Благословенный уголок земли обломов цитаты
Обновлено: 22.12.2024
Где мы? В какой благословенный уголок земли перенес нас сон Обломова? Что за чудный край!
Нет, правда, там моря, нет высоких гор, скал и пропастей, ни дремучих лесов — нет ничего грандиозного, дикого и угрюмого.
Да и зачем оно, это дикое и грандиозное? Море, например? Бог с ним! Оно наводит только грусть на человека: глядя на него, хочется плакать. Сердце смущается робостью перед необозримой пеленой вод, и не на чем отдохнуть взгляду, измученному однообразием бесконечной картины.
Рев и бешеные раскаты валов не нежат слабого слуха, они все твердят свою, от начала мира одну и ту же песнь мрачного и неразгаданного содержания, и все слышится в ней один и тот же стон, одни и те же жалобы будто обреченного на муку чудовища да чьи-то пронзительные, зловещие голоса. Птицы не щебечут вокруг, только безмолвные чайки, как осужденные, уныло носятся у прибрежья и кружатся над водой.
Бессилен рев зверя перед этими воплями природы, ничтожен и голос человека, и сам человек так мал, слаб, так незаметно исчезает в мелких подробностях широкой картины! От этого, может быть, так и тяжело ему смотреть на море.
Нет, бог с ним, с морем! Самая тишина и неподвижность его не рождают отрадного чувства в душе: в едва заметном колебании водяной массы человек все видит ту же необъятную, хотя и спящую силу, которая подчас так ядовито издевается над его гордой волей и так глубоко хоронит его отважные замыслы, все его хлопоты и труды.
Горы и пропасти созданы тоже не для увеселения человека. Они грозны, страшны, как выпущенные и устремленные на него когти и зубы дикого зверя, они слишком живо напоминают нам бренный состав наш и держат в страхе и тоске за жизнь. И небо там, над скалами и пропастями, кажется таким далеким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей.
Не таков мирный уголок, где вдруг очутился наш герой.
Небо там, кажется, напротив, ближе жмется к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только, чтоб обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод.
Солнце там ярко и жарко светит около полугода и потом удаляется оттуда не вдруг, точно нехотя, как будто оборачивается назад взглянуть еще раз или два на любимое место и подарить ему осенью, среди ненастья, ясный, теплый день.
Горы там как будто только модели тех страшных где-то воздвигнутых гор, которые ужасают воображение. Это ряд отлогих холмов, с которых приятно кататься, резвясь, на спине или, сидя на них, смотреть в раздумье на заходящее солнце.
Река бежит весело, шаля и играя, она то разольется в широкий пруд, то стремится быстрой нитью, или присмиреет, будто задумавшись, и чуть-чуть ползет по камешкам, выпуская из себя по сторонам резвые ручьи, под журчанье которых сладко дремлется.
Весь уголок верст на пятнадцать или на двадцать вокруг представлял ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей. Песчаные и отлогие берега светлой речки, подбирающийся с холма к воде мелкий кустарник, искривленный овраг с ручьем на дне и березовая роща — все как будто было нарочно прибрано одно к одному и мастерски нарисовано.
Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому неведомым счастьем. Все сулит там покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть.
Правильно и невозмутимо совершается там годовой круг.
По указанию календаря наступит в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром, скинет крестьянин полушубок, выйдет в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами, потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую вод навесом соху, готовясь к обычным трудам.
Не возвращаются внезапные вьюги весной, не засыпают полей и не ломают снегом деревьев.
Зима, как неприступная, холодная красавица, выдерживает свой характер вплоть до узаконенной поры тепла, не дразнит неожиданными оттепелями и не гнет в три дуги неслыханными морозами, все идет обычным, предписанным природой общим порядком.
В ноябре начинается снег и мороз, который к крещенью усиливается до того, что крестьянин, выйдя на минуту из избы, воротится непременно с инеем на бороде, а в феврале чуткий нос уж чувствует в воздухе мягкое веянье близкой весны.
Но лето, лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего сухого воздуха, напоенного — не лимоном и не лавром, а просто запахом полыни, сосны и черемухи, там искать ясных дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного неба.
Закрыть Как отключить рекламу?Как пойдут ясные дни, то и длятся недели три-четыре, и вечер тепел там, и ночь душна. Звезды так приветливо, так дружески мигают с небес.
Дождь ли пойдет — какой благотворный летний дождь! Хлынет бойко, обильно, весело запрыгает, точно крупные и жаркие слезы внезапно обрадованного человека, а только перестанет — солнце уже опять с ясной улыбкой любви осматривает и сушит поля и пригорки: и вся страна опять улыбается счастьем в ответ солнцу.
Радостно приветствует дождь крестьянин: «Дождичек вымочит, солнышко высушит!» — говорит он, подставляя с наслаждением под теплый ливень лицо, плечи и спину.
Грозы не страшны, а только благотворны там: бывают постоянно в одно и то же установленное время, не забывая почти никогда ильина дня, как будто для того, чтоб поддержать известное предание в народе. И число и сила ударов, кажется, всякий год одни и те же, точно как будто из казны отпускалась на год на весь край известная мера электричества.
Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю.
В газетах ни разу никому не случилось прочесть чего-нибудь подобного об этом благословенном богом уголке. И никогда бы ничего и не было напечатано, и не слыхали бы про этот край, если б только крестьянская вдова Марина Кулькова, двадцати восьми лет, не родила зараз четырех младенцев, о чем уже умолчать никак было нельзя.
Не наказывал господь той стороны ни египетскими, ни простыми язвами. Никто из жителей не видал и не помнит никаких страшных небесных знамений, ни шаров огненных, ни внезапной темноты, не водится там ядовитых гадов, саранча не залетает туда, нет ни львов рыкающих, ни тигров ревущих, ни даже медведей и волков, потому что нет лесов. По полям и по деревне бродят только в обилии коровы жующие, овцы блеющие и куры кудахтающие.
Бог знает, удовольствовался ли бы поэт или мечтатель природой мирного уголка. Эти господа, как известно, любят засматриваться на луну да слушать щелканье соловьев. Любят они луну-кокетку, которая бы наряжалась в палевые облака да сквозила таинственно через ветви дерев или сыпала снопы серебряных лучей в глаза своим поклонникам.
А в этом краю никто и не знал, что за луна такая — все называли ее месяцем. Она как-то добродушно, во все глаза смотрела на деревни и поле и очень походила на медный вычищенный таз.
Напрасно поэт стал бы глядеть восторженными глазами на нее: она так же бы простодушно глядела и на поэта, как круглолицая деревенская красавица глядит в ответ на страстные и красноречивые взгляды городского волокиты.
Соловьев тоже не слыхать в том краю, может быть оттого, что не водилось там тенистых приютов и роз, но зато какое обилие перепелов! Летом, при уборке хлеба, мальчишки ловят их руками.
Да не подумают, однакож, чтоб перепела составляли там предмет гастрономической роскоши — нет, такое развращение не проникло в нравы жителей того края: перепел — птица, уставом в пищу не показанная. Она там услаждает людской слух пением: оттого почти в каждом дому под кровлей в нитяной клетке висит перепел.
Поэт и мечтатель не остались бы довольны даже общим видом этой скромной и незатейливой местности. Не удалось бы им там видеть какого-нибудь вечера в швейцарском или шотландском вкусе, когда вся природа — и лес, и вода, и стены хижин, и песчаные холмы — все горит точно багровым заревом, когда по этому багровому фону резко оттеняется едущая по песчаной извилистой дороге кавалькада мужчин, сопутствующих какой-нибудь леди в прогулках к угрюмой развалине и поспешающих в крепкий замок, где их ожидает эпизод о войне двух роз, рассказанный дедом, дикая коза на ужин да пропетая молодою мисс под звуки лютни баллада — картины, которыми так богато населило наше воображение перо Вальтера Скотта.
Нет, этого ничего не было в нашем краю.
Как все тихо, все сонно в трех-четырех деревеньках, составляющих этот уголок! Они лежали недалеко друг от друга и были как будто случайно брошены гигантской рукой и рассыпались в разные стороны, да так с тех пор и остались.
Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времен, стоя одной половиной на воздухе и подпираясь тремя жердями. Три-четыре поколения тихо и счастливо прожили в ней.
Кажется, курице страшно бы войти в нее, а там живет с женой Онисим Суслов, мужчина солидный, который не уставится во весь рост в своем жилище.
Не всякий и сумеет войти в избу к Онисиму, разве только что посетитель упросит ее стать к лесу задом, а к нему передом.
Крыльцо висело над оврагом, и чтоб попасть на крыльцо ногой, надо было одной рукой ухватиться за траву, другой за кровлю избы и потом шагнуть прямо на крыльцо.
Другая изба прилепилась к пригорку, как ласточкино гнездо, там три очутились случайно рядом, а две стоят на самом дне оврага.
Тихо и сонно все в деревне: безмолвные избы отворены настежь, не видно ни души, одни мухи тучами летают и жужжат в духоте.
Войдя в избу, напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет ответом, в редкой избе отзовется болезненным стоном или глухим кашлем старуха, доживающая свой век на печи, или появится из-за перегородки босой длинноволосый трехлетний ребенок, в одной рубашонке, молча, пристально поглядит на вошедшего и робко спрячется опять.
Следующая цитата
В нём нет моря и гор. Но они и не нужны. «Дикое, грандиозное» море наводит грусть на человека. «Сам человек так мал, слаб, так незаметно исчезает в мелких подробностях широкой картины». Горы и пропасти тоже «грозны, страшны», держат человека в страхе за жизнь.
«Не таков мирный уголок, где вдруг очутился наш герой».
Небо там словно оберегает человека от невзгод, «как надёжная родительская кровля». Солнце светит жарко и ярко, даря любимому месту тёплые и ясные дни. А на отлогих холмах так приятно кататься и смотреть на заходящее солнце. Река бежит весело. Вокруг одни «улыбающиеся» пейзажи. Так и хочется спрятаться, закрыться в этом уголке и «жить никому неведомым счастьем».
Правильно и невозмутимо одно время года сменяет другое. Каждое встречается здесь с радостью. Ни морозы, ни грозы, ни дожди не страшны в этом краю. Нет в нём ни страшных бурь, ни разрушений, ни небесных знамений. «Как все тихо, все сонно в трех-четырех деревеньках, составляющих этот уголок!» «Та же глубокая тишина и мир лежат и на полях».
Их обитатели жили далеко от других людей, соприкасались с ними редко – продавали хлеб на пристани да два раза в год ездили на ярмарку. О белом свете они знали мало. «Счастливые люди жили, думая, что иначе и не должно и не может быть, уверенные, что и все другие живут точно так же и что жить иначе — грех».
«Сосновка и Вавиловка были наследственной отчиной рода Обломовых и оттого известны были под общим именем Обломовки».
Илье Ильичу 7 лет.
Он проснулся, ему легко и весело. «Какой он хорошенький, красненький, полный!» Няня натягивает ему чулочки, умывает, причёсывает. Мать осыпает его поцелуями, интересуется, не болит ли что, хорошо ли спал. Потом читают молитву, идут к отцу, пьют чай. Там же живут престарелая тётка, три пожилые родственницы отца, старушки, старички. Все они начинают осыпать Илюшу ласками, поцелуями. «…начиналось кормление его булочками, сухариками, сливочками.» Потом его отпускают гулять, но строго наказывают няне не оставлять одного.
«Он с радостным изумлением, как будто в первый раз, осмотрел» всё вокруг. Ему хочется залезть на лестницу, спуститься в овраг, влезть на голубятню. Но его тут же возвращают назад, ничего не разрешая делать, как бы он не упал, не расшибся.
Всё интересует мальчика. Он спрашивает няню, почему в одном месте темно, а в другом светло. Ему хочется узнать, а куда это поехал Архип с лошадью, выбежать за ворота, посмотреть. Но тут же няня возвращает его назад.
«Ни одна мелочь, ни одна черта не ускользает от пытливого внимания ребенка; неизгладимо врезывается в душу картина домашнего быта; напитывается мягкий ум живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружающей».
Все вокруг были заняты делом: что-то варилось и пеклось, точились ножи, неслась вода. Занят был и отец Обломов – следил за всеми, спрашивал, чем это они занимаются, следит, чтобы коров напоили, чтобы пёс не гонял по двору курицу , принимал «строгие меры против беспорядков».
И у жены было много дел: надо проверить, как из мужниной фуфайки курточка Илюше перешивается, не упало ли наливное яблоко, что готовится на обед. «Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке». « Какие запасы были там варений, солений, печений! Какие меды, какие квасы варились, какие пироги пеклись в Обломовке!» Пироги доставались всем в Обломовке.
В полдень «все как будто вымерло», все спят. Няня, наблюдавшая за ребёнком, тоже уснула. «А он с нетерпением дожидался этого мгновения, с которым начиналась его самостоятельная жизнь». Он лазил на голубятню, слушал, как жужжит жук, следил за стрекозой (а что будет, если оторвать ей крылья), за пауком, как он сосёт кровь мухи. А потом убивал и муху, и паука. Он убегает в овраг, но, испугавшись, бежит к няне.
После сна в доме обед, чаепитие. А скоро и вечер, готовится ужин. «Дворня собралась у ворот: там слышится балалайка, хохот. Люди играют в горелки». Мальчик хочет погулять вечером, но мама боится, что он «ножки простудит». Он засыпал под фантастические рассказы матери о том, куда может леший унести детей.
А ещё рассказывал она, как тяжело жилось людям, как им угрожали опасности, как ждали они спасения от Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, Полкана-богатыря. «Слушая от няни сказки о нашем золотом руне — Жар-птице, о преградах и тайниках волшебного замка, мальчик то бодрился, воображая себя героем подвига, — и мурашки бегали у него по спине, то страдал за неудачи храбреца.». Он пугался, плакал от страха.
Далее видит себя Илья Ильич мальчиком 13-1 4 лет.
Тяжело было Илье учиться. Он привык к жизни в Обломовке. «… детский ум его давно решил, что так, а не иначе следует жить, как живут около него взрослые». А как они живут? « Делали ли они себе вопрос: зачем дана жизнь?» Знали ли они о трудной жизни, заботах, о вечном, нескончаемом труде? Свойственно ли им стремление к чему-то? «Не клеймила их жизнь, как других, ни преждевременными морщинами, ни нравственными разрушительными ударами и недугами.» «Они никогда не смущали себя никакими туманными умственными или нравственными вопросами»
Родители не объясняли ребёнку значение жизни, не томили над книгами, которые вызывают массу вопросов, «гложут ум и сердце и сокращают жизнь.»
«Ничто не нарушало однообразия этой жизни, и сами обломовцы не тяготились ею». «Зачем им разнообразие, перемены, случайности…»
Иногда Илья Иванович (отец) «возьмет и книгу в руки — ему все равно, какую-нибудь. Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно … попадется ему, Новейший ли Сонник, Хераскова Россияда или трагедии Сумарокова, или, наконец, третьегодичные ведомости — он все читает с равным удовольствием. Иногда что-то вслух прочитает из третьегодичных газет.
А как не любит Илюша ездить учиться к Штольцу! Как радуется, когда ехать не нужно – или праздник какой, или мать оставит дома, ей кажется, что он заболел. Как потолстеет он дома. Домочадцы говорят: « Ученье-то не уйдет, а здоровья не купишь; здоровье дороже всего в жизни.» Под разным предлогом родители стремились оставить сына дома. Они, конечно, видели выгоду ученья, то только внешнюю – она давал возможность быстрее продвинуться по службе. О внутренней потребности ученья у них было поверхностное представление. Они мечтали о карьере сына, а для этого надо было добыть хоть какой-нибудь аттестат.
Против такого отношения к учёбе протестовал Штольц. А его сын постоянно помогал Илье, подсказывал ему, делал за него переводы.
Следующая цитата
Цитатный план Ильи Ильича Обломова из одноимённого произведения И. А. Гончарова может выглядеть так:
Следующая цитата
Солнце там ярко и жарко светит около полугода и потом удаляется оттуда не вдруг, точно нехотя, как будто оборачивается назад взглянуть еще раз или два на любимое место и подарить ему осенью, среди ненастья, ясный, теплый день».
«Не наказывал Господь той стороны ни египетскими, ни простыми язвами. Никто из жителей не видал и не помнит никаких страшных небесных знамений, ни шаров огненных, ни внезапной темноты, не водится там ядовитых гадов, саранча не залетает туда, нет ни львов рыкающих, ни тигров ревущих, ни даже медведей и волков, потому что нет лесов. По полям и по деревне бродят только в обилии коровы жующие, овцы блеющие и куры кудахтающие».
«Ни грабежей, ни убийств, никаких страшных случайностей не бывало там, ни сильные страсти, ни отважные предприятия не волновали их».
Они считали, что «ничего не нужно: жизнь, как покойная река, текла мимо их, им оставалось только сидеть на берегу этой реки и наблюдать неизбежные явления, которые по очереди, без зову, представали пред каждого из них».
«Заселилось воображение мальчика странными призраками, боязнь и тоска засели надолго, может быть навсегда, в душу. Он печально озирается вокруг и все видит в жизни вред, беду, все мечтает о той волшебной стороне, где нет зла, хлопот, печалей, где живет Милитриса Кирбитьевна, где так хорошо кормят и одевают даром…
Илья Ильич и увидит после, что просто устроен мир, что не встают мертвецы из могил, что великанов, как только они заведутся, тотчас сажают в балаган, и разбойников — в тюрьму, но если пропадает самая вера в призраки, то остается какой-то осадок страха и безотчетной тоски.
Читайте также: