Бог стал человеком чтобы человек стал богом откуда цитата
Обновлено: 21.11.2024
Становление современного западного мира тесно связано с христианством, и духовные традиции христианского Запада – дар созидания институциональных форм, использования позитивных достижений творческого духа, а также тенденция к проведению границ между рациональным знанием и духовным опытом, между вероучением и мистическим видением – весьма часто отождествляются с христианством как таковым. Однако на протяжении первого тысячелетия истории христианства интеллектуальное и духовное лидерство принадлежало христианскому Востоку – в частности, Антиохии, где ученики …в первый раз стали называться Христианами ( Деян. 11:26 ), и грекоязычному миру, где проповедовал апостол Павел, – тому Востоку, который объединял сирийцев, египтян, евреев и греков, Востоку, для которого, собственно, и были изначально написаны Новозаветные тексты. Здесь бушевали великие догматические споры и созывались соборы. На этих соборах присутствовали и посланники Запада, в основном как наблюдатели, хотя и пользовавшиеся почетом и сами с почтением относившиеся к происходящему. У христианского Востока были свои искушения: греческий интеллектуализм, культурная раздробленность, своекорыстная политика императоров. В дальнейшем восточнохристианский мир неоднократно страдал от вражеских вторжений и различных бедствий, в результате чего он в определенном смысле потерял свою историческую значимость. Тем не менее восточное христианство сумело пронести свой духовный призыв через все испытания, и возможно именно теперь, когда традиционные ценности, сформировавшие Запад, поочередно меняются, этот призыв приобретает новое, неожиданное звучание.
«Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом»
Это известное изречение свт. Афанасия Великого, перекликающееся с аналогичным высказыванием сщмч. Иринея Лионского (ок. 130–203) 339 часто приводят в качестве иллюстрации отказа от изначального библейского понимания христианской веры в пользу пантеизма платонического толка. Однако это совсем не так. Конечно же, термин «обожение» ( θέωσις , θεωποίησις ) взят из религиозного лексикона неоплатоников, ставшего общепринятым в христианском богословии и духовной мысли с той поры, как только христианство обратило свою проповедь к эллинистическому миру. Но вот содержание учения об обожении отражает смысл парадоксального утверждения св. апостола Иоанна о том, что Слово было Бог и что Оно стало плотию ( Ин. 1:1,14 ), дабы тварный человек не мог хвалиться в своей плоти пред Богом, но мог быть во Христе Иисусе ( 1Кор. 1:29–30 ), членом Его тела, ожидая эсхатологического исполнения времен, когда Бог будет всё во всём ( 1Кор. 15:28 ).
Таким образом, «обожение», – это христоцентрическое и эсхатологическое понятие, выраженное на языке платонизма, но сущностью своей не связанное с какой-либо философской системой. Понятие это отражает переживание божественности Христа, как оно передано в исповедании Петра по Евангелию от Матфея (см.: Мф. 16:16 ) или, согласно Евангелию от Иоанна, в реакции воинов, которые, придя за Иисусом, пали ниц, когда Он косвенно указал на Свою божественную природу произнесением священного для иудеев имени Бога – Яхве, Аз есм ( Ин. 18:5–6 ).
В восточнохристианской мысли и духовной традиции эта божественность Иисуса составляет сущность сотериологического измерения веры. Спасение – это акт божественной любви, и любовь эта безгранична. Если бы Бог прибег к посреднику для спасения твари, то любовь Его не была бы безграничной. Таким ограниченным в педагогических целях откровением оставался Ветхий Завет, где Бог говорил через пророков или через ангелов. Однако в новом домостроительстве Бог становится полностью доступным (см.: Евр. 1:1–14 ), и – по настоятельному слову свт. Кирилла Александрийского – Сын Божий принимает на себя человеческую смертность и умирает плотью на кресте, дабы воскреснуть в своей человеческой природе и тем самым стать первенцем из мертвых ( Кол. 1:18 ).
Спасение в своей сущности рассматривается как этот переход от смерти к жизни, и только Бог может быть «Вождем спасения» (ср.: Евр. 2:10 ), ибо Он – Единый имеющий бессмертие ( 1Тим. 6:16 ). Бог должен был соделаться в полноте смертным человеком, чтобы проложить этот путь истинно и подлинно – так, чтобы он стал поистине нашим.
Такое восприятие спасения предполагает определенное понимание того, что есть этот «падший» мир, нуждающийся в спасении, а также видение конечной цели творения.
В восточной святоотеческой традиции – а также, разумеется, в восточнохристианском литургическом и сакраментальном опыте мир вне Христа рассматривается как подпавший под владычество смерти. Такое видение отличается от западного, более законнического поставгустиновского средневекового понятия «первородного греха», в соответствии с которым каждый человек оказывается виновным во грехе, совершенном Адамом в раю. Согласно восточнохристианскому же пониманию преступление запрета Божия Адамом и Евой приводит к захвату божественного творения тем, кого Новый Завет именует князем мира сего [ Ин. 12:31; 14:30 ] и кто есть человекоубийца от начала ( Ин. 8:44 ). Именно он, Сатана, держит людей в повиновении: с одной стороны, навлекая на них смерть, а с другой, толкая их на постоянную борьбу за существование и временное выживание – неизбежно за счет своего ближнего. Это борьба за мою собственность, мою безопасность, мои интересы – борьба, которая и составляет саму сущность греха. Поэтому чинопоследование крещения начинается с молитв об изгнании диавола. Однако Сатана, правящий тварным миром с помощью смерти и греха, побеждается Христовым воскресением. В этом – надежда, свобода и высшая радость истинной и вечной жизни. Вот почему со времен раннего христианства истинно «благая весть» – это весть о воскресении, возвещенная его непосредственными свидетелями, апостолами – «Христос воскресе!». Этот возглас, это приветствие звучит в самый главный момент литургического года – в пасхальную ночь. Смысл восточнохристианской духовности невозможно по-настоящему постичь, не услышав этот возглас в литургическом собрании.
Но спасение – это не просто освобождение от смерти и греха. Это также восстановление изначального человеческого предназначения – быть «образом Божиим». Полный смысл этого выражения, который мы находим в книге Бытия в описании акта творения, проясняется через божественность Иисуса Христа. Христос, будучи Словом (см.: Ин. 1:1 ), являет собой живой прообраз, по которому был создан человек. Значит, Он есть совершенный человек, потому что Он также – совершенный Бог. В Нем божественное и человеческое – прообраз и образ – соединены в совершенном личностном единстве («ипостасном единстве»), и человек обретает свое высшее предназначение в единении с Богом, т. е. в обожении ( θέωσις ).
И учение св. апостола Павла о соединении всего небесного и земного под главою Христом ( Еф. 1:10 ), и различные формы сакраментального общения со Спасителем, описанные Николаем Кавасилой (XIV в.) как единая «жизнь во Христе», и свидетельство византийской иконы Иисуса Пантократора (Вседержителя), и опыт монахов, творящих непрестанную Иисусову молитву – все это имеет только один смысл, только одну цель – обожение.
Дух истины
Раннехристианские споры о божественности Христа ясно показали, что Лицо Христа нельзя полностью определить и понять вне связи с третьим Лицом Троицы – Святым Духом, «другим Утешителем», чье таинственное присутствие пронизывает и служение Христа, и жизнь христианской общины. И действительно, ведь Дух Святой не только «осенил» Марию когда Она зачала Сына (см.: Лк. 1:35 ), не только сошел на Иисуса когда Он крестился в Иордане (см.: Мк. 1:10 ), не только явился в виде огненных языков, почивших на апостолах в Пятидесятницу (см.: Деян. 2:3–4 ), но и, как поется в стихире службы Пятидесятницы:
Вся подает Дух Святый,
точит пророчествия, священники совершает,
некнижныя мудрости научи,
рыбари богословцы показа,
весь собирает собор церковный…
Единосущне и сопрестольне Отцу и Сыну… 340
Благочестие и духовность, порождаемые действием Святого Духа, зачастую отождествляются исключительно с личными или эмоциональными сторонами христианского опыта. Действительно, такой акцент оправдан в том смысле, что вера во Христа предполагает свободный личностный опыт: где Дух Господень, там свобода ( 2Кор. 3:17 ). Падшее человечество порабощено страхом смерти, борьбой за выживание, зависимостью от телесных нужд (или «страстей»). И лишь Дух Господень дает свободу, восстанавливая человека в его прежнем достоинстве «образа Божия» и делая его способным преодолеть детерминизм «страстей». И все же эта свобода, обретаемая в Духе, не сводится к психологическому, эмоциональному или индивидуальному опыту. Как сказано в вышеприведенной стихире, Святой Дух собирает церковь, устанавливает ее чин и осуществляет сакраментальное присутствие Тела Христова. Он «точит пророчества» и «священники совершает», тем самым создавая и поддерживая внутри церкви необходимое взаимодействие между объективностью таинства и психологическим переживанием, между священническим и пророческим служением.
На христианском Востоке всегда ощущалось эта полярность между духовными водителями, опиравшимися на сознание достоверности своего познания Бога и авторитетом духовенства – епископов и священников. Весь многообразный монашеский мир (достаточно вспомнить прп. Феодора Студита, прп. Симеона Нового Богослова, исихастов XIV в., а также современные православные монастыри с их высоким нравственным авторитетом) нередко выступал – даже против епископов – защищая то, что в данных обстоятельствах полагалось им как нравственная или вероучительная истина христианства. Однако подобная напряженность в отношениях не считалась нормой: обе стороны призывали одного и того же Святого Духа, и конфликт мог возникнуть, только если та или иная сторона ошибочно принимала дух заблуждения за Дух Истины. Христианская ответственность – следствие свободы всех чад Божиих – требовала от всех членов церкви, получивших Святой Дух при крещении, осознанного умения отличать одно от другого: помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас, но самое сие помазание учит вас всему… ( 1Ин. 2:27 ).
Это чувство всеобщей ответственности есть не церковное установление или законническое начало, а действительное духовное измерение. Оно не противоречит иерархической структуре церкви и не отвергает ее, но лишь противополагает ей учение о дарах ( χαρίσματα ) (см.: 1Кор. 12:4–31 ), которые, в конечном счете, принадлежат единому телу Церкви, в то время как любой отдельный носитель дара ( χάρισμα ) всегда может оказаться неверным ей. Результатом этого – в духовном плане или же в плане церковной жизни – стало то, что восточные христиане, весьма почитая наделенных ответственностью носителей истины (епископов, глав поместных церквей, соборы и т. д.), тем не менее никогда не приписывали им роль высшего критерия. В этом качестве выступает лишь Святой Дух, и все носители даров ( χάρισμα ) – это Его орудия и слуги. Каким бы непрактичным ни был описанный экклезиологический принцип с институциональной стороны (западное христианство нередко считает его весьма разрушительным с общецерковной точки зрения, ибо он препятствует изменениям и временами практически сводит на нет руководящую роль иерархии), он остается тем самым принципом, который еще во II столетии сформулировал св. Ириней Лионский: «Ибо где церковь, там и Дух Божий; и где Дух Божий, там Церковь и всякая благодать, а Дух есть истина» 341 .
Единица и Троица
Мы могли убедиться, что божественность Иисуса и божественное присутствие Святого Духа, хотя и соединенные в едином домостроительстве, икономии ( οικονομία ), ради спасения мира и восстановления образа Божия в человеке, выступают тем не менее как отдельные Лица. Так, в Новом Завете, помимо высказываний Иисуса, мы читаем о речениях Святого Духа, обращенных к Филиппу (см.: Деян. 8:29 ), к Петру (см.: Деян. 10:19, 11:12 ), к Антиохийской церкви (см.: Деян. 13:2 ), к Апостольскому собору в Иерусалиме (угодно Святому Духу и нам… / – Деян. 15:28 ). Помимо того, что Иисус говорил за Отца, пославшего Его, само центральное действие в христианской общине – евхаристическая молитва – представляет собой единение «во Христе», совершаемое через призывание Святого Духа в молитве, обращенной к Отцу.
Нередко отмечалось, что на этом изначальном опыте и строились тринитарные определения греческих отцов Церкви IV в., тогда как блж. Августин в своем богословии (и за ним вся западная традиция) исходил из сущностного единства Божества. Это различие между двумя традициями, разумеется, не следует преувеличивать. Ведь созерцать тайну Единицы и Троицы можно с полным основанием как с одной, так и с другой стороны. На Востоке Каппадокийским отцам пришлось защищаться от обвинений в «тритеизме», но разве не очевидно, что дальнейшее развитие теологии и духовности на Западе все же привело, хотя и много позже, к трактованию Троицы как позднейшего измышления?
Видение Бога как Единицы и Троицы есть прежде всего видение живых Лиц, с которыми человек соотносится как личность. Это отличает христианский опыт от неоплатонического общения с Единым, а также от буддистского слияния человеческой личности с безличным божеством. Христианство, разумеется, предполагает монотеизм, но монотеизм этот не абсолютен, ибо Бог раскрывает свою Божественность в отношениях любви. Обожение, или θέωσις , греческих отцов – это включение человеческих личностей в божественную жизнь, которая сама уже есть общение любви трех совечных Лиц, готовых принять человека в свое общение. Иисус молился: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино [ Ин. 17:21 ]. Таким образом, Иоанново определение Бога в узком смысле подразумевает взаимную любовь Божественных Лиц внутри Троицы, а в расширительном смысле – любовь, охватывающую все творение.
Конечно же, участие человека в жизни Троицы – и в «последний день» ( έσχατον ), и уже сейчас через предвосхищение этого в евхаристическом единении – не означает пантеизма.
Разрыв между Творцом и тварью остается, и преодолевается он божественной любовью («благодатью», «энергией»), а не человеческим «тварным» усилием или заслугою естества. Это всегда дар, а не соединение сущностей. Интересно отметить, что те же самые греческие отцы церкви, которые столь настойчиво утверждали реальность обожения, учили также и апофатическому (или «отрицательному») богословию. Божественная сущность абсолютно трансцендентна и может быть адекватно выражена лишь через отрицание: человеку доступно знать только что Бог не есть, но не что Он есть. Кроме того, общение с Богом не умаляет его трансцендентности, но, напротив, предоставляет опыт постижения инаковости Бога: Моисей видел Бога в облаке, и это видение Бога как мрака – образ, столь лелеемый мистиками всех времен, – суть «познание через незнание» (по выражению Дионисия Ареопагита).
В восточной традиции потребность одновременно утверждать как трансцендентность Божией сущности, так и реальность приобщения, или обожения твари в тайне божественной Троицы, выразилась не только в персоналистическом тринитаризме, но и в различении сущности Божией и божественных энергий. В самом деле, ведь только Лицо (а в Боге всегда Три Лица) – но никак не безличная сущность – способно свободно дарить, а поскольку божественный дар – всегда дар совершенной и безграничной любви, то это и есть дар нетварной божественной жизни, дар Самого Бога, сообщающего себя твари и в то же время всегда остающегося тем, что Он единственно есть в своей трансцендентности.
И, наконец, Бог как Троица есть прообраз и основание не только для каждого человека в отдельности, но и для истинного человеческого общества. Обожение делает возможным человеческое разнообразие и плюрализм, что выражается не во взаимоисключении, а во взаимной дополнительности и любви. Все воистину подлинное в этом разнообразии всегда причастно Богу. В Боге человеческая личность, человеческие отношения, человеческие преуспеяния сохраняют свою уникальность и многообразие. Неоплатоническое видение Оригена, согласно которому души обретают свое высшее предназначение в Боге и существуют в Нем «сферически», оказываясь взаимотождественными и взаимозаменяемыми, было официально отвергнуто. Напротив, преданием, практикой и богословием утверждается личное обращение к святым, вечная непреложность человеческих отношений, установленных на земле (в частности, это относится к браку) и, как следствие, сохранность личности в ее целости. Все это становится возможным потому, что Бог – не безличное трансцендентное Единое, но Отец, Сын и Дух Святой, нераздельные и неслиянные, являющие творению не какую-то абстрактную любовь, а любовь в ее единственной подлинной реальности. В наше время именно это остается сердцем восточно-христианской духовности.
Theosis in the Eastern Christian Tradition
Опубл. в: Christian Spirituality: Post-Reformation and Modern / ed. J. Mey endorff, L. Dupré, D. E. Saliers. NY: Crossroad, 1989. P. 470–476.
На рус. яз. публикуется впервые.
Пер. с англ, монахини Антонии (Колаковой).
См.: Irenaeus. Adversus haereses, V, pr. [Ириней. Сочинения. С. 446].
Следующая цитата
5 октября, в день рождения греческого старца Эмилиана (Вафидиса), мы публикуем отрывок из книги «Жить в присутствии Бога», опубликованной издательством Псково-Печерского монастыря «Вольный Странник».
Изречения старца Эмилиана представляют собой замечательный путеводитель и руководство для самопознания, для восхождения по лествице добродетелей. Его советам может последовать всякий христианин, совершающий подвиг во имя освобождения от своего «я» и обретения свободы чад Божиих (ср. Рим. 8, 21).
Человек духовный всегда мирен
Архимандрит Эмилиан (Вафидис) Естественное состояние, в котором должен жить человек,– это безмятежность, духовная радость и мир. Человек не создан ни для скорбей, ни для боли. Скорби посылаются нам Богом, потому что Он желает возвести нас из нашего убожества на духовную высоту, дать нам успокоение от браней, радость и духовное веселие. Как же мы относимся к встречающимся нам трудностям? Например, у нас есть немощь: нам хочется быть радостными, но вместо этого мы легко поддаемся унынию. Из-за этого мы огорчаемся. Конечно, наша скорбь не по Богу, она эгоистична: нам хочется ощущать радость, но мы не можем. Мы смотрим на свои немощи по-земному. Помните, как апостол Павел подобным образом просил Господа избавить его от болезни? Что же ответил ему Бог? Довольно для тебя благодати Моей (ср. 2 Кор. 12, 9). Бог как бы возразил на просьбу апостола: «Неужели ты не понимаешь? Если Я заберу у тебя эту немощь, то ты можешь погибнуть. А с этой болезнью ты пойдешь прямо на небо». И наш характер, и наши немощи, и все наши скорби и трудности оказываются для нас самыми лучшими проводниками на пути к небу.
Наши скорби и трудности оказываются для нас самыми лучшими проводниками на пути к небу
Если же они становятся для нас препятствием, то причина тому – наш собственный эгоизм. Мы сами оставляем Бога, нам как будто не нужен ни Он Сам, ни Его благодать, мы любим только себя. И вместо того чтобы поклоняться Христу, мы поклоняемся самим себе. Один человек может злоупотребить своей красотой и стать блудником, другой – физической силой и стать преступником, третий – деньгами и превратиться в подлого и низкого человека; так и наше отношение к самим себе может извратиться, и мы можем обожествить свое «я». Если человек не чувствует духовной свободы, радости, веселия, то это значит, что он пока еще не обрел связи с Богом. Тот человек, который не возлюбил Господа всем сердцем, не предался Ему со свободой, все еще находится между тлением и нетлением – и потому огорчается и страдает от трудностей и проблем, тяжело переносит искушения и чувствует себя неудачником в жизни. Человек Божий, человек духовный всегда мирен, никогда и ничем не может быть омрачен мир его души. Над ним нет ни облачка: солнце стоит в зените и разгоняет любые тучи. У него могут быть внешние скорби, но они не задевают его души, не вызывают внутренней боли. Как купина хотя и была объята пламенем, но не сгорала, потому что в ней был Бог, так же точно происходит и со святыми. Они могут гореть в огне искушений и скорбей. Но что такое этот огонь? Это посещение Божие, присутствие Живого Бога, Который таким образом не дает им успокоиться, но побуждает все больше искать Его. И потому в этом огне они не сгорают. Они уже пребывают в состоянии обо́жения, оказываются причастниками Божеского естества (2 Пет. 1, 4). Они не страдают ни душевно, ни духовно. У них лишь одно страдание, одна боль – страсти Христовы. У них одно стремление – к совершенству, одна жажда – жажда Бога [1] .
Тот, кто легко приходит в смятение и не имеет мира, еще не стал духовным человеком
Мир Христов – глубинное чувство цельности человеческого существа. Оно возникает, прежде всего, благодаря полному единению и согласию трех сил души: мыслительной, желательной и раздражительной. Святой мир колеблется, когда колеблются силы души, когда теряется равновесие между ними. И это показывает, что человек уклонился с правильного пути в своей духовной жизни, что он уже не пламенеет любовью к Богу и не ощущает Его присутствия. Иными словами, в нем нет внутренней гармонии и единения с Богом. Человек, потерявший душевный мир, потерял и Бога, потому что Божественная благодать уже не может коснуться его сердца, и сам он не способен стать жилищем Божества. И происходит это потому, что владычественное начало, дух человека, призванный соединиться с Богом и привести к обо́жению всего человека, находится в разладе с прочими силами души. Тот, кто легко приходит в смятение и не имеет мира, еще не стал духовным человеком. Его душа увлекается земными наслаждениями, дух погрязает в них и впадает в плотское состояние. Такой человек, хотя создан парить в высоте, подобно орлу, ниспал на землю и пресмыкается, словно червь. Представьте, что орел не может взлететь и ходит по земле, в грязи. Может ли он не тосковать по небесным просторам? Может ли жить как ни в чем не бывало? [2]
Основа духовной жизни – радость
Первая основа духовной жизни – это радость. Церковь призывает нас всегда пребывать в радости, не ходить с мрачным видом, не предаваться ложной печали якобы ради Бога. Печаль по Богу, правильная и истинная, подаваемая Духом Святым, – это совсем не та печаль, которая подчас находит на нас из-за того, что мы удаляемся от Бога. Когда мы стоим на верном пути и приближаемся к Богу, тогда нам сопутствует радость и душевный мир. Именно в атмосфере радости душа способна преуспевать, видеть Бога и наслаждаться Его присутствием. Эта духовная радость естественна для человека, а Святой Дух усовершает ее, так что она становится неоскудевающим, неотъемлемым даром Божиим. Совершенной радости предшествует дар слез. Слезы выражают глубокую боль души, стремящейся вернуться в рай и страдающей от того, что она пала, была изгнана из рая и оказалась здесь, на земле. Иными словами, это печаль, которую испытывает душа от сознания своего бессилия. Но она не лишает нас радости, напротив, приносит духовное веселие и дает вкусить сладости райской. Как невозможно дышать отравленным воздухом, так невозможно жить без радости. Печаль ради Бога и горячие радостотворные слезы усиливают радость, делают ее подлинной и постоянной [3] .
Человек, не испытывающий радости, уклонился с правильного духовного пути
Человек, не испытывающий радости, уклонился с правильного духовного пути. Когда у тебя поднимается температура, то нет сомнения, что ты болен. Так же точно и в духовной жизни: если человек не чувствует радости, значит, с ним что-то не в порядке, и пусть не думает, что в печали выражается его любовь к Богу или что в его унылом настроении виноват ближний, трудности, погода, плохое здоровье… Виноват сам человек, он сам отдалился от Бога [4] .
Когда благодаря всецелому сосредоточению сердца устремленность к Богу станет нашим постоянным достоянием, тогда наша радость будет неизмеримой, жизнь – духовной. Из того, мала или велика наша радость, полна она или несовершенна, мы можем понять и то, какова наша связь с Богом. Насколько велика наша радость, настолько крепка наша связь с Богом. Нам не пристало унывать, ведь радость делает нашу жизнь очень легкой, благодаря ей мы можем жить [5] .
Книга архимандрита Эмилиана (Вафидиса) «Жить в присутствии Бога» Отчего мы теряем душевный мир? Потерять душевный мир мы можем и из-за того, что обособляемся от ближних и относимся к ним пренебрежительно. В этом случае мы рассекаем Тело Христово и в нашу духовную жизнь, которая сама по себе должна быть естественной и простой, проникает нечто противоестественное – отчуждение от ближних. Не ощущая единства и общности тела Христова, мы не можем чувствовать присутствия Божия и Его благодатного мира внутри себя. Иными словами, самое малое разобщение с Богом или с любым человеком, равно как и самое малое неудовольствие на окружающий нас мир, природу, лишает нас мира Христова. Ведь вся тварь едина с Богом, признает своего Создателя и не терпит какого бы то ни было разлада и беспорядка в себе. Она стенает и мучится (ср. Рим. 8, 22) вместе с человеком, отпавшим от Бога, стремится к воссоединению с Богом, к своему возрождению, и желает видеть себя новым небом и новой землей (ср. 2 Пет. 3, 13). И потому, как только ты начнешь роптать и раздражаться на погоду: «Почему такой сильный ветер? Ох, эти бесконечные дожди! Какая ужасная сырость!» – или даже просто скажешь: «Зачем нужны на свете черви, ящерицы и змеи?», ты сразу потеряешь мир. Когда ты вступаешь в столкновение с тварью, которая ищет Бога и стенает, соединяя свои слезы со слезами всех святых, доколе не примирится с Богом в последний день (ср. Рим. 8, 21), твоя жизнь звучит диссонансом со всей вселенной, ты отделяешься от природы и Бога. Точно так же и в отношениях с людьми: если ты не поставишь себя наравне с последним грешником, не признаешь его частью своего собственного существа, ты никогда не сможешь почувствовать подлинного мира. Ты должен ощущать единство не только со всеми людьми, но и с самой малой букашкой, признавая, что Сам Бог соединяет и тебя и ее с небесами. Святой мир – это нечто более глубокое, чем радость, более прочное. Мир свидетельствует не только о том, каков я сейчас, но и о том, куда я иду, верен ли мой путь, какая у меня цель. Критерий в духовной жизни – это радость, которая показывает, каково сейчас мое духовное состояние, и мир, который свидетельствует, что я иду верным путем. Если я не имею мира, значит, я сбился с пути. Дерзнем сказать, что даже грех не столь опасен, как потеря мира. Конечно, сам по себе грех – это величайшее оскорбление Бога и человека. Люди ищут успокоения в грехе, но никогда еще грех никому не приносил покоя. И если человек согрешил, то самое главное для него – немедленно отвратиться от греха и всей душой устремиться к раю. Тогда он обретет мир, а это важнее всего. Когда человек в мирном устроении, когда его душа спокойна и утешена, только тогда может загореться в его сердце тот огонек, который его просветит и откроет ему Бога [6] .
Следующая цитата
Мы на пороге великого праздника Рождества Спасителя, который Церковь отмечает так величественно, чтобы дать прочувствовать всем нам ту великую тайну, что ради нас Бог стал Человеком. И чтобы мы подражали любви Христовой, идя путем, который прошел прежде нас Он, – путем крайнего смирения, крестной любви к брату своему, конечно, в меру наших сил и возможностей.
Рождество Христово
Если мы хотим понять, для чего Бог стал Человеком, то ответ на это найдем в словах апостола и евангелиста Иоанна, которые он говорит в 1-й главе своего Евангелия, а именно, что Слово стало плотью и обитало с нами[1], что Логос стал Человеком и жил вместе с нами и тем, кто Его принял, дал власть стать чадами Божиими[2]. То есть те, кто принял Христа как Бога воплотившегося, получили от Него власть, силу и возможность действительно стать чадами Божиими. Вот в чем смысл и причина того, что Бог стал Человеком: чтобы обожествить человека по благодати. Бог вочеловечился, чтобы человек стал Богом по благодати, чтобы возвратить человека к цели его существования, чтобы человек обрел истинный смысл своей ипостаси и своего пути в этом мире, смысл своей жизни, своего «я».
Итак, вот какова причина, по которой Бог воплотился. Потому что если бы цель заключалась просто в том, чтобы мы выучили истины Евангелия, тогда Бог не становился бы Человеком, а каким-нибудь иным способом послал нам Евангелие как письменное или устное учение: через пророков, апостолов или даже Ангелов. И тот факт, что Бог Сам становится Человеком, означает, что наше спасение идет от Самого Бога, а не от чего-нибудь другого. Это означает, что человек призван развить свою связь с Богом, личную связь любви со Христом, потому что если бы Бог оставался невидимым и непостижимым для нас, как мы могли бы установить связь с таким Богом? Разве мы могли бы Его любить, если бы не узнавали Его, если бы не знали тот путь и способ, каким можно прийти к Нему?
Мы видели Бога в Лице Господа нашего Иисуса Христа, поскольку Слово стало плотью и жило среди нас. И мы видели славу Его, славу Единородного от Отца, исполненного благодати и истины, как говорит евангелист Иоанн[3]. Вот почему Церковь имеет уникальную возможность соединять человека и Бога во всецелом общении. Поэтому часто мы говорим, что Церковь безмерно отличается от других, скажем так, религий или философий, ибо Церковь базируется не на какой-нибудь этической или философской системе, которая учила бы нас, как стать лучше и как войти в Царство Божие. Не этим является Церковь. Церковь – это опыт познания Христа, Христа как Богочеловеческой Личности, с Которой мы можем войти в общение, в полное единение с Ней.
Евхаристия (Причащение Апостолов). Около 1321 г. Монастырь Грачаница, Косово, Сербия.
Поэтому таинством таинств Церкви является Божественная Евхаристия. Каждый раз, когда мы причащаемся Тела и Крови Господа нашего, мы соединяемся с Ним Самим, становимся членами Христовыми и действительно христоносцами и богоносцами.
А что касается вопроса, почему Второе Лицо Пресвятой Троицы сошло на землю, а не стал Человеком, например, Отец или Святой Дух, то мы ответим так: потому что человек – образ Христа. Логос является Создателем человека, то есть Христос до Своего воплощения являлся Творцом всего, поскольку Словом Бог сотворил всё. Потому и в соответствующий момент Логос стал Человеком, чтобы возродить и спасти человека, которого создал. Человек – образ Христа, а Христос – образ Отца, как говорит нам апостол Павел[4]. И по той причине, что мы образы, иконы Слова, поэтому и стал ради нас Человеком Он, а не одно из двух других Лиц Пресвятой Троицы.
А как мы переживаем великую тайну Христова рождения? Без сомнения, все празднуют – мы и в другой раз говорили, что вся вселенная сегодня исполняется радости, как поется в тропаре, ибо Христос рождается в мир и надежда наша сбывается. Так что справедливо будет, чтобы все радовались и праздновали, ибо именно это настроение выражает, так сказать, светское благолепие городов с их праздничными украшениями и всеми прочими атрибутами, которые, хоть они и не обязательны, мы можем воспринять положительно как часть всеобщей радости этих дней.
Но, конечно, смыслом Рождества является нечто гораздо более глубокое. Это то, что совершается таким же образом, как Христово Рождество в эту святую ночь. То есть как в полной тишине (исихии), вдали от человеческой суеты, вдали от мирской власти и мирских фантазий, в смиренной Вифлеемской пещере Бог незаметно оказал самое великое благодеяние человеку – стал Человеком, так и чтобы родиться Христу в наших сердцах, Он действует в пещере нашего сердца, куда входит Своей благодатью и сначала изгоняет страсти и грех, лукавых и нечистых духов. И тогда наше сердце, являющееся подлинным источником страстей и грехов, поистине становится троном Бога и чертогом Царя, и Христос рождается в нем.
Там, в нищете нашей человеческой ипостаси, совершается и таинство нашего спасения. Почему там? И в самом деле, как говорит другой святой, какая польза от того, что Христос родился, если бы я не знал Его в действительности? Может, я знаю Его мысленно, рассудочно, я могу даже верить в Него теоретически, но в глубине своей могу не знать Его, не иметь этого опыта любви. Я не люблю Христа со страстью непреодолимой любви к Нему. Для меня Христос просто какая-то теория, идеология, которую я принимаю и признаю в качестве истинной, лучшей, чем все другие. Но опыт у меня отсутствует.
Вопрос в том, как мы и раньше говорили, чтобы не просто верить в Бога. Писание не говорит нам о заповеди верить в Бога. Это лишь первая ступень и нечто само собой разумеющееся, поскольку вера в Бога заложена в саму нашу природу. Писание говорит нам, что первая и самая главная заповедь Бога – возлюби Господа своего. Мы призваны возлюбить нашего Бога, что вполне возможно, поскольку Он ради нас стал Человеком и мы видели славу Богочеловека. И не только видели Его, не только слышали Его, но и соединились с Ним, принимая этот Хлеб и эту Кровь из Святого Потира, стали одним целым со Христом. Мы соединяемся с Ним в Церкви каждый день, потому что это именно то, ради чего Бог стал Человеком.
Если бы Он не стал Человеком, мы не могли бы Его познать, соединиться с Ним, поскольку Он оставался бы недоступным для нас и неизвестным, чем-то невидимым, без полной возможности быть познанным. Но Господь Иисус Христос, явивший Себя посредством Своего воплощения, дал нам возможность научиться любить Его, чтобы любовь эта стала нашим ответом, нашим жалким ответом на Его великую любовь. Мы любим Христа, поскольку Он первым возлюбил нас.
Таков в общих чертах смысл Христова Рождества: мы призваны возлюбить Бога. Каждый в том месте, где он находится, неся свой крест и тяготу дней своих с терпением, благодарностью и глядя единственно на Спасителя Христа, а не на что-нибудь другое.
Стряхнув прах множества теорий и возможностей, ежедневно открывающихся нам, давайте попытаемся разглядеть, каков истинный смысл этой жизни, в чем мы действительно нуждаемся, чего ищет наше сердце. Если мы поймем это, мы увидим, что человек находит покой в конечном счете только в любви к Богу. Всё остальное в определенный момент нас утомляет: и богатство, и слава, и сила, и знание, и молодость, и масса всего еще. И не только утомляет, но в какой-то момент даже оставляет нас или же мы это оставим в последнюю минуту своей жизни.
То, однако, что нам действительно дает отдохновение, – это объятия Бога Отца, никогда не оставляющего нас одних, зовущего нас прийти к Нему, чтобы отдохнуть. Как говорит нам Сам Христос: придите ко Мне все труждающиеся и обремененные массой всего: массой забот, массой грехов, – и Я успокою вас[5].
Действительно человек находит покой в объятиях Бога. Только там. Всё остальное уходит, потому и утешение, находимое в нем, тоже временно, эфемерно, вызывает стрессы, и поэтому, как это ни горько, чувство одиночества и незащищенности неизбежно сопровождает нас в нынешней жизни и обществе.
Желаю всем благословенной встречи праздника Христова Рождества, которое да исполнит сердца ваши непреходящим миром.
Читайте также: