Я думал мама тюрьма все это шутки
Обновлено: 02.05.2024
Журавли улетели, журавли улетели…
Опустели поля, разыгрались ветра…
Лишь оставила стая среди бурь и метелей
Одного с перебитым крылом журавля.
Застилает туман непроглядные дали,
Затухает навеки великий простор.
Скрип льняного крыла, словно скрежет кандальный,
А в глазах как безумный, бесцельный укор.
Был когда-то и я по-ребячьи крылатый,
Исчертил в своей жизни немало дорог…
А теперь вот лежу я в больничной палате -
Так безвременно рано я затих и умолк.
Где-то рядом командуют четко и мерно,
Будто вновь собирают в дальний этап.
У большого окна моя серая койка,
За окном догорает багряный закат.
Ну и что ж! Ну и пусть! Какое мне дело,
Что багряный закат до утра догорит.
Журавли улетели, журавли улетели…
Только я с перебитым крылом позабыт.
Эх. Журавли улетели, журавли улетели…
Опустели поля, разыгрались ветра…
Лишь оставила стая среди бурь и метелей
Одного с перебитым крылом журавля.
Звенит звонок. Пора расстаться,
Пора расстаться с буйной головой.
Слезами горькими мать моя зальется,
Еще не скоро я вернусь домой.
Друзья, друзья… Таких не надо!
Друзья сгубили молодость мою.
А я шагаю тихо по проспекту
И эту песню, эх, вам пою.
Всего сидел четыре года
А в пятый вздумал, вздумал убежать.
Сломал я медную, медную решетку
И в путь далекий пустился бежать.
Пришел домой под воскресенье,
Жену всю правду, правду рассказал.
Она пошла, пошла и заложила…
И снова - мирная, мирная тюрьма.
Я думал тюрьма… тюрьма это - шутка.
А тюрьма это - просто лагеря.
Салам алейкум, камера шестая!
Салам Алейкум, узкий коридор!
Салам Алейкум, лысый мой начальник,
И ты - паскудник - проклятый прокурор!
И ты не жди, не жди меня, дорогая!
А я попал тут в камеру - шестая.
Пятнадцать лет за тюремной решеткой,
А потом уж, потом молодость пройдет.
Звенит звонок. Пора расстаться,
Пора расстаться с буйной головой.
Слезами горькими мать моя зальется,
Еще не скоро я вернусь домой.
Там в деревушке, в убогой лачужке
В углу под иконой лампадка горит.
Старушка седая, малютку качая,
На злую погоду сердито ворчит.
"Спи, моя деточка… Спи, моя крошечка…
Мало ты видела хороших минут.
А ночи бессонные, а ночи безумные -
Мчитесь вы, мчитесь к рассвету быстрей.
В городе рядом своим жгучим взглядом
Мать полюбил твою уркаган молодой.
Он клялся ей в вечной любви бесконечной.
Они ворковали в саду в час ночной.
Но этот красавец большой был мерзавец,
Он мать твою бросил и тебя - сироту…
И с моста несчастная, о, дева прекрасная
Бросилась в бездну, смывая позор".
Там в деревушке, в убогой лачужке
В углу под иконой лампада горит.
Старушка седая, малютку качая,
На злую погоду сердито ворчит.
Была пора, и я тебя любила,
Гордилась чувством молодым.
Но, милый друг, тюрьма нас разлучила,
И для меня ты стал совсем чужим.
Ты говоришь, что крепко меня любишь.
Ты просишь ласки, милый, от меня.
Но, милый друг, себя ты этим губишь.
Я не могу, я не могу любить тебя.
Тюрьма, тюрьма! Ты для меня не страшна,
Но страшный только твой обряд:
Вокруг тебя там ходят часовые,
А по ночам там фонари горят.
Все кончено, забыто между нами,
Дороги разошлися наши врозь.
Хотя мы встретились с тобой друзьями,
Но разошлись, как в море корабли.
Была пора, и я тебя любила,
Гордилась чувством этим молодым.
Но, милый друг, тюрьма нас разлучила,
И для меня ты стал теперь чужим.
Не вешай голову на грудь,
И так от горюшка больная.
Вздыхать не надо. Как-нибудь
Переживем, моя родная!
Охотно верю, что никак
Не примиришься ты с молвою:
Мол, "сын твой - вор", -
Смеются люди над тобою.
Для них, конечно, все равно.
Прошу тебя: не слушай сплетни.
Пускай смеются, знай одно:
Смеется тот, кто есть последний.
Старушка милая моя!
Тебя стараются обидеть.
Надежда есть! Надеюсь я
Родимый край еще увидеть.
Вернусь я к дому своему,
И вспомним зорьку мы былую.
Как, мать, тебя я обниму
И как невесту поцелую.
А, может быть, из пустяка
Взойдут лучи для нас рассвета.
Да и из сына твоего
Страна увидит человека.
Не вешай голову на грудь,
И так от горюшка седая.
Вздыхать не надо. Как-нибудь
Переживем, моя родная!
Следующий анекдот
— Мало. Смысла нет.
— А вот говорят: если провинился человек, то его сажают в каменный мешок…
— В карцер. Это редко, это если сильно проштрафился… И то уркаганов, а нас редко.
— Вот жуликов-то, наверно, где! — воскликнул один простодушный парень. — Друг у дружки воруют, наверно.
Степан засмеялся. И все посмеялись, но с любопытством посмотрели на Степана.
— Там у нас строго за это, — пояснил Степан. — Там, если кого заметют, враз решку наведут…
Мать и немая тем временем протопили баню на скорую руку, отец сбегал в лавочку… Кто принес сальца в тряпочке, кто пирожков, оставшихся со дня, кто пивца-медовухи в туеске — праздник случился нечаянно, хозяева не успели подготовиться. Сели к столу затемно.
И потихоньку стало разгораться неяркое веселье. Говорили все сразу, перебивали друг друга, смеялись… Степан сидел во главе стола, поворачивался направо и налево, хотел еще рассказывать, но его уже плохо слушали. Он, впрочем, и не шибко старался. Он рад был, что людям сейчас хорошо, что он им доставил удовольствие, позволил им собраться вместе, поговорить, посмеяться… И чтоб им было совсем хорошо, он запел трогательную песню тех мест, откуда только что прибыл:
Прости мне, ма-ать, За все мои поступки, Что я порой не слушалась тебя-а.На минуту притихли было; Степана целиком захватило чувство содеянного добра и любви к людям. Он заметно хмелел.
X, я думала-а, что тюрьма д это шутка, И этой шуткой сгубила д я себя-а! —Песня не понравилась — не оценили чувства раскаявшейся грешницы, не тронуло оно их…
— Блатная! — с восторгом пояснил тот самый простодушный парень, который считал, что в тюрьме — сплошное жулье. — Тихо вы!
— Чо же, сынок, баб-то много сидят? — спросила мать с другого конца стола.
И возник оживленный разговор о том, что, наверно, бабам-то там не сладко.
— И вить дети небось пооставались.
— Детей — в приюты…
— А я бы баб не сажал! — сурово сказал один изрядно подпивший мужичок. — Я бы им подолы на голову — и ремнем!
— Не поможет, — заспорил с ним Ермолай. — Если ты ее выпорол — так? — она только злей станет. Я свою смолоду поучил раза два вожжами — она мне со зла немую девку принесла.
Кто-то поднял песню. Свою. Родную.
Оте-ец мой был природный пахарь, А я работал вместе с им…Песню подхватили. Заголосили вразнобой, а потом стали помаленьку выравниваться.
…Три дня, три ноченьки старался — Сестру из плена выруча-ал…Увлеклись песней — пели с чувством, нахмурившись, глядя в стол перед собой.
…Злодей пустил злодейку пулю, Уби-ил красавицу сестру-у. Взошел я на гору крутую, Село-о родное посмотреть; Гори-ит, горит село родное, Гори-ит вся родина-а моя-а.Степан крепко припечатал кулак в столешницу.
— Ты меня не любишь, не жалеешь! — сказал он громко. — Я вас всех уважаю, черти драные! Я сильно без вас соскучился.
У порога, в табачном дыму, всхлипнула гармонь — кто-то предусмотрительный смотался за гармонистом. Взревели… Песня погибла. Вылезали из-за стола и норовили сразу попасть в ритм «подгорной». Старались покрепче дать ногой в половицу.
Бабы образовали круг и пошли с припевом. И немая пошла и помахивала над головой платочком. На нее показывали пальцем, смеялись… И она тоже смеялась — она была счастлива.
— Верка! Ве-ерк! — кричал изрядно подпивший мужичок. — Ты уж тогда спой, ты спой, чо же так ходить-то! — Никто его не слышал, и он сам смеялся своей шутке — просто закатывался.
Мать Степана рассказывала какой-то пожилой бабе:
— Кэ-эк она на меня навалится, матушка, у меня аж в грудях сперло. Я насилу-насилу вот так голову-то приподняла да спрашиваю: «К худу или к добру?» А она мне в самое ухо дунула: «К добру!»
Пожилая баба покачала головой:
— К добру, к добру. Ясно так сказала: к добру, говорит.
— Упредила, упредила. А я ишо подумай вечером-то: «К какому добру, — думаю, — мне суседка-то предсказала?» Только так подумала, а дверь-то открывается — и он вот он, на пороге.
— Господи, господи, — прошептала пожилая баба и вытерла концом платка повлажневшие глаза. — Надо же!
Бабы втащили на круг Ермолая. Ермолай, недолго думая, пошел вколачивать одной ногой, а второй только каблуком пристукивал… И приговаривал: «Оп-па, ат-та, оп-па, ат-та». И вколачивал и вколачивал ногой так, что посуда в шкафу вздрагивала.
Следующий анекдот
ПИСЬМО ОТ МАТЕРИ
Я по тебе соскучилась, Серёжа, (1)
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в октябре (2) воротишься домой.
Ты пишешь мне, что ты по горло занят,
А лагерь выглядит угрюмым и глухим.
А вот у нас, на родине, в Рязани,
Вишнёвый сад расцвёл, как белый дым.
Уж скоро в поле выгонят скотину:
Зазеленела сочная трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.
У нас вдали, за синим косогором,
Плывёт, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
Я подойду — обступят, как берёзы:
«Скажите, тётенька, когда придёт Сергей?»
А у одной поблескивают слёзы –
Тоска-печаль давно минувших дней.
Ах, эта дева с русою косою,
Она гадала, Серёжа, на тебя,
А у самой поблескивала в ухе
Серебряная с камешком серьга.
Так до свиданья, дорогой Серёжа,
До скорого свиданья, милый мой.
Ну потерпи, родной, ещё немного,
И в октябре воротишься домой.
Две последние строки повторяются
(1) Вариант – «Истосковалась я, родной Серёжа».
(2) Вариант – «в сентябре».
«Материнское письмо» было написано под влиянием стихов Сергея Есенина, который считается в уголовном мире классическим «босяцким поэтом». Не случайны потому и есенинские мотивы — мать, имя Серёжа, Рязань, рябина, сравнение вишнёвого сада с белым дымом (у Есенина — «Не жалею, не зову, не плачу, / Всё пройдёт, как с белых яблонь дым. »). Да и сам жанр письма сразу отсылает к есенинскому «Ты жива ещё, моя старушка». Собственно, «Письмо от матери» является как бы своеобразным ответом беспутному сыну, написавшему —
«Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом».
А второй вариант песни — это уже «Письмо от жены». Он, видимо, более поздний и является адаптированной переделкой «Материнского письма». Любопытны, кстати, параллели с «Письмом жены мужу на сельскохозяйственную выставку» Владимира Высоцкого. Например, у Высоцкого — «Ты, болтают, получил премию большую», в «Письме от жены» — «Получишь ты амнистию большую»; у Высоцкого —
«Тута Колька приходил, кум твой окаянный,
Еле-еле не далась, до сих пор дрожу».
«Имей в виду — известный Колька-фраер
Мне день и ночь проходу не даёт».
Думается, вряд ли эти совпадения (вплоть до имени Кольки) случайны. Скорее всего, неведомый автор подсознательно находился под влиянием песни Высоцкого. Тогда можно предположить, что «Письмо к жене» создано уже в 60-е годы.
Жиганец Ф. Блатная лирика. Сборник. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 270-272.
ВАРИАНТЫ (5)
Я по тебе соскучилась, Сережа,
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в сентябре воротишься домой.
Ты пишешь мне, что ты работой занят,
А лагерь выглядит суровым и глухим.
А здесь у нас на родине в Рязани
Вишневый сад расцвел, как белый дым.
Вот скоро в поле выгонят скотину,
А там большая сочная трава,
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.
У нас вдали за дальним косогором
Плывет, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют девчата хором
И по тебе скучает не одна.
По вечерам цыганские девчата
Гадают на тебя, сыночек мой,
А дева та, что с русою косою,
Тебе верна и ждет тебя домой.
Приду домой, усталая с работы,
Девчонка спросит, когда придет Сергей?
А у самой поблёскивают слезы,
Тоска давно минувших светлых дней.
Настал сентябрь, и пишет сын мамаше:
«Напрасно, мама, ждешь меня домой.
Народный суд судил меня вторично,
И, значит, нам не встретиться с тобой.
На этот раз мне дали срок огромный,
Служили так солдаты при Петре.
Пускай рябина вновь распустит корни,
Девчонка ищет парня по себе.
Скажи девчатам, пусть больше не гадают,
Судьбу свою прекрасно знаю сам.
Уж не видать мне Родины-Рязани,
Умру я здесь, на Севере, в снегах.
На этом я писать тебе кончаю,
Привет передавай моим друзьям.
И поцелуй ту, черную, с бровями,
Что я не в силах сделать уже сам.
Российские вийоны. – М.: ООО «Издательство АСТ», ООО «Гея итэрум», 2001.
2-5-й куплеты исполняются на мелодию 1-го куплета.
1. Я по тебе соскучилась, Сережа,
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже,
Что в сентябре вернешься ты домой.
2. Ты пишешь мне, что ты работой занят,
Что лагерь выглядит унылым и пустым.
А здесь у нас на родине, в Рязани,
Вишневый сад расцвел, как белый дым.
3. А как у нас за нашим косогором
Плывет, качаясь, в небе полная луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
4. Иду домой — облепят, словно пчелы:
"Скажи-ка, тетка, где же твой Сергей?"
А у одной поблескивают слезы —
Тоска-печаль давно минувших дней.
5. А скоро у нас выгонят скотину,
Зазеленеет в поле вешняя трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил недавно на дрова.
6. Так до свиданья, Сережа, до свиданья,
Так до свиданья, Сережа дорогой.
До сентября, до скорого свиданья,
А в сентябре мы ждем тебя домой.
Слова и музыка – не позднее 1950 года.
Шел трамвай десятый номер… Городские песни. Для голоса в сопровождении фортепиано (гитары). / Сост. А. П. Павлинов и Т. П. Орлова. СПб., "Композитор – Санкт-Петербург", 2005.
3. Сережа
Я по тебе соскучилась, Сережа,
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в октябре воротишься домой.
Ты пишешь мне, что по горло занят,
А лагерь выглядит суровым и пустым.
А вот у нас на родине, в Рязани,
Вишневый сад расцвел, как белый дым.
Уж скоро в поле выгонят скотину,
Когда нальется соком нежная трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.
У нас вдали, за синим косогором,
Плывет, качаясь, серебристая луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
Придут домой, обступят, как березы:
"Когда же, тетенька, вернется ваш Сергей?"
А у одной поблескивают слезы,
В глазах тоска-печаль прошедших дней.
А я горжусь, но отвечаю скромно:
"Когда закончится осенний листопад,
Тогда Сергей навек покинет зону
И вслед за тем воротится назад".
Так до свиданья. Сережка, до свиданья.
Так до свидания, сыночек дорогой,
До октября, до скорого свиданья,
Как в октябре воротишься домой.
Татьянин день: Песенник. - Серия "Хорошее настроение". - Новосибирск: "Мангазея", 2004.
4. Истосковалась я, родной Сережа
(Ответное письмо матери Сергею Есенину)
Истосковалась я, родной Сережа.
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в сентябре воротишься домой.
Вот скоро в поле выгонят скотину:
Зазеленела сочная трава,
А под окном кудрявую рябину,
Отец срубил по-пьяну на дрова.
Приду домой, сестренки, словно пчелы:
- А где же, где Сережа, родный брат?
А у меня поблескивают слезы:
Что им сказать - за что же ты был взят?
По бугоркам, по низким косогорам,
Плывет, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют Марьяны хором,
И по тебе скучает не одна.
Ты пишешь мне, что я в большой тревоге.
Да, это верно, лагерь - что тюрьма.
Ну так зачем же ты свернул с дороги?
Вдруг пропадешь там, я - сойду с ума.
Песни узников. Составитель Владимир Пентюхов. Красноярк: Производственно-издательский комбинат "ОФСЕТ", 1995.
5. Я по тебе соскучилась, Сережа.
«Я по тебе соскучилась, Сережа,
Истосковалась по тебе, сыночек мой!
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже,
А в сентябре воротишься домой.
Ты пишешь мне, что ты по горло занят,
А лагерь выглядит угрюмым и немым,.
А здесь у нас, в городе в Рязани
Вишневый сад расцвел, что белый дым.
Наступит день, и выгонят скотину.
Зазеленеет в поле сочная трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.
По бугоркам, по низким косогорам
Плывет, качаясь, распутница-луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
Идешь домой, облепят словно мухи:
«Скажи-ка, тетя, когда придет Сергей?»
А у одной поблескивают слезы -
Любовь и страсть давно минувших дней.
Ну, вот и все, писать тебе кончаю,
Ну, до свиданья, сыночек дорогой!
До сентября, до скорого свиданья,
А в сентябре уж ты воротишься домой».
Настал сентябрь, и пишет сын мамаше:
«Напрасно, маменька, ты ждешь меня домой.
Суд лагерей судил меня по новой,
И не увидеться уж больше нам с тобой.
В этап далекий нас скоро угоняют,
Где срок немалый нам придется коротать.
На приамурских железных магистралях
Туннель глубокую придется мне копать.
Друзей, подруг, мамаша, мне не надо -
Друзья, подруги позабыли все меня.
Кирка с лопатой — родные мои братья,
А тачка — верная законная жена.
Придешь с работы усталый и разбитый,
А спать придется на каменном полу.
А часовой, паскуда, тварь, не скажет:
«Постой, сынок, соломки подстелю».
Прости ж, мамаша, за все мои ошибки,
За то, что я порой не слушался тебя.
Я думал, что тюрьма — все это шутки,
А этой шуткой я погубил себя».
Русский шансон / Авт.-сост. И. Банников. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА. - (1000 советов от газеты «Комсомольская правда»), с. 141-142.
Следующий анекдот
Я по тебе соскучилась, Сережа,
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже,
А в сентябре воротишься домой.
Ты пишешь мне, что ты по горло занят,
А лагерь выглядит угрюмым и немым,
А здесь у нас в городе, в Рязани
Вишневый сад расцвел, что белый дым.
Наступит день, и выгонят скотину.
Зазеленеет в поле сочная трава,
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.
По бугоркам, по низким косогоркам
Плывет, качаясь, распутница-луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
Идешь домой, облепят словно мухи:
"Скажи-ка, тетя, когда придет Сергей?"
А у одной поблескивают слезы.
Любовь и страсть давно минувших дней.
Ну вот и все, писать тебе кончаю,
Ну до свиданья, сыночек дорогой,
До сентября, до скорого свиданья,
А в сентябре уж ты воротишься домой.
Настал сентябрь, и пишет сын мамаше:
"Напрасно, маменька, ты ждешь меня домой.
Суд лагерей судил меня по новой,
И не увидеться уж больше нам с тобой.
В этап далекий нас скоро угоняют,
Где срок немалый мне придется коротать.
На Приамурских железных магистралях
Туннель глубокую придется мне копать.
Друзей, подруг, мамаша, мне не надо
Друзья, подруги позабыли все меня.
Кирка с лопатой - родные мои братья,
А тачка - верная законная жена.
Придешь с работы усталый и разбитый,
А спать придется на каменном полу,
А часовой, паскуда, тварь, не скажет:
"Постой, сынок, соломки подстелю".
Прости ж, мамаша, за все мои ошибки,
За то что я порой не слушался тебя.
Я думал, что тюрьма все это шутки,
А этой шуткой я погубил себя".
Истосковалась я, родной Сережа.
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в сентябре воротишься домой.
Вот скоро в поле выгонят скотину,
Зазеленела сочная трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по-пьяну на дрова.
Приду домой, сестренки словно пчелы:
"А где же, где, Сережа, родный брат?"
А у меня поблескивают слезы -
Что им сказать - за что же ты был взят.
По бугоркам, по низким косогорам
Плывет, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют марьяны хором,
И по тебе скучает не одна.
Ты пишешь мне, что я в большой тревоге.
Да, это верно, лагерь - что тюрьма.
Ну так зачем же ты свернул с дороги?
Вдруг пропадешь там, я сойду с ума.
Андрюша
Я по тебе соскучилась, Андрюша.
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в сентябре воротишься домой.
Ты пишешь мне, что ты по горло занят,
А лагерь выглядит суровым и глухим.
А ведь у нас на родине в Рязани
Вишневый сад расцвел, как белый дым.
Вот скоро в поле выгонят скотину,
Зазеленеет сочная трава.
А под окном кудрявую рябину
Отец спилил по-пьянке на дрова.
По бугоркам, по мелким косогорам
Плывет, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
Придешь с работы <нрзб> слово
"Скажи, мамаша, когда придет Андрей?"
А у одной поблескивают слезы,
Тоска-печаль давно минувших дней.
А я стою и тихо отвечаю:
"Когда наступит осенний листопад,
Тогда Андрей покинет шумный лагерь
И в сентябре воротится назад".
Настал сентябрь, и сын маме не пишет.
"Маманя милая, не жди меня домой!
Опять суд лагерный судил меня вторично,
И не придется нам встретится с тобой.
Мне дали, мама, срок огромный,
Такой служили солдаты при Петре.
Пускай рябина пустит вновь отростки,
И дева ищет жениха себе.
И вот на этом я писать кончаю.
Привет отцу и всем моим друзьям!
И поцелуй сестренку дорогую,
Проделать это я не в силах сам".
Истосковалась я, родной Сережа.
Истосковалась по тебе, сыночек мой.
Ты пишешь мне, что ты скучаешь тоже
И в сентябре воротишься домой.
По бугоркам, по низким косогорам
Плывет, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает ни одна.
Ты пишешь мне, что ты по горло занят,
Что лагерь ваш угрюм и нелюдим.
А вот у нас на Родине в Рязани
Вишневый сад расцвел, как белый дым.
С утра в полях гоняем мы скотину,
Цветет в полях душистая трава,
А под окном кудрявую рябину
Отец срубил по пьянке на дрова.
Получишь ты амнистию большую,
Так напиши, приедешь ли когда.
А, может быть, нашел себе другую,
И я одна останусь навсегда.
Но, знай же ты, что в нашем тихом крае
Жизнь не стоит - она идет вперед.
Имей ввиду - известный Колька-фраер
Мне день и ночь проходу не дает.
По бугоркам, по низким косогорам
Плывет, качаясь, бледная луна.
По вечерам поют девчата хором,
И по тебе скучает не одна.
Читайте также: