Жизнь как жемчужная шутка ватто

Обновлено: 04.11.2024

Пить с веток, бьющих по лицу,
Лазурь с отскоку полосуя:
`Так это эхо?` - и к концу
С дороги сбиться в поцелуях.

Как с маршем, бресть с репьем на всем.
К закату знать, что солнце старше
Тех звезд и тех телег с овсом,
Той Маргариты и корчмарши.

Терять язык, абонемент
На бурю слез в глазах валькирий,
И, в жар всем небом онемев,
Топить мачтовый лес в эфире.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Отрапортуй на том смотру.
Ударь хлопушкою округи.
Будь точно роща на юру,
Ревущая под ртищем вьюги.

Как разом выросшая рысь,
Всмотрись во все, что спит в тумане,
А если рысь слаба вниманьем,
То пристальней еще всмотрись.

Одна оглядчивость пространства
Хотела от меня поэм.
Одна она ко мне пристрастна,
Я только ей не надоем.

Когда, снуя на задних лапах,
Храпел и шерсть ерошил снег,
Я вместе с далью падал на пол
И с нею ввязывался в грех.

По барабанной перепонке
Несущихся, как ты, стихов
Суди, имею ль я ребенка,
Равнина, от твоих пахов?

Я жил в те дни, когда на плоской
Земле прощали старикам,
Заря мирволила подросткам
И вечер к славе подстрекал.

Когда, нацелившись на взрослых,
Сквозь дым крупы, как сквозь вуаль,
Уже рябили ружья в козлах
И пухла крупповская сталь.

Здесь будет все: пережитое,
И то, чем я еще живу,
Мои стремленья и устои,
И виденное наяву.

Красота морской волны


Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Передо мною волны моря.
Их много. Им немыслим счет.
Их тьма. Они шумят в миноре.
Прибой, как вафли, их печет.

Волны


Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Весь берег, как скотом, исшмыган.
Их тьма, их выгнал небосвод.
Он их гуртом пустил на выгон
И лег за горкой на живот.

Красота морской волны


Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Гуртом, сворачиваясь в трубки,
Во весь разгон моей тоски
Ко мне бегут мои поступки,
Испытанного гребешки.

Красота морской волны изнутри


Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Их тьма, им нет числа и сметы,
Их смысл досель еще не полн,
Но все их сменою отто,
Как пенье моря пеной волн.
Борис Пакстернак

Растет и крепнет ветра натиск,
Растут фигуры на ветру.
Растут и, кутаясь и пятясь,
Идут вдоль волн, как на смотру.

Красота морской волны изнутри


Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Обходят линию прибоя,
Уходят в пены перезвон,
И с ними, выгнувшись трубою,
Здоровается горизонт.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

ЗИМНЕЕ ВОЛШЕБСТВО

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Борис Пастернак

Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука -
Натянутая тетива
Тугого лука.

Деревья зимой

Борис Пастернак

Вы можете нажать на это фото для перехода на его страницу

Мне хочется домой, в огромность
Квартиры, наводящей грусть.
Войду, сниму пальто, опомнюсь,
Огнями улиц озарюсь.

Перегородок тонкоребрость
Пройду насквозь, пройду, как свет,
Пройду, как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.

Пускай пожизненность задачи,
Врастающей в заветы дней,
Зовется жизнию сидячей,-
И по такой, грущу по ней.

Опять знакомостью напева
Пахнут деревья и дома.
Опять направо и налево
Пойдет хозяйничать зима.

Опять к обеду на прогулке
Наступит темень, просто страсть.
Опять научит переулки
Охулки на руки не класть.

Опять повалят с неба взятки,
Опять укроет к утру вихрь
Осин подследственных десятки
Сукном сугробов снеговых.

Опять опавшей сердца мышцей
Услышу и вложу в слова,
Как ты ползешь и как дымишься,
Встаешь и строишься, Москва.

Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет,-
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься - и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,
Снег идет, и всё в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это - не большая хитрость.

Повсюду в комнатах хаос.
Он меры разоренья
Не замечает из-за слез
И приступа мигрени.

В ушах с утра какой-то шум.
Он в памяти иль грезит?
И почему ему на ум
Все мысль о море лезет?

Когда сквозь иней на окне
Не видно света Божья,
Безвыходность тоски вдвойне
С пустыней моря схожа.

Она была так дорога
Ему чертой любою,
Как морю близки берега
Всей линией прибоя.

Как затопляет камыши
Волненье после шторма,
Ушли на дно его души
Ее черты и формы.

В года мытарств, во времена
Немыслимого быта
Она волной судьбы со дна
Была к нему прибита.

Среди препятствий без числа,
Опасности минуя,
Волна несла ее, несла
И пригнала вплотную.

И вот теперь ее отъезд,
Насильственный, быть может.
Разлука их обоих съест,
Тоска с костями сгложет.

И человек глядит кругом:
Она в момент ухода
Все выворотила вверх дном
Из ящиков комода.

Он бродит, и до темноты
Укладывает в ящик
Раскиданные лоскуты
И выкройки образчик.

И, наколовшись об шитье
С невынутой иголкой,
Внезапно видит всю ее
И плачет втихомолку.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Пить с веток, бьющих по лицу,
Лазурь с отскоку полосуя:
`Так это эхо?` - и к концу
С дороги сбиться в поцелуях.

Как с маршем, бресть с репьем на всем.
К закату знать, что солнце старше
Тех звезд и тех телег с овсом,
Той Маргариты и корчмарши.

Терять язык, абонемент
На бурю слез в глазах валькирий,
И, в жар всем небом онемев,
Топить мачтовый лес в эфире.

Разлегшись, сгресть, в шипах, клочьми
Событья лет, как шишки ели:
Шоссе; сошествие Корчмы;
Светало; зябли; рыбу ели.

И, раз свалясь, запеть: `Седой,
Я шел и пал без сил. Когда-то
Давился город лебедой,
Купавшейся в слезах солдаток.

В тени безлунных длинных риг,
В огнях баклаг и бакалеен,
Наверное и он - старик
И тоже следом околеет`.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Прохоров М. В.

Лермонтов и Пастернак: эстетический и философский аспекты проблемы А. Блок в художественной и литературно-критической интерпретации Б. Пастернака Пастернаковская «Баллада» 1916 года: импровизация в поисках подходящей формы Европейская культура в жизни и творчестве Бориса Пастернака Традиции М. Ю. Лермонтова и Н. Ленау в цикле Б. Л. Пастернака «Сестра моя жизнь» i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы. i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Следующий анекдот

Следующий анекдот

На этой странице читайти стихи «Любимая,— жуть! Когда любит поэт. » русского поэта Бориса Пастернака, написанные в 1917 году.

Любимая,— жуть! Когда любит поэт, Влюбляется бог неприкаянный. И хаос опять выползает на свет, Как во времена ископаемых. Глаза ему тонны туманов слезят. Он застлан. Он кажется мамонтом. Он вышел из моды. Он знает — нельзя: Прошли времена и — безграмотно. Он видит, как свадьбы справляют вокруг. Как спаивают, просыпаются. Как общелягушечью эту икру Зовут, обрядив ее,— паюсной. Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто, Умеют обнять табакеркою. И мстят ему, может быть, только за то, Что там, где кривят и коверкают, Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт И трутнями трутся и ползают, Он вашу сестру, как вакханку с амфор, Подымет с земли и использует. И таянье Андов вольет в поцелуй, И утро в степи, под владычеством Пылящихся звезд, когда ночь по селу Белеющим блеяньем тычется. И всем, чем дышалось оврагам век а , Всей тьмой ботанической ризницы Пахнёт по тифозной тоске тюфяка, И хаосом зарослей брызнется.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Прохоров М. В.

Анализируется преломление эстетических взглядов Б.Л. Пастернака в стихотворении «Любимая жуть! Когда любит поэт…» из книги «Сестра моя жизнь». Мировоззрение поэта раскрывается через образ лирического героя, романтического по типу. Стихотворение анализируется в контексте публицистического и эпистолярного наследия Б.Л. Пастернака .

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Следующий анекдот

Любимая, — жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает — нельзя:
Прошли времена и — безграмотно.

Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее, — паюсной.

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.

И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.

И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнёт по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.

Текст научной работы на тему ««Жемчужная шутка Ватто» как отражение эстетических взглядов Б. Л. Пастернака»

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2009, № 6 (2), с. 79-83

«ЖЕМЧУЖНАЯ ШУТКА ВАТТО» КАК ОТРАЖЕНИЕ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ Б.Л. ПАСТЕРНАКА

© 2009 г. М.В. Прохоров

Поступила вредаецию 22.04.2009

Анализируется преломление эстетических взглядов Б.Л. Пастернака в стихотворении «Любимая -жуть! Когда любит поэт. » из книги «Сестра моя - жизнь». Мировоззрение поэта раскрывается через образ лирического героя, романтического по типу. Стихотворение анализируется в контексте публицистического и эпистолярного наследия Б.Л. Пастернака.

Ключевые слова: Пастернак, Ватто, эстетика, романтизм, лирический герой, реализм, романтиче-

В 1965 г. В.Ф. Асмус в статье «Творческая эстетика Б. Пастернака» писал: « В сущности, едва ли не все сочинения Бориса Леонидовича Пастернака были сочинения об искусстве: стихи, проза, письма, а в прозе не только специально искусству посвященные работы, но и рассказы, повести, автобиографический очерк и роман» [1, с. 8]. Мы видим, как В. Асмус, обобщая, утверждает, что даже стихи, в сущности, тоже сочинения об искусстве. В свете этого высказывания будет интересен один текст, который мы и собираемся рассмотреть.

В 1922 г. в издательстве З.И. Гржебина вышла одна из лучших ранних поэтических книг Б. Пастернака «Сестра моя - жизнь», посвященная Лермонтову. В книге в рубрике «Послесловье» было напечатано стихотворение «Любимая - жуть! Когда любит поэт.». Интересно то, как в любовном по сути стихотворении (в книге нашли отражение взаимоотношения поэта с Е.А. Виноград) выразились и эстетические взгляды Б. Пастернака, которые можно было бы рассматривать в рамках темы «Искусство и жизнь». Во-первых, следует сказать, что личность лирического героя противопоставляется остальному миру:

Любимая - жуть! Когда любит поэт,

Влюбляется бог неприкаянный.

И хаос опять выползает на свет,

Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят.

Он застлан. Он кажется мамонтом [2, т. 1, с. 155].

Само противопоставление поэта миру «обыкновенных» людей - традиция романтиче-

ская, о чём говорит и посвящение всей книги Лермонтову. Эта традиция ярко выражена в творчестве раннего Пастернака.

Подтверждением этого являются и его пристрастия в искусстве. Его кумиры - романтик Шопен, неоромантик Брамс, а также А. Скрябин - символист, продолжатель романтической традиции, видевший в любом художнике носителя сверхчеловеческих качеств. К тому же символизм некоторые исследователи рассматривают как неоромантизм. Итак, мы видели романтическую составляющую в данном тексте. Далее также следует противопоставление двух жизненных позиций:

Он видит, как свадьбы справляют вокруг.

Как спаивают, просыпаются.

Как общелягушечью эту икру

Зовут, обрядив ее, - паюсной.

Лирический герой-созерцатель противопоставляется обыденной реальности, поданной явно сниженно, но прикрытой маской возвышенного. И наконец, в следующем четверостишии мы подступаем к интересующей нас теме, к тому, ради чего пишется статья, - это своеобразный ключ к пониманию эстетических взглядов поэта:

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,

Умеют обнять табакеркою.

Здесь мы видим продолжение ряда явлений, привлекающих внимание лирического героя. Притом явления эти явно враждебны романтическому лирическому герою. И в данном четве-

ростишии заметно противопоставление Жизни и «жемчужной шутки Ватто» (Ватто - французский живописец ХУШ в. эпохи рококо).

Если Жизнь невозможно втиснуть ни в какие рамки, то творения Ватто - можно. И, по мнению лирического героя, во враждебной ему среде и Жизнь пытаются втиснуть в такие же рамки.

i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Мы помним, что Жизнь для поэта являлась важнейшей категорией (вспомним его признание перед смертью жене, З.Н. Пастернак: «Больше всего я любил жизнь и тебя»).

Возникает вопрос: является ли для поэта живописец Ватто символом всего искусства, и, как следствие, тогда искусство - явление более ограниченное, чем жизнь, или же есть явления искусства, по своим признакам равные Жизни?

Для этого обратимся к другим текстам поэта. Но тут следует отметить и то, что Б. Пастернак выработал свою «теорию стилей». Для него высшим явлением искусства является реализм, но реализм в его собственном понимании. Так, для поэта реалистами являются романтики Ни-колоз Бараташвили и композитор Шопен, мастер барокко Бах. Приближение к «святости реализма» для поэта является приближением к некоей вершине в искусстве и «превосходством над средою и веком» [2, т. 5, с. 36].

Приведем цитату: «Легко быть реалистом в живописи, искусстве, зрительно обращенном к внешнему миру. Но что значит реализм в музыке? Нигде условность и уклончивость не прощаются так, как в ней, ни одна область творчества не овеяна так духом романтизма, этого всегда удающегося, потому что ничем не проверяемого начала произвольности. И, однако, и тут все зиждется на исключениях. Их множество, и они составляют историю музыки. Есть, однако, еще исключения из исключений. Их два - Бах и Шопен» [2, т. 5, с. 61-62].

Далее: «Говоря о реализме в музыке, мы вовсе не имеем в виду иллюстративного начала музыки, оперной или программной. Речь совсем об ином.

Везде, в любом искусстве, реализм представляет, по-видимому, не отдельное направление, но составляет особый градус искусства, высшую ступень авторской точности. Реализм есть, вероятно, та решающая мера творческой детализации, которой от художника не требуют ни общие правила эстетики, ни современные ему слушатели и зрители. Его (художни-ка-реалиста. - М.П.) деятельность - крест и предопределение. Ни тени вольничания, никакой блажи. Ему ли играть и развлекаться, когда его будущность сама играет им, когда он ее игрушка.

Шопен реалист в том же самом смысле, как Лев Толстой. Его творчество насквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства с натурою, с которой он писал» [2, т. 5, с. 62-63].

Теперь выясним, какие свойства художника-реалиста выделяет Б. Пастернак: «Он (в данном случае Бах. - М.П.) воздвигает и воздвигает, запутывает и так запутанное, и все усложняет. Вот тут бы ему и кончить, и мы в слезах аплодировали бы ему. Но нет! Его упрямство идет дальше и дальше и не желает задерживаться. Происходит обвал, и лавина содержания засыпает все условное и формальное тем, что имеется налицо, - совершенным и внезапно вечным. Вот тут и начинается святость реализма, и все, чему грозила опасность остаться птичьим чириканьем, ничтожным и бесплодным, и пропасть, - восстанавливается, и музыка становится музыкой.» [2, т. 10, с. 507].

Сравним вышеприведенное высказывание с мнением Пастернака о творчестве Вагнера: «Надо лишь вызвать в памяти увертюры его расцвета - и тут ты внезапно получишь всё сразу: тут тебе и железные дороги, и поезда, и путешествия, летнее цветение лип в столицах, и все это не по привычке и не по ассоциативной связи, а потому, что все это так и торчит тут; а он только дает себе труд не удовлетворяться тем, что было тогда ожидаемым или признанным, а все время вводит в условное то неслыханное, что есть действительность жизни» [2, т. 10, с. 507].

Но, в представлении поэта, есть и мастера, не выходящие за рамки «обыкновенности» и являющиеся противоположностью «реалистам». Вот их характеристика: «Вот слушаешь Брамса. Он трогает тем, что в нем все таково, каким должно быть, что ты не натолкнешься на что-то нежданное и непривычное. Гайдн, Вебер, Шуберт кажутся невинным перезвоном колоколов или игрой часов того времени» [2, т. 10, с. 507].

Вспомним, что такое же восприятие поэтом искусства («все это так и торчит тут», сверх меры) прослеживается и в его поэтическом творчестве: «Разметав отвороты рубашки, / Волосато, как торс у Бетховена.». (Б. Пастернак. «Определение творчества» - из книги «Сестра моя - жизнь»). Или: «Поэзия, не поступайся ширью. » (Б. Пастернак. «Спекторский»).

Знаменателен в этом плане и пастернаков-ский перевод из Верлена с последними программными строками, близкими по духу самому переводчику:

Пускай он выболтает сдуру

Всё, что впотьмах, чудотворя,

Наворожит ему заря.

Всё прочее - литература.

(Верлен. «Искусство поэзии» - из книги «Далекое и близкое»)

И здесь мы возьмем на себя смелость сказать, что и о других мастерах, чье творчество является, согласно мнению поэта, «невинным перезвоном колоколов или игрой часов того времени», можно сказать: «Все прочее - литература». Это и Г айдн, и Вебер, и Шуберт.

Но любопытно то, что тот же Брамс не является для поэта нелюбимым автором. Вспомним его стихотворение 1931 г. из книги «Второе рождение»:

Годами когда-нибудь в зале концертной

Мне Брамса сыграют, - тоской изойду.

Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,

Прогулки, купанье и клумбу в саду

Возможно, это не случайно, ведь поэту был близок романтизм Шопена, а Брамс - поздний романтик. Следует также вспомнить о том, что в первую версию стихотворения «Никого не будет в доме.» («Жизни ль мне хотелось слаще.») Б. Пастернак ввел нотный текст Брамса.

Значит, все дело не в любви или нелюбви поэта к тому или иному автору, а в масштабах творчества того или иного автора (опять же в представлении Пастернака), которые и «делают» его «реалистом». Автор может быть и любим поэтом, но не достигать определенной масштабности (как Брамс), а может и достигать ее, как Бах, хотя последнего и трудно назвать в числе любимых Пастернаком композиторов. И всё это вытекает из пастернаковской «теории стилей», в которой высшим проявлением творчества является «реализм», о признаках которого (по Пастернаку) мы уже сказали.

Но вернемся к нашему тексту. Творчество Ватто не относится ни к реализму, ни к романтизму (в привычном, традиционном их понимании) - стилям, все же близким Пастернаку по духу, ни тем более к реализму в пастернаков-ском понимании. К тому же, если обратиться к истории искусств, мы увидим, что Ватто тяготел к декоративизму, отличаясь изысканным колоритом (отсюда «жемчужная шутка»). По-этому-то его творчество и можно «обнять табакеркою», т.к. про него нельзя сказать: «Все это так и торчит тут», оно «удобно», ведь и задачи декоративности - создавать эстетический уют. Чуждый и даже враждебный лирическому ге-

рою мир характеризуют и следующие строки: «Г де лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт. »

Вот этому-то миру, «комфорту» удобен и понятен Ватто, хотя по тексту отношение лирического героя (что очень важно) к творчеству Ватто не негативно, а нейтрально и, возможно, даже положительно (судя по ласковому определению «жемчужная шутка»). Творчество художника приведено лишь для сравнения. Ведь всё дело, повторимся, не в личных пристрастиях поэта, а в том, что есть искусство понятное и привычное своему веку, а есть выходящее за рамки (вспомним высказывание А. Эфроса о том, что искусство всегда «неприлично»). В данном случае Ватто более привычен, приличен, понятен, он «обыкновенен».

И здесь происходит смена состояния лирического героя. Пассивное, созерцательное состояние было связано с наблюдением за явлениями обывательской среды, даже неким недоумением перед ней. Теперь же от пассивности он переходит к состоянию активности, действия. И в данном тексте есть еще упоминания о другом явлении искусства. Упоминание о нем важно в данном контексте. Приведем цитату:

i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт И трутнями трутся и ползают,

Он вашу сестру, как вакханку с амфор, Подымет с земли и использует.

Здесь мы фактически видим модель романтического двоемирия. А граница, на которой происходит смена состояний лирического героя, является и границей между двумя мирами: реальным (обывательским) и миром романтической мечты. Если в реальном мире герой не понят, странен и пассивен, то во втором он действует. И только во втором мире, мире мечты, искусство вовлекается в жизнь и в сферу деятельности лирического героя. Но этот мир по сравнению с первым еще более условен в и так условном уже мире стихотворения. За всю эту непохожесть, мечтательность, иррациональность и мстит лирическому герою мир обывателей: «И мстят ему, может быть, только за то.» Этот мир действия лирического героя мифологичен, воспринимается через призму мифа. Недаром и вовлекается в сферу деятельности лирического героя «вакханка с амфор».

И в этом случае мы тоже имеем дело с произведением искусства (имеется в виду античная амфора с изображенной на ней вакханкой, пример знаменитой греческой вазописи). В данном случае произведение искусства, как и в случае с «шуткой Ватто», упоминается для сравнения.

Но, во-первых, оба явления относятся к разным мирам. Если в первом случае сравниваемое произведение относилось к миру, «враждебному» лирическому герою, то нынешнее произведение само относится к сфере действия лирического героя. К тому же второе явление явно используется «не по назначению»: им не любуются, а его используют (в этом, в частности, и проявляется «непохожесть», иррационализм лирического героя). Таким образом, два сравниваемых явления можно считать противоположностями. Если «шутка Ватто» - атрибут мира обывателей, то «ваша сестра» - явление самой Жизни. «Шутка Ватто» - статика, её «обнимают» табакеркою, она всего лишь объект действия, напротив, «ваша сестра» - динамика. Недаром ее «подымут с земли» и вовлекают в действие, а сравнивается она с вакханкой (спутница Вакха (Диониса), символ необузданности самой жизни, стихийности дионисийского начала). И недаром лирический герой «вашу сестру, как вакханку» и «использует». В мире идеальном, на новом уровне, уровне действия лирического героя, уровне условном и мифологическом, явление искусства становится явлением самой Жизни, само становится Жизнью.

Д.С. Лихачев писал: «В его (Пастернака. -М.П.) поэзии и прозе можно встречать постоянные попытки осмыслить эстетическое познание мира, своего рода эстетическую гносеологию, теорию поэтического познания мира» [3, т. 1, с. 7]. И можно бы к этому добавить, что познания не в пассивном, интеллектуальном плане, а познания в древнем значении этого слова, путем прямого, непосредственного участия в процессе жизни. Ведь поэт творит мир на глазах у читателя, а не преподносит его в готовом виде. Читатель Пастернака должен сам приложить усилия, быть активным. Недаром М. Цветаева считала, что Пастернаку нужен активный читатель: «Пастернак весь на читательском сотвор-честве<.> Пастернака читатель пишет сам» [4, т. 5, с. 379, с. 388].

Такие же требования к искусству предъявляет и сам поэт. И не случайно после этих строк («Он вашу сестру.») следует «описание» действий лирического героя, целая их цепочка, возникает явление самой Жизни, происходящее в идеальном мире:

И таянье Андов вольет в поцелуй,

И утро в степи, под владычеством

Пылящихся звезд, когда ночь по селу

Белеющим блеяньем тычется.

Это становится продолжением ряда действий лирического героя, начиная с тех, где участвует искусство, и заканчивая явлениями самой жизни. Так искусство вовлекается в жизнь, уравнивается с ней и становится жизнью.

Поэтическая книга «Сестра моя - жизнь» имеет подзаголовок «Лето 1917 года». И идея обновления в дни социальных потрясений, отрицания старого мира, старого быта, с его мещанством, «жемчужными шутками», табакерками, возможно, тоже имела место в сознании футуриста Пастернака. Но все же главное здесь иное, и оно заложено в самом названии книги: стихия жизни, сам поэт, а также лирический герой, которые ей сродни, а явления искусства, которые могут вовлекаться в жизненную стихию и ею преобразовываться, принимаются и лирическим героем.

Нами были процитированы выдержки из публицистического и эпистолярного наследия поэта. Это и 1945 год, и 1959-й. Между ними длительные периоды. Но в них много общего, что свидетельствует об относительной стабильности его эстетических воззрений в течение всей жизни. Д.С. Лихачев писал: «И хотя сам Б.Л. Пастернак в поздние годы, оглядываясь назад, видел разные периоды в своем творчестве, - в главном он оставался неизменен» [3, т. 1, с. 7].

В этой статье, основываясь на анализе стихотворения, мы рассмотрели, как в небольшом лирическом тексте отразились эстетические взгляды поэта. И задача будущего - выявить, как во всём остальном творчестве выразилось целостное по сути мировоззрение Б. Пастернака, преломляясь в художественном мире его произведений.

2. Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений с приложениями: В 11 т. М.: Слово, 2004.

3. Лихачёв Д.С. Борис Леонидович Пастернак // Пастернак Б.Л. Избранное: В 2 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1985. С. 3-28.

4. Цветаева М.И. Эпос и лирика современной России // Цветаева М. И. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 5. М.: Эллис Лак, 1994. С. 375-396.

Keywords: Pasternak, Watteau, aesthetic, romanticism, lyrical hero, realism, romantic double-world.

Читайте также: