Цитаты о курской битве
Обновлено: 06.11.2024
Курские поисковики подробнее изучили воспоминания Константина Симонова о 75-й гвардейской дивизии и её командире. А заодно выяснили, как сложилась судьба героев публикаций.
На позициях Центрального фронта
В дневниках писателя, вошедших в книгу «Разные дни войны» (том I), указано, что с 7 до 10 июля 1943 года по заданию редакции Константин Cимонов вместе с фотокором Яковом Халипом выехал в поселок Поныри — на cеверный фас Курской дуги. Журналист и фотокор находились на Центральном фронте в 13-й армии. Сначала побывали в 129-й танковой бригаде, а в ночь с 7 на 8 июля поехали в штаб 75-й гвардейской Сталинградской дивизии генерала Василия Горишнего.
Записи Симонов делал в командном пункте генерала и ходил в полки и батальоны, расспрашивая солдат о событиях. Собранного материала хватило на четыре статьи. Три опубликовали, а четвертая, рассказывающая о 75-й гвардейской дивизии, в «Красной звезде» так и не вышла. Константин Михайлович сначала напечатал её в журнале в виде рассказа, изменив фамилии героев, а затем в своем дневнике «Разные дни войны».
Вторая поездка на северный фас Курской дуги у Симонова состоялась в конце июля — начале августа 1943-го. Он побывал в войсках Центрального и Брянского фронтов, в 13-й армии, наступавшей южнее Орла на Кромы, в 70-й армии генерала Галанина.
А в третий раз приезжал в Поныри как гость: уже в мирное время — в июле 1963 года — на 20-летие Курской битвы.
Блиндажи в семь накатов
В местечке Самодуровский курган на территории Ольховатского сельсовета в 2000 году по инициативе энтузиастов из Железногорска военному корреспонденту установили памятный знак.
«Считается, что памятник стоит на месте штаба 75-й гвардейской дивизии, — рассказал руководитель поискового отряда «Курган» Алексей Сотников. — Но это не так. На кургане до начала сражения находился штаб 6-й Гвардейской стрелковой дивизии. Утром 6 июля 1943 года немецкие войска уже начали атаку, а в ночь на 7 июля это место было захвачено фашистами. Симонов приехал в штаб 75-й гвардейской дивизии генерала Василия Горишнего как раз в ночь с 6 на 7 июля. Как пишет сам поэт, штаб располагался северо-западнее высоты 261,4 в овраге».
«Кургановцы» нашли подробное описание ставки командования, провели раскопки и обнаружили семь блиндажей.
«Каждый — в 5-7 накатов (слои бревен, защищающие сооружение от бомб) — такие обычно строили для высшего офицерского состава, — пояснил Алексей Сотников. — Это и был штаб 75-й гвардейской дивизии».
«Сталинградские головорезы»
Находка заставила Сотникова подробнее изучить воспоминания Константина Симонова о 75-й гвардейской дивизии и её командире — генерале Василии Горишнем и даже дополнить их найденными в архивах Минобороны сведениями.
Генерал Горишний: «Ещё в затишье, когда мы только сюда прибыли, немцы узнали, бросили листовки. Среди всего прочего написали: «Германскому командованию известно, что на Центральный фронт прибыли сталинградские головорезы. Скоро встретимся с вами!». Ну что ж, встретились».
Константин Симонов пишет, что генерал произнёс эту фразу задумчиво, без вызова, а потом вдруг вспомнил: «Между прочим, нашей дивизии выпала такая судьба, что мы в Сталинграде самый последний выстрел дали в районе завода «Баррикады».
«Основу некоторых дивизий, воевавших на Курской дуге, составляли бойцы, прошедшие Сталинградскую битву, — уверен руководитель «Кургана». — Будучи ещё полковником, Василий Горишний в Сталинграде командовал дивизией, которая освободила находящийся в фашистской блокаде военный завод «Баррикады» (производил пушки, гаубицы и снаряды)».
Выброс с самолётов листовок — это психический вид атаки фашистов, направленный на то, чтобы запугать, посеять панику на поле боя. Как рассказывают сотрудники музея Курской битвы в Понырях, немцы были в этом мастерами. Например, фашисты включали перед сражением русские песни, перемежая их из громкоговорителя объявлениями: «Солдаты Красной Армии! Сдавайтесь, пока наши войска не начали атаку! Мы подарим вам жизнь». Враги сбрасывали с самолётов закрытые с двух сторон пустые железные бочки с просверленными в крышке и днище отверстиями. Когда такой бочонок летел, то издавал жуткий рёв.
Константин Симонов подробно описывает, как генерал Горишний действовал во время атак противника: отдавал приказы командирам подразделений, рассуждал, какие силы применить в тот или иной момент.
«Вот эти низинки впереди мы уже назвали «оврагами смерти». Вчера немцы выдвинулись вперёд по этим оврагам, залегли и ждут свои танки. А мы их задержали огнём, а пехота лежит и ждёт. Мы тем временем подвезли бригаду «катюш» и накрыли сплошняком все эти овраги. »
«Слуцкий, как у вас дела? Отлично? Что отлично? Подождите давать себе оценку, докладывайте обстановку».
Дальше Симонов поясняет: «Через час этот же Слуцкий доносит, что перед его участком сожжено и подбито 28 немецких танков».
«Начальник штаба 212-го гвардейского полка майор Иосиф Слуцкий за сражение на Курской дуге награжден орденом Красного Знамени», — пояснил Алексей Сотников.
Говорил генерал с журналистом и о потерях: «В первый день (5 июля 1943 года) до двух тысяч человек и 48 танков лишились. Люди умирали за пушками, но, в свою очередь, 50 немецких танков набили. »
Есть в повествовании Симонова и бытовые эпизоды, связанные с Василием Горишним: «Приходит ординарец, приносит нам котелок молока. Сам надоил где-то тут в кустах от брошенной коровы. »
Как сообщил Алексей Сотников, генерал-майор Василий Горишний только за Сталинград и Курскую битву награжден двумя орденами Красного Знамени. После Победы генерал служил в действующей армии, умер в феврале 1961 года. Именем Горишнего названы улицы в Волгограде и посёлке Поныри.
Обкатали танками
Мини-зарисовками публикует Симонов интервью с бойцами 75-й гвардейской дивизии. Пётр Стась, сибиряк. До армии был слесарем. Теперь — наводчик противотанкового ружья.
«. Хорошо, что нас до этого танками обкатывали. Начал бить по первому только метров с двухсот. Танк средний. С первого выстрела его остановил, со второго — поджёг. Когда немцы выскочили, их наши автоматчики срезали. А «тигры» от других танков отличаются здорово. Я по ним бил и сбоку и сзади — не пробиваются! Подбил ещё бронемашину. На ходу в неё не попал, а как остановилась — зажёг. »
По рассказам фронтовиков, «обкатка» — своеобразное лечение от «танкобоязни» — производилась так: бойцы спускались в окоп, через который проезжали танки.
«Гвардии ефрейтор Петр Стась, 1919 года рождения, наводчик, после Курской битвы получил звание Героя Советского Союза за уничтожение пяти немецких танков и бронемашины, награждён орденом Отечественной войны I степени», — дополнил Алексей Сотников.
Следующий герой очерка — Бухан Сулейманов из Кзыл-Ординской области, 1924 года рождения. Побывал в бою в первый раз, как уточняет Константин Симонов. Говорил рядовой Сулейманов с акцентом, и автор намеренно не исправляет его речь.
«Думал танка страшно. Нет, не так страшно. Наша отступал, за ним немецкая танка, двадцать танка. Со мной второй номер старик был. Он раненый, в госпиталь ушёл. Я один с бронебойка остался, воевал ничего».
Константин Михайлович уточняет, что у парня в руках была открытка, исписанная убористым почерком. «Есть письмо от мамы», — сказал боец.
«Бухан Сулейманов, наводчик противотанкового ружья, за уничтожение двух немецких танков награждён орденом Отечественной войны I степени», — отметил Алексей Васильевич.
«Немцы уже ничего не смогут. »
Рассказ о дивизии Константин Михайлович заканчивает повествованием о генерале Горишнем:
«Очень хорошо помню то утро, когда немцы прекратили наступление на участке 75-й гвардейской. Мы сидели на наблюдательном пункте и ждали, что вот-вот снова начнётся. Ждали час, потом ещё… Потом Горишний вдруг сказал фразу, которая в первую секунду показалась мне странной: «Боюсь, не пойдут они сегодня на меня». Я не понял и переспросил. И он спокойно, как маленькому, стал объяснять мне, что его дивизию сегодня поддерживают восемь артиллерийских полков, и чем больше он перебьёт наступающих немцев, тем ему легче будет потом, когда самому придётся наступать на них. И я запомнил то утро и эту фразу, потому что она была связана с внезапным и острым ощущением, что немцы уже ничего не смогут с нами сделать».
Следующая цитата
19-летним рядовым начал войну Михаил Алексеевич Булатов. Наверно, слова из песни «От Курска и Орла война нас привела до самых вражеских ворот…» — про него. Его война закончилась штурмом Кёнигсберга и высшей наградой — золотой звездой Героя. Спустя 75 лет дивизионный сапёр Михаил Булатов вспоминает свою Курскую битву.
Учили не за партами
Андрей Федотов, «АиФ-Черноземье»: Михаил Алексеевич, каким для вас было начало войны?
Михаил Булатов: Когда началась война, я жил в Средней Азии. Тогда мы все, шестнадцатилетние пацаны, побежали в военкоматы, хотели на фронт, но нас жёстко обрубили — «идите домой, придёт ваше время». Моё время пришло в августе 1942-го. Отправили нас в орловское пехотное училище в город Чарджоу, в Туркмению, куда училище было эвакуировано. Проучились мы там месяца три. В конце 1942 года крайне неудачно для нас складывалась обстановка под Сталинградом, были большие потери. Училище сняли с занятий, оставили только выпускной курс, всех в эшелон, без всяких званий, рядовыми повезли на Волгу. Пока везли, обстановка под Сталинградом изменилась в лучшую сторону. Паулюс не прорвался. Началось контрнаступление, и нас направили в только что освобождённый Курск. Честно говоря, я думал, что нас вернут учиться. Но у командования были на этот счёт другие планы. Летом мы попали на орловское направление Дуги. Дуга уже обозначилась, войска перешли к обороне, нас переформировали, и я был зачислен в 235-ю стрелковую дивизию на пополнение, и так в этой дивизии, в её 369-м сапёрном батальоне, прошёл до конца войны.
— Работа сапёра сродни искусству, этому нужно долго учиться. Как вас учили?
— Нас начали учить в Курске с февраля и вплоть до начала битвы, до июля. Учили реальные фронтовики. Я попал в батальон, где люди служили уже по два года, то есть с самых первых дней войны. Военное дело нам показывали на настоящих боевых минах. Никаких муляжей. Постигали науку не за партами, только боевые задачи — настоящее минирование и разминирование. Весной линия фронта стабилизировалась, несколько месяцев было затишье. Самое время для отработки навыков. В апреле, мае, июне новички уже самостоятельно ставили мины. Мы минировали свой передний край. Мины ставятся не ближе броска гранаты. Противопехотные мины ставить сложнее, работа ювелирная. Когда чеку ставишь на взрыв, можно чуть-чуть ошибиться, и мина сработает, такие случаи были. Противотанковую ставить проще, они не срабатывают на вес человека. Минировали и передний край обороны, и тыловые участки на танкоопасных направлениях, устанавливали проволочные заграждения, обеспечивали разведку. Когда разведчики идут на поиск, их всегда сопровождают сапёры, делают проходы как в своих минных полях, так и у противника. И ждут возвращения. А когда те возвращаются, сапёры их пропускают, а взрыватели ставят назад. Мы полностью участвовали в решении всех задач батальона. Понимаете, военное дело так устроено, что любое пространство перед окопами минируется. И чтобы части пошли вперёд, нужно снять мины — и свои, и противника, поэтому сапёры всегда идут впереди. Кроме этого, мы много строили — землянки, штабные сооружения, проволочные заграждения, мосты. Так продлилось до июля.
Брали мину — и под танк!
— Вы пошли в первой линии нашего наступления?
— 5 июля немцы начали своё наступление огромной массой на орловском направлении, здесь они решили прорваться через Курск и открыть дорогу на Москву. Мы стояли под Орлом, первое наступление немцев, когда они прорывали оборону, нас не коснулось. Мы слышали залпы, бомбёжки, иногда бомбили наш передний край, но основные бои шли под Ольховатной и Понырями, это было в стороне от нас. Мы сидели наготове, на машинах, немцы могли повернуть в любую сторону, а мы, сапёры, были в полной боевой готовности. Нас называли «Подвижный отряд заграждения», так называемые ПОЗы. Это машина, загруженная минами, и расчёт сапёров. В любое время нас могли выбросить на любое танкоопасное направление, где противник прорвался, но непосредственно в первые июльские дня в боях мы не участвовали, а только слушали и готовились. Машины с минами, с личным составом дежурили круглосуточно.
Рядом с нами совершили свой подвиг сапёры бригады генерала Иоффе. Они вышли на немецкие танки, но не было времени минировать. Брали на себя мину и с ней — под танк. Задача не пустить танки была первостепенна. Несмотря ни на какие условия, танки пройти не должны были. Это пример того, как сапёры должны выполнять свои задачи.
— Когда и как для вас началась Курская битва?
— В ночь с 11 на 12 июля мы сняли проволочные заграждения, сделали проходы в минных полях. Наша 3-я рота сапёрного батальона стояла в Новосильском районе Орловской области на реке Зуша, недалеко от немецкого наступления. Приказ был обеспечить продвижение пехоты. Зуша — река неглубокая, но пехота её вброд не пройдёт. И мы готовили переправу — штурмовые мостики. В период артподготовки, когда пехота уже стоит наизготовку, мы должны в реке поставить опоры, положить настил и по этому настилу пропускать пехоту. Это мы сделали.
Но во время атаки немцы тоже огрызались, несколько снарядов попали в штурмовые мостики и выбили опоры. Тогда мы сделали новый настил и подняли его на себя. Четверо сапёров становятся в воду, на свои плечи кладём настил и пехота по нему идёт. Приказ — обеспечить переправу — должен быть выполнен. К 18 июля мы вышли к Оке и к Орлу, но потери были очень большие, особенно в первом эшелоне. Нашу дивизию с передовой отозвали и отправили на переформирование в Тулу, а затем на Калининский фронт. Нас сменили, мы сдали участок, сделали своё дело. Обеспечили переправу, обеспечили продвижение своих пехотных и танковых частей до Орла. Лето было как лето, обычное военное лето, мы всё время в работе были. Наши солдаты уже умели воевать, и по вооружению немцам не уступали, да и немец был другой, тоже окреп. На этом моя эпопея на Курской дуге закончилась. Какой она была? Каким был я? Пришёл я на Курскую дугу, по сути, пацаном, а ушёл оттуда солдатом. Это главное.
Следующая цитата
Смоктуновский всю жизнь скрывал правду о себе…
Он играл гениев и неврастеников, говорил, что его характер сформировали пережитые страдания, считал себя типичным порождением своего времени. «Я — актер космического масштаба», — говорил Смоктуновский.
При этом умудрялся быть человеком скромным и скандальным одновременно. Перед камерой в работе над картиной порой робко шептал слова, а в жизни устраивал шумные драки с мордобоем и битьем тарелок, выясняя отношения с любовником первой жены.
Внешность…
… показать весь текст …
ЙОМ ХА-ШОА
Мсье Эпштейн, Вы богаты, живёте в Париже,
Ваша жизнь словно слеплена из шоколада,
А слыхали о деде своём, об Элише,
Что сожжён был в гудящей печи Бухенвальда,
Как нацисты его привезли из Прованса,
Превратив жизнь людскую в смертельную драму? —
Уцелеть не имел ни малейшего шанса,
Но спас чудом Эстер — Вашу милую маму.
Пан Иоффе, Вы в детстве избегли погрома!
Кто ж не знает, что в Польше творили с «ж*дами»?
Слава Б-гу, лет сорок с лихвою, как дома —
… показать весь текст …
Мать о сыне, который на Курской дуге, в наступленье
Будет брошен в прорыв, под гранату и под пулемет,
Долго молится, перед иконами став на колени, —
Мальчик выживет, жизнь проживет и умрет.
Но о том, что когда-нибудь все-таки это случится,
Уповающей матери знать в этот час не дано,
И сурово глядят на нее из окладов спокойные лица,
И неведенье это бессмертью почти что равно.
Следующая цитата
Смоктуновский всю жизнь скрывал правду о себе…
Он играл гениев и неврастеников, говорил, что его характер сформировали пережитые страдания, считал себя типичным порождением своего времени. «Я — актер космического масштаба», — говорил Смоктуновский.
При этом умудрялся быть человеком скромным и скандальным одновременно. Перед камерой в работе над картиной порой робко шептал слова, а в жизни устраивал шумные драки с мордобоем и битьем тарелок, выясняя отношения с любовником первой жены.
Внешность…
… показать весь текст …
ЙОМ ХА-ШОА
Мсье Эпштейн, Вы богаты, живёте в Париже,
Ваша жизнь словно слеплена из шоколада,
А слыхали о деде своём, об Элише,
Что сожжён был в гудящей печи Бухенвальда,
Как нацисты его привезли из Прованса,
Превратив жизнь людскую в смертельную драму? —
Уцелеть не имел ни малейшего шанса,
Но спас чудом Эстер — Вашу милую маму.
Пан Иоффе, Вы в детстве избегли погрома!
Кто ж не знает, что в Польше творили с «ж*дами»?
Слава Б-гу, лет сорок с лихвою, как дома —
… показать весь текст …
Мать о сыне, который на Курской дуге, в наступленье
Будет брошен в прорыв, под гранату и под пулемет,
Долго молится, перед иконами став на колени, —
Мальчик выживет, жизнь проживет и умрет.
Но о том, что когда-нибудь все-таки это случится,
Уповающей матери знать в этот час не дано,
И сурово глядят на нее из окладов спокойные лица,
И неведенье это бессмертью почти что равно.
Читайте также: