Цитаты про белое движение

Обновлено: 02.05.2024

Здесь действуют с двух сторон какие-то новые силы… Противодействуют… Сколько бы вы ни вырезали, Анжела Даниловна… Все, кто здесь подписался, – всем захочется вырезать… Все равно будет вклеено.

– Мы специально наблюдаем за этой подшивкой. Ищем этого вклеивателя, чтоб посмотреть на человека… И не можем поймать.

Самое главное – не мы это вклеиваем. У нас завелся анонимный помощник, специально по этой странице.

– Поняли, в чем дело? Самое главное, Анжела Даниловна…

– Смотрите, вы вырезали не подлинник, а ксерокопию. Не вы первая охотитесь на это. Кто-то до вас уже вырезал настоящую страницу. Еще полгода назад. Заменили копией. Опять вырезали. Снова заменили…

Присмотритесь как следует, что вы вырезали…

Опять тот же лист, – сказал кто-то. – Товарищ Шамкова… Посмотрите сюда. Что вы вырезали! Пожалуйста, дайте ваш читательский билет… Анжела Даниловна

Анжела Даниловна молчала. Лицо и губы одеревенели, не повиновались ей. Так же, как и рука.

– Пожалуйста, выньте из кармана то, что вы вырезали из подшивки. И дайте нам, – раздался чей-то голос.

Следующая цитата

П. Врангель - Н. Чебышеву, 5 января 1924 года:
Конец нашей борьбы наступил в тот день, когда истекавшая кровью армия осталась вновь одинокой в борьбе. Единственной причиной нашего поражения являются причины военного характера - неравенство сил, истощение нашей живой силы, наших технических и боевых средств.

Н. Львов. "Белое движение". Белград, 1924 год:
Белое движение не завершилось победой потому, что не сложилась белая диктатура. А помешали ей сложиться центробежные силы, вздутые революцией, и все элементы, связанные с революцией и не порвавшие с ней. Против красной диктатуры нужна была белая "концентрация власти. ". Белое движение. является движением монархическим и консервативным, но оно прежде всего национальное движение. Партиям служить мы не хотели. Мы боролись и будем бороться против партийного посягательства, будь то Высший монархический совет или левые. Не понять этого значит ничего не понять в белом движении.

А. Лампе. Из "Дневника":
Итак, надо придти к выводу: наше дело проиграно. Неужели же России нужен большевизм, неужели идея национализма побеждена идеей интернационализма только потому, что вся примешенная к нам грязь и накипь превратили нас в защитников интересов класса помещиков против большевиков, выдающих себя за защитников интересов рабочих и крестьян. До слез обидно. Мы проиграли только потому, что скверно играли и только. Мы торопились, мы не выказали никакой государственной зрелости и сгубили чистую идею.

В. Шульгин. "1919 год. Киев под добровольцами":
Контрреволюция не выдвинула ни единого нового имени. Колчак, Алексеев, Деникин, Корнилов и др. - все они были отмечены уже старым режимом. Еще в большей степени это касается невоенных. В этом и была наша трагедия. Ведь революция произошла именно потому, что stoff, составлявший тогда государственную ткань, не выдержал и лопнул. И вот теперь из этих клочков, из лоскутков не выдержавшего материала приходилось отстраивать заново Российское государство. Если бы еще была уверенность, что клочки stoffa за время революции улучшились в смысле добротности. Так ведь нет. В массе они скорее ухудшились: хотя и поумнели политически, но нравственно еще более разболтались.

Н. Чайковский. "Грехи белого режима":
Борьбу с большевиками превратили в борьбу с революцией, прежде чем революция окончилась в умах народа. Войну с большевиками вели как войну с внешним врагом, а не как гражданскую войну, опираясь на силу оружия, а не сочувствие народных масс. Деятелей революции с широкой популярностью устраняли и преследовали. На ответственные посты назначали людей старого режима. Предоставили полный простор и свободу черной прессе Шульгина и Суворина, а левую серьезную печать преследовали. Тем самым подготовляли господство черного шовинизма и грабеж народа. Проводили реакционные меры по землевладению и национальному вопросу. и тем давали оружие для большевистской агитации и местных самостийников.

Н. Астров. Некоторые замечания на рукопись П. Милюкова "При свете двух революций":
Вы не можете представить себе, какая глубокая печаль охватывает меня, когда я вижу, что еще до сих пор серьезно говорят, что какой-то "левый курс" мог бы спасти положение тогда. Левого пути тогда не было. Тогда была революция или сопротивление этой стихии. Трагедия белой борьбы была в том, что она не могла не быть, и в то же время она была обречена. Обвинять же в том, что политика была недостаточно левая, что лозунг "единая и неделимая" погубил дело - это значит упрощать чрезмерно всю иррациональность положения того времени. Среди стихии царила демагогия. Большевизм, вышедший из стихии революции, пожинал жатву.

А. Деникин. Речь памяти генерала С. Маркова. Газета "Русское время" (Париж), 2 июля 1925 года:
Прежде всего, белое движение не создавалось отдельными людьми. Оно выросло стихийно, непредотвратимо, как горячий протест против разрушения русской государственности, против поруганья святынь. Смысл и значение белого движения не ограничивается российским масштабом. Недаром один из реальных политиков Запада Черчилль в парламенте Англии в 1919 году говорил своим соотечественникам: "Не колеблющемуся, трескающемуся по швам оплоту западных лимитрофов, а борьбе востока и юга России Европа обязана тем обстоятельством, что волна большевистской анархии не захлестнула ее. "
Почему же наш корабль потерпел крушение? Люди исказили идею и пятнали знамя. Да, это было. Мы хорошо знали свои грехи. Добровольчество не смогло сохранить свои белые ризы. Наряду с исповедниками, героями, мучениками белой идеи были стяжатели и душегубы. Добровольчество есть плоть от плоти, кровь от крови русского народа.

Н. Астров - В. Пепеляеву. Новороссийск, 16/29 января 1920 года:
Ни одно из правительств (антибольшевистских. - Г.И.). не сумело создать гибкий и сильный аппарат власти, могущий стремительно и быстро настигать, принуждать, действовать и заставлять других действовать. Большевики тоже не захватили народной души, тоже не стали национальным явлением, но бесконечно опережали нас в темпе своих действий, в энергии, подвижности и способности принуждать. Мы с нашими старыми приемами, старой психологи ей, старыми пороками военной и гражданской бюрократии, с петровской табелью о рангах не поспевали за ними.

Докладная записка на имя великого князя Николая Николаевича. 1925 год:
В основе всего их поведения (белых. - Г.И.) лежит абсолютная для этих людей невозможность признать, что сотни тысяч людей были обречены на оставление Родины в тот самый день и час, когда Новочеркасскими решениями 1918 года (речь вдет о создании Добровольчес кой армии. - Г.И.) были предрешены только чисто военные пути, по коим пошла борьба, а не революционные. Только в полном помрачении рассудка могли мы все кощунственно уповать на помощь Всевышнего и на победу нашу в той безумной гражданской войне, где погибли с обеих сторон миллионы ни в чем не повинных русских людей.

А. Лампе. Из "Дневника". 30 апреля - 1 мая 1920 года:
. Нами поставлена громадная кровососная банка больной России. Переход власти из советских рук в наши руки не спас бы Россию. Надо что-то новое, что-то до сих пор неосознанное - тогда можно надеяться на медленное возрождение. А ни большевикам, ни нам у власти не быть, и это даже лучше! Во всяком случае гражданская война умирает, подыхает и Советская власть, уходим со сцены и мы.

фон Раупах. Причины неудачи белого движения. - Что было бы, если бы победили белые.

Достоевский в "Дневнике писателя"(1877 год) говорит, что ошибки ума излечиваются неотразимой логикой событий живой действительности и исчезают без следа. Не то с ошибками сердца. Это зараженный дух, несущий с собой такую слепоту, которая не излечивается никакими фактами, сколько бы они не указывали на прямую дорогу.

Этой именно слепотою страдало всё, что участвовало в белом движении.

Главнокомандующий генерал Деникин был и остался уверенным, что он ведет "освободительную войну" и спасает русский народ. От кого спасает? От него самого, ибо "большевики" было лишь удачно найденное слово, которым белые прикрывали, в сущности, всю народную массу.

Антибольшевизм с момента своего возникновения был и до конца остался движением классовым, реакционным и реставрационным. Все его участники отрицали революцию начисто и не желали видеть в ней того исторического барьера, за которым начиналась новая эпоха жизни русского народа. И потому белые знамена несли в себе одно голое отрицание. Но ради ненависти и мести люди не отдают своей жизни. Кто умирает, тому нужен положительный пароль, новое слово, ставящее себе национально-государственную задачу, тому нужен такой лозунг, который способен зажигать сердца. Но этот прекрасный цветок вырастает только на долго и тщательно удобренной почве. Ее в белом стане не было. Там не было ни идейности, ни любви к родине, ни забот о будущем. Веками жившая в атмосфере, где всякая идейность являлась лишь объектом для насмешек, наша общественность превратилась в болото, удушливые испарения которого ее же и отравляли. Ей надо было жить, делать карьеру, устраивать свои дела, а там кому служить - это было безразлично. Отсутствие идейности и было первой причиной неудачи белых.

Вторая причина лежала в характере власти и недостатках системы.

"Понятие тыла, - пишет Главнокомандующий генерал Деникин, - обнимало все невоюющее население и всю общественность. Приписывать развал тыла недостаткам системы - значит не понимать, что явление это вытекало из исконных черт нации и являлось такой преградой, одолнть которую не могла бы ни одна "система". Это была давняя традиция".

В этом объяснении, конечно, много справедливого, и видеть в системе единственную причину неудачи было бы ошибочно, но одной из них она несомненно являлась.

Безмолвие и его неизменный спутник - страх перед правдой - создали то стремление принимать желаемое за сущее, которым характеризуется вся деятельность руководителей белого движения.

Профессор князь Трубецкой докладывал правому центру, что стоящие во главе Добровольческой армии лица считают весь большевизм выдумкой немцев и находят, что "немец был враг, и притом нечестный враг, придумавший удушливые газы, а потом и самих большевиков". И эта оценка большевизма командным составом не есть просто недоброжелательная насмешка со стороны князя Трубецкого. Она вполне соответствует утверждению помощника Главнокомандующего генерала Лукомского в его "Воспоминаниях", что "немцы не в честном бою, а подлыми предательскими приемами погубили нашу армию и продали Россию в руки большевиков".

Чем, кроме "зараженного духа", кроме пагубной склонности к самоублажению можно было бы объяснить, что стоявшее на высших ступенях военной иерархии и призванное руководить сложнейшими событиями лицо дает этим событиям оценку, по наивной простоте своей присущую разве что ученику подготовительного класса.

Эта боязнь называть вещи своими именами исключала всякую возможность трезвой оценки событий и людей, то есть то качество власти, без которого она утрачивала свое значение.

Требовалась ни перед чем не останавливающаяся решимость и ни перед чем не преклоняющаяся железная воля, надо было повесить нескольких губернаторов и командующих войсками, а между тем этим и всякого рода другим хищникам, рвавшим все, что только им не попадалось, напоминали евангельские истины, и виновниками всех переживаемых огорчений считали не их, а немцев и большевиков.

Мудрый совет Лассаля честно смотреть в глаза "тому, что есть", из жизненной программы белого движения был исключен.

Третья причина неудачи лежала в нашей общественности. Главнокомандующего генерала Деникина резко осуждали за неумение уберечь армию от развала и еще более за ужасающую разруху тыла. Говорили, что он слаб, что его надо сменить. Но что мог бы сделать один человек, даже с железной волей и самой непреклонной решимостью, с беспринципным и безыдейным человеческим стадом, равнодушным ко всему, кроме собственного благополучия. Даже ветхозаветный пророк не сумел бы зажечь благородным и высоким порывом сердца людей, плативших по шесть тысяч рублей за бутылку шампанского и распивавших ее в обществе накрашенных девиц в те самые минуты, когда в предсмертной агонии умирало то святое дело, которое они же называли "освобождением опозоренной родины".

Вся белая Россия являла картину сплошного разврата, взяточничества и пьянства. "Глядя на эти сонмища негодяев, на этих разодетых барынь с бриллиантами, на этих вылощенных молодчиков, - пишет И. Наживин, - я чувствовал только одно: я молился: "Господи, пошли сюда большевиков, хоть на неделю, чтобы хотя среди ужасов чрезвычайки эти животные поняли, что они делают".

Мольба эта была услышана. В своем донесении о занятии красными Киева французский генерал Франше д'Эспере сообщал: "Город стал неузнаваем. Царившая там безумная вакханалия прекращена большевиками в 24 часа".

В 5-м томе очерков генерала Деникина помещен снимок: двор большого каменного здания. На земле в два длинных ряда сложены обнаженные трупы. Под снимком подпись: "Жертвы киевской чрезвычайки".

Неужели прав Ницше, утверждавший, что изучение ужасных явлений неизменно приводит к вопросу, не представляют ли собой нечто ужасное те люди, которым эти являния приходитсфя переживать?

Чего хотели красные, когда они шли воевать?

Они хотели победить белых и, окрепнув на этой победе, создать из нее фундамент для арочного строительства своей коммунистической государственности.

Чего хотели белые?

Они хотели победить красных. А потом? Потом - ничего, ибо только государственные младенцы могли не понимать, что силы, поддерживавшие здание старой государственности, уничтожены до основания, и что возможностей восстановить эти сиды не имелось никаких.

Победа для красных была средством, для белых - целью, и притом - единственной, а потому и можно совершенно безошибочно ответить на вопрос, что было бы, если бы они эту победу одержали.

В стране появились бы бесчисленные организации, борющиеся между собой за кандидатов на престол, за Советы без большевиков, за Учредительное собрание и демократический режим и еще за многое другое. Хозяйничали бы всякие разные батьки Махно, атаманы Семеновы, Петлюры и просто разбойничьи банды. Все это, прикрываясь высокими лозунгами, грабило бы население, разрушало бы города, сметало бы артиллерийским огнем целые деревни, насиловало бы женщин, распространяло бы сыпной тиф и внесло бы невероятную разруху.

И страна представляла бы небывалую по эффекту и ужасу картину смерти нации.

Следующая цитата

По-моему, самое главное, надо понять, что в Украине просто гражданская война. Нам надо заниматься не какими-то мечтами о поддержке, включая экономическую поддержку Украины, потому что в условиях гражданской войны, экономическая поддержка — это полная бессмыслица.

Да. Это путь Ситхов. Они постоянно должны проверять друг на друге свои силы, даже если это означает уничтожение их самих.

Цитата из игры «Star Wars: Knights of the Old Republic II — The Sith Lords»

Виноваты в кровавой междоусобице не те, кто, будучи угнетенным, вынужден был взяться за оружие, а – те, кто вынудил первых взяться за оружие.

— Гражданская война — это всегда война всех со всеми. И, прежде всего, бандитов против всех. — Но не всех против бандитов.

Владислав Николаевич Листьев, из телешоу «Час пик»

Наши матери платят налоги гробами.

Елена Бондаренко, из телешоу «Воскресный вечер с Владимиром Соловьёвым» Лопе де Вега, из книги «Фуэнте Овехуна»

Оторванными от народа — или, если хотите, — от его элементарнейших интересов, в его, этого народа, понимании этих интересов, — оказались и красная и белая сторона нашей гражданской войны. И никому не пришла в голову самая простая мысль: опереться на семейные, хозяйственные и национальные инстинкты этого народа, и в их политической проекции — на Царя-Батюшку, на Державного Хозяина Земли Русской, на незыблемость русской национальной традиции и не оставить от большевиков ни пуха, ни пера. Меня, монархиста, можно бы попрекнуть голой выдумкой. Однако, выдумка эта принадлежит Льву Троцкому: «Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг «Кулацкого Царя», — мы не удержались бы и двух недель». «Белогвардейцы», то есть, в данном случае, правившие слои всех Белых армий, этого лозунга выбросить действительно не догадались. И по той простой причине, что если февральский дворцовый переворот, как и цареубийство 11-го марта 1801 года, был устроен именно для того, чтобы устранить опасность «крестьянского царя».

Иван Лукьянович Солоневич, из книги «Народная монархия»

В период гражданских войн человеческая жизнь сильно обесценивается.

Но тем, кто пошел за Корниловым, это было не важно. Для них этот поход и есть сама Россия. Ими воплощаются в жизнь жесткие слова Корнилова: «Если не суждено будет победить — покажем, как умеет умирать русская армия». В бою человек проявляется отчетливее всего. Так было принято считать в то время. Яростные атаки в полный рост ровными шеренгами, зачастую в кромешной темноте, спаяли их кровью — своей и чужой. Это было жертвоприношение за Россию во всех смыслах этого слова. Чистое, безумное, красивое и напрасное. Пусть военное счастье изменяет Корнилову, пусть на исходе боеприпасы, пусть после упорных боев изрядно поредевшее войско едва держится на ногах. Для них это ничего не значит. «Мы говорили в дни Батыя и на полях Бородина: «Да возвеличится Россия! Да сгинут наши имена!»». Это словно о них сказано, о первых добровольцах.

Армен Гаспарян, из книги «Россия в огне Гражданской войны. Подлинная история самой страшной братоубийственной войны»

Вершина всех зол — это победа в гражданской войне.

Эту войну оружием выиграть невозможно. Каждая пуля рождает двух врагов. И миром мы все победим! Потому что у нас работа будет — у них её нет. У нас пенсии будут — у них их нет. У нас поддержка людей — детей и пенсионеров — будет, у них её нет. У нас дети пойдут в школы и детские сады, а у них они будут сидеть в подвалах. Потому что они ничего не умеют делать!

Гражданская война — это как семейная ссора. Вы практически не ссоритесь с чужими людьми, потому что вы их не знаете, вы с ними не общаетесь. А вот с друзьями, с родственниками, вы ссоритесь чаще всего, потому что — это близкие люди, вы с ними больше всего общаетесь, и вы всегда ожидаете от них большего понимания своих проблем, поэтому, естественно, любой конфликт вызывает большее раздражение. Вот точно также и в гражданской войне. Неслучайно там обе стороны считают друг друга предателями.

Всякая война между европейцами есть гражданская война.

Эта соблазнительная теория пришла в голову Виглету и Вадди, и, да, даже в не сильно тренированную голову Фреда Колона, и, насколько Ваймс смог понять, это было примерно так: 1. Предположим, расстояние позади баррикад больше, чем перед ними, так? 2. Тогда, вроде, там больше людей и больше города, если вы следите за ходом мыслей. 3. Тогда, поправьте меня, если я ошибаюсь, сержант, но это значит, скажем так, что мы впереди баррикад, я прав? 4. И тогда получается, что мы не бунтуем, так? Потому что нас больше, а большинство бунтовать не может, это очевидно. 5. Так что мы теперь — хорошие парни. Разумеется, мы были хорошими парнями все это время, но теперь это вроде как официально, так? Вроде как математически доказано? 6. Так что мы подумали, что дотащим их до Короткой улицы, а потом мы могли бы проскочить к Мутному Колодцу и вплоть до другой стороны реки… 7. Из-за этого у нас будут неприятности, сержант? 8. Вы странно смотрите на меня, сержант. 9. Простите, сержант.

Терри Пратчетт, из книги «Ночная Стража»

— Да уж, в Лоньяке мы пограбили так пограбили! Вспомнишь — слюнки текут. — Какие красивые шелковые платья нам достались! — воскликнула Мила. — Сколько хорошего белья! — воскликнула Трудхен. — Какого жару мы дали монашкам из большого монастыря! — вмешался штандарт-юнкер.

Следующая цитата

Психология общества, толпы, армии требует «героев», которым все прощается, и «виновников», к которым относятся беспощадно и несправедливо.

Положение множества офицеров на должности простых рядовых изменяло характер взаимоотношений начальника и подчиненного; тем более, что сплошь и рядом благодаря новому притоку укомплектования рядовым бывал старый капитан, а его ротным командиром – подпоручик.

нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица. Как показал продолжительный опыт пережитых событий, никакая другая форма правления не может обеспечить целость, единство, величие государства, объединить в одно целое разные народы, населяющие его территорию.

Несравненно труднее обстоял вопрос с лозунгами. «Великая, Единая и Неделимая Россия» – говорило уму и сердцу каждого отчетливо и ясно. Но дальше дело осложнялось.

Читайте также: