех, чья доля зла,
Нет мастеров с руками золотыми?
А матери, лишенные тепла,
Зря тех клянут, кто сделал это с ними?
Осталась детвора без молока –
А мы ведь нашей живностью гордились!
Нехватку хлеба знали ль мы, пока
Своих прекрасных пашен не лишились?
Переселенцы. Праведны они!
Перед любым отвечу я за это.
И ты, о мир, несчастных не черни –
Солдат страны, я требую ответа!
Постигнет кара тех, кто виноват!
Не отвергайте чаяний народных!
О, как в тот светлый день я буду рад,
Когда не станет сирых и голодных!
Мир, будь добрее к нашим матерям, –
Ведь знаешь сам: без них нет в жизни счастья.
Позор тому навеки, стыд и срам,
Кто к матерям не ведает участья!
Безмерно благодарен я Судьбе,
Что на войне в живых сумел остаться.
Упреки, что звучат в моей мольбе,
Отнюдь не могут этого касаться.
Куда сильней мной вынесенных ран
Жжет мука за страданья наших близких.
Пусть в небесах развеется туман,
Нет радости в селениях киргизских.
Не раз я видел, как киргизка-мать
Краюхою с балкаркою делалась.
Все матери – как сестры. Не сломать
Нас, сколько б это бедствие не длилось.
1944
В ХУЛАМСКОМ УЩЕЛЬЕ
…Иду средь белых скал и средь развалин
Домов, старинных башен крепостных.
Вид очагов погасших так печален,
А ведь они пылали для живых.
Жестокость, что вела борьбу со светом,
Водою мертвой залила огонь…
Мой стих, когда не скажешь ты об этом.
Погибни, в бездну упади, как конь!
Гляди, не бойся. Эти камни стали
От горя черными на всем пути.
Молчат, как будто от беды устали
И слово трудно им произнести.
А ты не камень. Плачь же! На колени
Стань пред камнями! Зарыдай в золе!
Пусть никогда разрушенных селений
Ничьи глаза не видят на земле!
Разрушенные сакли – как могилы.
Судьба, как жестока ты к нам была,
Как била по зубам! О, день постылый,
Полуразвалин горькая зола!
Пойди узнай, под чьими небесами
Глаза навек закрыли мастера,
Что дерево и камень здесь тесали
Для каждого жилища и двора.
– Белеют нового аула зданья.
Что ж у развалин плачешь ты, поэт?
– Не возвратиться мертвым из изгнанья,
Не исцелиться ранам прежних лет!
Упал я на колени пред камнями
И горько плачу о недавнем зле.
Нет, не бывать жестокости над нами!
Пусть ей жилья не будет на земле!
* * *
Я помню прошлое. Я помню
Свой голод. Больше я не мог,
И русская старушка,
Помню,
Мне хлеба сунула кусок.
Затем тайком перекрестила
В моём кармане свой ломоть.
И быстро прочь засеменила,
Шепнув: «Спаси тебя господь!»
Хотелось мне, её не зная,
Воскликнуть: «Бабушка родная!»
Хотелось петь, кричать «ура!»,
Рукой в кармане ощущая
Существование добра.
В иных краях, заброшенный судьбою,
Я странствовал от родины вдали.
Но я всегда носил тебя с собою,
О, горсть моей родной земли!
Как сердце матери, своим теплом ты грела,
И я искал настойчиво и смело
Дороги, что на родину вели.
Ты жизнь мою и честь в пути хранила,
В борьбе дала мне мужество и силу,
О, горсть моей родной земли!
УЗАМ О ВЫСЕЛЕНИИ
(Чеченская народная песня)
Крепок, как сталь, кинжальный булат –
и всё ж его плавит синий огонь.
Из чего же ты сделано, сердце в груди?
Какое ж ты сильное, сердце моё!
По приговору Всесильного Делы
когда разлучили с отчизной тебя,
ты не сгорело и не разорвалось, сердце в груди.
Из чего же сделано ты?
Какое ж ты крепкое, сердце моё!
Когда студёные родники замораживая,
кроны деревьев инеем покрывая,
пришла в Чечню-Ингушетию леденящая весть, –
ты не сгорело и не разорвалось, сердце в груди.
Из чего же сделано ты?
Какое ж ты сильное, сердце моё!
Из дома отцов-матерей выволакивая,
ангелов от материнской груди отрывая,
в то утро, когда нас погнали с отчизны, –
ты не сгорело и не разорвалось, сердце в груди.
Из чего же сделано ты?
Какое ж ты крепкое, сердце моё!
Когда от аулов родных отрывали
и в город на Сунже, как скот, нас сгоняли,
ты не сгорело и не разорвалось, сердце в груди.
Из чего же сделано ты?
Какое ж ты сильное, сердце моё.
ОТЕЦ
Говори, отец, говори,
Говори, отец, до зари,
Говори о жестокой войне,
Говори о том страшном дне.
Не давай мне, отец, позабыть,
Кто я есть и какою мне быть,
Свой язык не дай потерять,
Голос крови верни мне опять.
В моих венах пусть бьется беда.
Как соленого моря вода,
Пусть мне бьются камнями в виски,
Черноморского пляжа пески.
Память крови нельзя задушить,
Боль народа нельзя приглушить,
Говори, отец, о том дне,
Это нужно и важно мне.
Не щади меня, не щади,
Вновь из дома родного иди,
Вновь теряй по вагонам родных,
Вновь считай, кто остался в живых.
Я хочу обо всем узнать,
Чтобы внукам твоим передать
Твою боль, что живет во мне,
Каждый миг наяву, во сне.
Пусть для них тоже станет родным
Слово – Родина, слово – Крым,
Говори, отец, говори,
Говори, отец, до зари.
ТОСТ
Друзья мои. Пусть в нашем доме отчем
Очаг не гаснет больше никогда!
Пусть больше никогда – ни днем, ни ночью
Дороги не отыщет к нам беда!
И, если радость к нам свой путь наметит,
Пути ее да не прервет обвал!
Мы будем для друзей добры, как дети,
А для врагов мы будем тверже скал!
И да сольемся все мы воедино,
Как в хлебе – чистая мука с водой!
Пусть будет храбрость качеством мужчины,
А трусость нас обходит стороной!
Пусть колосится полновесно, шумно
Пшеница наша – лучший дар земли!
Пусть будут наши старцы столь разумны,
Чтоб их слова в пословицы вошли!
Пусть больших трудностей не знают люди,
Чем трудность встреч друзей издалека!
И пусть свобода наша вечной будет,
Как наши горы, что стоят века!
1958
- Восстания 1941 и 1942 годов
- Укрывательство диверсантов. При приближении фронта к границам республики, немцы стали забрасывать на её территорию разведчиков и диверсантов. Разведывательно-диверсионные группы немцев были встречены местным населением весьма благожелательно.
Очень красноречивы воспоминания немецкого диверсанта, аварского происхождения, Османа Губе (Сайднуров), его планировали назначить гауляйтером (наместником) на Северном Кавказе:
«Среди чеченцев и ингушей я без труда находил нужных людей, готовых предать, перейти на сторону немцев и служить им.
Меня удивляло: чем недовольны эти люди? Чеченцы и ингушы при Советской власти жили зажиточно, в достатке, гораздо лучше, чем в дореволюционные времена, в чем я лично убедился после четырёх месяцев с лишним нахождения на территории Чечено-Ингушетии.
Чеченцы и ингуши, повторяю, ни в чём не нуждаются, что бросалось в глаза мне, вспоминавшему тяжелые условия и постоянные лишения, в которых обреталась в Турции и Германии горская эмиграция. Я не находил иного объяснения, кроме того, что этими людьми из чеченцев и ингушей, настроениями изменческими в отношении своей Родины, руководили шкурнические соображения, желание при немцах сохранить хотя бы остатки своего благополучия, оказать услугу, в возмещение которых оккупанты им оставили бы хоть часть имеющегося скота и продуктов, землю и жилища».
- Предательство местных органов внутренних дел, представителей местной власти, местной интеллигенции. Например: предателем стал нарком внутренних дел ЧИ АССР ингуш Албогачиев, начальник отдела по борьбе с бандитизмом НКВД ЧИ АССР Идрис Алиев, начальники райотделов НКВД Эльмурзаев (Старо-Юртовский), Пашаев (Шароевского), Межиев (Итум-Калинского, Исаев (Шатоевского), начальники райотделов милиции Хасаев (Итум-Калинский), Исаев (Чеберлоевский), командир отдельного истребительного батальона Пригородного райотделаотдела НКВД Орцханов и мн. другие.
Со своих постов, при приближении линии фронта (август-сентябрь 1942 года), бросили две трети первых секретарей райкомов, видимо оставшиеся были «русскоязычными». Первый «приз» по предательству можно присудить партийной организации Итум-Калинского района, где в бандиты ушли первый секретарь райкома Тангиев, второй секретарь Садыков и почти все партийные работники.
Как должны быть наказаны предатели
Согласно закону, в условиях военного времени дезертирство и уклонение от военной службы наказывается расстрелом, в качестве смягчающей меры- штрафная часть.
Бандитизм, организация восстания, сотрудничество с противником – смерть.
Участие в антисоветских подпольных организациях, хранение оружия, пособничество в совершении преступлений, укрывательство преступников, недонесение – все эти преступления, особенно в условиях ведения войны, карались большими сроками заключения.
Сталин, по законам СССР, должен был позволить привести приговоры, по которым свыше 60 тысяч горцев были бы расстреляны. И десятки тысяч получили бы большие сроки заключения в учреждениях с весьма строгим режимом.
С точки зрения юридической законности и Справедливости, чеченцев и ингушей наказали весьма мягко и нарушили Уголовный кодекс в угоду гуманности и милосердию.
А как бы посмотрели на полное «прощение» миллионы представителей других народов, честно отстоявших свою общую Родину?
Интересный факт! При проведении операции «Чечевица» по высылке чеченцев и ингушей в 1944 году были убиты при сопротивлении или попытке сбежать лишь 50 человек. Никакого реального сопротивления «воинственные горцы» не оказали, «знала кошка чьё масло съела». Стоило Москве продемонстрировать свою силу и твердость, как горцы послушно отправились на сборные пункты, они знали свою Вину.
Еще одна особенность операции - на помощь в выселении привлекались дагестанцы и осетины, они были рады избавиться от беспокойных соседей.
Следующая цитата
Со времён Хрущевской «оттепели» и особенно после «Перестройки» и "демократизации" конца 20 века, принято считать, что депортация малых народов в годы Великой Отечественной войны – это одно из многих преступлений И. Сталина, в череде многих.
Особенно, якобы Сталин ненавидел «гордых горцев» - чеченцев и ингушей. Даже, подводят доказательную базу Сталин – грузин, а в своё время горцы весьма Грузии досаждали, та даже помощь Российской империи просила. Вот и решил Красный император сквитать старые счёты, т. е. причина чисто субъективная.
Позднее появилась вторая версия – националистическая, её запустил в оборот Абдурахман Авторханов (профессор Института языка и литературы). Этот «ученый», при приближении гитлеровцев к Чечне, перешел на сторону врага, организовал отряд для борьбы с партизанами. По окончанию войны жил в ФРГ, работая на радиостанции Свобода». В его версии всячески увеличиваются масштабы чеченского сопротивления и полностью отрицается факт сотрудничества чеченцев с немцами.
Но это очередной «черный миф», придуманный клеветниками, чтобы исказить историю.
Читайте также: