Цитаты бунина о чехове
Обновлено: 21.11.2024
В их пути к славе было немало общего. Литературная судьба обоих была на редкость счастлива.
Чехов был внуком крепостного крестьянина, родился в бедности, в глухой провинции, в мало образованной семье. Это могло предвещать трудную, медленную дорогу к успеху. Вышло как раз обратное. Тяжело жилось лишь в первые годы. Скоро открылись перед ним лучшие журналы России. Ему еще не было двадцати восьми лет, когда была поставлена его театральная пьеса «Иванов». В том же возрасте он получил Пушкинскую премию; сорока лет отроду стал академиком. Литературный заработок дал ему возможность очень недурно жить, содержать большую семью, купить имение, потом дачу в Крыму, путешествовать по Европе и Азии, подолгу жить в Ницце. Маркс приобрел собрание его сочинений за семьдесят пять тысяч золотых рублей. В западной Европе почти не было — да и теперь почти нет — писателей, которые проделали бы столь блестящую карьеру. Перед кем, например, из французских писателей так рано открывался доступ в Академию, в Comedie Franeaise, кому из них издатели платили такие деньги?
Правда, мировая слава пришла лишь после его смерти. При жизни он был заграницей мало известен. В одном из своих писем он отмечает — очевидно, как «событие», — что его перевели на датский язык, и забавно добавляет: «Теперь я спокоен за Данию». Помню, я мальчиком, на заграничном курорте, узнал о кончине Чехова из немецкой газеты: в Баденвейлере от чахотки скончался русский писатель Антон Чехов. Заметка была коротенькая, в пять-шесть строк, и вполне равнодушная (в России, напротив, было то, что можно было бы назвать — и называлось — взрывом национального горя).
Когда именно его открыли заграницей? Алексей Толстой уверял меня, что это было в начале первой войны: «Тогда союзникам спешно понадобилась русская душа». Это неверно. Уже в 1909 году Арнольд Беннет писал в своем «Дневнике» (запись от 26-го февраля): «Все больше меня поражает Чехов, все больше склоняюсь к тому, чтобы писать много рассказов той же техники» («in the same technique»). (Позднее, переезжая на другую квартиру, он записывает: «Купил другой экземпляр полного собрания Чехова. Не мог бы обойтись без него дольше»), В настоящее время в англо-саксонских странах Чехов признан мировым классиком. «Ничей актив не расценивается теперь так высоко лучшими критиками, как актив Чехова», — говорит Сомерсет Мохэм в предисловии к «Altogether», — «Восхищаться им это признак хорошего вкуса. Не любить его значит объявить себя филистером».
Очень они, как люди, были непохожи друг на друга. И все-таки что-то общее было, помимо огромного таланта. Оба были необыкновенно умны, оба обладали редким почти безошибочным вкусом; ценили они в литературе одно и то же, восторгались одним и тем же, не любили одно и то же. Оба боготворили Толстого и холодно (Иван Алексеевич и просто враждебно) относились к Достоевскому. Оба презирали то, что многие критики начала нашего столетия называли «декадентщиной», они сами «фокусничеством», а Толстой — «пересоленной карикатурой на глупость».
Об их «credo» говорить трудно, — не любили они пышных слов. Оба не очень интересовались философскими и религиозными вопросами и говорили о них редко (между собой, вероятно, не говорили никогда). Обоим были чужды люди такого умственного и душевного склада, как, например, Владимир Соловьев или С. Н. Трубецкой. Представить себе Чехова или Бунина на кафедре какого-либо философско-религиозного общества просто невозможно. Часто цитируют слова Чехова: «Мое святое святых это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода». Не очень ясно, — не поймешь например, что такое «абсолютнейшая свобода», но, если это — «credo», то, пожалуй, Бунин к нему присоединился бы. Он ни к чему не «звал» и не «вел» <2> . Тем не менее о политике порою говорил ярко и страстно, особенно когда дело шло о том, что он ненавидел. О Гитлере, о Сталине даже в пору их триумфов говорил открыто с совершенным презрением — и до конца своих дней необычайно восторгался Черчиллем. Его поведение в пору германской оккупации было выше похвал. Он укрывал у себя людей, которым грозила опасность, не напечатал за пять лет в порабощенных странах ни одной строчки, писал письма по тем временам по меньшей мере неосторожные. Я уверен, что так вел бы себя и Чехов, если б дожил. Его тоже часто попрекали в отсутствии политических убеждений. Однако чуть ли не единственное чрезвычайно резкое, если не просто грубое, письмо Чехова (с разрывом «даже обыкновенного шапочного знакомства») было им написано В. М. Лаврову, говорившему в «Русской мысли» об его «беспринципности» <3> . Отмечу в настоящей книге слова Бунина: «Такого, как Чехов, писателя еще никогда не было! Поездка на Сахалин, книга о нем, работа во время голода и во время холеры, врачебная практика, постройка школ, устройство таганрогской библиотеки, заботы о постановке памятника Петру в родном городе — и все это в течение семи лет при развивающейся смертельной болезни! А его упрекали в беспринципности! Ибо он не принадлежал ни к какой партии и превыше всего ставил творческую свободу, что ему не прощалось, не прощалось долго».
Оба были чрезвычайно независимые люди. Они и в искусстве шли обычно «против течения». Предположение, что хоть одна их страница могла быть написана по «соцзаказу», не вызывает даже улыбки. Но так же мало считались они и с тем, что можно было бы до революции назвать заказом общественного мнения. «Скучная история», «В овраге», «Деревня» были скорее вызовом убеждениям наиболее влиятельных критиков.
О литературе они друг с другом говорили постоянно. «Выдумывание художественных подробностей и сближало нас, может быть, больше всего, — вспоминает Иван Алексеевич. — Он был жаден до них необыкновенно, он мог два-три дня подряд повторять с восхищением художественную черту, и уже по одному этому не забуду я его никогда, всегда буду чувствовать боль, что его нет». Иногда Бунин читал вслух Чехову не свои, а его рассказы. Сам Чехов читать вслух не любил и не умел, у него была и плохая дикция, легкий дефект речи. Бунинское чтение его восхищало. Я не знал такого чтеца, как Иван Алексеевич, ни среди писателей, ни тем менее среди актеров. Иногда — особенно в небольшой аудитории — он производил впечатление необычайное. Знаю, что людям свойственно в таких случаях преувеличивать свой восторг. Сохранился, например, рассказ Погодина о том, как молодой Пушкин в Москве читал свою «Комедию о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве»: «Ожиданный нами величавый жрец высокого искусства — это был среднего роста, почти низенький человечек, вертлявый, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами; без всяких притязаний; с живыми, быстрыми глазами, с тихим приятным голосом; в черном сюртуке, в черном жилете, застегнутом на-глухо, в небрежно повязанном галстухе. Вместо высокопарного языка богов, мы услышали простую, ясную, обыкновенную и между тем пиитическую, увлекательную речь. Мы просто все как будто обеспамятели. Кого бросало в жа-р, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Кто вдруг вскочит с места, кто вскрикнет» <4> и т. д. Однако скажу, что навсегда в моей памяти осталось одно чтение Ивана Алексеевича, случайное, в его столовой, за чаем. Слушатель был, кроме меня, один: покойный писатель Нилус. «Никогда в жизни такого чтения не слышал, это верх совершенства!» — совершенно справедливо сказал он.
Чехов, думаю, не оказал большого художественного влияния на Бунина (уж скорее Тургенев «Поездки в Полесье» и, конечно, Толстой). Любили же они друг друга и как писатели чрезвычайно. «У меня ни с кем из писателей не было таких отношений, как с Чеховым, — пишет Бунин, — за всё время ни разу ни малейшей неприязни. Он был неизменно со мной сдержанно нежен, приветлив, заботился как старший, — я почти на одиннадцать лет моложе его, — но в то же время никогда не давал чувствовать свое превосходство и всегда любил мое общество, — теперь я могу это сказать, так как это подтверждается его письмами к близким: «Бунин уехал, и я один». — То же самое и я не раз слышал от Ивана Алексеевича, он говорил об этом с радостью, лицо его светлело. Вспоминает и Станиславский: «В одном углу литературный спор, в саду, как школьники, занимались тем, кто дальше бросит камень, в третьей кучке И. А. Бунин с необыкновенным талантом представляет что-то, а там, где Бунин, непременно стоит и Антон Павлович и хохочет, помирая от смеха. Никто не умел смешить Антона Павловича, как И. А. Бунин, когда он был в хорошем настроении».
Не всегда они виделись на людях, и не всегда Иван Алексеевич бывал в хорошем настроении (бывал часто блистателен и тогда, когда настроение было плохое). В общем, жизнерадостность у него почти до конца была редкая. О Чехове принято говорить обратное. Он решительно это отрицал: «Какой я нытик? Какой я «хмурый человек», какая я «холодная кровь», — как называют меня критики? Какой я «пессимист». «Вот вы говорите, что плакали на моих пьесах. Да и не вы один. А ведь я не для этого их написал, это их Алексеев сделал такими плаксивыми. Я хотел только честно сказать людям: «Посмотрите, как вы все плохо и скучно живете!»
<1> Письмо Д. В. Григоровича к молодому Чехову всем известно. Меньше знают то, что 24-летнему Бунину Н. К. Михайловский написал чрезвычайно лестное письмо, — предсказывал, что из него выйдет большой писатель.
<2> Гиппиус в статье о Н. Чайковском в «Живых лицах» говорит: «Не надо возвращаться к старикам. Не надо повторять их путь. Но «от них взять» — надо; взять и идти дальше, вперед». — Иван Алексеевич подчеркнул последнее слово и написал на полях: «Куда это, сударыня?»
<3> См. Б. К. Зайцев. Чехов. Литературная биография. Издательство имени Чехова. 1954 год, стр. 93.
Следующая цитата
Иван Бунин, даровитый поэт и прозаик, стал первым отечественным литератором, получившим Нобелевскую премию. При этом он славился взрывным нравом и редкой неуживчивостью. О большинстве собратьев по перу отзывался очень резко. При этом – вот парадокс! – Бунин был человеком щедрым и отзывчивым. И немалую часть своей Нобелевской премии раздал нуждающимся. О его критике в сторону современников и поговорим.
Каждый день в утренних статьях мы разыгрываем сертификат на 1000 рублей на покупки в Book24. Для участия нужно просто прокомментировать эту статью и поставить лайк. Больше комментариев – больше шансов выиграть! Подробности в конце статьи)
Капризный барчук?
Ивана Алексеевича часто называли последним писателем классического дворянского образца. Его предки были имениты задолго до Ивана Грозного. Но ближайшая родня похвастаться не могла ни чинами, ни богатством. А гордости хватало. Отец писателя, воронежский помещик Алексей Бунин, обладал неистовым характером и был склонен к буйным загулам. А вот матушка выглядела полной противоположностью мужу, эдакая кроткая страдалица – возможно, демонстративно.
Сын унаследовал многое и от отца, и от матери. Получилась гремучая смесь подчеркнутой ранимости и бурного темперамента.
На Нобелевскую премию Бунина выдвигали 10 лет подряд. И каждый раз это сопровождалось весьма обидным для него обсуждением. Все это происходило на фоне неустроенной эмигрантской жизни и нищеты.
Бунин о Маяковском
С Маяковским Бунин столкнулся еще до революции, и уже тогда определил его для себя как неприятного типа – "нахального, со ртом как у жабы". Потом разразился знаменитый скандал, когда Бунин с Горьким на парадном ужине сидели рядом, а Маяковский воткнул свой стул между ними и принялся прихлебывать из их рюмок. И поинтересовался, вызвал ли он ненависть. Бунин ответил ему презрительной репликой.
Бунин о Чехове
С Чеховым у Бунина отношения были сложные. С одной стороны, Антон Павлович проявлял к Бунину участие, старался ему помогать. И Бунин писал ему благодарные письма. Да и во мнении о декадентах они явно совпадали. Бунин злорадно вспоминал, как Чехов язвил по адресу Брюсова и его сподвижников, мол, не декаденты они, а просто мошенники. И как русского литератора Бунин Чехова хвалил.
Но при всём этом прозаик не преминул обругать и Чехова за его «Вишнёвый сад». Дескать, ничего не понимал автор в том, что такое помещичья усадьба, и как был в реальности устроен сад при ней. Да и настоящих аристократов он, похоже, толком не видел.
Бунин о Цветаевой
В 1933-м году Бунину присудили-таки Нобелевскую премию. Это решение немедленно вызвало шквал критики. Марина Цветаева заметила, что лучше бы наградили Горького. Или хотя бы Мережковского. Бунин ей этих слов никогда не простил.
Бунин о Горьком
Пролетарскому писателю Горькому Бунин уделил в мемуарах немало ехидного внимания. Особо подчеркивал лукавство и притворство того. А еще обвинял в намеренном коверкании речи. И в откровенном графоманстве, мол писал Горький немыслимо много и очень плохо. И в тщеславии: Максим позировал для всяких портретов всегда с готовностью и так часто, как только мог. И простонародность свою он, по мнению Бунина, подчеркивал специально.
А как вы считаете, Бунин критиковал писателей и поэтов оправданно? Пишите в комментариях!
Следующая цитата
Писатели Антон Чехов и Иван Бунин были хорошими приятелями. Крепкая дружба связывала их много лет. Бунин часто гостил на даче Антона Павловича в Ялте и писал: «У Чеховых я как родной».
Чехов и Бунин Чехов и БунинВ семье Чехова Бунин был «своим человеком», а с Маpией Павловной (сестрой Чехова) он был, можно сказать, в «братских отношениях». Да и сам Чехов заботился о Бунине, как о младшем брате. Писатели ежегодно встречались в Ялте и Москве с 1899-го года, и это были четыре года лучшего дружеского общения. Потом Чехов в 1904 году уехал за границу, где позже и умер.
Именно Чехов предсказал, что Бунин непременно станет «большим писателем»; он писал также в рассказе «Сосны», что это «очень новое, очень хорошее и очень свежее». По его мнению, просто великолепны «Золотое Дно» и «Сны», причем есть места, написанные удивительно красиво.
В 1904 году своём очерке воспоминаний «О Чехове» Иван Бунин писал: «У меня ни с кем из писателей не было таких отношений, как с Чеховым. За всё время ни разу ни малейшей неприязни». Однако в конце жизни Чехова между литераторами всё-таки пробежала чёрная кошка, после чего они больше не общались. Как же это вышло?
В какой-то момент своей жизни Бунин переживал тяжёлый душевный кризис. В порыве отчаяния он написал Чехову письмо на восьми страницах. Иван Алексеевич полностью излил другу душу, поведав о потере смысла жизни, унынии, бессоннице, головных болях и творческом кризисе.
Чехов и Бунин Чехов и БунинКазалось бы, Чехов должен был поддержать друга, однако тот отправил ему лишь короткую телеграмму со словами: «А Вы, батенька Иван Алексеевич, поменьше водки пейте». Больше они не общались.
Вот так закончилась дружба двух великих писателей. Хотя, конечно, Чехова тоже можно понять. Когда он получил это письмо, то сам был очень болен. Вероятно, находясь на последней стадии туберкулёза, человеку трудно понять чужую депрессию.
К слову, сам Бунин прожил довольно долгую и плодотворную жизнь и умер в 83 года.
Следующая цитата
Вот Бунин в воспоминаниях пишет: «…а были и такие, которые говорили, что и читать-то никогда не станут они человека, начавшего писать под именем Чехонте: “Нельзя представить себе, – говорили они, – чтобы Толстой или Тургенев решились заменить свое имя такой пошлой кличкой”». (Антоша Чехонте – под этим псевдонимом печатался А.П. Чехов.)
Но не покладая рук, этот человек всю жизнь работал, и этого он советовал Ивану Алексеевичу при первой их встрече в Москве в конце 1895 года. А было это так: Бунин с одним поэтом сидели в большом Московском; пили красное вино, поэт вдохновенно читал свои стихи. Сидели допоздна. Поэт так возбудился, что внизу стал одевать чужое пальто. Швейцар сделал замечание. Поэт наорал на него. Затем швейцар сказал, мол, это пальто Антон Павловича Чехова. Тогда, переспросив, они решили навестить Чехова. Но заметив, что время позднее, отложили на завтра. На другой день не застали Антон Павловича. Уже на третий день Бунин встретился с Чеховым. Чехов, услышав эту историю, – рассмеялся и сказал: он догадался, что поэтом был Бальмонт. При этой же встрече Чехов спросил у Бунина:
– Вы много пишите?
– Мало – ответил Бунин.
– Напрасно, – сказал Чехов – Надо много трудиться.
И помолчав, Чехов добавил, не связанное со сказанным ранее:
– По-моему, написав рассказ, надо вычеркивать начало и конец рассказа.
Тут мы беллетристы больше всего врем. И короче, надо, как можно короче писать…Можно ли это воспринимать, как будто это был намек адресованный Бунину? На его пространные вступления в начале рассказов. Но зная, какие теплые отношения были между Чеховым и Буниным, – я думаю, что нет. Отношения действительно были дружескими, я бы даже сказал, компанейскими. Но было, я думаю, у Бунина к Чехову небольшое, чисто писательское, чувство ревности. Да и Чехов не раз по творчеству Бунина делал замечания. Такое часто бывает в любой творческой среде, и в писательской тоже. Главное, что я хочу в этой статье – это не противопоставлять Бунина и Чехова. Они мне, как писатели, одинаково дороги, и для меня равны, хотя их таланты, я считаю, раскрылись по-разному. Были у них и небольшие периоды сложных отношений, и, наверное, каждый из них по отношению друг к другу отпускал какие-то колкости, но сейчас не об этом хочется говорить. Преимущество в этой моей статье небольшое, оно на стороне Бунина, потому что пишу я ее в основном по материалам его воспоминаний. Но я при этом попытаюсь быть объективней. Есть места в воспоминаниях Бунина о Чехове, где Чехов не совсем лестно отзывается о своих собратьях, о писателях, например о Л. Андрееве.
– Прочитаю страницу Андреева, надо два часа на воздухе гулять. А биографа Л.Н. Толстого, Петра Алексеевича Сергиенко, пишет Бунин, Антон Павлович назвал за его худобу и длинный рост:
– Погребальные дроги стоймя.
И это касалось не только П. Сергиенко и Л. Андреева, но и других собратьев по перу. Что это? Намеренное выставление Чехова этаким злым брюзгой или стремление Бунина к неформальной объективности? Выскажу свое личное мнение и попытаюсь объяснить, что я думаю по этому поводу. Во-первых, известно, что Чехов обладал очень критично анализирующим умом, у него был хорошо развит литературный вкус, а также часто у Чехова ирония выдвигалась на первый план оценочных суждений. Во-вторых, Бунин никогда не пытался делать вид, что ему нравится что-то, когда он так не считал. Он не пытался соответствовать общественному мнению. Наверное, в этих случаях критическое мнение Чехова совпадало с мнением Бунина. Были и такие моменты, когда самого Чехова недооценивали. Об одном таком пишет Бунин: «Однажды Чехов (по своему обыкновению, совершенно внезапно) сказал мне:
– Знаете, какая, несколько лет тому назад, была история со мной?
И, посмотрев некоторое время в лицо мне через пенсне, принялся хохотать:
– Понимаете, поднимаюсь я как-то по главной лестнице московского Благородного собрания, а у зеркала, спиной ко мне, стоит Южин-Сумбатов, держит за пуговицу Потапенко и настойчиво, даже сквозь зубы, говорит ему: “Да пойми же ты, что ты теперь первый, первый писатель в России!” – И вдруг видит в зеркале меня, краснеет и скороговоркой прибавляет, указывая на меня через плечо: “И он…”» (А.И. Южин-Сумбатов русский и советский артист, 1857–1927; И.Н. Потапенко – русский прозаик и драматург, 1856–1929). Были и такие, которые сразу отметили А.П. Чехова. Лев Исаакович Шестов заявил у него беспощадный талант. С ним были согласны многие, в их числе и Бунин.
А вот о себе как-то Чехов рассказал – «я ведь начинал писать как последний сукин сын, я ведь пролетарий – в детстве в нашей Таганрогской лавочке я сальными свечами торговал – ах, какой там проклятый холод был, а я с каким наслаждением заворачивал эту свечу в обрывок хлопчатобумажной ткани… Потом добавлял – Я вам вот что скажу, Иван Алексеевич: не надо, я думаю, вам все время ждать вдохновения. Пишите вы как мастеровой».
Иногда Чехов оказывал Бунину реальную помощь. Весной 1901 года Иван Алексеевич попросил Чехова представить «Листопад» и «Песнь о Гайавате» на соискание Пушкинской премии. Чехов выполнил эту просьбу, предварительно проконсультировавшись с юристом Анатолием Кони: «Будьте добры, научите меня, как это сделать, по какому адресу посылать. Сам я когда-то получил премию, но книжек своих не посылал». Чехов всегда был приветлив, но сдержан, скуп на излишние слова, вообще избегал помпезных и льстивых слов, терпеть не мог таких слов, как «красиво», «сочно», «красочно». Он старался общаться на простом языке, не лишенном юмора.
Как-то Бунин обратился к Чехову:
– Антон Павлович, что мне делать; меня рефлексия заела?
И Антон Павлович ответил:– А вы поменьше водки пейте.
У Чехова могло резко измениться настроение, пишет Бунин, из серьезного и хмурого он превращался в шутника: «Проходим мимо балкона, за парусиной которого свет и силуэты женщин. И вдруг он открывает глаза и очень громко говорит:
– А слышали? Какой ужас! Бунина убили! В Аутке, у одной татарки!
Я останавливаюсь от изумления, а он с радостными, блестящими глазами быстро шепчет:
– Молчите! Завтра вся Ялта будет говорить об убийстве Бунина».
В такие моменты творческого подъема как-то ранее пробудил того Чехова, который когда-то сказал в молодом задоре Короленко: «Хотите, напишу рассказ вот про эту пепельницу?»
Живя на юге, Чехов много выписывал и много читал газеты и при этом говорил: «Давайте читать и выуживать из них сюжеты для драм и водевилей». И когда там находил плохую критику про Бунина, то пытался успокоить его тем, что и самого Чехова критикуют почем зря и добавлял: «Мы с вами похожи как борзая с гончей».
Чехов, как Бунин, считал Льва Николаевича действующим патриархом и наилучшим русским писателем России. Чехов говорил: «Боюсь я только одного Толстого…» Бунин подчеркивал, с каким трепетом Чехов относился к Льву Николаевичу, он вспоминает как Чехов не знал что ему надеть, и целый час примерял разные брюки, когда Толстой пригласил его к себе. Чехов часто говорил в суровом и грустном раздумье:
– Вот умрет Толстой, все к черту пойдет!
– И литература. Была ли в его жизни любовь страстная, «романтическая», слепая?
Думаю, нет. И это очень знаменательно. А жаждать такой любви он, несомненно, мог. Удивительно знал он женское сердце, тонко и сильно чувствовал женственность, много было любивших его, и редко кто умел так, как он, говорить с женщинами, трогать их, входить с ними в душевную близость…
Не в том ли разгадка, что уж очень зоркие глаза дал ему Бог?
Завершаю воспоминания Бунина о Чехове высказываниями Антона Павловича о любви, которые отметил Иван Алексеевич.
«Любовь, – писал он в своей записной книжке, – это или остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или же это часть того, что в будущем разовьется в нечто громадное, в настоящем же оно не удовлетворяет, дает гораздо меньше, чем ждешь».
Данил ГАЛИМУЛЛИН
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!
Читайте также: