Артур хейли анатомия жизни цитаты
Обновлено: 24.11.2024
Артур Хейли — классик современной американской литературы. Его произведения — это своеобразные «куски жизни». Аэропорт, отель, больница, Уолл-стрит — всякий раз замкнутое пространство, в котором переплетаются страсти, амбиции и — судьбы. Такова жизнь. Таковы и романы Хейли. Больница. Здесь лечат и спасают людей. Вот единственное, по сути, отличие больницы от любого другого замкнутого коллектива — магазина, офиса, отеля, издательства. Здесь заводят служебные романы, враждуют, делают карьеру —.
Следующая цитата
неудержимо влекло к ней, к ее телу, которое послушно двигалось в его руках, то и дело прижимаясь к нему. Дойдя до размышлений о ее чувственности, О’Доннелл заставил себя думать о другом. Чрезмерное сближение было сейчас преждевременным. Чтобы переключить внимание, он обратил внимание на ее платье. Оно было ярко-алого цвета, оставляло открытыми плечи и было сшито из богатого сверкающего шелка. Платье плотно облегало фигуру и расширялось только ниже бедер. Оно придавало Дениз вид одновременно драматичный, возвышенный и невероятно дорогой.
Да, – сказал О’Доннелл, – я с вами согласен. – Но думал он о том, как красива эта женщина. В ней было внутреннее спокойствие, не было жеманства, наигранности – она обладала многими чертами, которые редко увидишь у более молодых женщин. В то же время она была необыкновенно женственна.
Если он начнется, то остановить его мы не сможем. Но мы можем его предотвратить. С помощью теста на сенсибилизацию мы обнаружим появление в крови матери антирезусных антител. Этот тест будет проведен несколько раз в течение беременности.
Коулмен рассчитывал, что со временем сможет воспитать свои чувства, стать добрее и снисходительнее к менее одаренным личностям. Но это не очень-то у него получилось. Заглядывая в себя, он чувствовал, что испытывает прежнее презрение к умственной неполноценности. Он скрывал это презрение, боролся с ним железной дисциплиной и добрыми поступками, но оно не уходило.
Это было не все, что сказал ему директор. Он тогда добавил: «Ты прирожденный ученый. Ты это знаешь, и нет никаких причин скрывать от тебя этот факт. Что касается будущего, ты можешь стать тем, кем захочешь. У тебя, Коулмен, превосходный, изумительный, уникальный ум. С таким мне не приходилось сталкиваться никогда в жизни. Но должен тебя предостеречь: если ты хочешь жить в ладу с другими, тебе надо иногда выглядеть не таким умным, каков ты есть на самом деле».
Потом они тихо лежали, тесно прижавшись друг к другу. Вивьен снова услышала музыку. Это опять был Шопен, на этот раз этюд ми-мажор. Она удивилась, что в таком состоянии может слушать и узнавать музыку, но вскоре поняла: эти текучие, томительные звуки как нельзя лучше выражают чувство любовного свершения. Майк нежно поцеловал ее в губы. – Вивьен, радость моя, я хочу на тебе жениться. – Майк, любимый, ты в этом уверен? – тихо спросила она. Смелость слов удивила его самого. Майк произнес их импульсивно, но в глубине души осознавал, что это правда. Прежнее стремление к независимости, желание избегать серьезных отношений казались ему теперь мелкими, бессмысленными и пошлыми. Узы с Вивьен были желанными, нужными; ради них он был готов отказаться от всего другого. Он уже знал, что мучило его сегодня и до этого, но все это не имело никакого значения. И он весело ответил на вопрос Вивьен: – Я абсолютно уверен, что уверен, а ты?
Они целовались, и Вивьен чувствовала, как Майк все сильнее и сильнее обнимает ее. Вернулось волшебство прошлой ночи. Теперь она поняла, почему ей так хотелось прийти. Этот парень с буйными рыжими волосами вдруг стал для нее самым главным. Она хотела быть рядом, говорить с ним, спать с ним. С ним она испытывала неведомые доселе чувства, от его прикосновений ее трясло, словно от электрического тока. Теперь он целовал ее щеки, глаза, уши, погрузив лицо в ее волосы, шептал, что весь день думал только о ней и ни о чем другом. Обхватив ладонями ее лицо, он заглянул ей в глаза: – Знаешь, что ты со мной делаешь? Она отрицательно покачала головой. – Ты подрываешь мои устои. Она потянулась к его рукам:
Да, подумал он, в это можно поверить – она действительно упорная. Глядя на Вивьен, Седдонс не мог не почувствовать ее внутреннюю силу – твердость характера, прячущуюся за фасадом мягкой женственности. Как и пару дней назад, в нем опять вспыхнул интерес к ней как к человеку, но он снова осадил себя. Никаких серьезных отношений! Нельзя забывать, что все чувства – это чистая биология!
– Верно, – согласно кивнул Пирсон. – Знаете, Джон, человеческий организм удивляет не тем, что нас убивает, а тем, что в нем иногда гнездятся тяжелые болезни, но мы тем не менее продолжаем жить
О’Доннелл задумался. Что будет для него означать женитьба на Люси? Будет ли в их доме царить любовь и покой? Или их параллельные пути в профессиональной карьере зашли так далеко, что стало поздно что-либо менять, приспосабливаясь друг к другу? Если они поженятся, то что будут делать в часы досуга? Будут ли эти часы по-домашнему интимны? Или они будут без конца решать проблемы клиники, читая за обедом истории болезни и обсуждая на десерт диагностические проблемы? Получит ли он в результате брака желанное убежище от невзгод, или он станет лишь продолжением медицинской рутины?
Следующая цитата
Но как решить, где заканчивается политика и где начинается ответственность О’Доннелла как врача и медицинского руководителя?
С другой стороны, в медицине очень легко судить задним умом, но очень трудно принимать решения у постели больного, когда речь идет о жизни или смерти.
Но Седдонс уже давно дал себе клятву – никогда не забывать о том, что за всякой техникой стоит больной, то есть человеческая индивидуальность, неповторимая личность. Учась на медицинском факультете, Седдонс видел, как другие студенты постепенно заворачиваются в кокон самоизоляции, отчуждения от больных. Иногда это была защитная мера, целенаправленный отказ от личностных эмоций и чувства вовлеченности. Седдонс же ощущал в себе достаточно сил для того, чтобы избежать такой отчужденности, но на всякий случай заставлял себя думать об этом и разговаривать с собой, что удивило бы многих его друзей, считавших его поверхностным экстравертом.
Ты можешь вернуться в какое-нибудь место, возобновить прерванное знакомство, но оно уже не будет прежним, так как за прошедшее время люди стали чужими. Мы не можем принадлежать прошлому, потому что ни один человек не стоит на месте, он постоянно меняется.
– Мы полным ходом идем к вырождению, – подтвердил ей старик, – по крайней мере здесь, на Западе. Мы искусственно продлеваем жизнь калекам, слабакам и больным. Мы навязываем обществу непосильное бремя – содержание неприспособленных к жизни, неспособных внести вклад в общее благо. Скажите мне, какой смысл в пансионатах и клиниках для неизлечимых больных? Сегодня медицина спасает больных, которым надо дать возможность умереть. Но мы помогаем им жить, позволяем совокупляться и размножаться, передавая бесполезность детям, внукам и правнукам.
жизнь в клинике Трех Графств текла как обычно – то обманчиво замирала, то вскипала высокими бурунами,
Как и О’Доннелл, Томазелли понимал, что впереди годы упорного труда и не всех целей удастся достичь. Но в конце концов всегда надо хотеть немного больше, чем можешь получить.
Сейчас все мое существо хочет сказать «да» и вцепиться в тебя обеими руками, мой дорогой. Но внутренний голос нашептывает мне: «Будь осторожна». Когда ошибешься хотя бы раз, становишься осмотрительной, чтобы не наступить на те же грабли.
Действительно, бывали такие случаи, когда неопытные резиденты отрезали себе затянутые в резиновые перчатки пальцы острыми как бритва ножами для вскрытия.
Антисанитария, отсутствие гигиены, трущобы, загрязнение воздуха – все это создано не природой, а самим человеком. – Это часть эволюции, а эволюция – часть природы. Все это дополнение к регулирующим процессам. О’Доннелл был восхищен. Этого воинственного старика не собьешь. Но аргумент показался ему слабоватым.
Следующая цитата
Артур Хейли — классик современной американской литературы. Его произведения — это своеобразные «куски жизни». Аэропорт, отель, больница, Уолл-стрит — всякий раз замкнутое пространство, в котором переплетаются страсти, амбиции и — судьбы. Такова жизнь. Таковы и романы Хейли. Больница. Здесь лечат и спасают людей. Вот единственное, по сути, отличие больницы от любого другого замкнутого коллектива — магазина, офиса, отеля, издательства. Здесь заводят служебные романы, враждуют, делают карьеру —.
Читайте также: