Давно ль на шутки вызывала

Обновлено: 22.11.2024

Давно ль на шутки вызывала
Она, дитя, меня сама?
И вот сурово замолчала,
Тепло участия пропало,
И на душе ее зима.

— Друг, не зови ее суровой.
Что снегом ты холодным счел —
Лишь пробужденье жизни новой,
Сплошной душистый цвет садовый,
Весенний вздох и счастье пчел.

Следующий анекдот

Давно ль на шутки вызывала
Она, дитя, меня сама?
И вот сурово замолчала,
Тепло участия пропало,
И на душе ее зима.

Следующий анекдот

Человек в поэтическом мире Фета связан с природой неразрывно. Многие стихотворения Фета основаны на параллелизме человеческих переживаний и жизни природы, на их созвучии. Если воспользоваться выражением И.А. Бунина, человек у Фета первобытно привязан к природе, он зависит от нее, он подвластен ее изменениям. Мир природный предстает и как мир идеальный, мир, у которого человек может научиться мудрому приятию смены расцвета и увядания, трагического покоя, который следует за бурным расцветом («Учись у них – у дуба, у березы. », 1883).

Человек назван «праздным соглядатаем» природы («Ласточки», 1884), но он наблюдает за жизнью природы, осознавая себя ее частью, ее сыном, подвластным общим для всей природы законам. Традиционный психологический параллелизм: когда описание душевных переживаний объясняется с помощью описания природных явлений, у Фета нередко подменяется метафорой, соединяющей человеческую жизнь и природное явление и позволяющей представить человека самого природным явлением. У Фета можно найти образ, столь органичный для Есенина: человек как дерево, чье увядание уподобляется осеннему увяданию природу:

Пусть тот осенний ветр мои погасит страсти,
Что каждый день с чела роняет седину.

В исследовательской литературе о Фете сложилось одно устойчивое представление, согласно которому «отличительной особенностью» фетовской поэзии становится «отражение не сколько действительного мира, сколько ощущений поэта, вызываемых этим миром». Думается, это не совсем точное определение своеобразия фетовского понимания человека и мира. Точнее говорить о том, что человек предстает в поэзии Фета как малый мир – микрокосм, тесно связанный с жизнью мира в целом – макрокосма и подчиняющийся тем же законам. Это понимание зависимости человека и мира определяет одну из характерных особенностей фетовской поэзии: описание человеческих переживаний нередко подменяется описанием природы и, наоборот, переживания человека позволяют поэту, не описывая, передать суть природных явлений. Многие стихотворения Фета строятся на основе психологического параллелизма, но нередко параллельное описание – равно природных или человеческих переживаний – предельно кратко, упоминается, но не описывается. Например, в стихотворении «Ныне первый мы слышали гром. » природное явление только называется («Ныне первый мы слышали гром, / Вот повеяло сразу теплом»). Все стихотворение посвящено переживаниям героини, внутренне сосредоточенной на своем чувстве – тоске, неверии в любовь героя:

И пришло мне на память сейчас,
Как вчера ты измучила нас.
Целый день, холодна и бледна,
Ты сидела безмолвно одна;
Вдруг ты встала, ко мне подошла
И сказала, что все поняла:
Что напрасно жалеть о былом,
Что нам тесно и тяжко вдвоем,
Что любви затерялась стезя,
Что так жить, что дышать так – нельзя,
Что ты хочешь – решилась – и вдруг
Разразился весенний недуг,
И, забывши о грозных словах,
Ты растаяла в жарких слезах.

Прорвавшееся в словах и слезах отчаяние героини и уподобляется весеннему дождю. Упоминание грома в начале стихотворения и вызывает в памяти картину весенней, медленно зреющей грозы, и позволяет понять состояние героини, в чьей душе все более усиливалось отчаяние, пока внезапно хлынувшие слезы не спасли ее от отчаяния, пока не «разразился весенний недуг». Характерно, что в этой метафоре сближаются, уподобляются друг другу природное явление и душевное состояние человека, и они как бы дополняют друг друга, объясняют друг друга.

В стихотворении 1890 г. «Давно ль на шутки вызывала. » снова природное явление оказывается способным передать сложную гамму человеческих чувств, прихотливую смену человеческих настроений. Характерно, что и здесь для определения человеческого состояния используется природный образ («И на душе ее зима»), и объясняющий человеческое переживание, и утверждающий единство жизни человека и природы:

– «Давно ль на шутки вызывала
Она, дитя, меня сама?
И вот сурово замолчала,
Тепло участия пропало,
И на душе ее зима. »

– «Друг, не зови ее суровой:
Что снегом ты холодным счел, –
Лишь пробужденье жизни новой,
Сплошной, душистый цвет садовый,
Весенний вздох и счастье пчел».

Природные явления, исполненная драматизма жизнь природы подчиняется тем же законам, что и сложная, исполненная противоречивых душевных движений человеческая жизнь, и именно поэтому фетовский герой, объясняя свое переживание, настроение, чувство, обращается к описанию жизни природы, наделенной той же способностью отчаиваться, бурно переживать, страдать, что и человек, и так же, как человек, готовой «плакать» и «сиять от счастья». В поэзии Фета человеческие и природные переживания отождествляются, дополняют и объясняют друг друга, и потому описывается или жизнь природы, или внутреннее переживание человека:

Прости – и все забудь в безоблачный ты час,
Как месяц молодой на высоте лазури!
И в негу вешнюю врываются не раз
Стремленьем молодым пугающие бури, –

Когда ж под тучею, прозрачна и чиста,
Поведает заря, что минул день ненастья,
Былинки не найдешь и не найдешь листа,
Чтобы не плакал он и не сиял от счастья.

Природа и сопровождает человеческую жизнь, и представляет своего рода параллельный мир, живущий теми же чувствами и переживаниями. И потому неизменно, пытаясь понять скрытые душевные переживания героини, лирическое «я» обращается к природному миру:

Когда, смущенный, умолкаю,
Твоей суровостью томим,
Я все в душе не доверяю
Холодным колкостям твоим:

Я знаю, иногда в апреле
Зима нежданно набежит
И дуновение метели
Колючим снегом закружит, –

Но миг один, – и солнцем вешним
Согреет юные поля,
И счастьем светлым и нездешним
Дохнет воскресшая земля.

Фетовский образ человека кажется поразительно смелым на фоне современной ему поэзии, во многом предвещая открытия поэтов-символистов. Лирическое «я» осознает свое родство со звездами, свою способность лететь и гореть, его жизнь уподобляется солнечному движению по кругу: утро – восход, старость – закат («С солнцем склоняясь за темную землю, / Взором весь пройденный путь я объемлю»). Эта древняя метафора у Фета обретает как бы буквальный смысл, метафорический образ развертывается в описание человеческого заката, старости, позволяющей, подобно солнцу на закате, вновь оглядеть весь пройденный путь.

Еще один важный аспект в понимании человека в лирике Фета: человек – носитель небесного огня, освещающий своим факелом сумерки земного существования. Человек уподобляется солнцу и одновременно противопоставляется солнцу. Если солнце, огонь которого также зажжен Господом, – мертво («мертвец с пылающим лицом»), то человек – живой хранитель небесного, божественного огня:

Не тем, Господь, могуч, непостижим,
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звездный день твой светлый серафим
Громадный шар зажег над мирозданьем.

<. > Нет, ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Назначение человека и понимается как свечение, освещение земного существования. Эта мысль особенно отчетливо прозвучала в стихотворении 1885 г. «Светоч», где символом человеческой жизни выступает ночной лес, человеческое же существование символизирует путь со светочем в руках. В этом стихотворении 1885 г. человеческий светоч тоже зажжен от небесного огня: его источник – молния:

Когда же вдруг из тучи мглистой
Сосну ужалил яркий змей,
Я сам затеплил сук смолистый
У золотых ее огней.

Но светоч, что горит «величаво», не может победить «сумрак ночи», он делает его все более «ужасным», вызывая страшные видения («Пестреет мгла, блуждают очи, / Кровавый призрак в них глядит, / И тем ужасней сумрак ночи, / Чем ярче светоч мой горит»). Однако в фетовском стихотворении нет мысли об отказе от безнадежной борьбы, от освещения мира «величавым факелом».

Характерно, что Фет изменяет первоначальное название стихотворения – «Факел» – на «Светоч». Слово «светоч» во времена Фета устаревшее или книжное, высокое. «Традиционно-поэтическое метафорическое употребление слова светоч в сочетании светоч, светильник, свет ума, правды и под., – пишет А.Д. Григорьева, – ведет к предположению, что светоч в данном тексте Фета несет на себе аналогичные же функции, т.е. выступает символом человеческого интеллекта вообще».

В другом фетовском стихотворении человеческую жизнь символизирует стремительно летящая по ночному небу ракета, рассыпающая «огненные слезы» («Ракета», 1888). «Огонь» и «слезы» – знак полноты душевных сил, доказательство остроты и силы переживаний и одновременно родства человека и мироздания, символизируют человеческую жизнь и в стихотворении «А.Л. Бржесской», 1879. В финальной строфе этого стихотворения встречается поразительный, парадоксальный образ плачущего огня, между тем, весьма органичный в фетовском художественном мире. Он отчетливо воплощает сущность человека, как ее понимал Фет, – способность гореть и страдать:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.

Следующий анекдот

Давно ль на шутки вызывала
Она, дитя, меня сама?
И вот сурово замолчала,
Тепло участия пропало,
И на душе ее зима.

Читайте также: