Да здравствует кырла мырла анекдот
Обновлено: 27.12.2024
Как-то ночью в школьные годы я написал свой первый фантастический рассказ. Всё
равно я не спал ночами, и нашёл способ убивать время до рассвета. "Из звездолёта
вышли люди, похожие на чукч - это были марсиане" - читая свои первые произведения
надрываешь живот. Я не понимал, почему старшая сестра со своим парнем, вскоре ста
вшим её мужем, ржут лошадьми. Ведь в школе в литературном кружке "Родничок" никто
не смеётся, а училка русского даже хвалит меня. "Пуля попала в выхлопную трубу мо
тоцикла, добралась до бака и произошёл взрыв". Взрослея, я всё меньше допускал ки
ноляпов. А пацаны со двора зачитывались моими историями. Бывало попадал в бигуди.
- Я тебя утоплю! - грозился Свинарь. - Череп проломлю! Какого хера ты про меня
всякую х..ню пишешь? Болт разнёс всем, что в твоём рассказе мне устроили макатук!
(В тропиках происходит авиакатастрофа. В живых остаётся один мужик, и пробира-
ется по джунглям. Его ловит племя индейцев. Спрашивают, что он выбирает:
- Смерть или макатук?
Мужик думает, смерть есть смерть, а что такое макатук? И выбирает макатук. Его
привязывают к столбу и всем племенем дрючат в зад. После развязывают и отпускают.
Мужик продолжает путь через лес. Его ловит другое племя, предлагают выбор:
- Смерть или макатук?
- Макатук, - говорит мужик, жить-то хочется.
Его привязывают к столбу и всем племенем имеют в задницу. Затем отпускают. Он
дальше идёт сквозь тропики. Его ловит третье племя и задают всё тот же вопрос:
- Смерть или макатук?
"С меня хватит, - думает мужик. - Хватит быть пидарасом!"
- Смерть! - торжественно заявляет мужик. - Я выбираю смерть!
Племя совещается. Выходит вождь и говорит:
- Совет старейшин решил - смерть через макатук!)
- Болт всё придумал, я не смертник, чтобы такое писать про тебя, - тщётно пыта
лся я убедить Свинаря.
- Перепишешь по-новому, это Болту устроили макатук! - Свинарь поднёс мне к ли-
цу свой кулак. - Понял?
Я понял одно, что вместо Свинаря я получу пилюлей от Болта. Я нуждался в защи-
те и обратился к Дюше - старшему и сильному пацану с нашего двора.
- Никто тебя не тронет, - успокоил меня Дюша. - Над чем сейчас работаешь?
- Пишу ужастик. Наш химзавод, как обычно, сделал вредный выброс, но на этот
раз рыбы в нашей Нежеголи не подохли, а стали расти и мутировать, - фантазия в то
время била из меня ключом. - Горчаки стали пираньями, щуки превратились в акул.
(Акула-мама учит акулу-сына охоте:
- Прежде чем напасть на жертву, ты должен сделать вокруг неё не менее 5 кругов
- Зачем нарезать круги? - недоумевает акула-сын. - Лучше сразу атаковать!
- Ну, если тебе лень кружиться, можешь прямо плыть к жертве, и кушать её вмес-
те с какашками.)
- Надеюсь меня не сожрут? - спросил Дюша.
- Да это совсем не про наш двор, - я рассказывал сюжет, но Дюша меня не слышал
- А Свинаря с Болтом пускай захавают! Но только после того, как им сделают ма-
катук!
Мой одноклассник-отличник Ничиков Роман тоже пописывал, и состоялся наш союз.
Мы бомбардировали издательства нашим бумагомаранием, где-то мы точно должны выст-
релить. Он будет писать днём, я - ночью, и станем плодовиты, как Дюма, который
завещал сыну исписывать в день не менее трёх листов. Да, вдохновение придумали ле
нивые писари! Из всех издательств нам показывали большой и толстый. Роман пер-
вым повзрослел и сказал, что пора спуститься с небес на землю. Я не мог этого при
нять. Кто не изменяет мечте, того она, в конце концов, выносит наверх. Но все спе
цы и профи литературы в один голос твердили мне, что мои произведения лишь голый
скелет, на который нужно нарастить мясо и одеть. На всех этапах недоработки, не
раскрываю характеров, психологии персонажей, нет описания внешности, одежды. Поэ-
тому нет глубины, слабые и поверхностные тексты. Я сам знаю свои недостатки. Я ви
жу общую картину, без мелочей. Подробности и детали всегда меня убивали, ими за-
нимался Роман. После такой критики на местном уровне, стало ясно, что в Большой
Литературе ловить мне нечего. Я начал писать в стол. Если человеку твердить, что
он свинья, то скоро он захрюкает. Если цветок не поливать, он засохнет. Автору ну
жна подпитка, без чтецов он чахнет. Моё окружение не читающее, но я заставлю дру-
зей читать. Ведь про себя - всегда интересно! Я стал записывать прикольные случаи
и первую тетрадь понёс на суд Клёпе.
- Ты с дуба рухнул? - Клёпа вытаращил на меня глаза. - Зачем это всё?
- Ведь прикольно же! Разве нет?
- А если эти твои писюльки напечатают когда-нибудь?
- Что здесь печатать? Это для внутреннего пользования. Прочли, поржали, подтё-
рлись.
- Не-не-не, я ни при каких раскладах не желаю, чтобы мои имя и фамилия фигури-
ровали тут.
Я не мог предположить, что безобидные приколы так подействуют на друга, что он
наложит запрет. Но у меня осталась лазейка - клички. Про них ничего не было сказа
но, так что формально я держу слово. И друзьям я больше не давал оценить истории.
Вдруг зарубят даже клички. Понёс своё бумагомарательство Горину Роберту Ивановичу
Он писал пьесы и пытался ставить у нас в ДК. К концу жизни он ослеп, жена читала
ему мою прозу, и выводила посидеть на скамейке у входа в парк. Он посоветовал мне
обратить внимание на приколы - это дар. Я с ним заспорил, в чём здесь дар? Это
смешные моменты из жизни, которые я переношу в запись, не убавляя и не прибавляя
ничего. Это просто пересказ былого и всё.
- Со всеми в жизни происходят такие случаи, но описать их или хотя бы расска-
зать не у всех выходит. Вот я не могу, многие тоже не умеют. У тебя получается и
я считаю это даром, - говорил Роберт Иванович. - Ты сыпешь анекдотами, не только
запоминаешь, но и рассказываешь хорошо. А почему? Потому что наша память избира-
тельна и твоя заострена на этом. Двое очевидцев одного события оповестят его по-
своему. Даже один и тот же анекдот двое расскажут по-разному. Не зарывай свой та-
лант в землю, и используй в приколах анекдоты по теме или привязывай к эпизоду в
истории. Ими ты балуешься для себя и считаешь несерьёзной литературой, но поверь
моему опыту - это может найти отклик у читателя.
Тогда я отмахнулся и не придал этому значения. Мне было важнее, что скажут про
стые чтецы - приятели и знакомые.
- Это какая-то дрочь, - вынес вердикт Димон. - Рассказы ещё так себе, но это
же полнейшая хрень!
- Местами я ухахатывался, - с улыбкой сказал Серёга, и сделал мне, нищеброду,
поистине щедрый подарок - отдал свой старый компьютер. - Будешь байки на нём стро
чить.
Жаль, что нужная вещь появилась у меня так поздно. Когда-то у меня были крылья
и я летал. Теперь башка пустая - ни одной мысли. Куда всё делось? Раньше были вре
мена, а теперь мгновения, раньше хрен стоял всегда, а теперь давление! И ушло ку-
да-то вдохновение. Времени на всё хватало, теперь ни на что нет. Появляется свобо
дная минута, сажусь печатать своё старьё из стола. Серёга заверил, что скоро я по
дружусь с клавой, и буду печатать, как настоящая секретутка.
(Девушка по объявлению устраивается на работу секретаршей. Начальник узнаёт:
- Печатать, стенографировать умеете? Нет? А что умеете делать? Ничего? Дорогу-
ша, не понимаю, зачем ты пришла? Почему ты думаешь, что без способностей я возь-
му тебя на это место?
- У меня есть одно очень хорошее качество, - говорит девушка. - Я не беременею
- Ах, вот оно что, - поражается шеф. - Тогда безусловно начинай работать.)
Мне, наверное, это не дано. Тыкаю двумя пальцами, и процесс занимает уйму вре-
мени. Но это стоит того, когда захожу в свой кабинет и вижу немножко добавленных
читателей. Вот чего мне не хватало, вот о чём я мечтал.
- Джек Воробей, вы самый жалкий пират из всех, о которых я только слышал!
- Ага, но вы же всё-таки слышали обо мне!
Возможно, я самый жалкий писака со своими скелетами и слабыми текстами, и даже
пусть меня хренососят критикой, всё же читают. В творческом плане я считал себя
уже умершим, и похороненным за плинтусом. Но это воскресает. Какое-то шевеление в
горбу. Неужели? Снова отрастают крылья? А пока я буду вылаживать то, что есть.
Вступление затянулось, надо переходить к делу. Слепой мудрец, царство ему небе
сное, оказался прав. От народного творчества и достояния мои истории только выиг-
рывают. Некоторые приколы настолько слабы, что выезжают только на анекдоте. Хотя
я их знаю много, и могу рассказывать часами, моя память не ко всем байкам выдаёт
нужный анекдот. Где-то их будет несколько, а где-то совсем не будет. Знаменитое
слово из трёх букв, о чём постоянно думают женщины (дом), которое начинается на х
и заканчивается на й,
(- Называйте дети в фамилиях писателей, - просит училка, - первую букву и пос-
леднюю, а я буду отгадывать их фамилии. Как? На н начинается, на в заканчивается
это Некрасов. Как? На т начинается, на й заканчивается - это Толстой. Как? На л
начинается, на в заканчивается - это Лермонтов. Как? На п начинается, на н закан-
чивается - это Пушкин. Как? На х начинается, на й заканчивается - это. Кто за-
дал этот вопрос? Ах, это Вовочка! У тебя всегда одни глупости на уме, вон из ка-
бинета!
- Ой как мне понравился ход ваших мыслей, - говорит Вовочка училке. - Но вооб
ще-то, я имел ввиду Хемингуэй.)
(Вовочка забегает в комнату к родителям:
- Ага, ага а сестрёнка моя матюкнулась! - кричит он. Родители просят озвучить
ругательное слово, чтобы наказать дочку. Но Вовочка отказывается произносить мат,
и говорит, что слово состоит из трёх букв. - Но я не буду матюкаться, даже не про
сите! Вы сами поймёте, что это за слово по моим подсказкам. Первая буква в слове
Харитон, вторая буква в слове душ, ну а третья буква на конце слова ..й.)
я буду заменять на фиг или хрен. Если же из песни слов не выкинешь, то будут про
ставляться точки. Все анекдоты будут в скобках.
(В стране Лилипутии звонит колокол. Все собираются на площади. Что случилось?
- Лилипуты, - кричит звонарь с башни. - Гулливер умер!
Лилипуты хватаются за головы:
- . бать копать!)
Жалею, что не проставлял даты в историях, потому будет допускаться не очерёд-
ность событий, временной анахронизм. Время всегда против нас, и каждая секунда
приближает к могиле. Моих родителей, многих друзей уже нет, но они всё равно жи-
вут в моём сердце, памяти и на страницах. По два прикола я буду размещать в раз-
деле "юмор". Кто-то, как Димон, скажет, что это дрочь, кому-то, как Серёге, может
быть, понравится. Искренне ваш, Кырла.
(- Да здравствует Ленин и Карл Маркс! - закричали с трибуны пролетарии.
- Да здравствует Ленин, - подхватила толпа - и Кырла Мырла.)
Даже своей кличке, почему-то прицепившейся с детства, я обязан анекдоту!
Отец Хари работал секретарём в суде. Харе зачем-то надо было к нему, и мы попё
рли все вместе. Это было к концу рабочего дня, мы остановились в одном из пустых
залов суда, а Харя поднялся к отцу на второй этаж. Мы осмотрели зал. Прямо три
судейских кресла, главное из которых занял Клёпа. Слева клетка для подсудимых, ря
дом стол для адвокатов, справа прокурорское место, в середине длинные скамейки.
Клёпа полез в судейский стол, и вытащил какие-то книги, тетради. Мы зашипели на
него, мол, ты долазишься, толстый! Из-за тебя всем влетит по первое число. Швед
высказал мысль, что интересно было бы поиграть в суд. Прямо как в кино.
- А почему бы нет? - откликнулся на предложение Хаджа и посмотрел на Клёпу, -
к тому же судья у нас уже есть.
- Я буду обвинителем, - заявил я, занимая место прокурора.
- Адвокат, - представился Хаджа.
Осталась только роль обвиняемого. Швед, качая головой, смотрел на клетку:
- Нет, я туда не полезу! - он уже жалел, что подал такую затею. - Это плохая
примета!
Но вот Швед стоит внутри клетки, схватившись за прутья:
- Хаджа, ну, ты же меня вытащишь?
- Смотря, сколько заплатишь, - Хаджа, оттопырив карман, преображался в настоя-
щего адвоката.
- Встать, суд идёт! - рявкнул Клёпа, вставая.
Мы последовали его примеру. Так, какое же преступление совершил Швед? Чтобы та
кое придумать? Я откашлялся:
- Ваша честь! До нас неоднократно доходили жалобы от учащихся ШАТТа, где учит-
ся подсудимый, что Швед отбирает стипендию у младших курсов.
- Я протестую, ваша честь, - встрял Хаджа. - Это всё голословные обвинения!
Где пострадавшие? Где свидетели? - адвокат обвёл жестом пустой зал.
Сильный аргумент. Что предпринять, и как дальше вести дело? Я взял тетради, вы
тащенные Клёпой, призывая фантазию прийти на помощь:
- Да, ваша честь! Их нет и не будет! По той простой причине, что со стороны по
дсудимого на них оказано давление, и они напуганы. Поэтому специальным решением
суда прошу принять их письменные показания.
- Протестую.
- Отклоняется, - поддержал прокурора судья.
- Ты чё, толстый? - Хаджа выпучил на Клёпу глаза. - Совсем опупел?
- Видите, ваша честь! Действия защиты ничем не отличаются от методов обвиняе-
мого. Прямой наезд на судью! И где? В святая святых - в суде!
И началось! Я собачился с Хаджой в словесной перепалке. Клёпа ржал, и стучал
кулаком по столу, точно судья молотком, призывая к порядку. Один Швед сидел в кле
тке с поникшим и отчаянным видом, будто смирившись с грозившим ему сроком. Мы так
вошли в роли, что остановиться смогли только тогда, когда дверь открыла какая-то
женщина и застыла на пороге. Она явно хотела что-то спросить, но взглянув на глы-
бу-судью, на распалённых прокурора с адвокатом и обречённого подсудимого, извини-
лась и закрыла дверь.
(- Бабушка, - говорит судья, - поведайте суду, что вы увидели?
- Иду я, значит, по тропинке. Слышу шевеление в кустах. Мне стало любопытно,
гляжу, а там молодые .бутся!
- Бабушка, - просит судья, - не нужно произносить таких слов в суде. Замените
это слово на сношаются.
- Хорошо. Иду я, значит, по тропинке. Слышу шевеление в кустах. Мне стало лю-
бопытно, смотрю, а там молодые сношаются. А пригляделась - батюшки свет! - да
они же .бутся!)
(- Вы стали очевидцем изнасилования, - произносит судья. - Расскажите суду,
что вы видели?
- Он как шлёпнет её по жопе!
- Свидетель, нет таких слов в судопроизводстве. Замените это слово на ягодицы.
- Он как шлёпнет её по ягодицам, потом, как схватит за титьки.
- Нет таких слов в судопроизводстве. Замените на груди.
- Он как шлёпнет её по ягодицам, потом, как схватит за груди, затем.
- Что же вы остановились свидетель? - спрашивает судья. - Он шлёпнул её по яго
дицам, схватил за груди. Продолжайте, суду интересно знать, что же было дальше?
- Товарищ судья, - заминается свидетель, - скажите, пожалуйста, как у вас в су
допроизводстве п..да называется?)
Следующий анекдот
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Нет аккаунта? Зарегистрироваться Мирослав Немиров Мирослав НемировВ одном колхозе к 7 ноябрю торжественное собрание собрались проводить. И деду одному сказали: председатель даст сигнал - ты встанешь и крикнешь: "Да здравствует Карл Маркс!"
Дед отказываться: я старый, алкоголик впридачу, мне такого имени "Карл Маркс" не запомнить.
Ну, говорят, у тебя бабка непьющая - вот она запомнит и подскажет.
И вот идёт собрание. Председатель мигнул. дед на бабку смотрит - а ты спит. Он её ногой толкает - а она храпит аж бульбухи отскакивают. Тогда дед встал и говорит:
- Да здравствует Кырла Мырла!
А ты, старая чувырла,
Придём домой - получишь в рырло!
Следующий анекдот
- Ты вчера телек зырил? – спросил Димка у Андрейки в понедельник утром по дороге в школу.
- Когда мне было зырить? – удивился тот, - Я целый день вчера книгу читал! Сам же сказал, чтобы бы я за выходной прочел!
В субботу, друзьям всего на три дня дали почитать очень интересную книгу - «Золотой Теленок».
Андрейка давно слышал про эту книгу и обязательно хотел читать первым. Тогда Димка заявил, что в таком случае, он должен прочесть книгу за воскресенье. Потому что – выходной.
- У тебя будет целый день в распоряжении! – сказал Димка, - Можешь целый день и читать! А мне останется два дня – потому что еще и в школу ходить надо!
- Ну и что, прочел? – поинтересовался Димка.
- Прочел! Вчера до двенадцати ночи читал, пока мама свет не выключила! Пришлось утром дочитывать! Такая книга интересная! Там один мужик, которого зовут Остап Бендер…
- Тихо! – прервал друга Димка, - Не надо ничего рассказывать – читать будет неинтересно!
- Хорошо, не буду! – согласился Андрейка протягивая книгу Димке, - На, читай!
- Зря все-таки ты вчера телек не зырил! – Димка спрятал книгу в дипломат, - Там передачу классную показали! «Очевидное-невероятное»!
- Знаю я эту передачу, там еще стишок прикольный в самом начале читают! - усмехнулся Андрейка, и процитировал:
О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг…
- Вот! – заулыбался Димка, - Я про эту передачу только вчера узнал! Раньше почему-то не попадал на нее.
- А я после стихотворения всегда выключаю! – признался Андрейка, - Дальше про науку начинают рассказывать! Ничего хорошего! Скучно!
- И совсем не скучно! – возразил Димка, - Ты знаешь, что такое – телекинез?
- Теле-кинез? – переспросил Андрейка, - Это про кино, которое по телеку показывают?
- Сам ты – кино! – засмеялся Димка, - Телекинез – это способность передвигать предметы, не прикасаясь к ним. При помощи мыслей!
- Это как? – Андрейка непонимающе уставился на друга.
- А вот так! – увлекшись Димка громко кричал и размахивал руками, - Человек смотрит на предмет, мысленно приказывает ему двигаться, и тот двигается. Там, в передаче, один мужик стаканы по столу двигал, а другой – стулья поднимал, на целый метр от пола!
- А кирпичи он не поднимал? – спросил Андрейка.
- Про кирпичи не показывали! – Димка наморщил нос, - Зачем тебе кирпичи?
- Хоть какая-то польза! – усмехнулся Андрейка, - Сидишь себе – смотришь на кирпичи, думаешь о них, а они сами из кузова машины в кучу у забора складываются! А если их руками разгружать – тяжело и долго!
- Если телекинезом овладеть! – уверенно сказал Димка, - Можно не только кирпичи, а целые грузовики с кирпичами передвигать! Я обязательно этому научусь! Вот только книгу прочту!
- Ну-ну! – усмехнулся Андрейка, - Читай!
Усевшись за парту, Димка сразу погрузился в чтение. Он настолько увлекся, что читал даже во время уроков.
Когда прозвенел звонок на большую перемену, Андрейка позвал друга в буфет.
- Выпьем по стакану «Буратино» и по лакомке съедим! – предложил он, - Я угощаю, мне вчера бабушка рубль дала!
Нет! – твердо ответил Димка, отмахиваясь от него как от назойливой мухи, - Не пойду! Не хочу я лакомку!
За все время дружбы Андрейка первый раз видел, чтобы Димка отказывался от лакомки. Тем более за чужой счет.
- Книга интересная! – объяснил Димка не отрываясь от чтения, - Ох, и жук – этот Остап Бендер!
- Жук! – согласился Андрейка и пошел в буфет один.
- Интересно, а я бы смог научится этому, как его? Телекинезу? – размышлял он, - Было бы неплохо! Папа собирается летом пристройку строить, вот бы я ему кирпичи подавал при помощи мысли! Надо будет потренироваться!
Последним уроком была химия, но вместо химички в класс вошел директор.
- Ребята, - сказал он, - Анна Федоровна заболела, и урока химии у вас не будет!
- Ура! – закричал Сашка, - Домой!
- Нет, Саша! – улыбнулся директор, - Домой я вас отпустить не могу, потому что в то время, когда идут уроки, вы должны находится в школе. И я прошу вас просто тихо посидеть в классе еще сорок пять минут. Как раз можете сделать что-то из домашнего задания на завтра!
- Ха-ха-ха! – вдруг громко рассмеялся Димка, - Во дает!
- Что я даю? – растерялся директор, - Скажи мне, Дима, пожалуйста!
Димка не сразу понял, что директор обращается к нему. Пришлось Андрейке толкать друга в бок.
- Что? За что? – Димка захлопнул книгу вскочил, затем снова сел и непонимающе уставился на Андрейку.
Тот кивнул в сторону директора.
- Я спрашиваю, Дима, - переспросил директор, - Что я тебе даю?
- А я что? – Димка покраснел и засмущался, - Я ничего! Я вообще не вам! Просто книга интересная!
Директор взял книгу, взглянул на название.
- Интересная, - согласился он, - Я думаю, что она должна понравится всем! Дима, ты читай вслух. Я разрешаю даже смеяться! Только не очень громко!
- Я плохо читаю! По слогам! – Димке явно не хотелось читать вслух.
- Ничего страшного! – успокоил его директор, - Заодно будет тебе тренировка! Или может с вами урок физики провести?
- Не надо! – воскликнул Сашка показывая Димке кулак, - Нам очень хочется послушать как Димка читает интересную книжку!
- Книжку! Книжку! – закричал весь класс.
- Хорошо! – согласился несчастный Димка, открывая книгу.
Директор присел на учительское место.
- Я тоже послушаю! – сказал он, - Давно собирался перечитать, но все времени нет!
Димка стал монотонно бубнить себе под нос, иногда чему-то усмехаясь.
Андрейка сначала прислушивался, но так ничего и не понял. Тогда он решил потренироваться в передвижении предметов при помощи мысли.
Сначала он хотел передвинуть лежавшую на столе ручку.
- Двигайся! Двигайся! Двигайся! – думал он.
Но ручка и не думала двигаться. Тогда Андрейка стал осматривать класс, надеясь найти какой-нибудь подходящий предмет.
Случайно его взгляд зацепился за портреты, висевшие над доской. В середине висел портрет вождя мировой революции – Владимира Ильича Ленина, справа – бородатого Фридриха Энгельса. Слева висел портрет его не менее бородатого друга и соратника – Карла Маркса.
Андрейка вспомнил, что дедушка называет Карла Маркса смешным именем – Кырла Мырла, и усмехнулся.
От неожиданности мальчик вздрогнул и уставился на Карла Маркса. Портрет не шевелился.
- Показалось! – решил Андрейка отворачиваясь. Но через минуту глаза сами отыскали злополучный портрет. Усилием воли мальчик отвел взгляд и осмотрел класс.
Димка продолжал бубнить. Остальные занимались кто чем. Сашка спал, положив голову прямо на стол, Катька старательно писала в тетради, Лешка и Серега играли в морской бой.
Директор осторожно гладил стоящий на учительском столе кактус и увлеченно слушал Димкино чтение.
Андрейка снова посмотрел на Карла Маркса, мысленно приказывая портрету покачнуться.
Через минуту портрет действительно покачнулся, потом еще раз, а потом с грохотом упал на учительский стол прямо на кактус, чудом не задев директора.
Зазвенело разбитое стекло.
- Получилось! – восторженно прошептал мальчик, - Кырла Мырла! Получилось!
- Что получилось? – спросил Димка.
- Получился телекинез! Это я Кырлу Мырлу свалил! При помощи мысли!
Димка недоверчиво смотрел на друга.
А директор испуганно рассматривал лежащий перед ним портрет и сломанный кактус в кучке черной земли.
Открылась дверь и в класс вошел учитель трудов Иван Николаевич с ящиком инструментов в руках.
- Извините! – сказал он директору, - Меня Татьяна Степановна еще утром просила прийти, портрет Карла Маркса хорошо прикрепить, а то она вчера с него пыль стирала и заметила, что гвоздь, на котором он висит, едва держится. А мне некогда было, только сейчас освободился!
Тут Иван Николаевич увидел, что творится на учительском столе, и виновато замолчал.
Следующий анекдот
Ученики в совхозную среднюю школу свозились с отделений, в которых были четырехлетние начальные.
Интернат размещался в деревянном здании возле школы, поделенном на три равных смежных комнаты. С торцов здания были входы в помещения мальчиков и девочек. Между ними располагалась общая столовая с выходом в обе комнаты. После приема пищи двери запирались со стороны столовой и в нее попасть, а также через нее к соседям уже было невозможно. Такая хитрая изоляция обеспечивала нравственность воспитанников.
Отапливались дровами, которые завозились бревнами и сваливались возле забора. Дальнейшее было заботой воспитанников.
Утром в столовую приходил воспитатель, поднимал всех и строил перед большим портретом Карла Маркса петь гимн Советского Союза. Если воспитатель не приходил, вставали сами и пели перед портретом слова из анекдота про цыган, который я услышал от взрослых: «Да здравствует Кырла Мырла и семь раз в неделю конский базар»!
Пурга началась в четверг и на следующий день разыгралась не на шутку. В пятницу в конце занятий нам объявили, что сейчас всех разведут по домам. Это касалось «домашних», интернатские остаются и не выходят из помещения, пока не наладится погода. Занятия в школе возобновятся, когда стихнет метель.
Два дня мы сидели, слушая завывание ветра и выскакивая во двор, где располагались «удобства». Мороз ниже сорока задерживаться на улице не позволял.
В этот раз с нами осталась одна старушка по совместительству повар, сторож, уборщица и ночная няня. Воспитатели, видимо понадеявшись друг на друга, не появились ни разу.
На третий день во время завтрака она сказала, что картошка и комбижир еще есть, а вот хлеб закончился. Конца-краю пурге не видно, надо кого-то отправлять на пекарню.
Получилось так, что, несмотря на запрет, старшеклассники разбежались, кто домой, кто к местным друзьям.
Самым взрослым из оставшихся был шестиклассник Валера Степанов. Ему бабушка дала деньги на шесть буханок хлеба.
Валера оглядел нас, выбирая напарника. Остановился на мне.
- Одевайся теплее, пойдешь со мной, ты «отарский», не потеряешься.
Это означало, что я хоть и пятиклассник, но как житель отары, приспособлен к суровым условиям лучше других.
Польщенный доверием и характеристикой я быстро собрался. Бабушка осмотрела нас и приказала мне снять перчатки и надеть овчинные рукавицы. Посоветовала выпустить штанины поверх валенок, чтобы не насыпался снег. Я отказался ввиду неэстетичности.
Перчатки шерстяные с узорами, а рукавицы некрасивые. Я этот эксклюзив выменял у городского гостя на поджигу (стрелялка спичечными головками) и возбуждал ими в мужских обитателях школы зависть, а в женских восхищение.
Сказал, что бабушка ничего не понимает. На самом деле они теплее рукавиц и намного удобнее. Та махнула рукой, подвязала нам ушанки и мы вышли на улицу.
Первый же порыв ветра забил лицо, рот и нос жестким колючим снегом и обжег морозом. Ресницы моментально слиплись, дышать было невозможно. Наклонившись навстречу ветру мы, с трудом преодолевая натиск, двинулись вперед. Залепленные снегом глаза открывались наполовину. В этот момент я завидовал Валерке, у которого как у многих гуранов был азиатский разрез глаз.
До пекарни было метров пятьсот, но, несмотря на дневное время, мгла скрывала все вокруг. Заборов, которые могли бы служить ориентиром, не было, их занесло снегом. Местами были наносы и тогда мы в рыхлом снегу проваливались до наста, за голенища валенок попадал снег и противно таял. На открытых участках голый наст был твердым и надежным как каток.
Метров через пятьдесят остановились и начали совещаться, почти касаясь друг друга носами в попытках перекричать стихию. Видимость нулевая, недолго и заблудиться. Решили идти по столбам электролинии, от школы к дизельной станции, с другой стороны которой и была пекарня.
В моменты, когда порывы ветра стихали или относили очередной заряд снега в сторону, можно было разглядеть ближайший столб. Затем следующий и таким образом выдерживать курс. Частота столбов метров через двадцать.
К середине пути почувствовал, что коченеют руки, перчаткам было далеко до меховых рукавиц. Засунул руки в карманы, начал спотыкаться, падать, потом приходилось догонять напарника бегом. Вставая, упирался руками в снег, перчатки намокали.
Ветер дул непонятно откуда, а точнее отовсюду. Встречный порыв останавливал, попутный сбивал с ног, боковой с пути. Все это с каким-то хохотом, взревываниями, всхлипами, будто вокруг беснуется орава громадных неугомонных чудищ. Я уже не разглядывал дорогу, задача была не потерять спину товарища, на которую то и дело натыкался, когда он останавливался возле столба, чтобы рассмотреть следующий.
В пекарню ввалились окутанные клубами морозного воздуха и снега, перепугав двух пожилых работниц, тетю Клаву и тетю Надю. Сразу обдало вкусным, теплым и хлебным воздухом из смотрового окна карусели с формами.
Женщины стали хлопотать, обметая с нас веником снег, вытряхивая его из шапок и валенок. При этом причитали, дескать, не могли послать кого постарше. Предлагали проводить.
Валерка их успокаивал, ничего страшного, мы не замерзли, сейчас заберем хлеб и через пятнадцать минут к обеду доставим его на место.
Руки у меня в тепле заныли, но показывать свою слабость перед другом не хотелось, я ему вторил, успокаивая женщин.
- Ну ладно, мужички, если все в порядке, берите вон из того штабеля вчерашний хлеб и несите. Сегодня не пекли, два дня уже не вывозят, а то бы теплее нести было.
Никаких кошелок у нас не было, поэтому взяли в охапку как дрова по три больших двухкилограммовых буханки и нырнули снова в бушующее ледяное месиво.
Идти стало труднее, хлеб с каждым шагом становился тяжелее, закрывал обзор, я стал чаще натыкаться на товарища. Один раз даже свалились в снег, разбросав булки. Потом собирали их и отряхивали от снега. Казалось, что стало еще темнее. Сразу начали мерзнуть, отошедшие было в тепле, руки. Теперь их в карманы не спрячешь. Прихватило нос. Я опять позавидовал Валерке, приплюснутый нос которого не выдавался навстречу ветру, а уютно прятался между щек на скуластом лице. Если без поклажи нос можно было спрятать в воротнике или потереть о мех, то сейчас такой возможности не было. Перчатки промерзли, стали колом и не грели. Ноги в мокрых изнутри от снега валенках тоже замерзли.
Я, запнувшись о ледяной торос, упал, хлеб разлетелся. Пока собирал его негнущимися, потерявшими чувствительность пальцами, напарник от меня ушел, и я совершенно потерял направление. Отовсюду хлестали ледяные струи, закручивая и швыряя меня во все стороны, никаких столбов или других ориентиров не видно.
Я бросил хлеб, снял перчатки, их тут же унесло ветром, сел, засунув руки за пазуху, и заскулил. Ломота в пальцах нарастала, нос кололо тысячами иголок, хотелось в тепло.
Через какое-то время вернулся Валерка, встряхнул меня, поднял за шиворот, взял мой хлеб и приказал идти за ним. Я плелся, согнувшись и боясь вытащить из-за пазухи руки. Дойдя до очередного столба, где оставил свой хлеб, Валерка попытался взять и его, но он не вмещался, да и тяжело было мальчишке нести на вытянутых руках двенадцать килограммов. Тогда он решил нести от столба до столба, возвращаясь назад за каждой охапкой.
Я снова запнулся обо что-то и свалился в рыхлый снег. Валерка закричал на меня, я на него. Он пытался помочь мне встать, ничего не получалось. Мешала какая-то преграда.
Вдруг послышался женский голос и рядом кто-то спросил, что мы здесь делаем. Оказалось, что я свалился во двор учительницы, Галины Ивановны. Она пробивала в снегу проход от дверей к калитке и услышала наши голоса. Снега намело в человеческий рост. Выяснив в чем дело, пригласила нас к себе отогреться. Валерка сказал, что он в порядке, дойдет до интерната, чтобы там бабушка не волновалась. Да и хлеб ждут в столовой.
Меня Галина Ивановна завела в дом, раздела, посадила на скамью. Налила два таза холодной воды. Один поставила под скамейку, в него я засунул ноги, во второй руки, которые сразу заломило и от нестерпимой боли выступили слезы. Налила горячего чаю и заставила пить почти кипяток, чтобы пропотел.
Я прожил у нее два дня, перечитал всю домашнюю библиотеку, пока не стихла пурга.
Стыдно было возвращаться в интернат, опасался, что товарищи задразнят.
Но все обошлось, Валерка рассказал, что я геройски сражался со стихией, и только учительница не позволила мне продолжить борьбу.
Сам он донес одну охапку, вторую занесло снегом, не нашел ее когда возвратился. Продолжать поиски бабушка не разрешила.
Мы нашли и откопали пропажу на следующий день. Хлеб промерз настолько, что пришлось рубить его топором, он рассыпался на ледышки, мы их собирали и ели. Больше для забавы.
Свидетельство о публикации №219123000966 Рецензии
Все подобное бывало и у нас, но не так жестоко! Володя, нашему интернату повезло - такого воспитателя идейного у нас не было. С ума сойти - еще и гимн по утрам петь! Воспитательницами по совместительству, по очереди были учительницы начальных классов,которых мы достаточно редко видели - жили мы, интернатские в трех местах. Так что в трудный час нас больше опекал-воспитывал сам директор школы, фронтовик. Да и сложно это было, до строительства одного большого здания интерната в середине шестидесятых, а столовая оставалась рядом с ним в старом здании солдатской казармы. Где мы все жили раньше и было всего две жилых комнаты с круглыми прожорливыми печками-голландками, обитыми листовым железом. И еще две - в отдельных совхозных домиках с печами. До сих пор не понимаю, почему у нас постоянно отбирали кастрюли-сковородки? Ведь мы все умели готовить на печи и в ней, все равно их топили. Обязаны были ходить в столовую. Иногда, когда повариха уходила в запой, мы сами готовили, скрывая это, как могли.
С уважением
Дарима
Дарима, все сходится. У нас тоже вначале интернат размещали в приспособленных помещениях, потом построили новый. А воспитателя давай простим. Все-таки я учился на несколько лет раньше, когда к идеалам относились трепетнее:)
Согласна, прощаем!
За то, что таких, как ты, воспитали.
Дарима.
Читайте также: