Библия о страшном суде цитаты
Обновлено: 21.12.2024
При словах "страшный суд" положено испытывать страх и трепет. "Страшный Суд" - последнее, что предстоит людям. Когда истечет последняя секунда существования Вселенной, люди будут воссозданы, тела их вновь соединятся с душами - чтобы все-все смогли предстать для отчета перед Творцом.
Впрочем, я уже ошибся. Я ошибся, когда сказал, что люди воскреснут для того, чтобы быть приведенными на Страшный Суд. Если принять такую логику, то о христианском богословии придется сказать нелицеприятную вещь. Ведь "мы и просто грешного человека никогда бы не похвалили за такое дело, если бы он вынул из могилы труп своего врага, чтобы по всей справедливости воздать ему то, чего он заслужил и не получил во время земной жизни своей" [1] . Грешники воскреснут не для того, чтобы получить воздаяние за грешную жизнь, а наоборот - потому именно они и получат воздаяние, что они непременно воскреснут из мертвых. К сожалению, мы - бессмертны. К сожалению - потому что порой очень хотелось бы просто уснуть - да так, чтобы никто больше про мои гадости мне не напоминал. Но Христос воскрес. А все, что произошло со Христом, происходит и со всеми людьми - ибо Христос нес в Себе всю полноту человеческой природы. Это значит, что все мы теперь носители такой субстанции, которая предназначена к воскресению.
Оттого и ошибочно считать, что причина воскресения - суд ("Воскресение будет не ради суда", - сказал христианский писатель еще второго столетия Афинагор (О воскресении мертвых, 14)) [2] .
Но уж если будет воскресение - то будет и встреча с Богом. Но встреча с Богом - встреча со Светом. Тем Светом, который освещает все и делает явным и очевидным все, даже то, что мы хотели скрыть порой даже от самих себя. И если то, постыдное еще осталось в нас, еще продолжает быть нашим, еще не отброшено от нас нашим же покаянием - то встреча со Светом причиняет муку стыда. Она становится судом. "Суд же состоит в том, что свет пришел в мир" (Ин. 3,19).
Но все же - только ли стыд, только ли суд будут на той Встрече? В XII веке армянский поэт (у армян он считается еще и святым) Григор Наре-каци в своей "Книге скорбных песнопений" написал:
Мне ведомо, что близок день суда,
И на суде нас уличат во многом.
Но Божий суд не есть ли встреча с Богом?
Где будет суд? - Я поспешу туда!
Я пред Тобой, о, Господи, склонюсь,
И, отрешась от жизни быстротечной,
Не к Вечности ль Твоей я приобщусь,
Хоть эта Вечность будет мукой вечной? [3]
И в самом деле, время Суда - это время Встречи. Это раннехристианское ощущение смерти как Встречи [4] вырвалось однажды у московского старца о. Алексия Мечева. Напутствуя только что скончавшегося своего прихожанина, он сказал: "День разлуки твоей с нами есть день рождения твоего в жизнь новую, бесконечную. Посему со слезами на глазах, но приветствуем тебя со вступлением туда, где нет не только наших скорбей, но и наших суетных радостей. Ты теперь уже не в изгнании, а в отечестве: видишь то, во что мы должны веровать; окружен тем, что мы должны ожидать" [5] .
С Кем же эта долгожданная Встреча? С Судьей, который поджидал нашей доставки в его распоряжение? С Судьей, который не покидал своих стерильно-правильных покоев и теперь тщательно блюдет, чтобы новоприбывшие не запятнали мир идеальных законов и правд своими совсем не идеальными деяниями?
Нет - через нашу смерть мы выходим на Сретение с Тем, кто Сам когда-то вышел нам навстречу. С Тем, Кто сделал Себя доступным нашим, человеческим скорбям и страданиям. Не безличностно-автоматическая "Справедливость", не "Космический Закон" и не карма ждут нас. Мы встречаемся с Тем, чье имя - Любовь. В церковной молитве о Нем говорится: "Твое бо есть еже миловати и спасати ны, Боже наш". Именно - Твое, а не безглазой Фемиды и не бессердечной кармы.
У Марины Цветаевой есть строчка, которая совершенно неверна по букве, но которая справедлива по своему внутреннему смыслу. Строчка эта такая: "Бог, не суди: Ты не был женщиной на земле. ". В чем правда этого крика? Оказывается, наши человеческие дела, человеческие слабости и прегрешения будет рассматривать не ангел, который не знает, что такое грех, борьба и слабость, но Христос. Христос - это Сын Божий, пожелавший стать еще и Сыном Человеческим. Не Сверхчеловек будет судить людей, но Сын Человеческий. Именно потому, что Сын стал человеком, "Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну" (Ин. 5, 22).
Сын - это Тот, Кто ради того, чтобы не осуждать людей, Сам пошел путем страданий. Он ищет потерявшихся людей. Но не для расправы с ними, а для исцеления. Вспомните притчу о потерянной овце, притчу о блудном сыне.
Впрочем, последнюю притчу на язык сегодняшних реалий я бы переложил так: Представьте - живет стандартная семья из четырех человек в стандартной трехкомнатной квартире. И вдруг младший сын начинает ерепениться, всех посылать куда подальше, на всё огрызаться. В конце концов он требует разъезда. Квартира приватизирована. Сын, настаивая на своем праве совладельца, требует, чтобы ему уже сейчас дали его долю. Квартира стоит, скажем 40 тысяч "у.е.". Он требует, чтобы ему, как совладельцу, соприватизатору, была выдана четверть. Родители со старшим сыном в конце концов не выдерживают ежедневного противостояния со скандалистом, продают свою трехкомнатную квартиру, покупают для себя двухкомнатную, а разницу (10 000$) отдают младшему сыну, который, удовлетворенный, "отваливает" в самостоятельную жизнь. Проходит время, и он, все растративший, потерявший, не приобретший никакого собственного жилья, возвращается к родителям в их квартиру, столь уменьшенную по его капризу. Чем же встречает его отец? Оскорбленно выставляет его вон? Просит старшего сына попридержать младшенького, пока отеческая длань будет вразумлять юного нахала?
В Евангелии притча кончается иначе: едва разглядев вдали возвращающегося сына, еще не зная, зачем он идет, еще не услышав ни слова раскаяния, отец выбегает навстречу и велит приготовить праздничный пир.
Отсюда и слова святителя Феофана Затворника: "Господь хочет всем спастись, следовательно, и вам. У Бога есть одна мысль и одно желание - миловать и миловать. Приходи всякий. Господь и на страшном суде будет не то изыскивать, как бы осудить, а как бы оправдать всех. И оправдает всякого, лишь бы хоть малая возможность была" [6] . Ведь - "Ты Бог, не хотяй смерти грешников".
Бог ищет в человеческой душе такое, не окончательно, не безнадежно изуродованное место, к которому можно было бы присоединить Вечность. Так врачи на теле обожженного человека ищут хоть немного непострадавшей кожи.
Об этом поиске рассказывает эпизод из Жития святого Петра Мытаря (память 22 сентября): "В Африке жил жестокосердый и немилостивый мытарь (сборщик налогов) по имени Петр. Однажды Петр вел осла, навьюченного хлебами для княжеского обеда. Нищий стал громко просить у него милостыни. Петр схватил хлеб и бросил его в лицо нищему и ушел.. Спустя два дня мытарь расхворался так сильно, что даже был близок к смерти, и вот ему представилось в видении, будто он стоит на суде и на весы кладут его дела. Злые духи принесли все злые дела; светлые же мужи не находили ни одного доброго дела Петра, и посему они были печальны. Тогда один из них сказал: "Действительно, нам нечего положить, разве только один хлеб, который он подал ради Христа два дня тому назад, да и то поневоле". Они положили хлеб на другую сторону весов, и он перетянул весы на свою сторону". Именно этот рассказ послужил основой для знаменитой "луковки" Достоевского.
Опять же в древности преподобный Исаак Сирин говорил, что Бога не стоит именовать "Справедливым", ибо судит Он нас не по законам справедливости, а по законам милосердия, а уже в наше время английский писатель К. С. Льюис в своей философской сказке "Пока мы лиц не обрели" говорит: "Надейся на пощаду - и не надейся. Каков ни будет приговор, справедливым ты его не назовешь. - Разве боги не справедливы? - Конечно, нет, доченька! Что бы сталось с нами, если бы они всегда были справедливы?" [7] .
Конечно, справедливость есть в Том Суде. Но справедливость эта какая-то странная. Представьте, что я - личный друг Президента Б.Н. Мы вместе проводили "реформы", вместе - пока ему позволяло здоровье - играли в теннис и ходили в баню. Но тут журналисты накопали на меня "компромат", выяснили, что я принимал "подарки" в особо крупных размерах. Б. Н. вызывает меня к себе и говорит: "Понимаешь, я тебя уважаю, но сейчас выборы идут, и я не могу рисковать. Поэтому мы с тобой давай такую рокировочку сделаем. Я тебя на время в отставку отправлю". И вот сижу я уже в отставке, регулярно беседую со следователем, жду суда. Но тут Б. Н. звонит мне и говорит: "Слушай, тут Европа требует, чтобы мы приняли новый Уголовный Кодекс погуманнее, подемократичнее. Тебе все равно сейчас делать нечего, так, может, напишешь на досуге?". И вот я, будучи подследственным, начинаю писать Уголовный Кодекс. Как вы думаете, что я напишу, когда дойду до "моей" статьи.
Не знаю, насколько реалистичен такой поворот событий в нашей таинственной политике. Но в нашей религии Откровения все обстоит именно так. Мы - подсудимые. Но подсудимые странные - каждому из нас дано право самому составить список тех законов, по которым нас будут судить. Ибо - "каким судом судите, таким и будете судимы". Если я при виде чьего-то греха скажу: "Вот это он напрасно. Но ведь и он - человек. " [8] - то и тот приговор, который я однажды услышу над своей головой, может оказаться не уничтожающим.
Ведь если я кого-то осуждал за его поступок, показавшийся мне недостойным, значит, я знал, что это грех. "Смотри - скажет мне мой Судия -раз ты осуждал, значит, ты был осведомлен, что так поступать нельзя. Более того - ты не просто был осведомлен об этом, но ты искренне принял эту заповедь как критерий для оценки человеческих поступков. Но отчего же сам ты затем так небрежно растоптал эту заповедь?
Собственно православное понимание заповеди "не суди" близко к кантовскому "категорическому императиву": прежде, чем что-то сделать или решить, представь, что мотив твоего поступка вдруг станет всеобщим законом для всей вселенной и все и всегда будут руководствоваться им. В том числе и в отношениях с тобой.
Не осуждай других - не будешь сам осужден. От меня зависит, как Бог отнесется к моим грехам. Есть у меня грехи? - Да. Но есть и надежда. На что? На то, что Бог сможет оторвать от меня мои грехи, выбросить их на помойку, но для меня самого открыть иной путь, чем для моих греховных дел. Я надеюсь, что Бог сможет растождествить меня и мои поступки. Перед Богом я скажу: "Да, Господи, были у меня грехи, но мои грехи - это не весь я!"; "Грехи - грехами, но не ими и не для них я жил, а была у меня идея жизни - служение Вере и Господу!" [9] .
Но если я хочу, чтобы Бог так поступил со мной, то и я должен так же поступать с другими [10] . Христианский призыв к неосуждению есть в конце концов способ самосохранения, заботы о собственном выживании и оправдании. Ведь что такое неосуждение? "Порицать - значит сказать о таком-то: такой-то солгал. А осуждать - значит сказать, такой-то лгун. Ибо это осуждение самого расположения души его, произнесение приговора о всей его жизни. А грех осуждения столько тяжелее всякого другого греха, что сам Христос грех ближнего уподобил сучку, а осуждение - бревну" [11] . Вот так и на суде мы хотим от Бога той же тонкости в различениях: "Да, я лгал - но я не лжец; да, я соблудил, но я не блудник; да, я лукавил, но я - Твой сын, Господи, Твое создание, Твой образ. Сними с этого образа копоть, но не сжигай его весь!".
И Бог готов это сделать. Он готов переступать требования "справедливости" и не взирать на наши грехи. Справедливости требует диавол: мол, раз этот человек грешил и служил мне, то Ты навсегда должен оставить его мне [12] . Но Бог Евангелия выше справедливости. И потому, по слову преподобного Максима Исповедника, "Смерть Христа - суд над судом" (Максим Исповедник. Вопросоответ к Фалассию, 43).
В одном из слов св. Амфилохия Иконийского есть повествование о том, как диавол удивляется милосердию Божию: зачем Ты принимаешь покаяние человека, который уже много раз каялся в своем грехе, а потом все равно возвращался к нему? И Господь отвечает: но ты же ведь принимаешь каждый раз к себе на служение этого человека после каждого его нового греха. Так почему же Я не могу считать его Своим рабом после его очередного покаяния?
Итак, на Суде мы предстанем пред Тем, чье имя - Любовь. Суд - встреча со Христом.
Собственно, Страшный, всеобщий, последний, окончательный Суд менее страшен, чем тот, который происходит с каждым сразу после его кончины. Может ли человек, осужденный на частном суде, быть оправдан на Страшном? - Да, ибо на этой надежде и основываются церковные молитвы за усопших грешников. А может ли человек, оправданный на частном суде, быть осужденным на Страшном? - Нет. А это означает, что Страшный Суд - это своего рода "апелляционная" инстанция. У нас есть шанс быть спасенными там, где мы не можем быть оправданными. Ибо на частном суде мы выступаем как частные лица, а на вселенском суде - как частички Вселенской Церкви, частички Тела Христова. Тело Христа предстанет пред Своим Главой.
Христос не желает отсекать от Себя Свои же частички. Бог всем желает спастися. Вопрос в одном: совпадает ли Его желание с нашим? Желаем ли спастись мы. Для темы же о Суде важно помнить: судимы мы Тем, Кто выискивает в нас не грехи, а возможность примирения, сочетания с Собой.
Когда мы осознали это - нам станет понятнее отличие христианского покаяния от светской "перестройки". Христианское покаяние не есть самобичевание. Христианское покаяние - это не медитация на тему: "Я - сволочь, я - ужасная сволочь, ну какая же я сволочь!". Покаяние без Бога может убивать человека. Оно становится серной кислотой, по каплям падающей на совесть и постепенно разъедающей душу. Это случай убийственного покаяния, которое уничтожает человека, покаяния, которое несет не жизнь, но смерть. Люди могут узнать о себе такую правду, которая может их добить (вспомним рязановский фильм "Гараж").
Недавно я сделал поразительное для себя открытие (недавно, - по причине своего, увы, невежества): я нашел книгу, которую я должен был прочитать еще в школе, а вчитался в нее только сейчас. Эта книга поразила меня оттого, что прежде мне казалось, что ничего глубже, психологичнее, ничего более христианского и православного, чем романы Достоевского, быть в литературе не может. Но эта книга оказалась более глубокой, чем книги Достоевского. Это "Господа Головлевы" Салтыкова-Щедрина - книга, которую читают в начале и которую не дочитывают до конца, потому что советские школьные программы превратили историю русской литературы в историю антирусского фельетона. Поэтому христианский смысл, духовное содержание произведений наших величайших русских писателей были забыты. И вот в "Господах Головлевых" изучают в школе первые главы, главы страшные, беспросветные. Но не читают конец. А в конце тьмы еще больше. И эта тьма тем страшнее, что она сопряжена с . покаянием.
У Достоевского покаяние всегда на пользу, оно всегда к добру и исцелению. Салтыков-Щедрин описывает покаяние, которое добивает. Сестра Порфирия Головлева соучаствовала во многих его мерзостях. И вдруг она прозревает и понимает, что именно она (вместе с братом) виновата в гибели всех людей, которые встречались им на жизненном пути. Казалось бы, так естественно было предложить здесь линию, скажем, "Преступления и наказания": покаяние - обновление - воскресение. Но - нет. Салтыков-Щедрин показывает страшное покаяние - покаяние без Христа, покаяние совершаемое перед зеркалом, а не перед ликом Спасителя. В христианском покаянии человек кается перед Христом. Он говорит: "Господи, вот во мне это было, убери это от меня. Господи, не запомни меня таким, каким я был в ту минуту. Сделай меня другим. Сотвори меня другим". А если Христа нет, то человек, как в зеркало, насмотревшись в глубины своих дел, окаменевает от ужаса, точно заглянув в глаза Медузе-Горгоне. И вот точно так же сестра Порфирия Головлева, осознав глубину своего беззакония, лишается последней надежды. Она все делала ради себя, а познав себя, видит бессмыслицу своих дел. И кончает жизнь самоубийством. Неправедность ее покаяния видна из второго покаяния, описанного в "Господах Головлевых". На страстной седмице в Великий Четверг, после того, как в доме у Головлева священник читает службу "Двенадцати Евангелий". "Иудушка" всю ночь ходит по дому, он не может уснуть: он слышал о страданиях Христа, о том, что Христос прощает людей, и в нем начинает шевелиться надежда - неужели же и меня он может простить, неужели же и для меня открыта возможность Спасения? И на следующий день поутру он бежит на кладбище и умирает там на могиле своей матери, прося у нее прощения.
Только Бог может сделать бывшее небывшим. И потому только через обращение к Тому, Кто выше времени, можно избавиться от кошмаров, наползающих из мира уже свершившегося. Но, чтобы Вечность могла принять в себя меня, не принимая мои дурные дела, я сам должен разделить в себе вечное от преходящего, то есть - образ Божий, мою личность, дарованные мне от Вечности, отделить от того, что я сам натворил во времени. Если я не смогу совершить это разделение в ту пору, пока еще есть время (Еф. 5,16), то мое прошлое гирей потянет меня ко дну, ибо не даст мне соединиться с Богом.
Вот ради того, чтобы не быть заложником у времени, у своих грехов, совершенных во времени, человек и призывается к покаянию.
В покаянии человек отдирает от себя свое дурное прошлое. Если ему это удалось - значит, его будущее будет расти не из минуты греха, а из минуты покаянного обновления. Отдирать от себя кусочек самого себя же - больно. Иногда этого смертельно не хочется. Но тут одно из двух: или то мое прошлое пожрет меня, растворит в себе и меня, и мое будущее, и мою вечность, или же я смогу пройти через боль покаяния. "Умри прежде смерти, потом будет поздно", - говорит об этом один из персонажей Льюиса [13] .
Хочешь, чтобы Встреча не стала Судом? Что ж, совмести в своем совестном взгляде две реалии. Первое: покаянное видение и отречение от своих грехов; второе: Христа, перед Ликом Которого и ради Которого должно произнести слова покаяния. В едином восприятии должны быть даны - и любовь Христа и мой собственный ужас от моего недостоинства. Но все же Христова любовь - больше. Ведь Любовь - Божия, а грехи - только человеческие. Если мы не помешаем Ему спасти и помиловать нас, поступить с нами не по справедливости, а по снисхождению - Он это сделает. Но не сочтем ли мы себя слишком гордыми для снисхождения? Не считаем ли мы себя слишком самодостаточными для принятия незаслуженных даров?
Тут впору открыть евангельские заповеди блаженств и перечитать их внимательно. Это - перечень тех категорий граждан, которые входят в Царство Небесное, минуя Страшный Суд. Что общего у всех, перечисленных в этом списке? То, что они не считали себя богатыми и заслуженными. Блаженны нищие духом, ибо они. на Суд не приходят, но проходят в Жизнь Вечную.
Следующая цитата
I. Св. Кирилл Иерусалимский говорит: «Когда говорится, что не воскреснут нечестивии на суд: то сие означает, что они воскреснут не для суда, а для осуждения; – ибо для Бога не нужно долговременное испытание; но вместе с тем, как воскреснут нечестивые, последует и наказание» (Кирил. Иерус. «Огл. поуч.» XVIII, п. 14, стр, 417).
II. Св. Златоуст: «В самых малых делах, как худых, так и добрых, будет строгое испытание. И за нескромный взгляд подвергнемся наказанию, дадим отчет за праздное слово и для смеха сказанное, за злоречие, за помысл, за пиянство, а равно и в добрых делах за чашу студеной воды, за ласковое слово, за один вздох получим награду» (Златоуст. на Римл. бесед. XXXI, стр. 706, по русс. перев.).
III. Св. Григорий Богослов: «Суд сей будет единственный, окончательный и страшный, а еще более праведный, нежели страшный или, лучше сказать, потому и страшный, что он праведен» (Григ. Богосл. Слов. говорен. в присутств. отца, «Тв. св. отц.» XI, 55).
IV. Св. Ефрем Сирин так изображает страшный суд Христов: «По мановению Сына Божия, скорее нежели во мгновение ока, все умершие соберутся на место суда. Земной персти повелено будет отделить прах умерших и не останется ни одной пылинки, которая бы не явилась пред Судиею» («Твор. св. отц. в русс. пер.» 1850 г, кн. II, стр. 306 и 307).
«Поистине, братия моя, тогда настанет страх и ужас, каких никогда еще от начала мира и до сего дня не было и не будет» («Воскр. чт.» 1846 – 1849 г. № 51, стр. 523).
«Тогда каждый из нас, раскаиваясь и рыдая, с горькими слезами будет говорить: увы мне, грешному, что случилось со мною так неожиданно? Как прошло время жизни моей в лености и нерадении? Я совершенно не знаю, каким образом суетные заботы похитили у меня время моей жизни! Но многословие не принесет (на страшном суде) никакой пользы: когда мы узрим святых, со славою летящих во свете на облаках воздушных в сретение Царю славы – Христу, а себя увидим среди великих бедствий: то будет ли в состоянии перенесть великий стыд, ужасное посрамление?» (См. «Христ. чт.» 1835 г. ч. III, стр. 29).
«В последний день никто не поможет нам: ни друг, ни сродник; поможет одно только покаяние, истинная любовь, смиренномудрие, кротость, воздержание, если сии добродетели будут сопровождать нас при исходе из сей жизни» (См. там же, ч. IV, стр. 164).
«Смотри, никто не будь беспечен, потому что пришествие Христово, на подобие страшной молнии, будет внезапное. Разве для нас не страшно, что в тот час каждый получить по своим делам; каждый понесет свое бремя; каждый пожнет то, что посеял? Все наги предстанем судилищу Христову и всякий за себя даст отчет Судии. Никто никому не может помочь в тот час: ни брат брату, ни родители детям, ни дети родителям, ни друзья друзьям, ни муж жене» (См. там же 1836 г. ч. II стр. 134).
«Страшный будет там суд; потому что на нем все и без свидетелей сделается явным – дела и слова, мысли и желания. Там предстанут тысячи тысяч и тьмы тем Архангелов и Ангелов, Херувимов и Серафимов, праведных и святых, пророков и апостолов. Тогда каждый, кто будет во свете, взирая на самого себя, станет говорить с удивлением: я ли это? И как я, недостойный, обрелся здесь! Ангелы с великою радостию приступят прославлять святых и будут беседовать с ними об их жизни, благочестии, воздержании, бдении, молитве, добродетельной нищете, совершенном нестяжании, терпении во время жажды, перенесении алчбы, пребывании в молитвах, радости в наготе – о всем, что претерпели ради совершенной во Христе любви». (См. там же Ч. 14, стр. 128, 130, 138).
«В день суда всякого обымет страх, потому что в день этот будут сокрушаться все, кроме единого только великого сонма совершенных. Всякого, кто ниже их и не достиг меры совершенных, упрекать будет совесть, – почему и он не таков же, как те; потому что всякого чина люди, недостигшие степени совершенных, будут скорбеть о том, почему не сравнялись они с достигшими высоты» («Твор. св. Ефрема Сир.» ч. VI, стр. 238. Москва, 1851 г.).
«Что будем чувствовать в тот час, если обретем у Бога милость? Какая радость обымет нас, отдельно поставляемых одесную Царя? Что должны будем чувствовать, когда облобызают там нас все святые? Лобызают тебя Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Ной, Иов, Давид, и святые пророки и апостолы, и мученики, и все святые и праведные, благоугодившие Богу в жизни сей; все, кого пожелаешь только видеть, сами приходят там к тебе, и объемля лобызают тебя, радуясь о твоем спасении. Что должны будут чувствовать тогда, в какую неизглаголанную придут радость, когда Царь стоящим одесную Его милостиво скажет: «приидите, благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира» ( Мф. 25:34 )? Рассудите после этого и о гибели грешных, когда введены будут в страшное судилище. Какой стыд ощутят они пред лицом праведного Судии, не имея слова оправдания? С каким сожалением увидят себя поставленными ошуюю Царя? Какая тьма падет на них, когда Царь с гневом возглаголет к ним и яростию Своею приведет их в смятение, говоря: «идите. проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» ( Мф. 25:41 )?! Увы, увы! В какой скорби и тесноте будет дух их, когда все громко станут говорить: «Да возвратятся грешницы во ад, вси язы́цы забывающие Бога» ( Пс. 9:18 )? Увы, с каким жалобным воплем будут они терзать себя и проливать слезы, отводимые на горькие мучения в бесконечные веки. Тогда исповедуют, что праведен суд Божий. «Слышали мы это, – скажут они, – и не хотели обратиться от лукавых деяний своих». Но говоря это, никакой тогда не получат себе пользы» (См. там же, ч. IV, стр. 62 – 64. Москва 1850 г.).
«Поверьте мне, братия мои возлюбленные, что многих слез и многих воздыханий достоин тот день, когда увидим сей бедственный и болезненный час, в который судия отлучить нас друг от друга, как пастырь отлучает овец от козлов. Тогда родители разлучатся с детьми и чада с родителями; тогда братья отделятся от братьев, друзья от друзей, родные от знакомых. Тогда у каждого христианина потребуется отчет во всем, что он слышал и принял; по преимуществу же потребуется сие у архиереев, иереев и левитов: потому что сильные сильно истязаны будут. Тогда каждый будет стоять в страхе и трепете, поникнув главою и ожидая приговора, какой выйдет от него. Тогда увидит, какая честь воздается подвизавшимся здесь в постах, бдениях, слезах, молитвах, и какие утешения приемлют они от Царя» («Твор. св. Ефрема Сир.» ч. VI, стр, 139).
Источник: Уроки и примеры христианской веры : опыт катехиз. хрестоматии / сост. протоиерей Г. Дьяченко. - Репр. изд. - Москва : Паломник, 1998. - XII, 725, XXXVI с.
Следующая цитата
Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на Престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и Ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.
Эти слова Евангелия — о тайне Первого и Второго Пришествия Христова. Первое Пришествие Его на землю было в уничижении, так что Его нельзя было отличить от других людей. Господь явился столь смиренно, что никто не заметил Его появления. Второе Пришествие будет совершенно иным: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на Престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы». Первый раз Господь пришел не судить, но спасти мир. Второй раз Он придет для Последнего Суда.
Суд этот будет столь простым, что, кажется, нас не спросят ни о нашей вере, ни о том, как мы молились и постились или богословствовали, а только о том, были мы или не были людьми по отношению к другим людям. Однако в этой предельной простоте открывается тайна Воплощения Божия и Креста, и Воскресения, и Пятидесятницы. И Его Второе Пришествие во славе будет предваряемо явлением на небе Креста, являющего тайну двуединой заповеди.
Когда завершится история человечества, Христос, подводя итоги, будет говорить только о Себе. «Голоден был, жаждал, странен был, в темнице был, болен был». Как если бы среди множества людей существовал только Он один — бесчисленным, бесконечным присутствием: «Истинно, истинно говорю вам: то, что вы сделали одному из этих меньших, вы сделали Мне». Речь не будет идти об отвлеченном теоретическом человеке, а о человеке, который хочет есть, пить, иметь дом, одежду, утешение, заботу. Мы будем судимы за наши самые смиренные движения любви. В этой любви — сокровенное и постоянное присутствие Христа на земле.
Страшный Суд представляется многим отвлеченно-далеким, в то время как Господь — «близ, при дверех», и все происходит уже сейчас. Он одесную Бога Отца, и Он — там, где человек, в этом мире. Но этот мир перевернут, и эта перевернутость мира — не абстракция. Ее можно видеть в тех, кого мир отрицает, не принимает в расчет — в опозоренных, в одиноких, в старых, в безнадежно больных, в сумасшедших, в заключенных, в тех, кто, по существу, исключен из человеческого общества. Он прежде всего в них, но Он также не оставляет Своим присутствием тех, кого мир хвалит и кому сопутствует земной успех, в ком, несмотря на эту видимость, время от времени прорывается через их поверхностность неподдельный страх перед подлинными глубинами жизни.
В этой перевернутости проходит великий путь, Христов и наш, и все, к чему всею сокровенностью своею устремляется наша душа, становится достижимым, но через безжалостное развенчивание иллюзий. Ибо эти люди — наше место, не только здесь, но и в вечности, наше место одесную или ошуюю Бога Отца. В этих людях — Христос, и в них наше место должно быть бесконечно более возможным и более чаемым, чем, например, для современников Христа, ожидавших от Него осуществления своих надежд на победоносного земного мессию. Именно это сильнее всего влечет нас к Нему — то, что в Нем Бог воплотился Мужем скорбей, страдающим существом, что Он отказался от всякой человеческой славы, стал слугою всех и прошел через ужас нашей смерти. Навсегда Он — участник всех наших страданий. Бог обнищал от всех Своих богатств, чтобы мы могли проявить к Нему любовь, Он протягивает к нам руку, как нищий, чтобы в день Суда Он мог сказать нам: «Приидите, благословенные Отца Моего, ибо Я был голоден, и вы дали Мне есть». Он хочет нашей любви, Он все так сотворил и устраивает все так, чтобы мы узнали Его, как Бога Творца, Промыслителя, Бога Судию, но уже совсем по-другому, чем раньше. И благодаря этому Его уничижению нам открылась Его победа над смертью, слава Его Воскресения, к которой Он ведет нас сейчас Собою.
Тайна Страшного Суда — тайна общего воскресения, воскресения каждого из мертвых. И это дано нам всем — никто, ни один человек не лишен этого. Мученики купили Царство своею кровью, отцы-пустынники обрели благодать подвигами воздержания, а мы, живя среди мира, можем достигнуть славы Господа самой простой человеческой помощью — накормить голодного, напоить жаждущего, бездомного приютить, утешить больного, посетить заключенного — это то, что может делать всякий. Это предлагается нам каждый день, из этого состоит вся жизнь. Через самое обыденное гостеприимство Господь хочет приобщить нас Своему непостижимому дару, и, когда мы отвергаем эту возможность, мы отвергаем не только тех людей, которых Он нам посылает, — мы отвергаем Его любовь, Его Крест и Его Воскресение. Что же нам остается?
Потому в словах осуждения неправедным не говорится о нераскаянных страшных грехах неверия, блуда, воровства, колдовства, убийства, а перечисляется все то же самое, что сделали праведники, с добавлением одного слова «не» — не потому, что те грехи не означают ада, а потому, что Страшный Суд определяет грехи неделания как не менее гибельные. Мы видим этот грех неделания и во всех притчах о Суде. Неразумные девы не позаботились о том, чтобы принести елей, в притче о милосердном самарянине священник и левит прошли мимо раненого человека, в отличие от того путника, который был прообразом Самого Христа. Неверный раб, зарывший в землю талант, отвергнут за ничегонеделание, и все, оказавшиеся ошуюю, отринуты на Страшном Суде за то, что не послужили страждущим душою и телом. Приближается разделение между Царством Христа и царством диавола. Но никакое исследование, никакое человеческое знание не может определить, где проходит это последнее разделение, ибо оно принадлежит Господу и совершается беспрерывно, и даже там, где уже как будто обходятся без Него. Но, как говорится, единственное, что требуется для торжества зла, — это чтобы хорошие люди ничего не делали.
Ложь и бесстыдство на земле давно перешли все границы. Но есть нечто худшее — это умственный, и нравственный, и духовный паралич слишком многих. И ужаснее всего — когда этот паралич касается нас, верующих людей, Церкви. Отсутствие нормальной реакции на зло вызывает большее беспокойство, чем даже действие зла, потому что оно выдает состояние ослабленности организма, который пассивно, не сопротивляясь, переносит диавольское нашествие. Насколько душа больше тела, настолько больше должна быть наша забота об этом. Время начаться суду с Дома Божия, потому что Церковь отвечает за себя и за всех, и неспособность наша послужить одному из меньших сих — неспособность послужить Христу. Без любви — мы без Него. Бог есть Свет, и в Нем нет никакой тьмы, нет зла, нет отсутствия добра, нет нелюбви.
Апостол Павел в своем знаменитом гимне любви убеждает нас в том, что любовь — это чудо из чудес. И тут же добавляет, что любовь невозможна, абсолютно невозможна, если мы не увидим в ней то, чем она является — Божественным даром. Это слово «Божественным» все определяет, и оно дивно, потому что это значит, что любовь — в Евангельском смысле — в своей устремленности и в своей мере имеет Самого Бога.
Если бы Божественная жизнь не явилась среди нас, было бы совершенно невозможно любить других. Но когда мы предстоим перед Добром, поистине бесконечным, рождается в нас любовь. Только так можем мы увидеть драгоценность людей, которые ничего не значат для нас, узнать любовь к тем, кого мы не любим. Без такого предстояния все это будет искусственным, нереальным, лживым. Но Господь не требует от нас лицедейства. Он ставит нас в самом центре испытаний, открывая нам, что наш Первый Ближний, наш единственный Ближний — это Бог. Бог — в человеке, Бог — в мире, Бог, отдающий нам Себя в нас самих и в каждом, Бог, даром Которого мы должны стать Промыслом Божиим в жизни других людей и в нашей собственной. И нам надо совершенно новым взглядом, приобщаясь Божественной сокровенности, увидеть других в той красоте, в какой увидел наш Господь Своих апостолов на Тайной Вечери, когда умывал им ноги. Это должно было быть страшно трудным, потому что среди Его апостолов был Иуда, который уже продал Его, и Петр, который скоро трижды отречется от Него. И были все другие, которые будут спасаться бегством перед лицом непредвиденной катастрофы. Однако Господь преклоняет перед всеми колена, потому что в них Он поклоняется Божественному Присутствию, поклоняется Тому Бесконечному Ближнему, Который есть наш Единственный Ближний.
Он знает, что наступит день, когда всем, в том числе Иуде, будет дана возможность покаяния, возможность возвращения к Богу. И Бог, всегда хранящий всех, если только они откроются Его Божественному милосердию, которое предлагается всегда и всем, преобразит этих людей Своей славой. И они явятся в мире, как Его чистые творения, как источник, как начало, как самое средоточие истории и мира. Тогда, наверное, их можно будет любить безоглядной любовью, как Бог любит их, любить без меры, или, вернее, в той мере, какая есть у Бога, любить бесконечно. Потому любовь предполагает непрестанную молитву, которая превосходит всякую внешнюю видимость и которая через человека достигает глубин Жизни, тайны творения человека, совершившегося любовию Божией. И в этом прикосновении к бесконечному источнику, в этой встрече с Богом Живым, в сокровенности нашего сердца, откроется любовь как тайна Страшного Суда, на котором мы будем судимы также всеми Ангелами и всеми святыми. Только любовь устоит на Страшном Суде. Если жизнь наша строится на чем-то меньшем, чем любовь, мы вне Царства Христова, сейчас и вовеки.
Следующая цитата
1. Все мы в руках Божиих, Бог правит миром и каждого будет судить по правде, никто не избежит ответственности за свои деяния, и все получат полагающуюся им мзду — творившие зло будут наказаны, служившие добру — вознаграждены. Конечно, Господь Сам поставит все на свое место, но каждому из нас придется ответить за то, как мы в это сложное время помогали людям своей молитвой и любовью.
3. Господь на Страшном Суде скажет, что каждый малый человек – это Он Сам.
4. Сотворим себе милость, братие, тем – что окажем милость братиям; чрез сострадание – приобретем сострадание; сделаем добро – дабы нам было благо … Проявим тщание, дабы нам получить богатство милости; немногими деньгами купим вечное наследие; убоимся подобающим образом проклятия немилостивым, дабы вследствие сего не стать нам осужденными; да не убоимся, что, давая милостыню, мы обеднеем: ибо и мы услышим от Христа: «Приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте Царство».
5. В моей жизни был момент, когда я возлюбил учение Христа всем моим существом, но жизни в полноте по заповедям Его я не достигал. И в этом была моя боль, сильно и глубоко поразившая всего меня на всех уровнях. Господь сказал, что будет суд над каждым из нас и будет подведен итог нашей жизни. Но я жил эту невозможность жить по-христиански как один из самых трагических моментов всего моего бытия: «Почему я не могу жить по заповедям Христа?» Я доходил до отчаяния и молился Богу: «Как Ты будешь меня судить? Твой суд неправеден! Судья должен быть в тех же условиях, в каких живу я. И если, живя в моих условиях, он сохранил заповеди, то он имеет право судить меня». В моем уме был пример апостолов — они подвергались изгнанию из синагоги за то, что следовали за Христом. И потому Господь сказал им: «Вы сядете на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» [2] . И прошу прощения у Бога за мою молитву, скандальную молитву, когда я говорил: «Ты не имеешь права судить меня, если я не могу остаться живым без пищи, без воздуха, без сна и так далее. А Ты во всем этом не имеешь нужды». И был мне ответ: «Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну, потому что Он есть Сын Человеческий» [3] . И в этих словах, которые, в сущности, были повторением слов евангельских, мне был дан ответ, что Господь жил в условиях несомненно более трудных, чем я. И так Он победил и ответил на мой вопрос. Никто не может сказать, что Его условия были лучшими, чем самого бедного человека. Он скитался по разным местам — у Него не было ни дома, ни места, где приклонить главу.
Читайте также: