Частушки из тани гроттер
Обновлено: 01.05.2024
Пустословицы и отговорки
За двумя зайцами погонишься – от обоих схлопочешь!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Ставя палки в колеса, можно остаться без палки.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Семь раз промолчи – один раз крякни.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
На обиженных водку возят.
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Слово не воробей – догони и добей!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Терпение и труд мозги перетрут.
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
От труда сдохнет и рыбка из пруда!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
На заразу и зараза лезет!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
На ловца и халява бежит.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Одна голова лучше, а два сапога пара!
(«Таня Гроттер
и золотая пиявка»)
Нолик счета не испортит.
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Полежу в могилке – послушаю мобилку.
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Ломать не строить, пинать не целовать!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Будешь мало знать – никогда не состаришься.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
С кем поведешься, от того и блох нахватаешься.
(Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Cтаринная людоедская пословица гласит: злейший враг, он и в супе горчит!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Одна капля никотина оживляет лошадь.
(«Таня Гроттер и ботинки кентавра»)
Кому суждено быть повешенным, тот в пучине не сгинет и в огне не сгорит.
(«Таня Гроттер и посох волхвов»)
Лучше один раз увидеть, чем сто раз оглохнуть.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Деньги не пахнут, они воняют.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Посягнуть на меня – хуже, чем отнять конфету у ребенка.
(«Таня Гроттер
и колодец Посейдона»)
Преувеличение своих заслуг – основа всякой интеллектуальной деятельности.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Жить надо весело, а умирать шумно.
(«Таня Гроттер
и колодец Посейдона»)
Не бойся идти не туда – бойся никуда не идти!
(«Таня Гроттер и посох волхвов»)
Упал с самолета – учись летать!
(«Таня Гроттер и посох волхвов»)
Одна больная голова хорошо, а две больные головы лучше!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Хамилки и грубилки
Ладно, лежи в гробике, сопи в две дырочки и не выступай!
(«Таня Гроттер и магический контрабас»)
Не хами хамкам, хамка!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Не укладывается в голове, растяни вдоль спинного мозга!
(«Таня Гроттер и молот Перуна»)
Я ему ласты поотрываю, а самого в воблу превращу и в пустыню телепортирую!
(«Таня Гроттер и молот Перуна»)
Мне оранжево все, что не фиолетово.
(«Таня Гроттер и ботинки кентавра»)
Правильно делаешь, что хихикаешь. С твоими зубами не смеются!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Пей и не булькай, а то хвост отвалится!
(«Таня Гроттер и магический контрабас»)
И не смей думать обо мне плохо, а то домой на ластах зашлепаешь и суп будешь через уши есть.
(Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Не дразни меня, чувак! Я очень зол с того дня, как меня убили!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Это тоже избыточная реплика! Вы все тут избыточные! Мне вас жаль!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Дурдом на выезде, психи на природе!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Отвернись! Ты портишь мне биополе!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Чего вылупился? Ты чего, в музее, я не поняла? Ща я тебе устрою культурное мероприятие в двух действиях без антракта! Дам затрещину – голова отлетит!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Поставьте мне градусник! Дайте мне микстуры! Выпейте со мной рюмку зеленки на брудершафт! Или всех поубиваю! Подсыплю в чай крысиной отравы! Буду швыряться своим аппендиксом!
(«Таня Гроттер и исчезающий этаж»)
Ну и почерк у тебя, пишешь, просто как бройлер окорочком!
(«Таня Гроттер и золотая пиявка»)
Дела придется отложить. В противном случае, извиняюсь, ваша агония будет длиться до конца вашего бессмертия!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Ты опоздал на автобус. Места несчастненьких уже заняты.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Сдавайся, мелочь! Скидка выйдет!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
А это что за бытовое хамство?
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Всякая вербальная коммуникация в идеале имеет ментальный смысл. Не будешь ли ты столь любезен, плиз, подсказать мне смысл твоего вяка?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
О, какие люди! И даже живые!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Как тебя зовут, кошмарное создание?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Ухти-пухти, как страшно! Я уже в обмороке!
(«Таня Гроттер и исчезающий этаж»)
Привет, злыдень! Чего такой счастливый? Украл что-нибудь или какая-тo
слепая дурочка поцеловала тебя по ошибке?
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Ладно, шут с вами, золотые рыбки! Плавайте дальше, пока у старика шнур на динамите не догорел!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Это так банально, что вполне сойдет за глубокую и оригинальную мыслю.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Улыбайся и будь проще! У тебя отличная доброжелательная улыбка времен раннего неолита!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Где я еще увижу дураков в таком количестве?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Запомни один раз и до склероза!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Самой-то не надоело менять шило на мыло и мыло на компот? Прибереги нервы для старческого маразма.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Лимита английская! Вылезла фиг знает откуда, всех локтями растолкала.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Сейчас кто-то получит по харизме! Через минуту ты поймешь, что ты никто и зовут тебя никак!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Не, ребят, если проблемы с совестью, я могу одолжить немного своей! У меня ее столько, что лишний вагончик всегда отыскать можно. Заодно и скромности пару тележек добавлю от широты души.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Пей сок и не булькай! Ведь что говорят врачи? Три пачки витаминов убивают лошадь!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Они дадут вам такого пинка, что обратный перелет до Трансильвании будет беспосадочным.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Это хамство в квадрате и маразм в кубе!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Там, где у меня чувство юмора, у тебя круглый нолик!
(«Таня Гроттер и исчезающий этаж»)
Ваше здоровье! Кушайте кашку-с и не обляпайтесь!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
А, не любишь критики, паразит! Чтоб ты на тушенку пошел! Полцарства за огнетушитель!
(«Таня Гроттер и исчезающий этаж»)
Ну что стоишь, как подставка для забора? Не маячь перед очами! Сядь на пенек, пожуй творожок!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Хам из пригородной электрички, да и только!
(«Таня Гроттер и трон Древнира»)
Ты что, обнаглел, мюжик? Я знаю английский бокс! Я буду щелк-щелк тебя по фэйс!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Сожалею, но я слишком занятый человек, чтобы лелеять ваши скрытые комплексы.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Страна должна знать своих уродов!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Они согласились на удивление быстро. Их даже не пришлось колотить головой о колонны.
(«Таня Гроттер
и перстень с жемчужиной»)
Сделай одолжение: выпей валерьянки и иди спать!
(Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Попадешь под горячую руку – улетишь под горячую ногу!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Я тебя задушу! Недоувеченная дамочка!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Не грузи белоснежного осла моего терпения гранитными глыбами своей мнительности!
(«Таня Гроттер и трон Древнира»)
Ты кого ревностью пугаешь, книга телефонная?
(«Таня Гроттер и трон Древнира»)
Благодарю. Я на седьмом небе от счастья. Принесите, будьте любезны, лестницу, чтобы я могла спуститься!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Чего ржешь? Смеючку-гадючку проглотил?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Да какие у нас дела? Мама родила и на том спасибо!
(«Таня Гроттер
и перстень с жемчужиной»)
Чего лыбишься? Тридцать два – норма? Не надо мне зубы показывать, я не стоматолог.
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
А теперь, как говорят культурные люди: «Позвольте вам выйти вон!»
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Можно я умру от счастья прямо сейчас?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Чьи это хорошенькие глазки плавают у меня в чае? Чтааа-аа?!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Колбасы переел? А чего тогда колбасишься?
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
А вот улыбаться не надо! Мне становится страшно. Твоя улыбка напоминает оскал гиены, которая заболела бешенством и сбежала из бродячего цирка, перекусав сторожей.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Я гибрид змеи и хомяка. Яд у меня в защечных мешках.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Умоляю, отвернись, или у меня завтрак в желудке прокиснет.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Спасибо, что объяснил, старичок! С меня проценты с копеечки, и можешь оставить себе всю сдачу!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Эй ты, маньяк-самоучка!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Оставь излишки своей внутренней культуры для узкого семейного круга!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Не зли меня! Пепел не срастается. И полстакана зеленки внутрь тоже не помогут, хоть ты утопи в зеленке муравейного царька.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Мне кулак не нужен. Так сглажу – до смерти волосы на зубах расти будут!
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Фу, какой ты прозаичный! Ты явно не догоняешь свободное парение моей мысли.
(«Таня Гроттер и колодец Посейдона»)
Не хочешь видеть помойку – закрой глаза!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Чего ты ржешь как ненормальная? Тебя ножкой кровати по голове зацепило?
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Ты уже пошутила? Смеяться можно? Тогда ха-ха!
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Ну-с, такое всем знакомое наше босекомое! Я вижу, ты цветешь и зеленеешь? Как твое ничего?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Чего грустишь, брательник? Год без рюмки чая?
(«Таня Гроттер и перстень с жемчужиной»)
Кто у нас еще такой прихлопнутый культурой?
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Недооцененная ты наша! Держи себя в руках! Отойди в уголок и мучайся в тряпочку!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Перестань терзать мои барабанные перепонки! Ты не в оркестре.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Эх ты, умрюк! Живее всех живых, тупее всех тупых!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Нет, вы видели эту моральную амебу? Это же просто ботиночная инфузория на тему человека!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Получай, фашист, гранату! Получи и передай другому!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Если хочешь меня отблагодарить, завещай мне после смерти свое тело на опыты.
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Поднимешь веки – протянешь ноги!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Чё на меня смотреть-то? Меня бояться надо!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Эй ты, косолапый, прочь с дороги! У меня черные уши по карате!
(«Таня Гроттер и локон Афродиты»)
Спусти пар, а то рядом стоять жарко!
(«Таня Гроттер и пенсне Ноя»)
Если я отвернусь, ты вспашешь носом весь этот луг.
(«Таня Гроттер и ботинки кентавра»)
А вот и бригада уборщиц-психопаток с новыми тряпками для носа! Слезки вытереть не надо?
Следующая частушка
— Чего копаешься? Перебрала гречку? Из этой кучки сваришь нам, а из этих черных точечек можешь себе чего-нибудь приготовить. И не стесняйся. Если нужен будет хлеб, возьми тот, что остался от гостей. Плесень на нем можно запросто срезать.
За завтраком, кроме каши, Дурневы ели красную икру и бутерброды с осетриной. Таня же уныло сидела на табуретке рядом с собачьей миской и жевала черствый, почти каменный хлеб. Причем, когда она начинала двигаться, такса Полтора Километра рычала и повисала зубами у нее на тапке.
— Не смей дразнить собаку! — взвизгивала тетя Нинель, а довольная Пипа незаметно болтала под столом ногами, стараясь разозлить таксу еще больше.
Неожиданно из тщедушной груди дяди Германа, мешавшего ложечкой в чае, исторгся душераздирающий вздох.
— Пожалуйста, не кричите! У меня ужасно болит голова. Мне приснился кошмарный сон, — умоляюще попросил он.
Едва он это произнес, как тетя Нинель и Пипа мгновенно замолчали, и даже Полтора Километра, эта злобная ревматическая моська, перестала рычать. Дело в том, что дяде Герману НИКОГДА В ЖИЗНИ не снились сны. Во всяком случае, прежде он о них не говорил.
— Что же ты видел, пампушечка? — Тетя Нинель иногда называла своего мужа пампушечкой, хотя правильнее было бы называть его «скелетошечкой».
Вот и теперь, переделав про себя «пампушечку» в «скелетошечку», Таня тихонько засмеялась и тотчас испуганно оглянулась. Нет, никто не заметил, все пораженно глазели на сновидца дядю Германа.
Дурнев тревожно покосился на окно.
— Мне приснилась старуха, — сказал он полушепотом. — Жуткая старуха, которую прислали нам в картонной коробке. Старуха с красными глазами и отвратительной слюнявой челюстью. Она протянула руки. руки были у нее ОТДЕЛЬНО, не крепились к телу. схватила меня за шею костлявыми пальцами и потребовала.
— Мамочки! Что? — пискнула Пипа, роняя изо рта кусочек осетрины, упавший точно на нос таксе.
— Она сказала: «Отдай мне то, что она прячет!»
— Я откуда знаю что? Я даже не знаю, кто такая «она»! — огрызнулся дядя Герман. Он хотел добавить что-то еще, но внезапно Пипа оглушительно взвизгнула:
— Эй! Эта дура чуть не опрокинула стол! Я ошпарилась чаем.
Оба старших Дурнева разом повернулись и уставились на Таню. Пипа продолжала отвратительно визжать, голося, что ее надо срочно в больницу и что она не чувствует ног. Таня сидела как в тумане, не понимая, что случилось и почему все на нее смотрят. А потом вдруг ощутила, что сжимает руками столешницу. Так вот почему визжит Пипа — она, Таня, зачем-то схватилась за стол и, резко дернув его, ошпарила ее чаем!
Тетя Нинель яростно повернулась. Табуретка под ней — одна из новых, недавно купленных табуреток — оглушительно треснула.
— Не разозли ты меня, я бы ее не сломала! А ну марш одеваться и в школу!! — закричала она на Таню.
Девочка встала и, не понимая, отчего у нее так кружится голова, пошла в комнату. Она только что поняла, что все случилось в тот миг, когда дядя Герман упомянул о желтой старухе и ее словах: «Отдай мне то, что она прячет!»
В школу в этот день Таня отправилась одна. Пипа воспользовалась случаем, чтобы свалить все на ожог, и осталась дома смотреть телевизор.
— Мама! Папа! Из-за этой припадочной я не могу пойти на контрольную! Теперь у меня в четверти точно будет трояк! Это ей, этой идиотке, надо сказать спасибо! Из-за нее я плохо учусь! — вопила она, хотя Таня прекрасно знала, что Пипа видела контрольную в гробу в белых тапочках. К тому же чай вовсе не был таким уж горячим, и если надутая дочка дяди Германа и тети Нинели и обожглась, то только в своем воображении.
Но самое досадное, что и дядя Герман и тетя Нинель верили каждому слову своей дочурки.
— Ох, Пипочка, ну что же я могу сделать с этой уголовницей? Ты же знаешь, мы пока не можем отдать ее в детский дом, а в колонию до четырнадцати лет не берут! — причитала тетя Нинель, когда Таня, одетая в нелепую малиново-серую куртку, у которой вместо пуговиц было какое-то уродство — не то розочки, не то луковицы, — стояла в коридоре.
— Ерунда, — не выдержала Таня. — Если у нее и будет трояк, то лишь потому, что у нее пар в журнале больше, чем прыщей. Вы когда-нибудь видели человека, который «овощ» пишет не только с мягким знаком, но и в два слова?
— Не смей выступать! А как, по-твоему, он пишется, без мягкого знака, что ли? Все, сил моих больше нет! То ко мне прикатываются на прием какие-то грязные симулянты, прикидывающиеся инвалидами лишь на том основании, что у них нет рук и ног, то это маленькое чудовище. Не могу больше, ухожу. — простонал дядя Герман и, стиснув руками виски, отправился к себе в кабинет.
Тетя Нинель надвинулась на Таню, наклонилась к ней и, с ненавистью прожигая ее маленькими, утопавшими в толстых щеках глазками, зашипела как змея:
— Ты за это поплатишься! Поплатишься! Теперь я уж точно вышвырну из дома твой идиотский футляр от контрабаса!
Тане почудилось, точно ее ткнули раскаленной спицей. Тетя Нинель сумела найти самое больное ее место. Уж лучше бы она сто раз назвала ее тупицей или дегенераткой — уж к этому-то она привыкла, — но выбросить футляр.
— Только попробуйте его тронуть! — крикнула Таня. Старый футляр от контрабаса, лежавший в шкафу на застекленной лоджии, был единственной вещью, которая полностью и безраздельно принадлежала ей в доме Дурневых. Сложно сказать, почему дядя Герман и тетя Нинель до сих пор его не выбросили. Странно и другое — почему они никогда не говорили Тане о том, каким образом этот футляр оказался у них в квартире и кто, плача от голода, лежал в нем.
— Это уж я буду решать, милочка! Можешь не сомневаться: твой футляр сегодня же будет на помойке! А теперь марш в школу! — удовлетворенно фыркнула тетя Нинель.
Пипа, маячившая у мамаши за спиной, торжествующе высунула длинный язык цвета непроваренной ливерной колбасы. У Тани перед глазами запрыгали разноцветные пятна. Чтобы не упасть, она оперлась о притолоку. Лицо тети Нинели показалось ей вылепленным из сала.
— Если. если вы выбросите его, я уйду из дома! Я буду жить где угодно, на вокзале, в лесу! Слышите? Слышите? — крикнула она.
Тетя Нинель на мгновение растерялась. Она и не подозревала, что Таня может так взорваться. Обычно девочка все терпела молча. К тому же жене дяди Германа пришло в голову, что, если девочка будет жить на вокзале, об этом разнюхают репортеры и это помешает дальнейшему продвижению ее супруга в депутатской комиссии «Сердечная помощь детям и инвалидам». А если учесть, что через два месяца выборы, скандал тем более не нужен.
— Очень испугала. Да живи ты хоть на помойке! А футляр я все-таки вышвырну не сегодня, так завтра. Нечего такому страшилищу делать в нашей квартире, — буркнула тетя Нинель уже не так яростно, скорее просто чтобы сразу не сдавать позиций, и, грузно повернувшись на толстых пятках, отправилась на кухню.
Таня же подобрала портфель с учебниками — кошмарный тесный портфель, на котором была изображена лупоглазая кукла и который годился самое большее для первого класса, — и вышла на площадку.
Дожидаясь лифта, она слышала, как истерично визжит Пипа, а тетя Нинель, оправдываясь, лепечет ей:
— Ну что я могу? Нам сейчас совсем не надо скандала. Ты же знаешь, у папы скоро выборы! Он такой беспокойный, такой нервный, а тут еще эти постоянные просители притаскиваются к нему на прием. Разве им мало того, что папа ежегодно жертвует в пользу бедных по две тонны просроченных консервов, не считая старой одежды? Ну ничего, очень скоро мы выбросим весь грязный хлам этой нищенки, вот увидишь!
По дороге, да и после, в самой школе, Таня постоянно думала, увидит ли снова свой футляр или нет. Тетя Нинель отыскала прекрасный способ, как отравить ей весь день. Да и множество других дней тоже.
Оказавшись в школе, Таня вскоре поняла, что Пипа совершенно напрасно прогуляла контрольную. Напрасно потому, что контрольную отменили, а вместо нее устроили экскурсию в Оружейную палату, которая должна была быть в следующий четверг.
После первого урока поднялась жуткая суета. На школьный двор въехал красный автобус с табличкой «ЭКСКУРСИОННЫЙ» и стал сигналить. Классная руководительница Ирина Владимировна суетливо размахивала руками — если бы это были не руки, а крылья, она непременно бы взлетела — и кричала:
— Дети, вы слышите меня? Контрольная отменяется! Все, кто сдавал деньги, садятся в автобус! Остальные идут помогать уборщице мыть лестницу с первого этажа по пятый!
Таня вздохнула, предчувствуя, что это относится к ней. Дурневы оплатили только экскурсию Пипы. Тане они никогда ничего не оплачивали — ни подарки на Новый год, ни театры, ничего. Даже за школьные завтраки или проездные билеты дядя Герман всегда сдавал деньги с величайшей неохотой, и то лишь потому, что, откажись он их сдавать, это сразу бросилось бы в глаза. Что касается карманных средств, то о них можно было и не заикаться. Единственными деньгами, которые Таня держала в руках за всю свою жизнь, была монетка в пять рублей, которую она нашла как-то зимой, вмерзшей в лужу. Она так растерялась, что не знала, как ее потратить. Монетка долго лежала у нее в кармане, а потом тетя Нинель нашла ее и заявила, что Таня украла ее у Пипы. Кстати, Пипе за каждую пятерку платили по пятьдесят рублей, а за четверку по сорок. Впрочем, чаще Пипа перебивалась тридцатниками.
Пока ее одноклассники забирались в автобус, Таня продолжала растерянно стоять рядом, прикидывая, заставят ли ее возить по ступенькам тряпкой или можно будет хотя бы попроситься носить воду. Она уже повернулась, чтобы уйти, но Ирина Владимировна догнала ее и, озабоченно подпрыгивая на месте — она вообще вела себя точь-в-точь как курица, — закудахтала:
— Гроттер! Татьяна! Почему ты не в автобусе? Тебе особое приглашение надо?
— Мне не особенно хочется. Терпеть не могу эти музеи, — стараясь не смотреть на нее, сказала Таня.
Ирина Владимировна еще раз подпрыгнула.
— Не правда, Гроттер! Ты просто знаешь, что за тебя не платили! Но платили за Пенелопу. Все равно деньги пропадут. Марш в автобус и не заставляй меня нервничать.
Не веря в такую удачу, Таня поскорее забралась в автобус. Разумеется, Дурневы три года потом будут ее попрекать, что обваренная кипятком несчастненькая Пипа валялась чуть ли не в коме и не сходила по ее вине в Оружейную палату, ну да они и так бы отыскали, чем ее кольнуть. А пока можно сидеть в автобусе, смотреть в окно на проплывающие мимо дома и радоваться. А потом еще будет экскурсия и такая же долгая дорога назад в школу. Целых полдня счастья! А все, что будет потом, можно просто-напросто выбросить из головы, и все дела.
Таня нашла себе неплохое местечко у окна, где рядом с ней сидел угрюмый молчун Генка Бульонов, от которого не стоило ждать никаких гадостей, и приникла лбом к стеклу. Тяжело покачнувшись, автобус выехал из школьного двора.
Замелькали серые влажные дома. Заискрились вывески магазинов. Пестрой карточной колодой рассыпались слепящие яркостью деревья. Светофоры подмигивали. Грязные лужицы разлетались веселыми брызгами. Прохожие оглядывались на автобус, и Тане казалось, что каждый смотрит именно на нее и думает: «Везет же ей, вот она едет в Оружейную палату, а у меня всякие скучные дела!»
Когда они проезжали по их району, пару раз мелькнули большие рекламные щиты. С плакатов смотрел розовый и веселый дядя Герман. «Самый добрый депутат — ваш депутат!» — гласила надпись под его фотографией.
На плакате дядя Герман и вправду выглядел неплохо.
Только одна Таня да еще, пожалуй, Пипа с тетей Нинелью знали, сколько часов провозился с дядей Германом фотограф и сколько ваты он велел ему подложить за щеки, чтобы дядя Герман чуть меньше был похож на вурдалака.
Но теперь даже торчавшая повсюду физиономия «самого доброго депутата» не могла отравить Тане радость. Она ехала в музей! Впервые в жизни ей перепало что-то приятное! Вот уж точно на небе что-то перепутали, и рог изобилия, проливавшийся всегда на Пипу, пролился по ошибке на нее.
— Ты. это. — раздался рядом чей-то хриплый голос. Таня удивленно повернулась. Похоже, это произнес Бульонов, а она совсем забыла о его существовании. Равно как и о том, что он вообще умеет разговаривать.
— Чего тебе, Бульон?
— Ничего. — буркнул Бульонов и вновь погрузился в молчание. Вид у него был такой довольный, будто он уже наобщался на десять дней вперед.
— Ну а ничего, так и помалкивай! Разболтался тут! — фыркнула Таня и, мгновенно забыв о своем соседе, вновь занялась происходящим за окном.
А там действительно творилось нечто интересное. За автобусом вдруг увязалась большая русская борзая и долго бежала рядом с ним. Девочку еще поразило, почему такая дорогая собака гуляет без хозяина. Странным было и то, что эта борзая мчалась не так, как обычные псы, которые с бестолковым лаем пытаются вцепиться зубами в колесо. Она мчалась осмысленно, все это время не отрывая от Тани настороженных глаз. Можно было даже подумать, что борзая чем-то обеспокоена и что-то пытается сообщить ей.
Внезапно Генка Бульонов зевнул с таким кошмарным щелчком челюстей, что к ним обернулось пол-автобуса. Таня тоже на мгновение отвлеклась, а когда вновь взглянула в окно, то русская борзая уже исчезла. Там же, где автобус только что встал на светофоре, стояла худая рыжеволосая женщина с растрепанными рыжими волосами, шевелившимися так грозно, будто. нет, конечно же, это были не змеи. Худая женщина, казалось, без особого интереса покосилась на автобус и, повернувшись, ушла. Ее странный длинный плащ был забрызган грязью в тех же местах, что и шерсть мчавшейся по лужам борзой. Таня даже вскочила, но автобус уже проехал. Мгновенье — и в стекле снова мелькали лишь серые дома, телефонные будки и прозрачные павильоны автобусных остановок.
Прошло несколько минут, прежде чем Таня окончательно выбросила эту историю из головы.
Нет, определенно сегодня был особенный день, очень мало похожий на предыдущие три тысячи двести восемьдесят пять дней, минувшие с того вечера, когда на площадке многоэтажного дома по Рублевскому шоссе появился истертый футляр от контрабаса.
Перед входом в Оружейную палату ребят построили парами. Пересчитывая всех, Ирина Владимировна едва не упала в обморок от ответственности. Толстопузый физрук Приходькин, отправленный вместе с экскурсией в качестве второго сопровождающего, вел себя куда как уравновешеннее: никого не считал и только уныло хлопал глазами. Похоже было, с большим удовольствием он подремал бы в автобусе.
— Заходим в музей парами! Все экспонаты трогаем только глазами! Глазами, я сказала! Учтите, все находится под сигнализацией! Только попробуйте разбить витрину или прилепить жвачку к царскому трону! — грозно пискнула Ирина Владимировна.
Генка Бульонов сразу оживился. Видно было, что идея, как использовать жвачку, привлекла его своей новизной.
Когда пришла ее очередь сдавать куртку в гардероб, Таня, как всегда, ощутила неловкость. Под курткой у нее была кошмарная джинсовая рубашка с обтрепанным воротником, годившаяся разве что на то, чтобы в три часа ночи воровато вышвырнуть ее в мусорный бак. Хотя Дурневы были богатыми, они всегда одевали девочку очень плохо — в самое изношенное и грязное старье, которым торговала фирма дяди Германа. Обувь же тетя Нинель подбирала всегда такую, которая была Тане либо мала, либо велика до такой степени, что ей приходилось шаркать подошвами по полу, чтобы ступня не выскользнула.
Неудивительно, что, видя потом Таню в этом тряпье, даже тетя Нинель, черствая и бестактная, как африканский носорог, порой испытывала нечто вроде угрызений совести и начинала говорить всем учителям подряд: «Да, согласна, мы одеваем ее неважно. Но она все равно все порвет! А что вы хотите от дочери вора и алкоголички? Мы с мужем совершили непростительную глупость, взяв ее, и несем теперь свой крест».
Одноклассницы, одетые куда как лучше, презрительно косились на Гроттер.
— Вот чумичка. Вырядилась так, что ей сейчас копеечку подадут. Позорит всех! — морщились они.
Среди них у Тани не было ни одной подруги, а если такая ненадолго и появлялась, ее тотчас начинали высмеивать Пипа и все ее подхалимы. Поэтому ни одна подруга не оставалась рядом с Таней надолго. Не проходило и недели, как она примыкала к ее гонителям и злорадно высмеивала ее родинку из противоположного угла класса. И Таня ее отлично понимала: той приходилось выслуживаться, искупая свою дружбу.
В сопровождении маленького сутулого экскурсовода, который выглядел таким дряхлым, будто был гораздо старше всех здешних экспонатов, они прошли несколько залов. Вначале Таня слушала с интересом, но постепенно интерес ее выветрился, потому что экскурсовод говорил примерно одно и то же: «Э-э-э. Перед вами пер-рстень, подаренный Екатериной II графу Орлову. Продав этот перстень, можно было купить 10 000 кр-рэс-тьян. А это диадема, подаренная царице князем Потемкиным. На нее можно было бы пр-рэобр-рэсти 15 000 кр-рэстьян».
Все эти цифры экскурсовод произносил так снисходительно и привычно, будто в свободное от работы время только и занимался тем, что торговал крестьянами, потихоньку выменивая их на экспонаты из своего музея.
Они были уже в шестом или седьмом по счету зале, как вдруг что-то заставило Таню остановиться. Одновременно в груди у нее будто шевельнулось что-то легкое и невесомое.
Под выпуклым бронированным стеклом на высокой подставке, освещенный несколькими мощными лампами, лежал золотой меч. Его широкое, немного зазубренное по краям лезвие было покрыто замысловатыми письменами. Вокруг было сколько угодно бесценного оружия, но оно почему-то не запоминалось, а вот этот меч. Можно было подумать, что когда-то она уже держала его. Бред какой-то. Дядя Герман даже пластмассовой сабельки ей никогда не покупал, а тут золотой меч. Да он скорее бы съел свой галстук, чем вообразил бы себе такое. И тем не менее Тане упорно продолжало казаться, что этот меч ей знаком.
Еще немного, и Таня найдет ответ, в сознании у нее забрезжила уже крошечная золотая искорка, но тут кто-то небрежно отстранил ее от витрины.
Рядом замаячил экскурсовод, заученно, как старая пластинка, твердящий свой врезавшийся в память текст.
— Перед нами меч, найденный в могильнике скифского вождя. Обратите внимание на знаки, покрывающие его лезвие. Они интересны тем, что не имеют аналогов в письменности ни одного из известных нам народов. Расшифовке они не поддаются, так что скорее всего это просто узоры, которыми мастер украсил меч при его отливке.
— А сколько крестьян на него можно купить? — перебил Павлик Язвочкин, главный остряк класса.
Экскурсовод покосился сперва на меч, а потом на остряка. Казалось, он оценивает их на глазок, точно старик-процентщик.
— Сколько кр-рэстьян, не знаю. Но пару тысяч таких, как ты, точно можно. — печально сказал он. — Теперь перейдем к следующему экспонату. Вы видите двухпудовое кольцо от золотых ворот, которое, по легенде, свалилось на макушку Юлию Цезарю в ту минуту, когда он с триумфом входил в Рим во главе своих легионов.
Весь класс вслед за экскурсоводом перетек к соседней витрине. Возле меча осталась только Таня. Невольно, не отдавая себя отчета, что делает, девочка протянула руку, чтобы коснуться меча. Разумеется, пальцы ее наткнулись на бронированное стекло. Немедленно задребезжал звонок, а еще через секунду громадная смотрительница, смахивающая на арендованную в зоопарке гориллу, на которую кое-как натянули юбку и тесный паричок, вцепилась Тане в рукав.
Следующая частушка
– Прости, Медузия. С недавних пор я подозреваю, что мое чувство юмора тоже кто-то заколдовал. Не исключаю, что его сглазили таджикские джинны, которым я запретил устраивать пыльные бури..
Некоторые родились людьми явно по ошибке. Оттого, наверное, они такие и противные
Настоящая дружба, как и настоящая любовь, всегда требует жертв.
Похоже было, что прима-балерина Большого театра Катерина Колодкина отрицательно относилась к летающим мумиям, подглядывающим ей в форточки.
Баб-Ягун оглянулся на девочку. – Ты жива. Таня кивнула. – Говорит, что жива. По-моему, ей можно верить, – подтвердил Баб-Ягун.
Из окон и подвалов, с площадей и куцых скверов, с крон деревьев и неба, увешанного мочалками туч, из кошачьих глаз и из женских сумочек, из выхлопных труб автомобилей, с магазинных ценников и все еще обгоревших носов дачников – отовсюду, потирая желтые морковные ладони, глядел совсем юный, недавно родившийся октябрь.
с омерзением натягивал на себя улыбку, как натягивают старые и не очень чистые носки.
– А я тоже умею драться! – запищал он. – Я вчера прочитал «Самоучитель юного драчуна» и даже знаю, как правильно сжимать кулак! Значит, так: я снимаю очки, и договариваемся о правилах. В лицо не бить, лежачего не пинать, плохими словами не ругаться, при словах «четыре-четыре я на перерыве» драка прекра. Не дослушав правил, Гуня ухмыльнулся и двинул Шурасика в ухо.
– Склеротикус маразматикус! Полниссимо дебилиссимо!
– Скверный старикашка! Сорок килограммов посеребренных костей, золотая черепушка, янтарные зубы – и все это в латах от Пако Гробанн! – нахмурилась Медузия.
Следующая частушка
Откинув люк, она выбралась на крышу. Взмывая вверх уступами, крыша Башни Привидений заканчивалась большим каменным шаром. На самом верху шара Таня увидела Глеба Бейбарсова. Он стоял и, скрестив на груди руки, смотрел на звезды.
Тане казалось, он удерживается на шаре лишь каким-то чудом. Ведь любой порыв ветра может сбросить вниз с огромной высоты.
Бейбарсов посмотрел вниз.
– Чаще нет. Не люблю.
– Так же, как и я, – кивнул Бейбарсов. – Только для меня толпа начинается с трех человек. А вот двое – это оптимально. Лишь общаясь с глазу на глаз, можно действительно узнать человека.
– И кого ты хочешь узнать?
Бейбарсов не ответил. Он присел и ловко, двумя точными прыжками спустился вниз, к Тане.
– Хочешь, отметим выпускной здесь, на крыше? – предложил он.
– Здесь? Каким образом?
– Ну, вид тут неплохой, а об остальном я позаботился.
Улыбаясь, Бейбарсов указал на что-то за ее спиной. Таня увидела зависший в воздухе столик. На столике стояла пузатая бутылка зеленого стекла. Рядом – ваза с фруктами и два бокала. В центре в бронзовом подсвечнике горела черная витая свеча. Стекающие по ней капли воска были похожи на слезы.
– Хорошо. Любое твое желание – закон.
Бейбарсов протянул руку и коснулся свечи. Тотчас черный воск стал белым. Однако огонь остался все тем же – зловещим и голубоватым.
– Свеча только внешне изменила цвет. На самом деле она как была черной свечой, так и осталась, – упрямо сказала Таня, кое-что понимавшая в магии.
– Тебе не угодишь. Что ж, мы решим это проще…
Бейбарсов взял свечу и сбросил ее с крыши. Обычная свеча сразу бы погасла, но магическая, даже падая, продолжала гореть, и, провожая ее взглядом, Таня подумала, как же высока Башня Привидений. Только истинному некромагу могло прийти в голову устроить здесь, на пронизывающем ветру, ужин.
– Ну вот, свечи больше нет, – заметил Глеб. – Теперь нам ничто не мешает, не так ли?
Он взял высокую бутыль и ловко, с негромким хлопком, открыл ее. Бокалы наполнились чем-то красным, пенящимся.
– Я тоже, но это не вино, – произнес Глеб.
Бейбарсов посмотрел на нее с досадой:
– Ты действительно хочешь знать?
– Это кровь магического вепря. Я сам убил его когда-то. Люди, которые выпьют ее вместе, будут неразлучны всю жизнь…
Пальцы Тани разжались. Бокал осколками разлетелся у ног.
– Ничего. Мы будем пить из одного. Не думаю, что для людей, которые любят друг друга, это принципиально, – хладнокровно сказал Бейбарсов.
Бейбарсов задумчиво поднял бокал и посмотрел на Таню сквозь его стекло. Она увидела его выпуклый глаз. Увеличенный стеклом, он, казалось, плавал в крови.
Таня неохотно подняла голову. Она ощущала, что ее загоняют в угол. Никогда прежде ей не доводилось ощущать себя дичью. И Пуппер, и Ванька – они были совершенно другие. Бейбарсов скорее напоминал насмешливого и лукавого Урга, хотя тот и не был некромагом.
– Видишь? – нетерпеливо повторил Бейбарсов.
– Что именно? Там довольно много звезд, – сказала Таня.
– Много. Но твоя только одна.
– Там несколько мелких звезд.
Нравится Показать список оценивших
– Что-то совсем крошечное, – сказала Таня не очень уверенно.
– Не такое уж крошечное. На самом деле это большая звезда, просто она безумно далеко. Я назвал ее звездой Тани Гроттер.
– А другого названия у нее что, нет? – осторожно спросила Таня.
– Нет. Лопухоиды ничего о ней не знают. Она появляется на небе раз в четыреста двенадцать лет и всего на одну ночь – эту самую. В остальное время ее затмевает свет тех звезд, что находятся ближе к нам.
Таня ощутила, как у нее перехватывает дыхание. Никто никогда не понимал ее так, как этот некромаг. Ни восторженно-практический Пуппер, в глазах которого так и стояли нолики чековой книжки и который даже на стул садился будто назло своей тете, ни Ванька, требовавший, чтобы она ходила в пыльном свитере и джинсах. Бейбарсов же, лишь недавно появившийся в Тибидохсе, понимал ее так, словно читал по книге.
– Значит, ты меня любишь? И когда же ты меня полюбил? Когда прилетел в Тибидохс и бросил к моим ногам ту черную розу? – спросила Таня, не выдерживая искушения узнать.
Бейбарсов покачал головой.
– Странная у тебя арифметика. Тогда тебя не было еще в Тибидохсе, – сказала Таня.
– Иногда, чтобы любить, не следует быть близко. Иногда лучше быть далеко, – таинственно ответил Бейбарсов.
– Ты уверена? Если ты не видела меня, это еще не означает, что я не видел тебя, – усмехнулся Бейбарсов.
Таня уловила в его словах странную уверенность. Нет, это был не блеф. За словами Глеба определенно что-то стояло.
Почувствовав, что у Тани закружилась голова и момент наступил выгодный, Глеб шагнул к ней и протянул бокал с кровью вепря.
Не задумываясь, слушая лишь биение своего сердца, Таня послушно поднесла бокал к губам и… внезапно вскрикнула. Перстень Феофила Гроттера отрезвляюще обжег ей палец. Таня разжала руку. Кровь вепря забрызгала Тане ноги.
Бейбарсов посмотрел на осколки бокала и поднял глаза на Таню. При лунном свете его глаза казались бархатными и обволакивающими, как у кота. В каждом зрачке плескалась красная тревожащая искра.
Бейбарсов вскинул голову к звездам и поднял руку ладонью вверх.
Тяжелый люк, ведущий на крышу, захлопнулся. Поперек люка легли приваренные железные полосы.
– Теперь нам не будут мешать, – удовлетворенно сказал Глеб.
– Зачем ты это сделал? – с тревогой спросила она.
Теперь она уже почти боялась Бейбарсова. Призывая силы мрака, этот юноша-некромаг играл в опасные игры.
Нравится Показать список оценивших
– Пей на здоровье. Многие лопухоиды тоже пьют одни и не делают из этого трагедии, – сказала Таня.
Прежде чем Таня успела усомниться в его словах, Бейбарсов зажал бутылку под мышкой, забрался на вершину декоративного шпиля и там, на шаре, встал во весь рост, с трудом сохраняя равновесие. Его смуглое лицо было обращено к луне.
Тане было совсем не смешно. Она не исключала, что Бейбарсов прыгнет просто из упрямства, чтобы доказать ей свою любовь. И что ей потом, всю жизнь просыпаться в поту, вспоминая, как его темная фигура летела вниз, шепча «Таня»?
А могли бы Пуппер и Ванька прыгнуть ради нее с крыши? Пуппер точно бы не прыгнул без подстраховочного заклинания, разве что его держали бы за подтяжки тетя Настурция и Джейн Петушкофф, а вот Ванька… Ванька… Здесь Таня невольно задумалась.
Продолжая балансировать, далеко откинув левую руку, Бейбарсов ободряюще улыбнулся Тане. Затем поднес бутылку к губам.
Бейбарсов вопросительно посмотрел на нее:
Бейбарсов присел на каменном шаре, протягивая ей руку. Таня послушно, точно следуя за звуком магической дудочки, шагнула было к нему, но внезапно со стороны чердака донеслось несколько сильных ударов. Кто-то пытался попасть на крышу.
Таня замерла, прислушиваясь к повторяющимся ударам. Через какое-то время удары прекратились.
Однако он ошибался. Тот, кто стоял с той стороны, не думал сдаваться. Внезапно две зеленые искры прожгли люк и сорвали его с петель. Железные полосы, поставленные магией Бейбарсова, были вырваны с мясом.
Читайте также: