Цитаты из дневника бунина

Обновлено: 22.12.2024

Один из самых скандальных любовных треугольников в писательской среде, который потом перерос в четырехугольник, а затем, наконец, разделился надвое - Бунин, его жена Вера, его любовница Галина Кузнецова и любовница любовницы Маргарита Степун (Марга).

Галина Кузнецова (слева), Иван Бунин и Вера Бунина в Грассе Галина Кузнецова (слева), Иван Бунин и Вера Бунина в Грассе

Об этом снят фильм "Дневник его жены". Прекрасный, атмосферный, довольно точный, хотя там и есть некоторые нестыковки. И, что удивительно, такую ммм почти бульварную историю авторы фильма и актеры смогли преподнести без пошлости, ничего при этом не вуалируя и не скрывая.
Чего не скажешь о дневнике ключевой участницы треугольника - Галины Кузнецовой.

Книга дневников Галины Кузнецовой Книга дневников Галины Кузнецовой

Галина эмигрировала во Францию с мужем, в 26 лет познакомилась с 56-летним Буниным, год с ним встречалась на съемной квартире, а потом, расставшись с мужем, переехала к Буниным на виллу Бельведер в Грассе, где на правах "ученицы писателя" прожила много лет. Затем познакомилась с певицей Маргой Степун, влюбилась в нее и ушла от Бунина. А во время войны они с Маргой снова приехали в Грасс, где жили у Буниных, пока не появилась возможность уехать, а затем эмигрировать в США. В общей сложности отношения Бунина и Кузнецовой продолжались 15 лет.

Галина писала стихи, рассказы, статьи. Ее иногда публиковали. Но основной ее книгой стал "Грасский дневник", который она опубликовала будучи уже почтенной дамой.

Это, наверное, самое показательное фото, на котором есть все участники любовной драмы.

Стоит Галина, рядом с ней Марга, далее Бунин и его жена, а рядом с ней - Зуров, еще один житель виллы Бельведер, который, вероятно, был влюблен в Веру Бунину Стоит Галина, рядом с ней Марга, далее Бунин и его жена, а рядом с ней - Зуров, еще один житель виллы Бельведер, который, вероятно, был влюблен в Веру Бунину

И что же сделала Галина Кузнецова, решив опубликовать свой дневник тех лет? Она вымарала всё, что касалось её отношений с Буниным. А также отношений с его женой и отношений с Маргой. Как будто этого не было. Ни намёка. Ни слова, ни полслова. И что же осталось? Очень странное, размытое, прелестное нечто. С вкраплениями цитат из Бунина: что он сказал о том или ином писателе в тот или иной день.
Начинается дневник с 1927 года, когда Галина только переехала к Буниным. Если не знать их истории, то складывается впечатление, что это, к примеру, племянница приехала к дяде и тёте на дачу. Она бродит по дому, по саду, загорает, мечтает, скучает, рвёт цветы и ставит их в вазы. Видит скелетик кошки в ручье и думает о вечном. Проводит дни в одиночестве, мается.
"С утра расстилаю под мандаринами одеяло, кладу на него подушку и ложусь с книгой. Иногда ко мне присоединяется кто-нибудь из домашних: уж очень жарко в доме. Только к ночи наступает облегченье; а ночи черные, сухие, со звездным небом, в котором теряется взор".

И всё в таком духе. Если бы это был реально дневник юной леди, приехавшей погостить к родственникам, к дяде-писателю и тёте-его жене, то я прочитала бы с удовольствием и подумала бы: какая художественно одаренная девушка. Но, блин, ты с этим писателем спала, а его жена была вынуждена все это терпеть. Много лет. А теперь ты изображаешь, что ничего не было. Конечно, каждый волен вырезать из своего дневника все, что хочет, но по мне так лучше уж сделать как Бунин - сжечь все дневники того периода. А не вот это всё.

Галина, Бунин, Вера, Зуров Галина, Бунин, Вера, Зуров

К тому же, если уж ты решила публиковать свои дневники ради того, чтобы внести свои пять копеек в воспоминания о Писателе, ты не можешь не понимать, что твое присутствие в его жизни оказало влияние на его творчество. И это желательно зафиксировать. Тем более, что можно поделиться своей интерпретацией событий.
Предисловие к книге называется "Дневник как территория умолчания". Я впервые встречаю такой. И он меня разозлил, если честно. Хотя там есть что почерпнуть исследователям Бунина. Что он говорил о ком-либо, как получил Нобелевскую премию. Ну, как если бы племянница описывала, как ее дядя получил Нобелевскую премию.

На вручении Нобелевской премии. Второй справа Бунин. В бусах Вера, за ней стоит Галина На вручении Нобелевской премии. Второй справа Бунин. В бусах Вера, за ней стоит Галина

О чём же пишет Вера Бунина в тот же период? В книге "Устами Буниных. Том 2. 1920-1953" опубликованны её дневники, написанные без излишней откровенности, но и без сокрытия всего, что касается её личной жизни. А чего ей скрывать, если она законная жена Бунина и любовников у неё нет? Она пытается быть "мудрой" (как это говорят про жён, мужья которых изменяют), но в ней клокочут разные чувства. Пишет о том, что она жена мужа, который "радует других". И тут же: "Вечером говорил, что больше всего в мире любил мать, и меня любит не меньше. Да, непонятна душа человеческая!" Потом есть и о поцелуях, о разговорах, о смехе. Она, конечно, была совершенно беззаветно в него влюблена всю жизнь.
" 1929, 13 октября
Идя на вокзал, я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге. Пусть любит Галину, Капитана, Зурова - только бы от этой любви было ему сладостно на душе."
В конце концов, Вера стала испытывать к Галине что-то вроде дружеских чувств, или материнских. Никакой злобы, раздражения при упоминании Галины в ее дневниках нет. Только печаль, что Ян оставляет ее одну. Маргу она определила при встрече так: "Странная большая девица-певица. Хорошо хохочет" . А когда Галина ушла к ней, вздохнула с облегчением.

Галина Кузнецова и Вера Бунина Галина Кузнецова и Вера Бунина

Что же писал сам Бунин? В его редких оставшихся записях - заметки о писателях: Толстом, Чехове, Сирине-Набокове, которым он восхищался, а, возможно, и завидовал (Вера, кстати, писала, что вот кто главный кандидат на Нобелевскую премию - Сирин!), описание впечатлений от получения Нобелевской премии, проскальзывает злость к Галине, которая подло поступила с ним. И много мыслей о смерти. Это вообще лейтмотив и его дневников, и его художественных произведений. В "Жизни Арсеньева", в которой он описывает воспоминания детства, одно из самых ярких впечатлений - присутствие на похоронах. А в дневниках - постоянно мысль: как же так - я умру и всё? и меня просто не будет. И это может произойти в любой момент.
Что касается описаний внешности Галины Кузнецовой современниками, то из них можно вывести только, что она была ладненькой, очень приятной, милой, на первый взгляд застенчивой. Опять же вспоминается фильм. Думаю, Ольга Будина отлично попала в этот образ. Как и все остальные.

Следующая цитата

«<…> Черт бы побрал эту моду! Я не портной, чтобы прилаживаться к сезонам, да ведь и ты не станешь. Хотя, конечно, тяжко, когда ты увлекаешься, положим, шекспировскими изящными костюмами, а все ходят в широчайших и пошлейших портках и глумятся над тобою».

Из письма Николаю Телешову. 16 июля 1900 года

Заседание литературного кружка «Среда». 1902 год. Стоят (слева направо): Скиталец и Максим Горький. Сидят: Леонид Андреев, Федор Шаляпин, Иван Бунин, Николай Телешов и Евгений Чириков.
Библиотека им. Н. А. Некрасова

Николай Дмитриевич Телешов — один из первых и самых близких друзей Бунина из московского писательского круга, организатор известного литера­тур­ного кружка «Среда». Один из самых чутких к настроениям своего времени писателей, Бунин всю жизнь считался «певцом прошлого» и продол­жателем классической традиции. Немудрено, что неминуемое сравнение с модерни­стами, которых он терпеть не мог и которые определяли развитие искусства рубежа веков, раздражало его. Спустя четверть века в рецензии на сборник «Роза Иерихона» Саша Черный скажет о Бунине в схожих выраже­ниях: «…Сдержан­ная сила четкой простоты и ясности — мало­привле­кательны для толпя­щихся вокруг Парнаса модников и мод­ниц» . А еще через несколь­ко лет ту же мысль повторит Владимир Набоков .

2. О звездах и смерти

«<…> В шесть часов, тотчас же после заката солнца, увидал над самой своей головой, над мачтами, в страшно большом и еще совсем светлом небе, серебристую россыпь Ориона. Орион днем! Как благодарить Бога за все, что дает Он мне, за всю эту радость, новизну! И неужели в некий день все это, мне уже столь близкое, привычное, дорогое, будет сразу у меня отнято, — сразу и уже навсегда, навеки, сколько бы тысячелетий ни было еще на земле? Как этому поверить, как с этим примириться?»

Из дневника. 16 февраля 1911 года

Бунин интересовался созвездиями — в его текстах много описаний такого рода. Ориентироваться в звездном небе писателя научил двоюродный племянник Николай Пушешников. А в 1909 году на Капри Бунин познакомился с астро­номом Максом Мейером, чьи работы он читал еще в юности, и ходил к нему, чтобы смотреть на звезды в телескоп. Что каса­ется Южного Креста и Ориона (днем), их Бунин впервые увидит спустя два года, во время путешествия на Цейлон. Запись сделана в Красном море — именно поэтому Орион был виден на небе до того, как стемнело.

3. О путешествиях

«Что касается вообще странствований, то у меня сложилась относительно этого даже некоторая философия. Я не знаю ничего лучше, чем путешествие».

Из интервью газете «Голос Москвы».1912 год

Иван Бунин в порту в Каннах© Diomedia

До Первой мировой войны Бунин совершил десять заграничных путешествий: семь по Западной Европе и три на Восток. Путешествуя по Европе (Швейцарии, Германии, Австрии, Франции, Капри), он не имел точного плана и переезжал из города в город в зависимости от настроения и обстоятельств. Восточные маршруты, напротив, всегда были точно просчитаны, так как зависели от паро­ходных компаний и их рейсов. Константинополь, Палестина, Сирия, Египет были любимыми местами Бунина, а самой дальней точкой его плавания стал Цейлон.

4. О работе

«„Чем больше работаешь, тем лучше работаешь и тем сильнее хочется работать. Чем больше творишь, тем становишься производительнее“. Бодлер.
Заруби это себе на носу, Митрич».

Из письма Николаю Телешову.3 января 1914 года

Несмотря на ненависть к «новой поэзии» , здесь Бунин соглашается с Бодле­ром, представителем этой поэзии. По всей видимости, он читал Бодлера в переводe Эллиса (Льва Львовича Кобылинского) и слегка переиначил. Там эта цитата звучит следующим образом: «Чем больше хочешь, тем лучше хочешь. Чем больше работаешь, тем лучше работаешь и тем более хочешь работать. Чем больше производишь, тем становишься плодовитее» . По воспо­ми­на­ниям жены Бунина Веры Муромцевой-Буниной, в столицах он «часто бывал в ресто­ранах, много пил, вкусно ел, проводил зачастую бессонные ночи. В деревне он преображался… Разложив вещи по своим местам… он несколько дней, самое большое неделю предавался чтению — журналов, книг, Библии, Корана. А затем, незаметно для себя, начинал писать».

5. О революции

«В тысячный раз пришло в голову: да, да, все это только комедия — большевицкие деяния. Ни разу за все четыре года не потрудились даже видимости сделать серьезности — все с такой цинической топорностью, которая совершенно неправдоподобна».

Из дневника. 28 ноября 1921 года

Ту же мысль Бунин не раз повторяет в «Окаянных днях». Одной из главных черт русской революции он считал «маскарадность», намеренную установку на «карнавал» — изнаночное действие по отношению к истинной реальности, которая ввергла страну в «гигантский кровавый балаган». Он предвидел рево­люцию еще в 1910 году, когда писал «Деревню» — остро­пуб­лицис­тичес­кую повесть о жестокости и отсталости всего уклада русской жизни, а начало Первой мировой обозначило для него «конец всей нашей прежней жизни». Бунин не последовал примеру своих близких друзей, писателей Алексея Николаевича Толстого и Александра Куприна, в разные годы вернувшихся в СССР, и отклонил предложения советской стороны вернуться на родину после войны.

6. О дне рождения

«День моего рождения. 52. И уже не особенно сильно чувствую ужас этого. Стал привыкать, притупился.
День чудесный. Ходил в парк. Солнечно, с шумом деревьев. Шел вверх, в озарении желто-красной листвы, шумящей под ногой. И как в Глотове — щеглы, их звенящий щебет».

Из дневника. 23 октября 1922 года

Судя по сохранившимся свидетельствам, до начала 1920-х годов Бунин не от­мечал свой день рождения. Осень 1922 года он провел с женой и с Мережков­скими в городке Амбуаз, на берегу Луары. В записи от 23 октября он едва ли не впервые в дневнике упомянул день своего рождения. Интересно, что почти те же слова встречаются в дневниковой записи, сделанной в октябре 1917 года в Глотово — тульском имении родственников Бунина, и в написанном тогда же стихотворении:

Щеглы, их звон, стеклянный, неживой,
И клен над облетевшею листвой,
На пустоте лазоревой и чистой,
Уже весь голый, легкий и ветвистый…
О, мука мук! Что надо мне, ему,
Щеглам, листве? И разве я пойму,
Зачем я должен радость этой муки,
Вот этот небосклон, и этот звон,
И темный смысл, которым полон он,
Вместить в созвучия и звуки? <…>

7. О времени

«Лежал, читал, потом посмотрел на Эстерель, на его хребты в солнечной дымке… Боже мой, ведь буквально, буквально было все это и при рим­ля­нах! Для этого Эстереля и еще тысяча лет ровно ничего, а для меня еще год долой со счета — истинный ужас.
И чувство это еще ужаснее от того, что я так бесконечно счастлив, что Бог дал мне жить среди этой красоты. Кто же знает, не последнее ли это мое лето не только здесь, но и вообще на земле!»

Из дневника. 1 июня 1924 года

С 1923 года Бунины большую часть года проводят в Грассе, на юге Франции, с 1925 по 1936 год живут на вилле «Бельведер». Мыс Эстерель был виден из ок­на бунинского кабинета. Быстро­теч­ность человеческой жизни перед лицом вечного мира, счастье сопричастности ему в каждый миг и ужас конца, нераз­решимого одиночества не только сопровождали Бунина всю жизнь, но и пере­живались им одновременно, взаимно усиливая друг друга. Осенью 1940 года он запишет: «Опять думал о том необык­нов<енном> одиночестве, в котором я живу уже столько лет. Достойно написания».

8. О Нобелевской премии

«Вчера и нынче невольное думанье и стремление не думать. Все-такиожидание, иногда чувство несмелой надежды — и тотчас удивление: нет, этого не м<ожет> б<ыть>! Главное — предвкушение обиды, горечи. <…>
Да будет воля Божья­ — вот что надо твердить. И, подтянувшись, жить, работать, смириться мужественно».

Из дневника. 20 октября 1933 года

Иван Бунин (второй справа) на церемонии вручения Нобелевской премии. Стокгольм, 1933 год© ТАСС / Diomedia

Бунин номинировался на Нобелевскую премию начиная с 1923 года, и к 1933 году ожидание и связанные с ним волнения достигли пика. В это время Бунины едва сводили концы с концами. В мае Вера Николаевна Муромцева-Бунина пишет в своем дневнике: «Кризис полный, даже нет чернил — бук­валь­но на донышке…»; «Безденежье. Однообразие. Неврастения». 1 октября сам Бунин записывает: «Вчера именины Веры. Отпраздновали тем, что Галя купила кусок колбасы. Недурно нажился я за всю жизнь!» Казалось, что только премия может спасти их. И именно в этот год Бунин переживает невероятный твор­ческий подъем: он полностью захвачен «Жизнью Арсеньева» — своим главным романом, начатым еще в 1927 году. Галина Кузнецова, возлюбленная Бунина, жившая тогда в его доме, пишет в «Грасском дневнике» :

«<…> Он так погружен сейчас в восстановление своей юности, что глаза его не видят нас и он часто отвечает на вопросы одним только механи­ческим внешним существом. Он сидит по 12 часов в день за своим сто­лом и если не все время пишет, то все время живет где-то там… Глядя на него, я думаю об отшельниках, о мистиках, о йогах —… словом, о всех тех, которые живут вызванным ими самими миром».

9. О войне и новой орфографии

«<…> Россия вместе с союзниками победила Германию: очень рад, но почему вследствие этого я вдруг должен начать писать, как Михрютка ?»

Из письма Георгию Адамовичу.1947 год

Бунин считал новую орфографию, введенную в 1918 году, еще одним прояв­лением большевизма, всю жизнь придерживался дореформенного правописа­ния с «ерами», «ятями», окончаниями на -аго и т. д. и требовал публиковать свои сочинения только так. Его отношение не изменилось и после войны и по­беды союзников, которой он горячо сочувствовал. В 1951 году, готовя новое издание «Жизни Арсеньева», он отмечал: «… Мне важен каждый звук в моих писаниях; без авторской корректуры я не могу выпустить книгу, а как же я могу корректировать, не зная этого похабного (и бестолкового!) правописа­ния?»

10. O смысле жизни

«Так всю жизнь не понимал я никогда, как можно находить смысл жиз­ни в службе, в хозяйстве, в политике, в наживе, в семье… Я с ис­тин­ным страхом смотрел всегда на всякое благополучие, приобретение которого и обладание которым поглощало человека, а излишество и обычная низость этого благополучия вызывали во мне ненависть — даже всякая средняя гостиная с неизбежной лампой на высокой под­ставке под гро­мад­ным рогатым абажуром из красного шелка выводили меня из себя».

Поздняя запись без даты

В другой раз Бунин скажет: «Совсем как птица был я всю жизнь!» Сказанное о тяге к путешествиям, это будет относиться и к тому, что, покинув в 18 лет родительский дом, он никогда не заведет себе постоянного пристанища. Сна­чала бесконечные скитания по России и поездки за границу, затем съемная квартира в Париже и вилла, снятая в Грассе. И Нобелевскую премию он успел прожить очень быстро: «…Ведь я, так сказать, потомственный мот, будучи родом из дворян, которые, как известно, все промотали свои „Вишневые сады“…» Не заботясь о быте, он видел в земном отблеск вечности и только об этом хотел писать всю жизнь.

Изображения: Иван Бунин. Фотография Дмитрия Здобнова. 1909 год Государственный литературный музей / Diomedia

Следующая цитата

«<…> Черт бы побрал эту моду! Я не портной, чтобы прилаживаться к сезонам, да ведь и ты не станешь. Хотя, конечно, тяжко, когда ты увлекаешься, положим, шекспировскими изящными костюмами, а все ходят в широчайших и пошлейших портках и глумятся над тобою».

Из письма Николаю Телешову. 16 июля 1900 года

Заседание литературного кружка «Среда». 1902 год. Стоят (слева направо): Скиталец и Максим Горький. Сидят: Леонид Андреев, Федор Шаляпин, Иван Бунин, Николай Телешов и Евгений Чириков.
Библиотека им. Н. А. Некрасова.

Один из самых чутких к настроениям своего времени писателей, Бунин всю жизнь считался «певцом прошлого» и продол­жателем классической традиции. Сравнение с модерни­стами, которых он терпеть не мог и которые определяли развитие искусства рубежа веков, раздражало его. Спустя четверть века в рецензии на сборник «Роза Иерихона» Саша Черный скажет о Бунине: «Сдержан­ная сила четкой простоты и ясности — мало­привле­кательны для толпящихся вокруг Парнаса модников и мод­ниц»

2. О звездах и смерти

«<…> В шесть часов, тотчас же после заката солнца, увидал над самой своей головой, над мачтами, в страшно большом и еще совсем светлом небе, серебристую россыпь Ориона. Орион днем! Как благодарить Бога за все, что дает Он мне, за всю эту радость, новизну! И неужели в некий день все это, мне уже столь близкое, привычное, дорогое, будет сразу у меня отнято, — сразу и уже навсегда, навеки, сколько бы тысячелетий ни было еще на земле? Как этому поверить, как с этим примириться?»

Из дневника. 16 февраля 1911 года

3. О путешествиях

«Что касается вообще странствований, то у меня сложилась относительно этого даже некоторая философия. Я не знаю ничего лучше, чем путешествие».

Из интервью газете «Голос Москвы». 1912 год

Иван Бунин в порту в Каннах

До Первой мировой войны Бунин совершил десять заграничных путешествий: семь по Западной Европе и три на Восток. Путешествуя по Европе (Швейцарии, Германии, Австрии, Франции, Капри), он не имел точного плана и переезжал из города в город в зависимости от настроения и обстоятельств. Восточные маршруты, напротив, всегда были точно просчитаны, так как зависели от паро­ходных компаний и их рейсов. Константинополь, Палестина, Сирия, Египет были любимыми местами Бунина, а самой дальней точкой его плавания стал Цейлон.

4. О работе

«„Чем больше работаешь, тем лучше работаешь и тем сильнее хочется работать. Чем больше творишь, тем становишься производительнее“. Бодлер.
Заруби это себе на носу, Митрич».

Из письма Николаю Телешову. 3 января 1914 года

По воспоми­на­ниям жены Бунина Веры Муромцевой-Буниной, в столицах он «часто бывал в ресто­ранах, много пил, вкусно ел, проводил зачастую бессонные ночи. В деревне он преображался… Разложив вещи по своим местам… он несколько дней, самое большое неделю предавался чтению — журналов, книг, Библии, Корана. А затем, незаметно для себя, начинал писать».

5. О революции

«В тысячный раз пришло в голову: да, да, все это только комедия — большевицкие деяния. Ни разу за все четыре года не потрудились даже видимости сделать серьезности — все с такой цинической топорностью, которая совершенно неправдоподобна».

Из дневника. 28 ноября 1921 года

Ту же мысль Бунин не раз повторяет в «Окаянных днях». Одной из главных черт русской революции он считал «маскарадность», намеренную установку на «карнавал» — изнаночное действие по отношению к истинной реальности, которая ввергла страну в «гигантский кровавый балаган». Он предвидел революцию еще в 1910 году, когда писал «Деревню» — остро­пуб­лицис­тичес­кую повесть о жестокости и отсталости всего уклада русской жизни, а начало Первой мировой обозначило для него «конец всей нашей прежней жизни». Бунин не последовал примеру своих близких друзей, писателей Алексея Николаевича Толстого и Александра Куприна, в разные годы вернувшихся в СССР, и отклонил предложения советской стороны вернуться на родину после войны.

6. О дне рождения

«День моего рождения. 52. И уже не особенно сильно чувствую ужас этого. Стал привыкать, притупился.
День чудесный. Ходил в парк. Солнечно, с шумом деревьев. Шел вверх, в озарении желто-красной листвы, шумящей под ногой. И как в Глотове — щеглы, их звенящий щебет».

Из дневника. 23 октября 1922 года

Судя по сохранившимся свидетельствам, до начала 1920-х годов Бунин не отмечал свой день рождения. Осень 1922 года он провел с женой и с Мережковскими в городке Амбуаз, на берегу Луары. В записи от 23 октября он едва ли не впервые в дневнике упомянул день своего рождения. Интересно, что почти те же слова встречаются в дневниковой записи, сделанной в октябре 1917 года в Глотово — тульском имении родственников Бунина, и в написанном тогда же стихотворении:

Щеглы, их звон, стеклянный, неживой,
И клен над облетевшею листвой,
На пустоте лазоревой и чистой,
Уже весь голый, легкий и ветвистый…
О, мука мук! Что надо мне, ему,
Щеглам, листве? И разве я пойму,
Зачем я должен радость этой муки,
Вот этот небосклон, и этот звон,
И темный смысл, которым полон он,
Вместить в созвучия и звуки? <…>

7. О времени

«Лежал, читал, потом посмотрел на Эстерель, на его хребты в солнечной дымке… Боже мой, ведь буквально, буквально было все это и при рим­ля­нах! Для этого Эстереля и еще тысяча лет ровно ничего, а для меня еще год долой со счета — истинный ужас.
И чувство это еще ужаснее от того, что я так бесконечно счастлив, что Бог дал мне жить среди этой красоты. Кто же знает, не последнее ли это мое лето не только здесь, но и вообще на земле!»

Из дневника. 1 июня 1924 года

С 1923 года Бунины большую часть года проводят в Грассе, на юге Франции, с 1925 по 1936 год живут на вилле «Бельведер». Мыс Эстерель был виден из ок­на бунинского кабинета. Быстро­теч­ность человеческой жизни перед лицом вечного мира, счастье сопричастности ему в каждый миг и ужас конца, неразрешимого одиночества не только сопровождали Бунина всю жизнь, но и пере­живались им одновременно, взаимно усиливая друг друга. Осенью 1940 года он запишет: «Опять думал о том необык­нов<енном> одиночестве, в котором я живу уже столько лет. Достойно написания».

8. О Нобелевской премии

«Вчера и нынче невольное думанье и стремление не думать. Все-таки ожидание, иногда чувство несмелой надежды — и тотчас удивление: нет, этого не м<ожет> б<ыть>! Главное — предвкушение обиды, горечи. <…>
Да будет воля Божья­ — вот что надо твердить. И, подтянувшись, жить, работать, смириться мужественно».

Из дневника. 20 октября 1933 года

Иван Бунин (второй справа) на церемонии вручения Нобелевской премии. Стокгольм, 1933 год.

Бунин номинировался на Нобелевскую премию начиная с 1923 года, и к 1933 году ожидание и связанные с ним волнения достигли пика. В это время Бунины едва сводили концы с концами. В мае Вера Николаевна Муромцева-Бунина пишет в своем дневнике: «Кризис полный, даже нет чернил — бук­валь­но на донышке…»; «Безденежье. Однообразие. Неврастения». 1 октября сам Бунин записывает: «Вчера именины Веры. Отпраздновали тем, что Галя купила кусок колбасы. Недурно нажился я за всю жизнь!» Казалось, что только премия может спасти их. И именно в этот год Бунин переживает невероятный твор­ческий подъем: он полностью захвачен «Жизнью Арсеньева» — своим главным романом, начатым еще в 1927 году. Галина Кузнецова, возлюбленная Бунина, жившая тогда в его доме, пишет в «Грасском дневнике»:

«<…> Он так погружен сейчас в восстановление своей юности, что глаза его не видят нас и он часто отвечает на вопросы одним только механи­ческим внешним существом. Он сидит по 12 часов в день за своим сто­лом и если не все время пишет, то все время живет где-то там… Глядя на него, я думаю об отшельниках, о мистиках, о йогах —… словом, о всех тех, которые живут вызванным ими самими миром».

9. О войне и новой орфографии

«<…> Россия вместе с союзниками победила Германию: очень рад, но почему вследствие этого я вдруг должен начать писать, как Михрютка?»

Из письма Георгию Адамовичу. 1947 год

Бунин считал новую орфографию, введенную в 1918 году, еще одним проявлением большевизма, всю жизнь придерживался дореформенного правопис­ания с «ерами», «ятями», окончаниями на -аго и т. д. и требовал публиковать свои сочинения только так. Его отношение не изменилось и после войны и по­беды союзников, которой он горячо сочувствовал. В 1951 году, готовя новое издание «Жизни Арсеньева», он отмечал: «… Мне важен каждый звук в моих писаниях; без авторской корректуры я не могу выпустить книгу, а как же я могу корректировать, не зная этого похабного (и бестолкового!) правописа­ния?»

10. O смысле жизни

«Так всю жизнь не понимал я никогда, как можно находить смысл жизни в службе, в хозяйстве, в политике, в наживе, в семье… Я с ис­тин­ным страхом смотрел всегда на всякое благополучие, приобретение которого и обладание которым поглощало человека, а излишество и обычная низость этого благополучия вызывали во мне ненависть — даже всякая средняя гостиная с неизбежной лампой на высокой под­ставке под гро­мад­ным рогатым абажуром из красного шелка выводили меня из себя».

Поздняя дневниковая запись без даты

В другой раз Бунин скажет: «Совсем как птица был я всю жизнь!» Сказанное о тяге к путешествиям, это будет относиться и к тому, что, покинув в 18 лет родительский дом, он никогда не заведет себе постоянного пристанища. Сначала бесконечные скитания по России и поездки за границу, затем съемная квартира в Париже и вилла, снятая в Грассе. И Нобелевскую премию он успел прожить очень быстро: «…Ведь я, так сказать, потомственный мот, будучи родом из дворян, которые, как известно, все промотали свои „Вишневые сады“…» Не заботясь о быте, он видел в земном отблеск вечности и только об этом хотел писать всю жизнь.

Следующая цитата

Среди всех дневниковых книг о революции своей жесткостью, непримиримостью и полным неприятием происходящего выделяется книга великого русского писателя Ивана Алексеевича Бунина "Окаянные дни".

Бунин вел дневник с 1918 по 1920 годы, находясь в Москве и Одессе и скрупулезно записывая ужасы, которым он стал свидетелем.

Революция для Бунина - это окаянные дни, кровавый кошмар, трагедия мирового масштаба, а также переломный этап в его жизни и творческой судьбе.

Книгу отличает злость, гнев, а порой и настоящее бешенство, которое автор дневника выплескивает на большевиков. Троцкий, Ленин, Дзержинский для него - это не люди, а некие инфернальные существа, которые терзают Россию.

Иллюстрация к "Окаянным дням" Бунина. Общественное достояние. Иллюстрация к "Окаянным дням" Бунина. Общественное достояние.

Первая публикация "Окаянных дней" состоялась в 1925 году в эмигрантской газете "Возрождение". Полностью книга вышла в 1936 году в издательстве «Petropolis».

В Советском Союзе "Окаянные дни" была официально запрещена: книга вышла только во времена Перестройки.

Дневник Бунина - это заметки немолодого уже человека (в 1917 году Ивану Алексеевичу исполнилось 47 лет), который оказался выбитым из привычной жизненной колеи. Бунин не понимает, как жить дальше, что делать. Его идеалы рухнули, он проклинает все вокруг и находится в полном отчаянии. Даже столь любимая Буниным природа больше не успокаивает его, не дает умиротворения. Иван Алексеевич не может работать, только читает газеты и напряженно следит за происходящим в стране кровавым хаосом.

Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность - вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко! Ив. Бунин. "Окаянные дни".

Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя? Ив. Бунин. "Окаянные дни".

Иллюстрация к "Окаянным дням" Бунина. Общественное достояние. Иллюстрация к "Окаянным дням" Бунина. Общественное достояние.

Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, – и без всякого клейма все видно. Ив. Бунин "Окаянные дни".

Сатана каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Ив. Бунин "Окаянные дни".

В мире уже тогда произошло нечто невообразимое; брошена была на полный произвол судьбы – и не когда-нибудь, а во время величайшей мировой войны – величайшая на земле страна… оборвалась громадная, веками налаженная жизнь и воцарилось какое-то недоуменное существование, беспричинная праздность и противоестественная свобода от всего, чем живо человеческое общество. Ив. Бунин "Окаянные дни".

Иллюстрация к "Окаянным дням" Бунина. Общественное достояние. Иллюстрация к "Окаянным дням" Бунина. Общественное достояние.

Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…» Ив. Бунин "Окаянные дни".

Народу, революции все прощается, – «все это только эксцессы». А у белых, у которых все отнято, поругано, изнасиловано, убито, – родина, родные колыбели и могилы, матери, отцы, сестры, – «эксцессов», конечно, быть не должно. Ив. Бунин "Окаянные дни".

Горькая, мрачная, страшная книга разочарованного в своем народе и в своей стране человека. Но читать "Окаянные дни" необходимо - так полнее понимаешь всю непреодолимую глубину разобщения и взаимного неприятия, которая существовала в России времен Гражданской войны.

Еще больше статей про книги, про фотографии, про исторических личностей, про писателей, актеров, путешественников, про экранизации книг отечественных и зарубежных авторов, про иллюстрации к знаменитым книгам, про живопись, кино, литературу, философию, историю, интересных людей и невероятные события - на моем канале! Подписывайтесь!

Читайте также: