Цитаты из рассказа сашка

Обновлено: 18.05.2024

Вспомнил, как днём увидел убитого немца на пригорке. А у того хорошие валенки. Не самому Сашке они были нужны, а ротному, у которого они уж очень плохие. Но что-то остановило Сашку. Решил утром доползти до немца.

Вдалеке были слышны артиллерийская канонада, пулемётные очереди, но «привык уже Сашка к этому, обтерпелся». Ещё до призыва, живя на Дальнем Востоке, он переживал с остальными, что война пройдёт мимо, «не совершить им тогда ничего героического».

За два месяца на фронте не видел Сашка вблизи живого немца, только танки.

Ночь прошла, он с напарником попеременно отдыхал в шалашике. Вдруг канонада прекратилась, и Сашка решил сходить за валенками для ротного (не у него промокли насквозь, не высушить ему их до весны). «Для себя ни за что бы не полез… Но ротного жалко.» Подполз он к немцу. Стал снимать валенки. Но тут неожиданно начался артобстрел. И вдруг он увидел немцев, которые подходили со всех сторон. «…страх, сдавивший его поначалу, как-то сошел с него». Дал он автоматную очередь и побежал к своим предупредить.

Вдруг огонь прекратился. Через некоторое время солдат услышали: «В районах, освобожденных немецкими войсками, начинается посевная. Вас ждет свобода и работа. Бросайте оружие, закурим сигареты…» . Через некоторое время немцы как под землю провалились. Видимо, это была их разведка. Но через некоторое время немцы снова появились. Сашка увидел одного, решил взять «языка». И это у него получилось, да и ротный вовремя подоспел.

Сашке был приказ отвести пленного в штаб. Немец шёл впереди, боязливо оглядываясь. На что Сашка сказал: «Чего боишься? Мы не вы. Пленных не расстреливаем». Мог он его убить ещё там, во время погони, но сделал. Сашка объяснил немцу почему: «Потому как люди мы! А вы фашисты!».

Жаль, не знал Сашка немецкого, а то бы во время небольшого отдыха он спросил у немца: «…и как у немцев с кормежкой, и сколько сигарет в день получают, сколько рому, и почему перебоев с минами нет.» А ещё он спросил у немца: «Ты мне скажи, чего с моим напарником, что в плен к вам попал, делать будете? Шиссен, наверное? Иль пытать будете?».

И вдруг понял Сашка, какая у него сейчас власть над этим немцем: захочет- доведёт до штаба, а захочет- убьёт. «И стало Сашке как-то не по себе от свалившейся на него почти неограниченной власти над другим человеком». И немец понимал, что его жизнь в руках Сашки. «Только не знает немец, какой Сашка человек, что не такой он, чтоб над пленным и безоружным издеваться.»

По дороге часто попадались убитые советские солдаты, незахороненные. Стыдно было Саше за это перед немцем, «словно сам в чем-то виноватый». Наконец, дошли до штаба. Капитан стал спрашивать, откуда пришла разведка немцев, велел показать на карте. Потом комбат ненавидяще взглянул на немца. Горе переполняло командира- недавно убило его любимую женщину- Катеньку. Он приказал всем выйти из блиндажа.

Сашке непонятно было такое поведение командира. Тогда, когда немцы поднимались из-за оврага и шли на них, он «готов был давить и уничтожать безжалостно». Но с пленным он «мог разговаривать … по-человечески, принимать сигареты, курить вместе…».

Немец на допросе ничего не сказал. Тогда ротный отдал приказ Сашке: «Немца – в расход!» Сашка стоял в недоумении и сказал командиру: «Товарищ капитан… Я ж обещался ему…». «Много, очень много видал Сашка смертей за это время — проживи до ста лет, столько не увидишь, — но цена человеческой жизни не умалилась от этого в его сознании». Но капитан заставил выполнить приказ и велел солдату Толику проверить исполнение. Но Сашка попросил его не мешать исполнять приказ, сам убьёт немца. За это отдал Толику трофейные час. Тут Сашка увидел лейтенанта, рассказал ему всё. Попросил отменить приказ, но тот не стал.

Повёл Сашка немца на расстрел, идёт с ним медленно, куда спешить. А сам думает: «Вот поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно, если б попались, а как в безоружного? Как?…».

«Впервые за всю службу в армии, за месяцы фронта столкнулись у Сашки в отчаянном противоречии привычка подчиняться беспрекословно и страшное сомнение в справедливости и нужности того, что ему приказали. И еще третье есть, что сплелось с остальным: не может он беззащитного убивать. Не может, и все!»

Вдруг Сашка услышал чьи-то шаги: это шли комбат и Толик. Но Сашка твёрдо решил: «…не буду, не буду! Пусть сам комбат стреляет. Или своему Толику прикажет. Не буду!».

«…и смотрел на комбата уже без дерзости, но твердо, хотя и колотилось сердце, как бешеное, отдаваясь болью в висках.» Тут комбат отвернул глаза, стал уходить, отдав приказ отвести немца в штаб.

Глава 2.

Сашку ранило. Бойцы многие ему завидовали: отвевался, повезло, легко отделался, ведь в руку только ранило. Идя в санчасть, он по дороге услышал стон раненого в грудь солдата. Оставив его на месте, побежал в санчасть, где ему обработали рану. Затем с солдатами вернулся за раненым, довольный, что сдержал слово, данное тому, пошёл в тыл. Прошёл мимо места, где передал пленного немца начальству.

Наконец дошёл Сашка до пункта назначения. Его стал осматривать врач. Н е сразу понял Сашка, что человек из штаба, сидевший здесь же, сомневается, ранило ли его, может, сам повредил руку, чтобы в госпитале отлежаться. Это возмутило Сашку. Но его успокоила Зинка, которая очень нравилась Сашке. Она же рассказал, что штабной приглашал на вечер, который будет проводиться в штабе по случаю 1-го Мая. Сашка никак не мог поверить. Как можно праздновать, когда столько людей погибло!» Веселиться нельзя, когда все поля в наших!» Зина довела его до палаты. Потом они пошли прогуляться на берег Волги, целовались, понимая, «что это последнее в их жизни, что вот-вот возвратятся самолеты опять и что будет, неизвестно.». Вернулся в палату, не мог уснуть. Вдруг понял, что Зины нет. Оказывается, она ушла в штаб праздновать .Пошёл Сашка к избе, где находилась Зина, услышал звуки гармони, песни. Заиграл патефон, люди стали танцевать. Увидел он Зину с лейтенантом. Вернувшись в палату, не осудил он её ( «…просто война… И нету у него зла на нее…»).

Глава 3.

Сашка и ещё двое ходячих раненых были отправлены в санчасть. Продуктов не дали, их можно было получить только в Бабине. А до него идти 20 вёрст. Но они были уверены, что по дороге их кто-то да накормит, «неужто картохи да хлеба кус не заработали они своим ратным делом». Однако прошли более полвины пути, а «интереса к ним никто не проявлял, никто не спросил ни разу: откуда, мол, идете, где ранило, большие ли бои были?». Поняли бойцы, что сотни таких проходят за день, привыкли все, «что в тылу голодуха и тяготы, и что на них никто как на героев каких не смотрит». Вспомнили, как торжественно их провожали на фронт, а сейчас, когда они «кровушку» проливали за страну, «никто в ладони не хлопает, никто по этому поводу не умиляется, никто самогону на их пути не выставляет».

На ночлег их тоже никто не пускал, мол, хата полная, много уже людей (обманывали). Да и Сашке было стыдно проситься, «понимал, сколько деревенькам этим ржевским довелось…».

Один из попутчиков всё радовался любой красоте, «все у него красота: к ручью вышли — красота, на поляну какую — красота, лес вдали засинел — тоже красота!».

Наконец она женщина пустила переночевать, даже накормила немного, хотя и у самой дети полуголодные.

Дошли до Лужкова, где располагался госпиталь. Они помылись, их перевязали и отправили в Москву долечиваться.

Доехал Сашка до Москвы.

«Думал ли он, гадал там, под ржевскими теми деревнями, пред полем тем ржавым, по которому и бегал, и ползал, на котором помирал не раз, думал ли, гадал, что живым останется и что Москву видит?» Всё ему здесь казалось чудом: трамваи, люди, спешащие на работу, в руках которых не автоматы, а обычные газеты, портфели, свёртки.

«Ну, а о женщинах и девушках и говорить не приходится — стучат каблучками туфелек, кто в юбке и кофточке, кто в платьице пестром, и кажутся они Сашке нарядными, праздничными, будто из мира совсем другого, для него почти забытого, а теперь каким-то чудом вернувшегося.

И странно ему все это, и чудно — словно и войны нет никакой!»

«Но чем разительней отличалась эта спокойная, почти мирная Москва от того, что было там, тем яснее и ощутимее становилась для него связь между тем, что делал он там, и тем, что увидел здесь, тем значительнее виделось ему его дело там…»

И шёл Сашка по Москве с высоко поднятой головой, не стесняясь своей одежды, небритого лица.

Следующая цитата

И никогда, — поучительно добавила седая дама, — не становись на колени: это унижает человека. На колени можно становиться только перед Богом.

Кристина Морозова цитирует 6 лет назад

подумала, вздохнув, о той силе, какую имеет над людьми старая любовь.

Сергей Кузнецов цитирует 2 года назад

Но было в ней другое, чего лишено было лицо Коли и все другие лица и вещи. Лицо ангелочка не блистало радостью, не туманилось печалью, но лежала на нем печать иного чувства, не передаваемого словами, не определяемого мыслью и доступного для понимания лишь такому же чувству. Сашка не сознавал, какая тайная сила влекла его к ангелочку, но чувствовал, что он всегда знал его и всегда любил, любил больше, чем перочинный ножичек, больше, чем отца, и больше, чем все остальное.

Нальчик Ка цитирует 6 лет назад

Казалось, что чьи-то железные руки взяли его сердце и выжимают из него последнюю каплю крови

Елизавета Ярунова цитирует 4 месяца назад

Слабый свет проникал через широкую щель вверху, где перегородка на четверть не доходила до потолка, и светлым пятном ложился на его высокий лоб, под которым чернели глубокие глазные впадины.

b3961822680 цитирует 4 месяца назад

Отец и сын не видели друг друга; по-разному тосковали, плакали и радовались их больные сердца, но было что-то в их чувстве, что сливало воедино сердца и уничтожало бездонную пропасть, которая отделяет человека от человека и делает его таким одиноким, несчастным и слабым

Следующая цитата

На следующий день возвратилась из "командировки" тетя Люся. Исхудавшая, загоревшая и с мозолями на руках. Она категорически отказывалась рассказать Сашке, где была, но девочке удалось подслушать ее

Еще через день, по городу пронеслась весть, что все три баржи, на которых отправили добровольцев, были потоплены немецкой авиацией. Им даже не дали оружия. Их обмундировали, погрузили на баржи и

Мы уже были в порту и нам начали раздавать обмундирование. И тут подходит этот капитан с красными глазами.

Тот капитан, сволочь. Который, командовал нашей погрузкой на баржи.

Потянулись тревожные серые будни.

6 июля Сашка проснулась затемно. Тетя Люся собирала продукты в старенький туристский рюкзак. –Что-то случилось? – спросила ее Сашка.– Ничего, спи.– Вы куда-то идете?– Я уезжаю.– Куда? – Это военная тайна.

Через час, Верховный совет СССР объявляет мобилизацию на территории военных округов. В том числе и Ленинградского. Мать тревожность глянула на сына. – Не волнуйся Марина, Костя учащийся техникума не мобилизуют, – сказала сестре тетя Люся. – Если надо будет – сам пойду, – возразил Костя.

Судьба распорядилась иначе, круто поменяв её жизнь, её судьбу. Судьбу её близких и всего населения земного шара. Ровно в четыре часа утра началась война. Об этом жители ещё не знали, они спали, досматривая сны. А уже в полдень об этом кричало радио. Сашка вздрогнула от этого голоса, страшного голоса.

Василий Анатольевич был учёным в области химии, переехал в Ленинград недавно,

Подслушала их разговор, что в посылках была взрывчатка и спрятали они ее в подвале на почте. – Кто запер дверь подвала?– Это я, когда этот дядька зашел в подвал, подперла поленом дверь снаружи. Чтобы он не смог сбежать. – А зачем устроила весь этот дым в подвале?

Следующая цитата

сашка

Война. Это тяжёлое испытание для страны, народа и каждого человека в отдельности. Как не очерстветь душой, не озлобиться, остаться человеком в нечеловеческих условиях, видя смерть близких, товарищей, несчастье, которое принесли враги родной земле? Можно ли сохранить великодушие, или злоба и месть полностью овладеют человеком в годы войны? Об этом написал в своей повести «Сашка» В.Л. Кондратьев.

Герой произведения – простой солдат, один из тех миллионов рядовых, которые прошли войну, одержали великую победу над фашистами. Называет своего героя автор «Сашкой», по- простому, по -свойски, словно это один из его фронтовых товарищей, с кем приходилось делить тяготы военных лет. Как хотелось Сашке совершить что-то героическое! Именно об этом мечтал он, когда его мобилизовали на фронт. Но за два месяца службы он так и не видел вблизи немцев, только танки.

Сашка – добрый, отзывчивый человек. Так ему хочется во что бы ни стало помочь ротному, добыть ему валенки с убитого немца, так как у того они насквозь промокли и вряд ли высохнут до вены. А как было ему стыдно просить еду у жителей деревень, когда он шёл после ранения в госпиталь! Понимал Сашка, что тяжело им было на оккупированной территории. Герой всегда стремится понять других, поддержать. Но это всё были свои, родные люди. Судьба приготовила сложное испытание и для него, и для ротного командира. Однажды Сашке удалось поймать «языка», доставить его командиру. Но немец не говорил ничего, тогда был отдан приказ: расстрелять. Одно дело убивать врага во время боя, а другое – расстреливать пленного, безоружного. Да и обещал фрицу Сашка, что не убьют его, потому что пленных советские воины не расстреливают: «Потому как люди мы!» Как поступить? Как использовать ту власть над человеком, которая вдруг оказалась в руках героя? Мстить за несчастья, принесённые врагами, или проявить великодушие, ведь пред Сашкой – обыкновенный несчастный парень, почти его ровесник, вовлечённый в эту бойню. Впервые герой не может выполнить приказ командира. «..не может он беззащитного убивать. Не может, и все!»

Да и сам ротный, придя на место ожидаемой казни, увидев решительность в глазах Сашки, отменил свой приказ. И его, потерявшего близкого человека, озлобленного на фашистов, в последнюю минуту остановило благоразумие, та человечность, которая была в душе.

На лечение Сашку отправили в Москву. Как «чудо» увидел он всё, что было в столице. Трамваи, люди, спешащие на работу, в руках которых не автоматы, а обычные газеты, портфели, свёртки – жизнь шла своим чередом. И чем больше он смотрел на всё это, тем яснее осознавал, каким значительным было всё, что делали они с товарищами там, на фронте. Это было именно для того, чтобы люди могли вот так просто жить, радоваться каждому дню.

Великодушие – одно из высочайших нравственных качеств личности. В его основе лежат доброта, человечность, отзывчивость, сочувствие и сострадание. Умение понять другого, в том числе и врага, оказавшегося в беспомощном состоянии, вовремя остановиться от мести – для этого нужно быть милосердным. А именно такими были наши воины в годы войны, прошедшие по всей Европе, освободившие миллионы жителей других государств, помогавшие и немецким женщинам, детям и старикам, оказавшись в побеждённом Берлине. Великодушие – основа национального характера россиян, делающая народ сильным и непобедимым!

Пересказ содержания повести В.Л. Кондратьева «Сашка» по главам с цитатами можно найти ЗДЕСЬ.

Следующая цитата

Издательство "Речь" - детские книги

Издательство "Речь" - детские книги вернуться к странице

Издательство "Речь" - детские книги

Издательство "Речь" - детские книги запись закреплена

Вячеслав Кондратьев. Сашка. Повести и рассказы. Цитаты

Сектор Сашкиного обзора не маленький: от подбитого танка, что чернеет на середке поля, и до Панова, деревеньки махонькой, разбитой вконец, но никак нашими не достигнутой. И плохо, что роща в этом месте обрывалась не сразу, а сползала вниз мелким подлеском да кустарником. А еще хуже: метрах в ста поднимался взгорок с березняком, правда не частым, но поле боя пригораживающим.

Привык уже Сашка к этому, обтерпелся и понял, что не похожа война на то, что представлялось им на Дальнем Востоке, когда катила она свои волны по России, а они, сидя в глубоком тылу, переживали, что идет война пока мимо них, и как бы не прошла совсем, и не совершить им тогда ничего геройского, о чем мечталось вечерами в теплой курилке.

И сказал он неправду. Жалел он немца. Может, не столько жалел, сколько не представлял, как будет вести его куда-то. К стенке, наверно, надо (читал он в повестях о Гражданской войне, что к стенке всегда водили расстреливать), и безоружного, беспомощного стрелять будет. Много, очень много видал Сашка смертей за это время — проживи до ста лет, столько не увидишь, — но цена человеческой жизни не умалилась от этого в его сознании, и он пролепетал:

Спирт огнем прошелся по Сашкиному телу, и стало ему хорошо, так хорошо, как никогда в жизни. Зинина рука лежала в его заскорузлых обожженных пальцах, и тепло от нее доходило до самого его сердца. И отошло куда-то все, что было в эти месяцы, ушло страшным сном, стало небылью, а в мире только эта изба, неяркий свет керосиновой лампы, тишина, прерываемая неровным дыханием раненых, и Зина, ее руки, ее глаза, смотрящие на него ласково и жалостливо.

После перевязки повели их в большой дом, клуб раньше был, наверно, а там разместили на двойных нарах, но у каждого матрасик, простыня, одеяло. Лейтенанта хотели было в другую палату, командирскую, но он наотрез отказался, и лежали они теперь вместе, чистенькие после бани, на чистом белье, — красота, сказал бы Жора.

И только под утро выдался ему сон: идет он с Зиной по полю тому овсянниковскому, но нет на нем ни воронок, ни трупов, ни танков сожженных, а чистое оно и зеленое от озими, но перегораживает его почему-то речка какая-то, и до самого Овсянникова не дойти, а так охота туда добраться, самому посмотреть и Зине показать, как там немцы устроились, почему взять его не удалось, но речка не пускает.

Словно не бушует, не обливается кровью всего в двухстах верстах отсюдова горящий, задымленный, грохоте и в тяготе фронт. Но чем разительней отличалась эта спокойная, почти мирная Москва от того, что было там, тем яснее и ощутимее становилась для него связь между тем, что делал он там, и тем, что увидел здесь, тем значительнее виделось ему его дело там.

Читайте также: